ТЕОРИЯ СЕМАНТИЧЕСКОГО НОЛЯ И КОМПОНЕНТНОЙ СЕМАНТИКИ ЕГО ЕДИНИЦ. пособие по семантике. Учебное пособие уфа, 1999, 88 С
 Скачать 1.28 Mb.
|
|
§ 7. Развитие теории семантического ноля в трудах продолжателей Важным вкладом в развитие теории поля можно считать исследование А. Рудскогера, изучившего смежные семантические поля, образованные полисемантическими прилагательными fair, foul, nice, proper в английском языке. В его концепции многозначные слова входят в разные понятийные сферы; при этом “значения и понятийные поля почти покрывают друг друга и могут, как термины, употребляться без ограничений” [143, 12]. Таким образом, в концепции Рудскогера понятийное поле так же отличается от понятийной сферы, как отдельное значение многозначного слова отличается от выражаемого этим словом понятия. В дальнейшем такая концепция сформируется в представление об одном из видов семантического поля, который Л.М. Васильев называет семантемой [9, 111] и который образуется глобальным содержанием полисеманта в силу общих семантических компонентов его семем. Принципиальное отличие концепции Рудскогера от трировской состоит в признании того, что вследствие многозначности каждое слово чаще всего входит не только в одну лексико-семантическую парадигму [42, 48]. Последователь И.Трира К. Ройнинг, исследовавший семантическое поле “радость” в английском и немецком языках, в отличие от своего учителя анализирует современный языковой материал разных частей речи и признает существование пересекающихся групп, Общее же у Трира и Ройнинга - ономасиологический подход, поскольку, как утверждает Ройнинг, в основе выделения поля лежит понятие, а не слово [140, 20]. Поле Ройнинга делится на субполя по признакам глубины чувства радости, интенсивности, характера проявления, временной отнесенности и наличию или отсутствию направленности. Эти признаки автор интуитивно интерпретирует как семантические признаки анализируемых слов, т.е. исследование Ройнинга имеет по существу Структурно-семантическую основу. Автор образно представляет единицы поля в виде кружков различной величины, которые накладываются и пересекаются друг с другом внутри каждого субполя различным образом, в зависимости от степени характеризации тем или иным признаком, и даже могут частично выходить за пределы большого круга, символизирующего поле приятных эмоций [140, 129]. При этом каждый из сравниваемых языков характеризуется особой структурой субполей и конфигурацией, образуемой взаимодействием слов-кружков. Близкий к этому подход можно обнаружить в исследованиях по комбинаторной лексической семантике, в которых за исходное принимается общая внеязыковая действительность, по-разному членимая в разных языках. Например, Б. Потье исследует группу наименований предметов мебели, предназначенных для сидения. Эта группа, называемая автором “малое лексическое объединение” (petit ensemble) и включающая всего 5 единиц (chaise “стул”, fauteuil “кресло”, tabouret“табурет”, canape “диван”, pouf “мягкий табурет”), анализируются с помощью компонентной методики. Семема (sememe) каждого из анализируемых слов отличается от других семем комбинаторикой ее признаков или сем (seme): “со спинкой”, “с ножками”, “с подлокотниками”, “для одного человека”, “для сидения”, “из твердого материала” [136, 42]. Работа Потье поднимает вопрос о том, что служит объектом анализа - признаки значений слов или признаки референтов, приписываемые этим значениям. В современной интерпретации этот вопрос формулируется как вопрос о том, что определяет значение слова или что отличает его от значений других слов - необходимые и достаточные признаки (компонентный подход) или типичные условия употребления, не образующие жесткого набора признаков (прототипический подход). Этот важнейший вопрос обсуждается в соответствующем разделе, посвященном комбинаторной семантике. Здесь же следует подчеркнуть, что представление о том, что значения слов-денотативов, таких как наименования предметов мебели, не создают семантическое поле [73, 32], по меньшей мере, весьма спорно, если не ошибочно. Трудно понять, почему нельзя считать наличие или отсутствие спинки семантическими признаками слов стул и кресло и на этом основании отвергать статус семантического поля у группы наименований мебели Б. Потье [136, 32-36]. Применение метода комбинаторной семантики при анализе поля пространственных прилагательных демонстрирует также А.Ж. Греймас. В фундаментальном смысле его позиция совпадает с подходом Потье, что видно из компонентного анализа 8 прилагательных, результаты которого приводятся в следующей таблице (таблица № 1): Таблица № 1. Прилагательные размера во французском языке
