Главная страница

Хорькова-учебник. Учебное пособие для вузов. М. "Издательство приор", 1998. 496 с. Isbn 5799000560 Рецензенты


Скачать 2.47 Mb.
НазваниеУчебное пособие для вузов. М. "Издательство приор", 1998. 496 с. Isbn 5799000560 Рецензенты
АнкорХорькова-учебник.doc
Дата28.12.2017
Размер2.47 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаХорькова-учебник.doc
ТипУчебное пособие
#13379
страница30 из 47
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   47

Глава 5. Подъем предпринимательской деятельности во второй половине XIX в. - начале XX в. В России


Самым благоприятным временем для развития предприни­мательства в России был период с конца 50-х гг. XIX в. до Пер­вой мировой войны (1914). Причем нарастание предпринима­тельской активности ощущалось в течение всего периода, вне зависимости от реформаторской деятельности царей, прави­тельства, от кризисов или благоприятной конъюнктуры. Рос­сийское общество было подготовлено к преобразованиям всем ходом предшествующего внутреннего и международного разви­тия. И в этом смысле реформы 60-х годов были скорее не причиной, а следствием того, что Россия постепенно теряла свою патриархальную целостность, поворачивалась лицом к европейским образцам строения общества и образа жизни. Сложность и некоторую преждевременность этих преобразова­ний продемонстрировал период контрреформ Александра III, но в целом этот процесс был неостановим даже законодатель­ным путем; его удалось исторически временно приостановить путем тотального насилия и фактического уничтожения самой активной части общества. Но то, что период активного пред­принимательства был недостаточно длинен, свидетельствует о том, что силы традиционности и недифференцированности в российском обществе были достаточно сильны, и они не хотели нарушать свою целостность чересчур активными действиями. Итак, с одной стороны - желание новизны и стремление про­явить свою предприимчивость, с другой - желание иметь дело с повторяющимися или даже неизменяемыми вещами, и это чувство усиливается на фоне неудачных реформационных по­пыток изменить ситуацию.

Пытающийся решить это противоречие субъект - сам государь или правительство, даже при условии революционных преобразо­ваний - не может существенно изменить конечного набора наи­более важных основ, постоянно содержащихся в обществе: "какие бы революции ни происходили в обществе, какие бы ре­формы ни делали правительства, - все остается, но является только в иных сочетаниях сил и перевеса, больше ничего".1 Наиболее эффективной может стать только та форма, которая глубже других дифференцирована, поскольку расслоение явля­ется признаком активности. "Уравненная и несосредоточенная" форма социального существования оказывается самой непроч­ной и бесплодной: в данном случае - община, крепостничество, самодержавие. В этой связи показательной является борьба двух начал, укорененных в землевладении и в общественном созна­нии. "Вековое", общинное (коллективное) начало приходит в столкновение с началом индивидуалистическим. Коллективист­ская тенденция выразилась в установлении порядка, по кото­рому выкупщиком земли становится община, а не отдельный крестьянский двор; только "столыпинские" преобразования закрепляют статус индивидуалистического начала, которое в тот момент противоречит состоянию большинства.

Еще одно постреформенное противоречие касалось отноше­ний имперской структуры, в рамках которой целостность вос­принимается как самоцель и вступает в непримиримые проти­воречия с демократическими, децентралистскими тенденциями, тем более что реформы двигались "с окраин в центр".

Но, самое главное, перспектив буржуазного развития не ви­дел никто, кроме самой буржуазии, часто стремящейся отмеже­ваться от самой себя. Народ по-прежнему не интересовался никакими конституциями и общественными правами, а богат­ство немногих среди всеобщей недостаточности сильно раздра­жало. Дворянство, чиновничество, интеллигенция по-своему хотели перемен, но даже самые думающие из них не хотели представить буржуазную цивилизацию как будущее для России, не видя в ней никаких общечеловеческих ценностей. Многим из них была глубоко чужда мысль о замене империи буржуаз­ным экономическим и конституционным строем: "надо бунто­вать народ и не забивать ему голову материями, которые довели Запад до полного гниения". Западные социальные движения были неприемлемы для интеллигентных россиян, так как эти движения останавливались перед собственностью, боялись ее разрушения, не покушались на личные свободы людей. К. Ле­онтьев, возвращающийся к нам философ конца XIX века, писал об этом настроении российской общественности так:"... ибо не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей входил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, рим­ляне вели Пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, му­ченически страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, не­мецкий или русский буржуа в безобразной своей одежде благо­душествовал бы "индивидуально" и "коллективно" на развали­нах всего этого прошлого величия?...". Он видел грядущий ужас потрясений, но в чем-то его предпочитал современному буржу­азному ничтожеству, хуже и безнадежнее - некрасивее - кото­рого не было для него ничего. На Западе тоже были такие на­строения, но традиция частной собственности, гражданских прав и реального взгляда на вещи пересилила их. Буржуазный строй некрасив, особенно на стадии первоначального накопле­ния, но он соответствует человеческой природе на существую­щей стадии развития. В России этот путь осваивался чаще ин­стинктивно, чем сознательно, и рыхлость российской почвы не давала ему прочного основания.

Достигнув крупных успехов в усилении власти, укреплении централизованного хозяйственного и политического режима внутри страны и российского державного статуса во внешней политике к середине XIX в., Российское государство, всегда играющее роль основного субъекта преобразований в стране, неожиданно для себя теряет инициативу, впадает в застой и терпит неудачи в сфере мировой политики. Особенно чув­ствительным было поражение в Крымской войне, которая на­глядно показала стратегическое отставание России от ведущих западных держав. Эта ситуация подготавливает постепенный поворот к реформам, призванным ослабить государственное закрепощение внутри страны, разбудить задавленную частную инициативу, дать некоторую свободу рыночным отношениям и предпринимательству.

Активизация деятельности предпринимателя всегда происхо­дит при частичной деструкции государственного сектора, а это не нравится представляющим государство реформаторам. "Либера­лизация" и более свободная экономическая деятельность в пер­вые десятилетия (жизнь почти поколения людей) не только лечит общество, сколько раскалывает, а порой и взрывает его.

Через ряд переходных колебаний экономической и поли­тической нестабильности страна вступает в эпоху контрреформ. Вместе с тем контрреформы - это не отрицание реформ, а опре­деленное их следствие и способ разрешения противоречий, ре­формами порожденных. Это продолжение начавшегося витка модернизации общественной, экономической системы, но уже более жесткими средствами: средствами авторитарных и тотали-стических режимов. Ценою нового государственного закрепоще­ния, путем ухудшения ранее данных государством свобод и по­слаблений частному хозяйственному интересу, путем хищ­нического использования людских и природных ресурсов эти режимы добиваются успеха в осуществлении модернизации, в осуществлении своих целей внутри и вовне, но через какое-то время с неизбежностью обнаруживается историческая недолго­вечность их успехов. После фазы застоя страна вновь вступает в эпоху подготовки к новым реформам.1 Это самое общее описание содержания происходящих со второй половины XIX в. процессов.

Период подготовки к реформам продолжается с 1857 до 1861 г., выражаясь прежде всего в выдвижении различных ва­риантов реформ и выработке такого варианта, который давал бы простор развитию новых общественных и хозяйственных отношений, но под контролем государственного аппарата и при условии обеспечения интересов помещичьего землевладения и высшего чиновничества.

