Учебное пособие СанктПетербург Издательство Политехнического университета 2012
 Скачать 1.93 Mb.
|
|
10.18. Догматизм, софистика, эклектика как антиподы диалектики Диалектике как правильному, адекватному противоречивости предмета отражению его сложности противостоят крайности догматизма и релятивизма. Догматизм – это обнаружение одной из крайностей в сложном бытии предмета и абсолютизация этой крайности. Догматизм отрицает развитие, пластику бытия предмета, видит мир однозначным, не изменяющимся, трактует мышление, научные истины как негибкие и неизменные. Догматик всегда прав, ни в чем не сомневается, настаивает на абсолютности и неизменности своих знаний. Релятивизм, наоборот, абсолютизирует в реальной диалектике природы подвижность, текучесть, изменчивость ее процессов. Если диалектик Гераклит замечал, что «все течет и все изменяется», следовательно, «в одну реку нельзя вступить дважды», то релятивист Кратил заявлял, что в реку нельзя вступить и однажды, потому что она ведь течет! И добавлял, уже чисто софистически, что кредитору можно не 175 отдавать долг на том основании, что все течет и все изменяется, и потому человека, бравшего деньги в долг, уже нет, он изменился, стал другим человеком. Догматизм и релятивизм можно представить в виде крайностей или полюсов, или тезиса и антитезиса, синтезом которых является диалектика. Диалектика включает в себя то, что абсолютизируют догматизм и релятивизм – моменты покоя и подвижности в бытии предмета, но она не сводится к ним, улавливает их реальное взаимодействие и взаимопревращение. Если догматизм и релятивизм чаще стихийные, не всегда осознаваемые авторами искажения и ошибки, то софистика – осознанное и злонамеренное извращение истины и культуры мышления. Софистика происходит от греческого слова «софизма» – хитрая уловка, измышление. Софизм – это неправильное рассуждение, выдаваемое за правильное. Примером древнего софизма является софизм «рогатый»: «То, что ты не потерял, ты имеешь; ты не потерял рога, следовательно, ты их имеешь». Софизмы похожи на парадоксы, однако, в отличие от последних, в софизмах не проявляются действительные логические трудности. Софизмы возникают в результате заведомо неправильного применения логических правил и операций. Эклектика (эклектизм, эклектицизм, от греческого «эклектикос» – выбор, выбирающий) – это механическое, негармоничное соединение идей, взглядов или теоретических положений. Это также субъективное выхватывание отдельных сторон предмета и их произвольное, механическое соединение. Эклектика превращает объективные противоречия в мешанину, соединяет в рассуждении не обусловливающие друг друга противоположности по типу. 10.19. Значение диалектического мышления для научной и практической деятельности Для научной деятельности. Диалектика является современной общей теорией развития всего сущего, она адекватно отображает мир в своих принципах, законах и категориях. Диалектика учит, что мир противоречив, изменчив, подвижен, он усложняется, развивается и его нельзя правильно отразить, описать 176 однозначными, непротиворечивыми высказываниями, теориями. В науке недопустимы догматизм, эклектика, софистика, метафизическое окостенение мысли. Являясь общей теорией развития, диалектика тем самым становится методологией научного исследования – совокупностью законов и принципов построения обще- и частнонаучных методов исследования. Так, принципы объективности, познаваемости, детерминизма, всеобщей взаимосвязи, развития настраивают исследователя на соответствующие общие позиции в научной работе. Владение категориями «причина» и «следствие» во всех оттенках их смыслов позволяет ученому с самого начала исследования отказаться от ложных ходов мысли, например, от абсолютизации случайности или принятия позиций индетерминизма на основе обсуждения вероятностных форм причинности или ее целевых форм (когда, например, в обществе происходит опережение следствием причины в случаях действий людей в соответствии с идеально выработанными целями, идеалами). Диалектика, требуя проникновения сквозь оболочку явлений в сущности предметов, может предостеречь исследователя от эмпиризма – поверхностной фиксации, катологизации явлений, от описательства и созерцательности. К сожалению, и сегодня это требование диалектики далеко не всегда учитывается, наука часто остается излишне поверхностной, избегающей исследования сущностей (особенно это касается гуманитарных наук). Это проявляется, например, в современной биологии. Академик И. Т. Фролов отмечал в одной из своих работ (Фролов И. Т. Философия и биология. Мировоззренческие и методологические проблемы современной науки о жизни / И. Т. Фролов. – М., 1997), что современная позитивистская философия не признает диалектического принципа несводимости высших форм движения к низшим, рекомендует биологам ограничиваться в исследованиях живого лишь физико-химическими методами. Но в результате, отмечает И. Т. Фролов, из таких исследований ускользает сама специфика жизни, живое превращается в разновидность физико- химических процессов. И тогда сразу делаются идеалистические выводы об односторонне духовной сущности жизни и ее происхождении из потусторонних сфер. 177 Важным принципом диалектики является принцип системности, требующий признания в системе особых сверхэлементных свойств, которые возникают не в результате развития «онтологии» – собственных, изначальных свойств элементов системы, а только в самой этой системе как особом субъекте – носителе новых свойств.