Психолингвистический подход к выделению лексических областей, обладающих инвариантным содержанием, характеризует ассоциативное поле Ш.Балли [2]. Хотя идея объединения слов по ассоциациям говорящих на данном языке восходит еще к Ф. де Соссюру (“ассоциативные созвездия”) и даже, возможно, к Аристотелю, термин “ассоциативное поле” в научный оборот вводит именно Ш. Балли. В его понимании языковая система представляется человеку “в виде обширной сети постоянных мнемонических ассоциаций, весьма сходных между собой у всех говорящих субъектов, ассоциаций, которые распространяются на все части языка от синтаксиса, стилистики, затем лексики и словообразования до звуков и основных форм произношения” [2, 30]. В качестве гримера приводится поле “животные”, которое включает в себя такие слова, как boeuf“вол”, vache “корова”, taurreau “бык”, veau“теленок” ruminer “жевать”, beugler “мычать” и т.д. При этом, сознавая, что объем ассоциаций у людей разный, Ш.Балли говорит об эластичности поля, которая зависит от степени мотивированности знака. Чем лингвистически мотивированнее данное поле, тем больше фиксируется внимание говорящего на его внутренней стороне и тем, следовательно, четче обозначается граница поля, и, наоборот, чем произвольнее знаки данного поля, тем многочисленнее ассоциаты у данного слова-стимула, тем дальше идут ассоциации. Ассоциативные поля Балли близки к морфосемантическим полям П. Гиро и понятийным полям Г. Маторэ. Под морфосемантическими полями П. Гиро понимает “комплекс отношений форм и значений, образуемый группой слов” (99, 89]. В качестве примера подобного поля приводится слово chat “кошка”, которое входит сразу в несколько ассоциативно-понятийных рядов во французском языке: “растения”, “животные”, “вещи”, “качества” и может обозначаться несколькими рядами синонимов (диалектными, жаргонными, архаичными, окказиональными словами и т.д.), составляющими в общей сложности более 100 наименований. Ономасиологическим и социолингвистическим подходом к проблеме поля характеризуется исследование Г. Маторэ [123] (см. также другую работу этого автора [124]). Понятийное поле(сhamp notionnel), которое понимается как средство изучения социальных устоев, культуры и нравов французского общества при Луи-Филиппе, охватывает чуть ли не весь лексикон. Отдельные слова, формирующие данное понятийное поле, понимаются как “социальные единицы” двух типов: “слова-свидетели” (mots-temoins) и “слова-ключи” (mots-clefs). Слова-свидетели - это неологизмы, характерные для эпохи, а слова-ключи образуют ядро понятийного поля, выражая, как пишет Маторэ, “идеал данного поколения”, например, социальный тип - “философ”, цель -“благополучие, счастье”, средства - “ум, познание, чувства, ощущения” и т.д. Такая концепция, несмотря на всю ее оригинальность, не может решать задачу системного изучения лексики. О. Духачек идет дальше Трира в разграничении языковых и понятийных полей. Языковое поле определяется как “множество слов, связанных определенными взаимоотношениями и образующих иерархически организованное структурное целое” [88, 32]. Все языковые поля Духачек делит на морфологические, синтагматические (синтаксические) и ассоциативные. В морфологическом поле производные и паронимы группируются вокруг стержневого слова, в синтаксическом поле слова группируются вокруг центрального члена на основе формально-семантического сходства, а в ассоциативном поле - на основе субъективных психологических ассоциаций в плане выражения и/или в плане содержания. Понятийное поле понимается как любое лексическое множество, организованное на основе единой семантической значимости и включающее все слова, подводимые под определенное понятие [88, 34]. Поле имеет ядро, представленное наиболее употребительным словом (архилексема Э. Косериу), периферию и промежуточную область, которая тяготеет либо к ядру, либо к периферии. Духачек различает два вида понятийных полей: элементарное, ядром которого является одно понятие, и комплексное, ядро которого состоит из нескольких понятий: “ядро элементарного понятия общее для всех слов, в комплексном же понятийном поле есть смысловая общность на основе родства нескольких представлений” [87, 21-22]. Поэтому комплексные поля более обширны и менее однородны, чем элементарные поля. Материалом исследования для Духачека служат слова разных частей речи, образующие комплексное поле “красота”. Выделение Духачеком комплексного поля есть важнейший вклад в развитие полевой теории и семантической типологии языков. В его концепции заложено также принципиальное разграничение частеречных и межчастеречных или функционально-семантических полей. В дальнейшем А.