19 февраля 1861 года появляется главная реформа, провоз­глашенная Манифестом об отмене крепостного права. Не ме­нее важные реформы проводятся в последующие десятилетия:

  • земская (1864) - учредившая выборные органы местного са­моуправления;

  • судебная (1864) - провозгласившая независимость судей, гласности, состязательности судебного процесса; были вве­дены суд присяжных, адвокатура, мировые суды;

  • цензурная (1865) - ввела карательную цензуру (печатать можно все, кроме запрещенного законом) вместо предва­рительной;

  • городская (1870) - заменила сословные органы самоуправ­ления бессословной городской думой и городской управой;

  • военная (1874) - замена рекрутской повинности всесослов­ной воинской повинностью;

  • финансовая - сосредоточение государственных доходов в государственном казначействе, централизация финансового контроля, создание Госбанка, публикация росписи государ­ственных доходов и расходов;

  • университетская - восстановила автономию университетов, отменила корпоративные организации студентов.

Несмотря на огромное общественное значение и важность, великие реформы не были завершены, энергии для их прове­дения из-за слабости главной движущей силы - третьего сосло­вия было недостаточно. Не решен важнейший - аграрный во­прос, власть монарха не ограничена конституцией, нет законо­дательной власти (кроме указов царя) и политических партий (балансирующих интересы основных социальных групп).

Это не случайно, так как власть опасается распространения новых начал на все стороны общественной жизни России, не без основания усматривая в том подрыв основ самодержавия. После смены самодержца реформы продолжаются, но более жесткими методами. За счет ограбления "раскрепощенной" деревни и кре­стьян, администрация Александра III к концу 80-х - начало 90-х гг. создает условия для бурного развития индустрии, прежде всего тяжелой. На этой волне развивается перестройка графа С. Ю. Витте, пытающегося осуществить промышленное совершенство­вание России, но поражение в Русско-японской войне демонст­рирует отставание России, несмотря на индустриальный рост. Причина отставания - архаичность, отсталость основного сектора российской жизни - аграрного, который поставлен в ужасные условия и является не фундаментом государства, а трясиной, за­тягивающей любые попытки общественного переустройства. За преобразование этого сектора берется П. А. Столыпин, серьезно затронув еще более консервативное, чем самодержавие и крепо­стничество, основание русской жизни - крестьянскую общину. Чрезвычайная радикальность этой реформы обусловила и ради­кальность контрреформационного отступления: в этом смысл Февральской и Октябрьской революций, ликвидация "столыпин­ского кулачества", уравнение и передел земель в пользу общины, колхозы и т. д. Краткое описание реформ, проводимых с второй половины XIX в. и до Второй мировой войны, дает представле­ние об основных обстоятельствах, влияющих на развитие пред­принимательства в этот период. Влияние это было благоприят­ным как никогда более, но специфика российских условий давала о себе знать.

Великие реформы второй половины XIX в. связаны с име­нем царя Александра II, взошедшего на престол в 1855 г. после смерти своего отца, Николая I. Характер и воспитание нового государя, как и у многих русских царей, были достаточно про­тиворечивыми. Гувернер генерал Мердер хотел сделать из царе­вича послушного и исправного солдата, а Василий Андреевич Жуковский, известный поэт, приглашенный для воспитания Александра, убеждал его, что главное в жизни - это свобода и порядок; но вокруг будущего императора царили насилие и произвол. Это порождало противоречивость черт личности го­сударя и его реформаторской политики. Александр II всю жизнь оставался человеком мягким и нерешительным, доступ­ным внешним влияниям, но в то же время до самого послед­него момента не желающим ни с кем делить власть абсолют­ного монарха. Проведение реформ - это инициатива, скорее всего, не царя, как это было при Петре I и Александре I, а дав­ление общественных потребностей и влияние либерального окружения.

Во время Крымской войны, затеянной Николаем I якобы ради освобождения Православной Церкви, тысячи россиян гибли в Крыму и на Кавказе от пуль и бомб, а десятки тысяч -из-за недостатка провианта, медикаментов и медицинской по­мощи вообще. Не было умелых военачальников, достаточного количества врачей, из-за плохих дорог невозможно было под­везти солдатам самое необходимое. И это в стране, которая оп­равдывала бедность своих граждан необходимостью быть гото­вой к войне и обороне и основные средства которой тратились на вооружение. Деньги, ассигнованные на провиант и перевя­зочный материал, уплывали в карманы чиновников и интен­дантов. Свои реформы Александр II начал именно с армии. Он назначил князя Муравьева-Карского председателем комиссии, которая расследовала все злоупотребления в армии и воинском управлении. В результате в 1856 году в отставку ушло большое число офицеров и чиновников. Были уничтожены аракчеевские военные поселения, а их жители стали государственными кре­стьянами. В день коронации новый царь помиловал декабри­стов. С крестьян сняли 23 миллиона рублей недоимок.

Заботой новой власти с самого начала стала мощь армии в ущерб другим сферам жизни, войско было увеличено до 1 миллиона солдат, а во время войны бюджет армии увеличился до 2 миллионов рублей, в 20 раз больше, чем на просвещение. Полученный в 1870 г. для строительства железных дорог ино­странный заем в 20 миллионов рублей был потрачен на воору­жение армии. С 1874 г. была введена всеобщая воинская по­винность, в результате которой все мужское население с 21 года должно пройти воинскую службу в течение 5-7 лет; то есть в самые плодотворные годы рабочая сила отрывалась от общест­венного производства и собственного совершенствования. Воз­можно, в результате принятых мер была выиграна Русско-турецкая кампания 1877 - 78 гг. и освобождены Балканы, но теперь уже акционерное общество "Грегор Кон-Гравиц", а также и другие опять наживали миллионы за счет казны и лишений русских солдат. В эти годы не было открыто ни одного универ­ситета, а Министерство просвещения возглавлялось самыми случайными людьми.

Система хозяйствования и отношений в постреформенное время развивалась, но очень медленно и противоречиво, осо­бенно в сельском хозяйстве, которое оставалось основой обще­ственного хозяйства все постреформенные годы. Тяжелее всего приходилось основной производительной силе - крестьянству, которое в результате реформы 19 февраля 1861 г. перешло из рук помещиков в руки государства. Была отменена феодальная собственность на работников, крестьяне объявлялись лично свободными, становились юридическими лицами, могли поку­пать (и продавать) землю, дома, совершать сделки. Реформа предполагала постепенность проведения: в течение двух лет должны были быть составлены уставные грамоты с конкретны­ми условиями освобождения крестьян, затем крестьяне стано­вились "временнообязанными" до момента перехода на выкуп и должны были в течение 49 лет выплатить долг государству, купившему землю для крестьян у помещика. После этого земля должна была стать собственностью крестьян. Эта вроде бы ра­зумная постепенность сразу поставила крестьян в сложное и очень неопределенное, при российской неорганизованности, положение, что само по себе не только не стимулировало более активное ведение хозяйства на "своей земле", но нарушило вообще всякую деятельность. Прежде всего было ясно, что на­логи превышали доходность земли, но теперь уже крестьяне были как бы "ничьими" и могли рассчитывать только на себя.

