Социология массовых коммуникаций (А. Черных). Учебное пособие Издательский дом гу вшэ москва 2008 удк 361. 77(075. 8) Ббк 60. 56 449
 Скачать 2.46 Mb.
|
|
код его потребления. От товара как кода, он переходит к кодам вообще, многообразие которых, по его мнению, — исключительная черта современного опыта в целом. Коды господствуют не только в производстве и потреблении, но и в науке, например в биологии (ДНК), где они приобретают фундаментальную роль в объяснении процессов становления организма, в компьютерной и коммуникационной технике, а при их посредстве проникают во все области жизни. Эпоха кодов, говорит он, идет на смену эпохе знаков2. Коды выполняют две главные функции. Первая — функция совершенного воспроизведения (репродуцирования) объектов. Если ранее репродуцирование понималось как перенос оригинала (прежде всего произведения искусства) в новые контексты, то для Бодрийяра суть состоит в том, что при воспроизведении посредством кода вообще утрачивается различие между оригиналом и копией. Копия и есть оригинал или ни то, ни другое — это не копия и не оригинал, поскольку код оригиналом не является (оригиналом может быть только природный объект, а код — это система знаков). Наличие кодов расширило воспроизводство до невероятных масштабов. Реальные объекты «утратили доверие», потому что все они моделируются и воспроизводятся искусственно. Коды позволяют 1 Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1999 (первое фр. изд. — 1968). С. 180. 2 Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000 (пер вое фр. изд. — 1976). 268 5.2. Постмодерн — новая культурная эпоха «обойти» реальность и порождают «гиперреальности» (голография, виртуальная реальность и т.д.)- Возникает феномен «обратимости». Это ведет к исчезновению «конечностей» любого рода; все оказывается включенным в одну всеобъемлющую систему, которая тавтологична. Поэтому современная эпоха постмодерна — эпоха симуляции и симу-лякров'. Бодрийяр говорит о трех видах воспроизведения: первоначально, в классическую эпоху, репродукция — это подделка, имитация, в данном случае налицо различие между копией и оригинальным, естественным, объектом; в промышленном производстве, где точность воспроизведения оказывается идеальной, налицо все же различие между конечным продуктом и процессом труда; в эпоху репродукции, т.е. в современную эпоху, как уже было сказано, оригинал не значим, его просто нет, поскольку он в то же время и копия. Принцип репродукции содержится в коде, который и репрезентирует рабочую силу, свойственную в свое время процессу производства. В репродуцировании воспроизводится и код, т.е. репродуцируется и рабочая сила. Код — это число, сигнал, формула, т.е. принцип репродуцирования. А это означает, что источником вещей являются не другие вещи, а принципы, существующие в абстрактной форме. Исчезает не только различие между субъектом и объектом, но и различие между реальностью и ее репрезентацией. Нельзя же считать реальностью число или формулу. Но и то, что возникло, репродуцировано, — тоже не оригинальная вещь, а репрезентация, модель, симулякр. И таких «вещей» все больше: объекты и сложные системы возникают из компьютерных моделей, голограммы замещают предметы, растения и живые существа клонируются. Это и есть надвигающийся мир «симулякров», включающий постепен- 1 От лат. simulatio— видимость, притворство, имитация. В современных европейских языках словом «симуляция» обозначается не только имитация, подражание вообше, но, в первую очередь, имитирующее представление функционирования какой-либо системы или какого-либо процесса средствами другой системы или другого процесса (например компьютерная симуляция производственного процеесса). Также симуляцией именуется изучение какого-либо объекта, недоступного прямому наблюдению, посредством «симулирующей» модели. В русском языке и в том, и в другом случае употребляется слово «моделирование». Что же касается «симулякров», то это слово, также ведущее свое происхождение от simulatio, обозначает образ, репрезентацию чего-либо, или какое-либо несубстанциональное, несущностное сходство предметов или явлений. Единственное число — simulacrum, множественное — simulacra. По сути дела, это слово обозначает модель (математическую, компьютерную или иного рода). В русском языке применительно к философскому контексту уже устоялся термин «симулякр» или «симулякра» в ед. числе и «симулякры» — во мн. ч. 269 Глава 5. Новейший этап исследований СМИ но все в свою всеобъемлющую систему. Даже смерть, говорит Бодрийяр, может быть интегрирована в систему благодаря тому, что живое существо может быть репродуцировано и смерть, по существу, не случится. Превращение мира в мир симулякров оказывает поразительное влияние на человеческую жизнь: она становится одномерной, ибо противоположности либо сглаживаются, либо вовсе исчезают. Благодаря таким жанрам, как перформанс или инсталляция, переход от искусства к жизни оказывается или незаметным, или вовсе несуществующим. В политике благодаря репродуцированию идеологий, более не связанных с «социальным бытием», снимается различие между правым и левым. Различие истинного и ложного в общественном мнении — в среде масс-медиа прежде всего — перестает быть значимым: значима лишь сенсация, или переживание. Полезность и бесполезность объектов, красивое и безобразное в моде — эти и многие другие противоположности, определявшие ранее жизнь человека, теперь сглаживаются и исчезают. И главное, что исчезло — это различие между реальным и воображаемым. Все равно в мире «гиперреальности». Есть ли выход за пределы этой всеобъемлющей системы? Бодрийяр предлагает выбор «фатальных стратегий» вместо становящихся стандартными в этом мире банальных рефлексивных. Первые ориентированы на объект, вторые на субъект. Первые предполагают азарт, риск в преследовании предмета, экстатическое