Сознательно руководствуясь этим требованием диалектики, советский психолог и педагог 20–30 гг. прошлого века Л. С. Выготский теоретически полностью преодолел педологию как психологически-педагогическую доктрину. Высшие психические функции человека (речь, самосознание, логическая память и др.) возникают, согласно Выготскому, не в результате развития биологически заданных, «врожденных» «способностей», «предрасположенностей», «талантов», как это трактует педология, а только в системе общества. Возникая как потребности этой системы они – от целого к частям – делегируются отдельным людям в процессе направленного воспитания. Подобную ошибку совершал академик и нобелевский лауреат И. П. Павлов в своих рассуждениях о том, что научная деятельность человека является результатом развития поискового рефлекса животных, рефлекса «что такое». Опроверг академика педагог А. И. Мещеряков, который пытался развить познавательные способности у слепоглухонемых детей по этой павловской схеме. Однако, писал он, сколько мы ни старались получить эффект, применяя эту схему, у нас ничего не получалось. По-видимому, этого механизма просто нет. И тогда А. И. Мещеряков взял на вооружение схему Л. С. Выготского – и эффект не замедлил сказаться (см.: Мещеряков А. И. Слепоглухонемые дети / А. И. Мещеряков. – М., 1974). Тем не менее методология Л. С. Выготского и сегодня далеко еще не освоена. Педологические принципы в педагогике сегодня возрождены и являются едва ли не главной педагогической доктриной в нашей стране. Работают кабинеты по работе с «одаренными детьми», учителя не столько воспитывают детей, сколько развивают их «врожденные» задатки и таланты. И массе людей это представляется научным, эффективным и даже вполне нравственным и гуманным. На своем материале опровергал позитивизм (позитивистский эмпиризм) И. П. Павлова академик-физиолог П. К. Анохин. И. П. Павлов, 178 при всем огромном его вкладе в науку, оставался в русле позитивистской, несистемной методологии, согласно которой наука о психике должна строиться по тем же принципам, что и физика, химия; целостность живого организма, по И. П. Павлову, возникает как результат отражения мира животным; отражение осуществляется посредством рефлексов, сущность которых исключительно приспособительна; задача организма, следовательно, – уравновешивание со средой, приспособление к ней. П. К. Анохин выдвинул иные, диалектически противоположные принципы понимания живого. Живое имеет специфическую сущность и закономерности, и изучаться оно должно особыми, не сводимыми к физике и химии методами; биологическое целое (организм, вид) организуется целью животного или вида, и этой целью является не приспособление к среде, а преодоление добиологических природных закономерностей, утверждение своих, «сверхприродных» процессов; сущность живого – сопротивление природе, стремящейся его разрушить, а не приспособление к ней; все это утверждает активность отражения и поведения, всей жизнедеятельности живого, а не пассивное отражение и приспособление (см. сайт: http://www.galactic.org.ua/Prostranstv/n-fiz-1.htm ). Нет нужды перечислять все примеры значимости диалектической методологии для обеспечения исследованиям высокого научного уровня. Следует только добавить, что несмотря на, казалось бы, убедительные успехи подобных примеров использования диалектики в реальных научных исследованиях, до сих пор ведутся несомненно эмпиристские исследования и даже критикуется сама необходимость применения диалектики в научных исследованиях. По-видимому, не скоро еще диалектика станет всеобщим языком науки. Но то, что она должна им стать и станет, – несомненно. Для общественно-практической деятельности. Диалектика атрибутивна (изначально присуща) человеческому мышлению. Человечество не состоялось бы как таковое, если бы оно отражало природу только как неподвижную, непротиворечивую и неизменную. Иное дело степень развитости этой «субъективной диалектики». Первоначально диалектика была вплетена в мифологическое образное мышление. Уточка добывает горстку земли со дна мирового океана, и из нее строятся огромные материки. Малое здесь равно большому, из малого 179 вырастает большое. В рамках мифологии формируются категории «дао», «инь» и «ян», пишется древнекитайская «Книга перемен» и т. д. С ходом истории развивалось производство, усложнялись социально- политические отношения, жизнь требовала преимущественного развития однозначного, непротиворечивого, рассудочного