При отсутствии достоверной информации по губерниям с февраля 1861 года пошли слухи, что объявление воли задер­живается помещиками. Например, в Казанской губернии Спас­ский, Чистопольский, Лаишевский уезды три месяца были в напряжении, барщинные повинности не исполнялись, во мно­гих имениях начались порубки леса. Когда, наконец, было по­лучено "Положение", ему никто не поверил. На этой почве получило решающее значение полумистическое толкование местным раскольником Антоном Петровым некоторых слов "Положения" в пользу "истинной воли". К нему стали стекать­ся ходоки за "истинной волей". Когда приехали арестовать Петрова сначала исправник, потом предводитель дворянства, и, наконец, присланный из Петербурга генерал-адъютант Апрак­син, то защищать его собралось в село Бездна более 10 тысяч человек, многие приехали за 100 верст и более. Собравшиеся и не думали оказывать сопротивление Апраксину и встретили его хлебом-солью, как царского посланника. Три залпа крестьяне выдержали, не дрогнув, и только закрывали лица рукавицами. Они думали почему-то, что больше трех залпов не будет, но когда стали еще стрелять, все в ужасе разбежались. По сведени­ям, собранным на месте мировым посредником Н. А. Кры­ловым, число убитых было не менее 100 человек.1 Всех волне­ний в первые два года было 1100 случаев. "Нежинские крестья­не в четырех селах в числе трех тысяч душ, - писал помещик Галаган, - объявили, что они считают землю своей собственно­стью и ни за что не будут за нее работать". Но о веру в монар­хическое государство разбилось все недовольство крестьян. Начался подрыв производительных сил, крестьянского, а, сле­довательно, общественного хозяйства: рабочий скот распрода­вался, запашки расширялись за счет сенокосной и пастбищной площади. Снова не имея возможности работать на себя, кресть­яне решили не работать вообще. Следствием был сильный го­лод зимой 1867 - 68 гг. в Рязанской, Тульской, Орловской, Ко­стромской, Псковской и Новгородской губерниях, в 1873 году -голод в Самарской губернии и в Поволжье. Община как основа производства сохранялась, а значит, сохранялись архаичные формы хозяйствования, которые противоречили капитализации промышленности и становлению капиталистических отноше­ний. Земля не приносила крестьянину никакого дохода, даже не была в его собственности, поэтому крестьяне держались за общину: в тяжелых условиях жить сообща было легче. В 1887 году в 50 губерниях Европейской России 80 % крестьян­ского землевладения было в общинном пользовании, а 20 % в подворном, единоличном. Почти все подворные владельцы бы­ли на юго-западе: в Полтавской, Киевской, Волынской, По­дольской, Витебской, Минской областях, и все крестьянство литовское и прибалтийское. В остальной России было сплош­ное общинное земледелие, что и предопределило последующую расстановку общественных сил.

Если рассматривать дальнейшую эволюцию крестьянской общины, то "мир" все более уравнивал условия жизни и произ­водства своих членов "по справедливости", то есть, как в пер­вобытном обществе, лишал производственный процесс движу­щей силы. Через 10 - 15 лет после реформы произошел переход от распределения земли по семьям к распределению земли по едокам (мужским душам), потом по рабочим силам, потом ста­ли распределять землю и на женщин. Здесь происходила борьба между двумя некапиталистическими принципами - уравнитель­ным, складывающимся по трудовому мировоззрению, подрав­нивающим всех выделяющихся работой или состоянием; и тра­диционным, по мужским душам, по семьям. За традиционный принцип были кулаки, так как он позволял сохранить имею­щееся благосостояние. Кулаки защищали право собственности, которую не хотели передавать бедным. Неимущие защищали принцип затраченного труда. Последних было гораздо больше, поэтому достаточно явной была тенденция в сторону передела "по рабочим рукам", то есть уравнительная. Увеличивалось ко­личество общин с уравнительным распределением, постоянно росла уравнительность самих переделов. Крестьянство, пред­ставленное после реформы само себе, действовало по своим понятиям.

Процент деревенских торговцев и кулаков был очень мал. Но такое положение не было следствием капитализма, а следствием его неразвитости: крестьянство не имело законной возможности богатеть. После реформы положение крестьян в целом стало ху­же, количество среднезажиточных крестьян уменьшилось, а зажиточных не увеличилось. Это нельзя было объяснить только действием капитализма. С 1861 по 1900 гг. в руки крестьян пе­решло около 20 миллионов десятин бывшей помещичьей зем­ли, причем средний размер дворянских и купеческих имений также не увеличился, а даже уменьшился за все это время. Вы­деления из крестьян мелкой крестьянской буржуазии не за­мечено в общих результатах движения сельскохозяйственной промышленности; она работала в рамках общины и для удовле­творения ее нужд, а не для продажи. Это характерно не для капитализма, а для экономической политики полуфеодального автократического государства, основанной на непосредственном отчуждении в пользу государства продуктов малопроизводи­тельного труда крестьянских масс.

С 1861 года по начало XIX века доходы России возросли в 6 раз, а численность населения - только в 2 раза. При почти неизменной производительности труда и личной свободе кре­стьян это означало лишь усиление эксплуатации со стороны государства. Главные сборы производились именно с крестьян, в 1877 году 70 % бюджета лежало на крестьянах, очень много было недоимок. Крестьяне обрабатывали 140 миллионов деся­тин земли в пользу государства, самим крестьянам оставался минимальный доход. Государство не всегда тратило деньги на общее благо - по-прежнему огромные суммы тратились на воо­ружение, содержание двора, чиновничества, раскрадывались -но со своей стороны также было недовольно доходами. Даже к концу XIX века (1897 г.) земледелием занималось 86 % населе­ния при очень низкой производительности труда. Из всей сум­мы национального дохода в 6 миллиардов рублей на долю зем­леделия приходилось 3 с небольшим миллиарда. Тогда как национальный доход должен был равняться (учитывая 86 % населения в сельском хозяйстве) 12 миллиардов рублей. Еже­годный доход на человека не превышал 74 рубля в 1894 г. и 63 рубля в 1900 г. В Англии доход составлял 273 рубля, во Франции- 233 рубля, в Германии - 184 рубля, а в Австрии-127 рублей (1894 г.). Если бы земледельческий доход поднялся до 12 миллиардов рублей, то на душу населения приходилось бы по 160 рублей.

В России сохранились пережитки крепостничества: круп­нейшие помещичьи латифундии, полуфеодальные формы экс­плуатации крестьян, общинное землевладение с мелочной уравнительностью. Крестьянин после реформы стал собствен­ником земли, помещик не мог ее забрать для увеличения своей запашки, но продать свой надел крестьянин не мог. Чтобы за­платить подати и выкупные платежи, крестьяне все больше продавали своего хлеба, причем основная масса крестьян эту продажу осуществляла сразу после сбора урожая по низким це­нам. Средний крестьянский надел в 7 десятин (1 десятина -1,096 га) не обеспечивал достаточного минимума, в стране со­хранялась отработочная система, и помещичье хозяйство дер­жалось на крестьянском малоземелье.