отношение к нему, вторые — рефлективную интеграцию в систему гиперреальности. Политический смысл фатальных, судьбоносных стратегий — следование массе, а не интеллектуалам, ибо массы обожающи и экстатичны в своем отношений к вещам и людям, а интеллектуалы рефлексивны. Устремления масс ведут, таким образом, к пределам системы. Отсюда парадоксальный смысл «фатальной» стратегии конформизма. Однако любой поиск фатальных стратегий, состоящих в пробуждении любви к объекту, ведет к авантюризму как выходу на индивидуальном уровне или к персонификации власти со всеми вытекающими отсюда действительно фатальными последствиями. Конечно, «сгущение» и преувеличение силы мира симулякров характерно для Бодрийяра. Но даже более спокойный анализ симуля-ционных и реальных аспектов сегодняшней действительности демонстрирует мощную тенденция к симуляции всего и вся. Прокатившаяся около десяти лет назад по миру волна споров о возможности клонирования организмов, связанная с очередным судьбоносным шагом научной технологии, показала, что протесты ни к чему не приведут. Пришествие симулякров неотвратимо. 270 5.2. Постмодерн — новая культурная эпоха 5.2.2 Ж.-Ф. Лиотар: распад метаповествований Точно так же, как Бодрийяр, Жан-Франсуа Лиотар в своем анализе современных изменений жизни и опыта исходил из воздействий знания, науки, технологии. Как у Бодрийяра, у Лиотара имелось марксистское прошлое: он был марксистом и социалистом прежде, чем стал философом постмодерна. Постмодерн у Лиотара — это отрицание мар-ксова тоталитаризма (тоталитаризм здесь понимается не в политическом, а в теоретическом смысле, как отказ от идеи целого (лат. totит — все, целое), которое целиком и полностью определяет части. Для Лиотара постмодернизм стал антитоталитаризмом. Он констатирует, что описание общества как целостности, тотальности, независимо от того, как оно «оформлено» (в терминах целостности, спаянной «органической солидарностью», как у Дюркгейма, функциональной дифференциацией на основе «нормативного консенсуса», как у Парсонса, или насилием одного класса над другим, как у Маркса), представляется все более и более неадекватным по причине утраты в современном мире доверия к метаповествованиям1. Метаповествова-ния — это всеобъемлющие теории, например, теория социальной эволюции, или теория закономерного чередования социально-экономических формаций, или учение о том, что целью общества является удовлетворение потребностей его членов и т.п. Отличительным признаком и теоретическо-социальной функцией метаповествования является дедуцирование (если речь идет о теории) или навязывание (в мире социальной практики) теоретических решений или форм поведения, которые диктуются заранее принятым способом видения целого. Метаповествование (или «метанарратив», если следовать терминологии Лиотара) предполагает телеологию, т.е. идею смысла и цели целого, которая оправдывает и обосновывает (легитимирует) насилие в обществе и использование знаний для целей насилия. Оно наделяет смыслом науку, политику, просто всякий фрагмент социального поведения. Что же касается конкретно науки, то она вообще существует 1 LiotardJ.-F. The Postmodern Conditions. Manchester, 1984 (франц. изд. — 1979). 271 Глава 5. Новейший этап исследований СМИ как таковая именно благодаря опоре на метаповествование, «лежащее» вообще за ее пределами, — представлению о единстве мира и объективно существующим целям и задачам научного познания мира. Именно эти метанарративы служат главными средствами как легитимации правил науки, так и интеграции научного сообщества и академического порядка знаний (см. гл. 2). Конкретнее, Лиотар называет два метанарратива, на которых зиждется наука: идея получения знания во имя самого знания и идея знания во имя освобождения от природного и социального гнета. На самом деле, говорит он, в современную эпоху, когда сложность взаимоотношений знания, общества, природы необычайно возросла, не существует одного или даже двух решений вопроса о природе знаний. Раньше имелась вера — сначала религиозная, потом научная, — которая давала представление о конечной цели. В наше время технологическое развитие (прежде всего компьютерные технологии) привело к тому, что внимание ученых переместилось с целей на средства: то, что считалось средством (технологии), превратилось в самоцель; в результате метанарративы лишились смысла. Независимо от того, идет ли речь о знании во имя знания или знании во имя освобождения, спекулятивные или революционные (освободительные) метанарративы не имеют уже отношения к самой научной деятельности. Лиотар предпочитает рассматривать науку как «языковую игру» в витгенштейновском смысле1. Согласно концепции языковых игр, никакая теория не в состоянии понять язык в его целостности, разве что она сама является одной из языковых игр. Так же, считает Лиотар, надо подходить и к метанарративам: каждый из них — языковая игра, являющаяся одной из множества языковых игр. Таким образом, спекулятивные метаповествования релятивизируются. Сами они претендуют на 1 Л. Витгенштейн ввел понятие языковой игры, чтобы показать, что смысл слов зависит от контекста их применения. Значение конкретного слова возникает как бы в ходе игры из сочетания и соотнесения нескольких контекстуальных значений. В более широком смысле под языковой игрой Витгенштейн понимал «жизненную форму», т.е. сочетание некоторых правил установления значений с социально-исторической практикой, элементом которой эти правила являются. (См.: Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. M., 1994). 272 5.2. Постмодерн — новая культурная эпоха объективное описание явлений. Лиотар же требует рассматривать каждое из них как языковую игру, правила которой могут быть вычленены путем анализа способов соединения предложений друг с другом. Пример: языковая игра «наука». Каковы ее правила?