мышления. Это мышление опосредствовало развитие цивилизации. На протяжении нескольких тысячелетий (с перерывами и зигзагами в этом движении) человечеству было достаточно этого мышления для решения задач развития техники, организации социальной и политической жизни, даже для развития познания, наук, искусств. На основе этого мышления вспыхнул феномен античной цивилизации. В эпоху средневековья европейское общество утратило достижения формальнологического рассудочного мышления и практически вернулось к преобладанию в мышлении первобытной мистики в виде христианской религии. В результате оно цивилизационно очевидно деградировало. Возрождение и Реформация вернули человечеству рассудочный интеллект – и в результате мы видим новый невиданный взлет технических средств жизни в Новое и Новейшее время. Без массового освоения людьми однозначной и непротиворечивой формальной логики и без вытеснения ею средневековой мистики не появился бы современный капитализм. Эта логика – его интеллектуальный, духовный фундамент или, по крайней мере, абсолютно необходимые для строительства его здания строительные леса. Но чуткие умы (души) всегда чувствовали, что прогресс на основе формальной логики относителен, неполон, недолговечен. И Античность (Платон, Аристотель), и Новое время (Спиноза, Гегель) обращали внимание на сложность, подвижность, противоречивость, внутреннюю жизненность мира и строили логику отражения этой его внутренней динамичности. Однозначная логика, в конечном счете, консервативна. Подлинного прогресса она дать не может, потому что ей нечем его видеть и нечем вооружить людей на содействие природе в ее саморазвитии. Только диалектика обнаруживает прогресс и дает людям механизмы его осуществления. Эту логику как самое эффективное оружие борьбы против тысячелетнего средневекового застоя дала человечеству молодая 180 революционная буржуазия умами (и судьбами) своей интеллигенции – от Оккама и Роджера Бэкона до Спинозы, Дидро и Гегеля. Ирония истории, однако, состояла в том, что буржуазные интеллигенты опоздали. Триумф шествия новой логики (философия Гегеля) пришелся на эпоху, когда буржуазия уже фактически победила феодализм, и перед ней встали задачи консервации своей власти и своей цивилизации. Диалектика стала не только не нужной, но и враждебной. Философия Гегеля стала изгоняться из научной и культурной жизни. Диалектику вытеснили в музей истории философии, знаменем и знамением новой культуры стал позитивизм в лице представителей новой волны интеллигенции (Конт, Гуссерль, Витгенштейн, Поппер, Деррида, Делез и масса других). Сама идея прогресса вытеснена из культуры. Провозглашаются и господствуют лозунги конца истории, постистории, постобщества, постчеловека. Вывод простой: пока человечество в подавляющей своей массе не освоит диалектику, пока законы, принципы и правила этой логики не станут для всех столь же простыми и понятными, какими сегодня являются схемы и нормы механицизма и формальной логики, пока диалектическую логику не станут преподавать детям в первом классе и детсаду – до тех пор будет господствовать нынешняя организация общества, и в нем будет царить иллюзия счастья жить в «постистории» и «постцивилизации». Однако жизнь остановить невозможно. Перед нами еще века и тысячелетия нашей жизни и прогресса. Жизнь, история не только не исчерпали механизмов своего бытия, но они вообще только еще начинаются. Мы все еще не стали «homo sapiens» – разумными, диалектически мыслящими сущеествами. Рассудочными, мыслящими формальнологически – да, но не диалектически-разумно. У нас все еще впереди, и диалектика (объективная и субъективная) – проводник и посредник в этом самодвижении истории. 181 Глава 11 СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ И ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ 11.1. Проблема становления социальной теории Социальное знание к настоящему времени еще не приобрело вид научной картины общества, подобной естественнонаучной картине природы, и не обладает теоретическим единством, базирующимся на некотором объективном основании. Не построена фундаментальная, согласующаяся с естествознанием социально-теоретическая модель общества, показывающая развитие всех сфер общественной жизни в их целостности с позиции единых принципов и законов. Соответственно, поскольку отсутствует социальная теория, подобная теоретическому естествознанию, постольку социальной философии не на что опереться, кроме непосредственного исторического опыта и постольку у социального научного познания, в свою очередь, нет необходимой философской базы. Поэтому социальная философия и теоретическая социология по сути совпадают, социальная философия выполняет компенсирующую онтологическую функцию, как это было с натурфилософией в донаучный период. Однако, говоря о моделях общества, не следует смешивать реальные исторические общности и теоретическую модель общества, подобно тому, как не смешивают реальное падение тел и теоретическую модель