Результат такого положения оказывался двояким: с одной стороны, невозможность физического существования среди постоянной нужды, недоимок и голода, с другой - отсутствие всяких представлений о возможности политического и эконо­мического переустройства, что создавало горючий материал для стихийных взрывов. Вся неудовлетворенность крестьян проявля­лась в форме новых религиозных сект: евангельского направле­ния (молокане, духоборы), сектанты, по официальным сведениям их было 200 тысяч (1893 г.), а по неофициальным - 2 миллиона человек.1

В целом для второй половины XIX века после проведения экономической реформы характерны черты архаичного хозяйства: господство земледельческого производства и низкий уро­вень развития производительных сил, очень сильная отсталость от железнодорожного строительства, промышленности. При капитализме эксплуатация работников происходит на почве улучшения способов производства и роста национального бо­гатства, а орудием является развитие производительных сил. Основная же черта экономической политики докапитали­стического строя - пользование доходами малопроизводитель­ного труда и общий подрыв главной отрасли национального производства - земледелия. Во Франции, например, такой про­цесс наблюдался во времена Людовика XIV и Людовика XVI (XVIII век).

Более плодотворно для России развивался в постреформен­ный период процесс железнодорожного строительства, который существенно убыстрял капитализацию страны. В пострефор­менный период издержки по перевозке бьши настолько велики, что исключалась возможность транспортировки основных мас­совых товаров на дальние расстояния. Известно, что затраты на перевозку водным путем уральского железа в Москву и Петер­бург составляли в начале XIX века до 70 % себестоимости на месте его производства. В действительности же цена уральского железа в столичных центрах примерно втрое превышала заво­дскую, так как включала дополнительную торговую прибыль и прочие наценки. Но особенно были велики издержки по пере­возке на гужевом транспорте. Поэтому вопрос об удешевлении перевозок путем внедрения парового транспорта стоял чрез­вычайно остро для развивающегося капиталистического хозяй­ства России.

После реформы толпы крестьян, продав свои участки, устре­мились в города, увеличивая количество предложения свободных рук и снижая их цену. Этот фактор и иностранные займы позво­лили России создать железнодорожную сеть во второй половине XIX века - это универсальное средство связи в громадной стране с разбросанным 126-миллионным населением. В Европе желез­нодорожное строительство явилось результатом промышленного переворота; в России, наоборот, строительство железных дорог стимулировало индустриализацию и капитализацию.

В этот период в правительственных кругах была разработана программа стимулирования притока иностранных капиталов в частное железнодорожное строительство на основе учета миро­вого опыта, которая была четко сформулирована управляющим Государственным банком Е. И. Ламанским, тесно связанным с капиталистическими кругами России. Он подчеркивал, что только "частная собственность, привлечение иностранных ка­питалов и пособие от правительства - единственно возможное решение задачи устройства у нас железных дорог". Для обсуж­дения железнодорожного строительства была создана Особая комиссия. Комиссия считала, что главным преимуществом частной системы в железнодорожном деле является быстрота сооружения железных дорог, поэтому нужно всячески поощ­рять частный капитал. Железнодорожное строительство из-за неэффективности казенного управления передается на условиях концессии в частные руки.

Концессионный период железнодорожного строительства длился в России 15 лет (1866 - 1880 гг.). За это время было вы­дано 53 концессии на постройку частных железных дорог дли­ной 15 тысяч верст. Железнодорожное строительство вызвало появление целой группы железнодорожных "королей", тесно связанных с банками, иностранным капиталом, правительствен­ной бюрократией и придворными кругами. В их среде были вы­ходцы из кругов дворян-предпринимателей - П. Г. фон Дервиз, К. Ф. фон Мекк, С. Д. Башмаков, а также из числа откупщиков и купечества - П. И. Губонин, С. И. Мамонтов, И. С. Блиох, С. С. Поляков и другие.

Успехи железнодорожного строительства сочетались с ар­хаичной системой управления этим процессом. При получении концессии ни определение стоимости строительства, ни выдача правительственных гарантий не обходились без поддержки в высших сферах и без содействия чиновников Министерства путей сообщения и Министерства финансов. Члены царской семьи и сам император держали 70 % акций железной дороги. Правительство гарантировало прибыль по акциям железной дороги, но прибыль при таком ведении дел была не всегда, поэтому концессии оплачивались из бюджета, а значит, из кар­манов налогоплательщиков и за счет иностранных займов, ко­торые тоже выплачивались с процентами из налогов. Зна­чительная часть полученных по акциям средств тратилась аристократами за границей или попадала в руки иностранных дер­жателей облигаций. Поэтому в записке купечества, торгующего на Нижегородской ярмарке, в 1887 году высказывалось пожела­ние, чтобы "впредь русские дороги строились на русские капи­талы и из русских материалов". Строительство железных дорог и способствовало развитию предпринимательства, и сковывало его, так как перекачивание капиталов непроизводительному дворянству замедляло концентрацию капиталов на чисто бур­жуазной основе, ограничивало свободу предпринимательской инициативы. В 60-х гг. XIX в. в России насчитывалось 1626 км железнодорожных путей, а к концу XIX века их было уже около 50000 км. Более половины дорог было построено на иностран­ные инвестиции.

Железные дороги обеспечивали подвижность трудового насе­ления, что являлось необходимым условием экономической жиз­ни - рабочие массово передвигались в новые экономические рай­оны. В результате внедрения железнодорожного транспорта взамен гужевого в 70-х гг. себестоимость перевозок каменного угля снизилась по сравнения со себестоимостью его добычи почти в 4 раза, а к 1893 г. - примерно в 6 - 7 раз. Железнодорож­ный транспорт вытеснял речной. В 1861 - 77 гг. грузооборот на железной дороге возрос в 25 раз, а на речном транспорте всего лишь на 59 %. Речной флот в условиях конкуренции должен был перестраиваться и искать новые возможности. 55 % всего состава волжских пароходов принадлежали единолично купцам-судовладельцам, в большинстве своем выходцев из крестьян "судовшиков". Наиболее зажиточные из них владели 5-7 па­ровыми судами, к их числу относились крупные пароходники И. С. Колчин, братья Каменские, Дегтяревы, Милютины и дру­гие. В 70-е гг. усиливается роль крупного капитала в волжском направлении. Владельцами свыше 30 % наиболее мощных паро­ходов были восемь акционерных обществ и товариществ на паях. Первое место по числу парового флота принадлежало обществу "Самолет", за ним шли общество "Кавказ и Меркурий" и "КамскоВолжское пароходное общество". Кризис в Волжском паро­ходстве заставил компании технически переоснащаться, заменять колесные суда так называемыми американскими.

Железнодорожный транспорт наряду с успехами имел и суще­ственные трудности, которые особенно обострились в середине 70-х гг., после первых лет эксплуатации. Поделенная между 52 компаниями железнодорожная сеть России не представляла единого целого ни в экономическом, ни в техническом, ни в эксплуатационном отношении. Железные дороги имели раз­личные технические условия постройки, профили и типы железнодорожного полотна, станций, сигнализации станционных путей. Полный произвол царил в области системы железнодорожных тарифов. С конца 70-х гг. встал вопрос о коренной ре­организации железнодорожного хозяйства в плане его центра­лизации и огосударствления. Форсированные темпы развития промышленности во многом осуществлялись за счет средств, накопленных в сельском хозяйстве, что привело страну на ру­беже XIX - XX вв. к глубокому кризису.