Сказанное свидетельствует, что научная игра не требует теперь метанар-ратива для цели собственной легитимации. Правила ее имманентны, т.е. содержатся в ней самой. Для того, чтобы вести ее успешно, конкретному ученому вовсе не нужно добиваться освобождения от кого-то или чего-то, а также не нужно демонстрировать «прогресс» знания. Достаточно того, чтобы его деятельность была признана соответствующей правилам игры, т.е. признана в качестве научной деятельности другими представителями ученого сообщества. Наука, таким образом, оказывается самоподдерживающимся предприятием, не нуждающимся в каком-то внешнем по отношению к ней самой оправдании или обосновании. Но наличие такой игры ничего не говорит о важности науки и месте, которое она занимает в современном обществе. Поэтому Лиотар идет дальше. Как явствует из приведенных правил, научные суждения требуют эмпирического подтверждения. В сложных случаях само получение подтверждения нуждается в комплексной технологии. Технология организуется согласно принципу эффективности, т.е. с целью получения наибольшего результата при наименьших затратах. Но для комплексной технологии необходимы деньги. Тот, кто располагает финансами, оказывается в состоянии получить искомое доказательство своих теоретических суждений. Таким образом, говорит Лиотар, технология оказывается не следствием «применения» научных суждений в промышленной и социальной практике, а средством получения самих этих научных суждений. 1 Liotard J.-F. The Postmodern Conditions. Manchester, 1984 (франц. изд. — 1979). 273 Глава 5. Новейший этап исследований СМИ Так «составляется уравнение из богатства, эффективности и истины», — констатирует Лиотар1. Поскольку по причине ограниченности ресурсов подход с точки зрения эффективности преобладает, истина оказывается на стороне наилучшим образом финансируемых исследований. Ибо именно те, кто имеет достаточно средств, оказываются в состоянии обеспечить технологию, нужную для получения эмпирического подтверждения. Более того, на их стороне оказывается и справедливость: получение эмпирического подтверждения свидетельствует о том, что распределение средств было справедливым. А если те, кто имеет финансы, имеют и власть (а это, по Лиотару, неизбежно, ибо они получают доход, используя результаты исследования), то наращивание технологий есть одновременно наращивание власти, богатства, истины и справедливости. И все это находится на одном полюсе общества, т.е. локализовано в одних и тех же социальных группах. Знание, воплощенное в современной высокоразвитой науке, оказывается, если следовать Лиотару, не только силой, оно же — и власть, и богатство, и истина, и справедливость. Но все это справедливо лишь при условии, что эффективность как критерий применения технологий не ставится под вопрос. Если же возникает сомнение в применимости этого критерия в науке, т.е. как только он выходит из пределов научной игры, появляется необходимость метанарратива для ее обоснования. Такой метанарратив предоставляет современная системная теория общества (Т. Парсонс, Н. Луман). Все в целом — системная теория общества и языковая игра «наука» — неотъемлемые элементы когнитивной эпохи модерна. В новых условиях — в условиях постмодерна — на смену гладкому функционированию систем идет плюрализм подходов, непредсказуемость ходов в игре, отклонения и раскол. Если правила игры, хотя бы некоторые, отвергаются, то невозможно говорить об «ошибке», о «неправильном ходе» в игре. Аэти новые условия наступают: как показывает Лиотар в последующих работах2, не существует логической возможности редукции общих суждений к конкретным ситуациям и обстоя- 1 LiotardJ.-F.Op.ciLP.45. 2См. особенно: Liotard J.-F. The Differend: Phrases in Diapute. Manchester, 1986 (франц. издание — 1983). 274 5.2. Постмодерн — новая культурная эпоха тельствам дел, и поэтому распад метанарративов — естественный путь преобразования человеческих знаний. 5.2.3 Интерпретации постмодерна В табл. 1 дается детальное представление о различиях культур модерна и постмодерна Таблица 1
|