свободного падения. Естествознание не предписывает того, как должно падать тело, оно просто описывает реальное падение, т. е. то, как тело падает. Оно не говорит, правильно ли текут реки, хороший или плохой климат и т. п. То же самое можно отнести и к социально-научному познанию, которое должно указывать, что будет в том или ином случае, в той или иной ситуации. Как естествознание не указывает человеку, что нельзя прыгать с большой высоты без технических средств, что стены домов надо ставить вертикально, а фундаменты класть горизонтально, оно только указывает закон, а люди сами делают выбор, так и социально- научная теория, будучи всеобщей моделью общественного развития, должна показывать его закон, на основе которого люди могут делать сознательный выбор технического и социального действия. 182 От Ньютона никто не требовал определения способов применения открытого им закона всемирного тяготения и тем более способов его преодоления. Важно то, что стало понятно, почему стены домов должны быть вертикальными. Так и знание законов социальности должно явиться для социального конструирования тем же, что и законы механики для строительства зданий. Научные законы не предписывают ни истинное количество этажей в домах, ни истинные способы распределения в них квартир, они только объясняют условия, которые надо соблюдать, чтобы дома и общества не разрушались сами собой. Естествознание, объясняя природу, устанавливает некие ограничения, запреты в области материально-технической деятельности, оно указывает, что невозможно или нельзя делать и только через это «невозможно» и «нельзя» определяется круг того, что возможно и можно. Видимо, и социально-научное знание должно работать по этой же схеме и определять те состояния общества, которые невозможно осуществить или нельзя допускать, иначе оно погибнет, а на этой основе уже очерчивать круг возможных состояний, определять «коридор решений». Социально-научное знание представлено на эмпирическом уровне и лишено социально-теоретических оснований, функции которых выполняют определенные элементы идеологической сферы. Обществознание, в отличие от естествознания, не объясняет практику, а идеологически обслуживает субъектов социальной деятельности в их взаимной борьбе друг с другом. Соответственно, если практическая полезность естествознания является общечеловеческой, поскольку знание природы для всех полезно само по себе, то знание законов общества как такового, напротив, не содержит какой-либо конкретной полезности. Социальное знание становится полезным тогда, когда оно учит способам ведения социальной борьбы. Умение «перехитрить» природу и умение перехитрить человека – это качественно разные умения. На протяжении многих лет в широком употреблении находится тезис о том, что по мере увеличения масштабов общества возрастает потребность в научных основаниях управления им. Прикладное социальное знание, безусловно, необходимо для выживания в борьбе за существование в пределах самого общества. Сюда можно отнести социологию, психологию, политологию, экономику. Но все это по типу 183 знания принципиально не отличается от естествознания, обеспечивающего возможность выживания людей в природе. Как и естествознание, научно-теоретическое социальное познание предполагает возможность построения идеальной модели объекта в качестве основного средства познания. В обществознании появлению научной теории мешает его идеологический характер, поэтому в нем господствует плюрализм. На собственно научной основе, в социологии, психологии, осуществляется разработка средств борьбы (экономической, политической, идеологической, военной). Теоретическое социальное познание не в состоянии ни построить модель всеобщей социальной гармонии, ни обосновать чье-либо преимущественное право на существование. Поэтому социальная теория всегда остается, во-первых, утопией и мифом, а во-вторых, идеологией, духовным средством реализации определенных материальных интересов. С одной стороны, она направлена на предотвращение вхождения общества в состояние тотальной войны всех против всех, а с другой – мобилизует людей на борьбу за свое выживание. Исходная методологическая позиция в рассмотрении общества состоит в определенном ответе на вопрос о том, может или не может общество (человек как вид) в принципе полностью обеспечить себя необходимыми ресурсами жизни, т. е. обеспечить полное выживание всех своих членов, подразумевая под полным выживанием принципиальную возможность для каждого отдельно взятого индивида прожить всю жизнь, продолжительность которой определяется его естественными особенностями и достижениями цивилизации. Выбор ответа здесь не связывается с вопросом о численности народонаселения (за исключением абстрактных предельных значений) и действием всякого рода случайностей на уровне индивидуальной и общественной жизни. Критерием принципиальной возможности полного обеспечения общества ресурсами жизни является отсутствие необходимости внутривидовой борьбы