Как известно, 1 марта 1881 г. должна была быть подписана конституция, ограничивающая власть царя, но Александр II был убит, а новый государь 29 апреля 1881 г. подписывает ма­нифест о незыблемости самодержавия в России; в 80 - 90-х гг. им проведена серия контрреформ.

Контрреформы не означали прекращение преобразования, они лишь ограничили свободу и демократию, обычно приносив­шие больше бед российскому народу, чем выгод; реформы теперь проходили под контролем правительства и в желательном для его понимания блага направлении. Капитал в России, как известно, накапливался медленно и направлялся в легкую промышлен­ность, так как она приносила более быструю оборачиваемость капитала и, соответственно, прибыль. Правительство перена­правляло капитал в тяжелую промышленность и железнодорож­ный транспорт. Целенаправленное вмешательство государства в экономическую жизнь проявилось в выдаче на льготных услови­ях казенных заказов, в привлечении в тяжелую промышленность иностранного капитала, в выгодной для отечественной промыш­ленности таможенной и налоговой политики.

Патриархальная политика Александра III максимально учитывала экономические интересы и запросы капиталистов. Купечество, получая щедрые награды, было довольно деятель­ностью Александра III и его министров, особенно И. А. Вышнеградского и С. Ю. Витте. Даже по сравнению с дворянством 80 - 90-х гг. купечество было "более довольным" и "менее оппо­зиционным". Помещичье правительство стремилось "врасти" в новую историческую эпоху, найти новую экономическую и соци­альную опору в крупной буржуазии, как когда-то в дворянстве. Но это в перспективе скорее мешало, чем помогало развитию экономики, так как нарушало естественные законы, например, то, что индустриализация обгоняла возможности сырьевой базы, сельского хозяйства. Сжатые сроки развития промышленности, высокие темпы тоже нарушали пропорциональность обществен­ного хозяйства. За последние 40 лет XIX в. объем промышленной продукции в России увеличился в 7 с лишним раз, в то время как в Германии - в 5 раз, во Франции - в 2,5 раза, в Англии - в 2 раз. Но в Западной Европе капиталистический переворот в сельском хозяйстве предшествовал промышленности, в России промыш­ленный переворот завершился в 80-х гг., а аграрно-капиталистический переворот не завершился вовсе. Привлечение иностранного капитала еще больше ускоряло процессы развития. Участие иностранных банков и фирм в эко­номике страны обеспечивалось наличием в России залежей по­лезных ископаемых, дешевой рабочей силы, протекционистской политикой российского государства. Некоторые новые для Рос­сии отрасли - электротехническая, химическая - были созданы почти исключительно иностранным капиталом. Иностранный капитал стимулировал появление в России золотого денежного обращения, ценных бумаг, акций, бирж, частных банков.

Сторонником неограниченного привлечения иностранного капитала в экономику страны, в железнодорожное строительст­во, которое он называл "лекарством против бедности", являлся министр финансов (1892 - 1903), будущий глава правительства (1905 - 1906) С. Ю. Витте.

В экономической политике он ставил своей целью создание национальной промышленности, развивающейся на "почве осво­бодившегося от крепостных уз народного труда". Для этого, по его мнению, нужны были "капитал, знания и предпри­имчивость". В 1894 - 95 гг. он добился стабилизации рубля, а в 1897 г. сделал то, что не удавалось его предшественникам - ввел золотое денежное обращение, обеспечив вплоть до Первой миро­вой войны твердую валюту стране и приток иностранных капита­лов. Кроме того, Витте резко увеличил налогообложение, осо­бенно косвенное, ввел винную монополию, которая вскоре стала одним из основных источников правительственного бюджета.

Начиная свои преобразования на рубеже XIX - XX вв., С. Ю. Витте ставил своей целью дать России "такое же про­мышленное совершеннолетие, в какое уже вступают США". Эта цель была более достижима, чем в более поздние времена: Россия переживала промышленный подъем, имела сильную банковскую и налоговую систему, конвертируемый рубль, была сравнительно хорошо включена в мировые хозяйственные свя­зи. Однако проведение серьезных экономических реформ даже в этих благоприятных условиях должно было неизбежно на­толкнуться на сопротивление царской административной сис­темы - высших чиновников, управляющих казенными военны­ми заводами, верхушки армии и т. д. Опорой таких структур был довольно сильный государственный сектор в экономике, на долю которого приходилось около 30 % всех земель, 70 % железных дорог и 100 % военных заводов. Еще одной особенностью было практически полное отсутствие частной собствен­ности на землю у крестьян. Земли 50 тысяч разорившихся по­сле отмены крепостного права помещиков скупили не крестья­не, а 143 крупных сановника, которые затем сдавали эти земли крестьянской общине. Будучи не в силах сломить старые обще­ственные структуры, Витте стал искать обходные пути.

Так, в интересах индустриализации он санкционировал включение в правления частных железных дорог, банков, страхо­вых обществ, крупных экспортных торговых товариществ круп­ных сановников, получавших большие деньги за такие должности и гарантирующих поддержку этой политики. Это имело и отри­цательные последствия, хотя как-то продвигало индустриализа­цию. Возникает целая прослойка людей - посредников, которые связывают "интересы" влиятельных чиновников из аристократических кругов и крупных предпринимателей. Так, в одном из писем подобного деятеля, перлюстрированном в Департаменте полиции, указывалось, что какой-то важный господин, который устраивает дело о кредите, желает из 1800 тысяч рублей получить 1,5 миллионов рублей. Автора письма беспокоит вопрос, что же достанется другим участникам, если другое важное лицо просит 300 тысяч рублей. В этом же письме сообщается, что известный сахарозаводчик Харитоненко за предоставление ему дворянства соглашается заплатить 200 тысяч рублей. Это легализованное казнокрадство становилось платой за разрешение развития предпринимательской деятельности.

Предпринимательская активность самих дворян, в особен­ности представителей аристократической верхушки, в прави­тельстве пользовалась максимальной поддержкой, и опять за счет казны. В первую очередь привилегии и преимущества да­вались тем компаниям, где знать имела паи и акции. Напри­мер, за предпринимателем англичанином Юзом стоял "сиятельный предприниматель" князь С. В. Кочубей. Планируя устроить свой завод, он выдвигает перед правительством ряд условий, которые выполняются: например, выделяется 500 ты­сяч рублей на проведение 26 верст железнодорожных путей от завода и основной железной дороги. Это было именно расхи­щением казны, так как деньги не приносили возможного дохо­да. То, что правительство поддерживало дворянство для транс­формации в новые отношения, было справедливым по отно­шению к уходящему господствующему классу, каждый должен был получить свой шанс в новой жизни. Но привилегирован­ное положение и тепличные условия развращали дворянство, снижая его приспособляемость. Кроме того, такие льготы ипривилегии нарушали экономические и нравственные законы бизнеса. Например, хлебная торговля, которая велась дворянст­вом, регулировалась государством: к услугам продавцов и экс­портеров были железные дороги, элеваторы, система кредита, классификация зерна и торговая инспекция. Министерство финансов ограждало помещичий центр от наплыва дешевого сибирского хлеба, чтобы держать цены.

На окраинах капитализм развивался быстрее и вступал в про­тиворечия с более традиционным центром, у которого была власть. Если бы в России некуда было расширяться и буржуазные элементы не рекрутировались бы постоянно на окраины и в Си­бирь, то отмена архаичных форм хозяйствования произошла бы быстрее; а так, стараясь и имея возможность избежать конфлик­та, активные силы уходят из центра, противоречия приобретают вид вялого, хронического процесса, но разрешаются.

Но, пожалуй, самым главным элементом программы Витте стала попытка опереться на иностранную финансово-техноло­гическую помощь. В 1699 г. Витте изложил свой обширный план пересмотра принципов расходования средств, получаемых Россией из-за рубежа. Ранее (с 1838 г.) царская казна активно брала на Западе "чистые" займы, которые тут же растаскива­лись привилегированными российскими ведомствами - цар­ским двором, армией, охранкой, военной промышленность и т. п. Вместо этого Витте предложил политику прямых загра­ничных инвестиций в конкретные отрасли промышленности и региональные банки (например, в Русско-Азиатский на Даль­нем Востоке). Для реализации такой политики, указывал Витте, необходимо создать соответствующие юридические и эконо­мические условия; в частности, снизить таможенные пошлины на иностранную технологию, урезать права военного ведомства на "закрытые для иностранцев зоны", а главное - разрешить иностранным компаниям и банкам покупать в частную собст­венность недвижимость, то есть здания и землю, как гарантию за вложенные капиталы.

Именно эти предложения, в конечном итоге, предопредели­ли судьбу и самого Витте, и его реформ. Почти вся царская "номенклатура" (особенно генералы армии) выступила катего­рически против столь "рискованных" начинаний. Сановники в Государственном совете при царе обрушились на Витте с обви­нениями в стремлении "распродать Россию". Царь попытался пойти на компромисс, разрешив продажу недвижимости ино­странцам за пределами "военно-стратегических районов", в ко­торые входили Дальний Восток, Средняя Азия, Закавказье,

Молдавия, Западные Украина и Белоруссия, чтобы эту землю не скупили "шпионы". Продажу земли иностранцам запретили в конце концов повсеместно и крупных инвестиций (кроме займов) лишились. В целом по существу предложения Витте были провалены, а их автора царь в 1903 году отправил в от­ставку. Но даже в урезанном виде преобразования С. Ю. Витте дали заметный результат.

Несмотря на сопротивление в военных и административных сферах, политика Витте по привлечению иностранных капита­лов все активнее стала применяться в российской промышлен­ности, и эта практика сохранялась вплоть до 1917 г. Иностран­ные инвестиции в отдельные годы составляли более половины всех вложений в промышленность, некоторые ее отрасли созда­вались едва ли не исключительно иностранцами, западные бан­киры и промышленники вкладывали немалые средства в транс­портное строительство, в черную и цветную металлургию, в горнорудную промышленность, в машиностроение. При этом русские предприниматели - Морозовы, Прохоровы, Тучковы, Кузнецовы - извлекали максимум пользы из вовлекаемого ино­странного капитала, быстро научились действовать вполне по-европейски внутри страны и на внешнем рынке, В 1900 г. в Баку было получено 600 миллионов пудов нефти, или 50,6 % мировой добычи. Но сырую нефть Россия практически не экс­портировала. За рубеж шла главным образом продукция глубо­кой, по тем временам, переработки (до 80 %).

Самые существенные иностранные вложения были в желез­нодорожное строительство - 1,5 миллиарда золотых рублей. Благодаря иностранным займам к началу XX в. было построено 35 из 50 тысяч верст, или 70 % их протяженности. Высшим достижением железнодорожного строительства в стране и во всем мире стала прокладка Великого Сибирского пути от Мо­сквы до Владивостока, осуществленная за 10 лет. Полоса непо­средственного экономического влияния Транссиба составила 200 верст в стороны от нее при сухопутном сообщении и 700 -800 верст при водных путях. В России на рубеже веков 400 тысяч человек - 1/6 часть всей рабочей силы - занимались прокладкой путей сообщения. На крупные стройки привлека­лись иностранные рабочие. Так, в сооружении Транссиба при­няло участие около 1 тысячи специалистов из средней и север­ной Италии, Сибирскую магистраль помогали сооружать китайцы и корейцы. Осталось интересное свидетельство одного из иностранцев, наблюдавшего быт русских рабочих на Транссибе: "Рабочие питались в основном мясом, и пили ог­ромное количество чая".

В стране, где население вело преимущественно натуральное хозяйство и практически ничего не покупало, благодаря уско­ренному росту платежеспособного спроса за счет внешних зай­мов быстро сложилась благоприятная для промышленного раз­вития среда. "Купить" Россию посредством этих займов было невозможно, так как капитал был по большей части рассредо­точен в частных руках. Это было бы сделать легче, если бы займы получало только государство.

Общим итогом работы иностранного капитала в России мож­но считать то, что из страны, еще в 1877 г. ввозившей обыкно­венные мешки, в 1913 г. она превратилась в страну, удовлетво­рявшую почти на 60 % потребности в станках и оборудовании за счет внутреннего производства. В 1890 - 1900 гг. - годы наиболь­шего прилива капитала - страна достигла впечатляющих темпов роста. Выпуск продукции тяжелой промышленности увеличился в 2,8 раза, а легкой в 1,6 раза. Еще более впечатляющим выгля­дит второй скачок промышленного развития с 1909 по 1914 гг. Темпы роста производства достигали 19 %. Доля иностранных инвестиций в это время составляла 59 %.

В 1882 г. на всем Дальнем Востоке соотношение иностран­ного и русского торгового капитала было 65 и 35. Иностранное предпринимательство принесло высокую культуру организации торговли, способствовало развитию внутреннего рынка. По ме­ре того, как отечественный дальневосточный капитал накапли­вал силы, его иностранный конкурент сдавал позиции и к 1890 г. имел только 42 % торгового оборота, а в 1892 г. - 25 %. Иностранный капитал, инициировав дело, "переуступил" его набравшим силу российским промышленникам и торговцам. Отечественные промышленники к 1914 г. вытеснили иностран­цев из горного дела в Сибири, отвоевали значительную часть нефтяного бизнеса, "русифицировав", в частности, Нобеля и его компанию настолько, что шведского там осталось немногим более, чем фамилия и легкий акцент в речи ее владельца. Ус­пешно отвоевывала позиции у германской электрической мо­нополии компания Манташева. К тому же прибыли иностран­цев часто оставались в России и работали. Например, прибыли, получаемые в России, французские инвесторы употребляли в основном на приобретение акций промышленных обществ в России. Негативная сторона иностранных вложений за­ключалась в том, что Россия, заимствуя с Запада готовые технические решения, подчас недооценивала собственных эконо­мистов и инженеров, игнорируя отечественные научно-тех­нические изобретения.

С 1893 г. было замечено неслыханное промышленное ожив­ление. За трехлетие (1894- 90гг.) производство чугуна выросло на 35 % по сравнению с предыдущим трехлетием. Существенный рост горной промышленности наблюдался на юге России. До 1887 г. на юге было только два железоделательных завода - Юза и Пастухова. К 1899 г. работало 17 громадных заводов и 100 более мелких. Но этот промышленный рост сопровождался голодными кризисами. Растущая индустриализация сопровождалась повсе­местным оскудением земледелия; разочаровавшись в крестьянст­ве, умирало народничество. Но было ясно, что без подъема сельского хозяйства страна не решит других своих проблем.