за их распределение. Иначе говоря, это главная теоретическая альтернатива в объяснении законов общественного бытия, а именно может или не может человечество обеспечить в процессе материального производства всеобщее благополучие, т. е. (в простом витальном измерении) накормить, обуть и одеть всех жителей Земли? Либо «да», 184 либо «нет» – именно тут находится ключ к пониманию человеческого способа жизни. В зависимости от ответа мы получаем два варианта понимания всеобщего социологического закона, в соответствии с которым возможны принципиально разные социально-теоретические модели общества. На базе любой из двух противоположных посылок строится самостоятельная система социальной философии и философской антропологии. Следовательно, прежде чем начинать теоретические дискуссии по тем или иным социальным проблемам, надо определиться с выбором исходной позиции. Если они разные, то дискуссия оказывается бессмысленной. Величайший миф индустриальной эпохи – это вера в абсолютный прогресс, позволяющий обществу достичь гармонии во всех сферах бытия на основе неуклонного роста производительных возможностей. При всей гуманистической направленности он в конечном счете всегда служил прикрытием и оправданием глубокой социальной дифференциации, вселяя в представителей низших слоев веру в лучшее будущее, общеисторический оптимизм, выходящий за пределы живущего поколения. От религиозного мифа он отличается только тем, что во главу угла ставит другой источник всеобщего блага – труд на основе научно-технического прогресса. Исходя из этого мифа, сформировалась и основная социально- философская парадигма, единая для большинства направлений, зачастую далеко отстоящих друг от друга в общефилософском плане. В соответствии с ней несовершенство человеческого бытия обусловлено главным образом действием «закона людей», а не «закона вещей». Это означает, что со стороны природы нет непреодолимых препятствий для нормального обустройства жизни людей; основные препятствия на пути к такому обустройству исходят от самих людей, от их собственных пороков и неумения наладить свою общественную жизнь. Иначе говоря, люди могут преодолеть природу, но не могут преодолеть себя. Отсюда следуют два альтернативных вывода: либо надо менять существующую систему отношений, создавать новую, обеспечивающую каждому индивиду возможность человеческого существования (путем социальной революции или социальных реформ); либо надо смириться и принять все как предустановленную данность природного или божественного происхождения. 185 Дальше всех в раскрытии закона вещей пошел К. Маркс, показавший, как из особенностей материальной жизни проистекают особенности общественного устройства. По К. Марксу, на определенном этапе материально-технического развития, когда наука становится непосредственной производительной силой, а человек вытесняется из непосредственного производственного процесса и начинает управлять им, общественное устройство становится последним и единственным препятствием для обеспечения всеобщего блага. Устранив это препятствие и опираясь на высокоразвитые производительные силы, люди смогут вступить в подлинное царство свободы, как над вещами, так и над самими собой; и тогда ничто уже не будет мешать неограниченному прогрессу во всех сферах человеческого бытия, причем все будут иметь равный доступ к достижениям этого прогресса. Слабым местом марксистской модели общества является отсутствие ее позитивно-научного обоснования, вследствие чего, как и в объективно-идеалистической схеме, в основу направленности общественного процесса ставится допущение абсолютного прогресса, а на первый план выступает фактор коммунистического воспитания человека. В рамках абсолютистской модели общества параллельно с марксистской сформировалась и в настоящее время стала господствующей противоположная оценка человеческого фактора, которая состоит в том, что именно коммунистические отношения являются тормозом, мешающим реализовать людям все свои потенциальные возможности для своего собственного и общего блага. Только свободная деятельность и личная предприимчивость на базе частной собственности позволяют обществу достичь наиболее высоких результатов и обеспечить соблюдение естественного равенства людей, состоящего в личной свободе и равенстве прав. Эмпирически общество может быть представлено в виде блоков: СФЕРА ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ: общественное сознание; СФЕРА СОЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ: политические, правовые, национальные, религиозные, семейные отношения; СФЕРА МАТЕРИАЛЬНО-ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ ЖИЗНИ: производительные силы и производственные отношения; 186 СФЕРА ЕСТЕСТВЕННО-ПРИРОДНОЙ ЖИЗНИ: природная среда и народонаселение. С позиций исторического материализма общественное бытие (природа, материальное производство и социальная жизнь – то, как люди живут) определяет общественное сознание (то, что люди думают). С позиций