В начале XX в. положение крестьянства немногим от­личалось от постреформенного периода. Из 130 миллионов человек населения России 75 % жили в сельской местности. С 1861 по 1906 гг. выкупные платежи помещикам за недельные земли составили более 1,5 миллиардов рублей при рыночной опенке земли в 544 миллионах рублей. После отмены крепост­ного права был введен государственный налог, и на крестьян падала основная тяжесть не только прямых, но и косвенных налогов. Деревня страдала от аграрного перенаселения - и это в огромной стране. Сельское население в Европейской России с 1861 по 1900 гг. выросло с 50 миллионов человек до 86 милли­онов человек, а средний размер крестьянского надела на одну мужскую душу сократился с 4,6 до 2,6 десятка. Подсчеты эко­номистов утверждали, что для нормального ведения хозяйства требуется участие в сельскохозяйственном производстве 21 % населения. Доходность крестьянских хозяйств оставалась край­не низкой. В Саратовской губернии годовой доход за вычетом налогов составлял 8 рублей 36 копеек (1902 г.). В 1901 г. вышла книга земского врача А. И. Шингарева "Вымирающая деревня". Автор рассказывает о подробном обследовании двух дере­вень Воронежской губернии: "Низкий культурный уровень на­селения и его ужасающая материальная необеспеченность и безземелье стоят в непосредственной зависимости... от общих современных условий русской жизни". К этому добавлялись периодические неурожаи, обрекавшие целые деревни на заня­тие "нищенством как обычным отхожим промыслом". Голод 1891 г. унес жизни 500 тысяч человек.

С. Ю. Витте, уже не будучи премьер-министром (до 1906 г. он был председателем Комитета министров страны), убедил Николая II создать специальный комитет для разработки буду­щей земельной реформы. В недрах этого комитета родился про­ект, предусматривающий "частичное отчуждение частновла­дельческих земель за справедливое вознаграждение". Царь был не согласен с этим проектом, так как считал, что "частная собст­венность должна оставаться неприкосновенной". Витте предлагал освободить крестьян от опеки местных властей и общины, отме­нить круговую поруку, выделить зажиточных крестьян, способ­ных преодолеть "неблагоприятные условия сельской жизни". Крестьяне должны получить право свободного выхода из общины с причитающимся наделом. Столпы консерватизма утверждали, что разрешение выхода из общины приведет к обезземеливанию, расслоению крестьянства и появлению "грозного сельского про­летариата". Когда в 1900 г. Госсовет предложил отменить право волостных судов приговаривать крестьян к телесным наказаниям, Николай II написал: "Это будет тогда, когда я захочу". В ре­зультате в 1905 г. все ограничилось отменой круговой поруки, облегчением переселения крестьян на свободные земли, расши­рением деятельности Крестьянского банка. Царский манифест в феврале 1903 г. провозглашал "неприкосновенность общинного строя крестьянского землевладения".

Проведение аграрной реформы стало делом нового премьер-министра П. А. Столыпина (1905 - 1911 гг.). Уже отмеченное отношение к преобразованиям капиталистического рода цар­ской власти и консерваторов, с одной стороны, и крестьянской общины, не желающей расслоения, с другой, предопределили конечную неудачу этой реформы. Но в момент прихода П. А. Столыпина к власти необходимость аграрных преобразо­ваний была осознана даже дворянами. В мае 1906 г. Съезд дво­рянских обществ постановил: способствовать свободному выхо­ду крестьян из общины, а также закреплению крестьянской частной собственности на землю, разрешить продажу крестья­нам надельной земли. Эти идеи обобщил и выразил П. А. Сто­лыпин, назначенный 25 апреля 1906 г. министром внутренних дел России, а в июле 1906 г. после роспуска I Государственной Думы председателем Совета министров. Принял он Россию в анархически-хаотическом состоянии, и чтобы ее удержать, надо было вначале, по его мнению, схватить ее в кулак и, лишь про­ведя земельную реформу, кулак постепенно разжать. В этом смысле Столыпин был реформатором авторитарного типа. Он был убежден, что без стабилизации обстановки в стране, без "успокоения" народных масс любыми мерами, вплоть до жес­точайших, намеченные преобразования обречены на провал. Жесткая политика "умиротворения" принесла ему славу "вешателя" со стороны либеральных и революционных сил. Буржуазия и помещики поддерживали его реформы. Октябрист И. П. Шубников писал: "Он пробудил от летаргии внутреннего бессилия правительственную власть, напомнил, что в России господствующей властью является не анархически-револю­ционный поток, а вековые исторические устои страны".1 Сто­лыпин хотел предотвратить революцию. Знаменитой стала его фраза, произнесенная, правда, не в отношении политического устройства, а в связи с экономической реформой: "Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия". Столыпин желал невозможных, как оказалось, условий: "Дайте государст­ву 20 лет покоя, и вы не узнаете нынешней России".

План его преобразований касался всех сторон жизни рос­сийского общества, но главной была земельная реформа. Сто­лыпин начал реализацию аграрной программы, опробованной им еще в бытность губернатором в Гродненской и Саратовской губерниях. Сущность ее состояла в активной передаче земли в частную собственность с целью создания широкой прослойки крепких фермеров, кулаков. Выступая 10 мая 1907 г. перед Вто­рой государственной думой, он ратует за частную собственность на землю для крестьян, против "социалистического выбора" -национализации земли, которая "поведет к такому социальному перевороту, к такому перемещению всех ценностей, к такому изменению всех социальных, правовых и гражданских отноше­ний, какого не видела еще история... Стимул к труду, та пру­жина, которая заставляет людей трудиться, была бы сломле­на...". Столыпинские преобразования ничего не обещали бесплатно, они освобождали механизм предпринимательской активности людей, позволяли, наконец, самим заботиться о лучшей и более достойной жизни. Можно лишь повторить уже высказанную мысль о том, что эта политика предоставляла возможности именно народу улучшить свое благосостояние, делая тем самым богаче государство и общество, так как приви­легированные слои населения имели достаточные средства к жизни и безо всякой предприимчивости, растрачивая нацио­нальный доход, а не производя его.

Кроме того, царь и царская бюрократия не желали разруше­ния общины, так как она держала народ в порядке лучше лю­бой жандармерии, исправно исполняя множество повинно­стей - рекрутскую, строительную, гужевую и другие.

Основой аграрных преобразований стали указ от 9 ноября 1900 г. о выходе из общины, который был утвержден III Думой, и закон "О землеустройстве", вышедший в мае 1911 г. Эти за­коны должны были освободить народ от остатков крепост­ничества и уничтожить зависимость от общины. Крепостное право и общинное землевладение уничтожали принцип частной собственности, внушали крестьянам мысль, что земля общая. Крестьянин ни за что не отвечал, поддавался на любые прово­кации, любые разрушения никак не отражались на нем лично.

Столыпин первый (после Н. Г. Чернышевского) понял: "...крестьянин будет беден до тех пор, пока рн не обладает личной земельной собственностью и свободой". Крепкое, про­никнутое идеей собственности, богатое крестьянство служит лучшим оплотом порядка, спокойствия, стабильности государст­ва. Поэтому создание института частной собственности должно было укрепить государство.