исторического идеализма наоборот, общественное сознание определяет общественное бытие. Природа (совокупность географических и демографических факторов) является необходимым исходным условием жизни общества. Направление, которое абсолютизирует роль географических факторов, т. е. признает их решающими, получило название географический детерминизм, его история восходит к античной философии, а в настоящее время оно представлено различными моделями геополитики и геостратегии. Направление, которое абсолютизирует роль демографических факторов, можно обозначить как биологический детерминизм, представленный, в частности, мальтузианством. Исторический материализм признает природу обязательным, но не решающим фактором общественной жизни. Таким фактором является материальное производство. Материальное производство (обмен веществ между обществом и природой) характеризуется двумя отношениями – отношение людей к природе, обозначаемое понятием производительные силы, и отношение людей друг с другом, обозначаемое понятием производственные отношения. Производительные силы (то, из чего производится, – предметы труда; то, чем производится, – орудия труда; и те, кто производит, – рабочая сила) определяют производственные отношения. В своем единстве производительные силы и производственные отношения сотавляют определенный способ производства. История есть движение от одних способов производства к другим: первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический … Что дальше? Это одна из современных социально-теоретических и социально-философских проблем. Направление, которое абсолютизирует определяющую роль производительных сил и не учитывает обратное воздействие на них со стороны производственных отношений, получило название технологический детерминизм, представленный целым рядом 187 технократических теорий. В рамках технологического детерминизма различаются технологический оптимизм, полагающий, что наука и техника решат все проблемы, и технологический пессимизм, полагающий, что наука и техника в конечном счете ведут общество к гибели. Технологический детерминизм получил широкое распространение во второй половине ХХ в. в различных социально-экологических учениях. Производственные отношения определяют все остальные общественные отношения, т. е. всю социальную жизнь. Соответственно они обозначаются как базис, а все остальные отношения – как надстройка. Базис определяет надстройку, но подвергается с ее стороны обратному воздействию. Направление, которое абсолютизирует определяющую роль базиса и не учитывает обратного воздействия на него со стороны надстройки, получило название экономический детерминизм, принадлежность к которому незаслуженно приписывают К. Марксу. Общественное сознание есть отражение общественного бытия. Вместе с тем, это регулятор общественной жизни – система знаний, нормативов и ценностей, т. е. всего того, чем руководствуются люди в своей жизнедеятельности. Содержание и структуру общественного сознания можно представить в виде следующих элементов: УРОВНИ СОЗНАНИЯ: обыденное сознание (отражение бытия на уровне явления), теоретическое сознание (отражение бытия на уровне сущности; ВИДЫ СОЗНАНИЯ: рациональное сознание (отражение предмета самого по себе), ценностное сознание (отражение нашего отношения к предмету), практическое сознание (отражение способов действий с предметом); СФЕРЫ СОЗНАНИЯ: идеология (отражение общественной жизни на теоретическом уровне), общественная психология (отражение общественной жизни на уровне обыденного сознания), естествознание (отражение природы); ФОРМЫ СОЗНАНИЯ: правовое сознание, политическое сознание, нравственное сознание (мораль), эстетическое сознание (искусство), религиозное (и атеистическое) сознание, наука (как система знаний), философия. 188 Общество, взятое во всей его целостности, рассматриваемое как система вышеперечисленных выше элементов, т. е. как единый социальный организм, в историческом материализме обозначается как общественно-экономическая формация. Перечень формаций такой же, как и перечень способов производства. При этом предполагается, что все общности последовательно проходят формационные ступени своего исторического развития. В настоящее время формационный подход зачастую отвергается из-за необходимости указывать коммунистическую формацию и заменяется цивилизационным или культурологическим походом, когда чередование исторических этапов рассматривается как чередование разных типов цивилизаций или культур. По-видимому, данные подходы неправомерно противопоставлять друг другу, целесообразно рассматривать их в единстве. В целом в основе социально-философской парадигмы периода индустриальной эпохи лежит технологический утопизм, общий для основных форм социального утопизма – буржуазного и коммунистического. Нужен теоретический прорыв в области фундаментального объяснения общественной жизни, начиная с самого исходного акта возникновения социальности, с момента отделения человека от природы. |