Основными изменениями в общинном землевладении были следующие: выделение крестьян из общины (по желанию), при этом единоличнику можно было оставаться жить на старом мес­те, а его земли навсегда, без всяких переделов сводились в цель­ный участок - "отруб", или же он мог выехать на новое место -"хутор". Для выкупа земли у государства и общины, а также для обзаведения селъхозинвентарем выдавались ссуды через Кресть­янский банк - под низкий процент с рассрочкой выплат до. 50 лет. И, что еще можно отметить как положительный момент -посягательств на помещичье землевладение не было. Помещичьи хозяйства должны были сами перестраиваться по велению вре­мени. Стремясь обезопасить фермеров от негативной реакции остававшихся в общине крестьян, Столыпин стимулировал пере­селение их на свободные земли в Сибири и на Дальнем Востоке. Столыпин понимал, что часть крестьян лишится земли, но поте­ряют ее прежде всего непригодные для работы в сельском хозяй­стве, лодыри, пьяницы. Не всегда бывает ясно, причина это или следствие, но это реальность. Кроме того, Столыпин разработал ряд законов, указов, цель которых социально защитить потеряв­ших землю и работу. Формируются совершенно новые министер­ства: труда, местного самоуправления, национальностей, соци­ального обеспечения, исповедальное, природных богатств, здравоохранения, переселения.

Но правительство не скрывало, что делает основную ставку "не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных", что оно соз­дает порядок выхода из общины, выгодный прежде всего зажи­точным крестьянам. Столыпин был убежден, что "мелкий зе­мельный собственник... трудолюбивый, обладающий чувством собственного достоинства, внесет в деревни и культуру, и про­свещение, и достаток".1 И еще мысль реформатора: "Не беспо­рядочная раздача земель, не успокоение бунта подачками - бунт погашается силою, а признание неприкосновенности частной собственности, и, как последствие, отсюда вытекающее, созда­ние мелкой личной земельной собственности... - вот задачи, осуществление которых правительство... считает вопросами бы­тия русской державы".2

Против этой реформы были категорически настроены "ле­вые", так как они готовили революции, и богатые "правые", которым конкуренция была ни к чему. "Многих смущает, -говорил Столыпин на заседании Государственной думы, - гос­пода, что против принципа личной собственности раздаются нападки и слева и справа. Но левые в данном случае идут про­тив принципов разумной и настоящей свободы... нельзя только на верхах развешивать флаги какой-то мнимой свободы. Необ­ходимо думать о низах... Мы призваны освободить народ от нищенства". Так как сопротивление реформе в Государствен­ной думе было достаточно сильным, Столыпин принял указ как экстренный закон в перерыве между сессиями без утверждения Думой. Община также жестоко и ухищренно сопротивлялась нововведениям: жгли фермерские хозяйства, травили скот и посевы, объявляли бойкот. Из общины выходили не только богатые, но и беднота, желающая продать землю. Из выделив­шихся дворов 60 % продали землю. Эти люди поехали в города и на окраины, что было положительным явлением, так как де­ревне не нужно было столько народа. К 1915 г. единоличные хозяйства составляли 10,3 % от всех крестьянских хозяйств и занимали 8,8 % надельной земли.

Для переселенцев за Урал был установлен льготный желез­нодорожный тариф, они были освобождены от налогов, по­лучали землю - 15 га на главу семьи и 45 га на остальных членов семьи, денежное пособие в среднем 165 рублей, а на Дальнем Востоке - свыше 200 рублей. Корова по тому курсу стоила 5-8 рублей. В Сибири действовало 200 переселенческих пунктов. В 1907 - 09 гт. переселилось 1 миллион 708 тысяч человек; 1910 - 16 гг. - 1 миллион 224 тысячи человек. Доста­точно высок был процент закрепившихся крестьян, но часть вернулась назад (17 %). Если за 300 лет владения Сибирью здесь проживало 4,5 миллиона русских, то только за 1907 - 09 гг. было переселено 1,5 миллиона. Была построена за это время 12981 верста грунтовых дорог. Население новых территорий сопровождалось строительством соответствующей инфраструк­туры - школ, фельдшерских пунктов, церквей. В 1909 г. Столы­пин вместе с Кривошеиным на лошадях объездил четыре си­бирские губернии и шесть уездов, проехав в общей сложности 800 верст. За четыре неполных года сильной аграрной политики удалось сделать немало. Каждая десятина земли давала прибыль в 50 рублей, каждая семья ежегодно имела в среднем 250 пудов излишков хлеба. Россия того времени производила зерна боль­ше, чем США, Канада, Аргентина вместе взятые. Россия была крупнейшим поставщиком зерна (продавали 700 тысяч пудов -это одна пятая часть урожая), мяса, мясопродуктов, масла, яиц, сахара. В 1910 г. за масло Сибири Российская империя получала золота на внешнем рынке вдвое больше, чем его добывали золо­тые рудники и прииски. В Сибири успешно действов&чи 800 маслоделательных артелей. Потребители сибирского масла -Англия, Германия, Голландия, Дания. Из Дании и Голландии хорошо отработанное сибирское масло, обладавшее более высо­кими вкусовыми качествами, часто вывозилось уже под маркой этих стран или шло на "улучшение" их собственного масла. Пе­ред правительством России всерьез стали проблемы - куда девать переизбыток пшеницы, мяса, масла. Золото за эти продукты сте­калось в государственную казну, а собственные нефть, газ и зо­лото дожидались потомков... Успешно работали селекционные станции, внедрялись севообороты, около 700 образцов пшеницы, овса, сахарной свеклы находились в испытаниях. Десятки тысяч пудов льна вывозились из Енисейской губернии.

В Черноземной полосе России с 1901 по 1913 гг. посевные площади увеличились на 8,1 %, на Северном Кавказе - на 47 %, в Сибири на 71 %. За счет роста посевов было получено 500 миллионов пудов хлеба - половина его общего прироста. Другая половина была получена за счет повышения урожаев, то есть за счет интенсификации производства. Причем обследова­ние, проведенное в 1913 г., показало, что в зажиточных хозяй­ствах за счет применения севооборотов и удобрений, различных сти. Например, прирост продукции тяжелой промышленно­сти составил за 13 лет (1900 - 1913) с поправкой на. рост цен 74 %. Но самое яркое достижение после 1910 г. - небывалый взлет кооперативного движения. Только кредитная кооперация охватила 1/4 часть домохозяев. К 1915 г. число членов коопера­ции составило 10 миллионов человек.

Вторым пунктом столыпинского плана спасения России был "сговор" между властью и общественностью. Он хотел сблизить прогрессивную бюрократию с прогрессивной общественностью (через Думу). Но царь не хотел довольствоваться функцией регу­лятора общественной жизни. Усиливая подчинение националь­ных окраин - Польши и Финляндии, Столыпин в то же время выступал за упразднение черты оседлости еврейского народа. Он докладывал об этом государю, и тот был не против предоставле­ния равноправия евреям, поручив Столыпину в административ­ном порядке принять меры к облегчению ограничительных по­становлений против еврейства, - нерешенность этого вопроса ускоряло революцию. В то же время еврейское население было благоприятной средой для развития предпринимательства в Рос­сии. Но это вызвало недовольство со стороны Государственной думы и разрыв министра с крайне правыми.

Правительство Столыпина разрабатывало и другие проблемы:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   47


написать администратору сайта