В. Бондарко разовьет типологию функционально-семантических полей, установив 4 типа, каждый из которых представлен определенным набором семантических полей: 1) с предметным ядром, 2) с предикативным ядром, 3) с количественным ядром, 4) с обстоятельственным ядром [6]. Таким образом, функционально-семантическое поле конституируется общим семантическим признаком; который в силу своей абстрактности и разноуровневого характера может выражаться как грамматическими, так и лексическими, а также фонетическим и средствами. Другим важным вкладом в полевую теорию в трудах пражской и французской лингвистических школ является понятие ассоциативного поля, которое позволяет расширить типологию языковых полей, развивая первоначальное представление о поле как о парадигматическом или синтагматическом ряде. Исходя из характеристик ассоциативного поля в трудах французских и пражских лингвистов, общими признаками такого поля можно считать следующие: обширность, зыбкость границ, влияние субъективного фактора при выделении поля, отсутствие единого критерия выделения поля, поскольку такими критериями могут служить как общие языковые или индивидуальные психические ассоциации, так и экстралингвистический контекст. Понятие ассоциативного поля получает свое дальнейшее развитие в концепции Э. Косериу и у отечественных лингвистов, в частности у Ю.Н. Караулова. Концепция Э. Косериу в фундаментальном отношении не противоречит теории Трира-Вайсгербера, основанной на интуиции. Различие состоит в том, что Косериу развивает полевую теорию в структурном направлении, по существу объединяя ее со структурной семантикой и выражая это объединение более эксплицитно, чем Потье и Греймас. Если в трудах Трира-Вайсгербера понятия Wortfeld и Begriffsfeld подчас смешиваются, то Косериу их четко различает. Каждое лексическое поле есть понятийное поле, но не каждое понятийное поле образует лексическое поле, относясь, например, к терминологической сфере. Это связано с тем, что каждая лексема выражает понятие, тогда как не каждое понятие выражается одной лексемой, например, понятие “30-летняя война” выражается словосочетанием [84, 59]. Таким образом, не существует изоморфизма между единицами лексического и семантического уровней. Единицами лексического уровня признаются лексема и архилексема, т.е. единица, покрывающая все смысловое содержание поля, хотя эта единица может и отсутствовать. Смыслоразличительными признаками при анализе лексем выступают семы [84, 58]. По степени структурированности поля Косериу различает лексические и ассоциативные поля. Лексическое поле представляет собой лексематическую систему, структура которой определяется семантическими различиями ее единиц. Ассоциативное поле характеризуется большей степенью семантической энтропии, имея центробежный характер, в отличие от лексического, центростремительного поля [84, 58]. Косериу, безусловно, прав в том, что системное описание семантики должно заниматься изучением парадигматических структур лексического поля, в отличие от аморфного ассоциативного поля. Правда, Косериу не приводит убедительных критериев разграничения лексических полей и классов, а также сем и классом. Непонятно также, как производится дифференциация лексических полей и тематических групп (“things-spheres of аn objective kind”). Кроме того, вызывает определенное сомнение предъявленный критерий разграничения понятийного и лексического полей, поскольку получается, что лексическое поле всегда меньше понятийного за счет отсутствия в нем словосочетаний. Представляется очевидным, что существующее в языке понятие ищет своего выражения либо в форме симплекса, либо в форме комплекса, причем комплекс может выражаться как морфологически, так и синтаксически. Вид номинации есть вопрос языковой тактики, стратегически же слово и словосочетание совершенно равны по своей номинативной функции. Для Косериу, как и для многих других исследователей, понятие “лексическое поле” тождественно понятию “семантическое поле”, постольку, поскольку лексемы объединяются по семантическому признаку. Однако структурные отношения в семантическом поле создаются не самими словами, а их содержательными признаками. Понимая это, Б.Ю. Городецкий определяет семантическое поле как “совокупность семантических единиц, имеющих фиксированное сходство в каком-нибудь семантическом слое и связанных специфическими семантическими отношениями” [17, 173]. При этом выделяется особый вид семантического поля для каждого “семантического слоя” - сигнификативного, денотативного и экспрессивного. Таким образом, для Городецкого семантическое поле имеет принципиально иную основу, чем Wortfeld германских основоположников и лексическое поле Косериу; ближе всего это понимание соответствует понятийному полю Духачека. В отечественной лингвистике после работы А.А.Уфимцевой, посвященной изучению системных семасиологических связей слов, выражающих понятие “земля” в английском языке [64], стало обычным употребление термина “лексико-семантическая группа”. Диахронное исследование этой лексико-семантической группы Уфимцева проводит для установления “свободных межсловных и внутрисловных связей” между лексическими значениями многозначных слов, конституирующими группу, т.е. в духе Рудскогера, и поэтому такое объединение может называться семантическим полем. Однако Уфимцева, вскрывая ошибки в концепции Трира-Вайсгербера, отбрасывает само понятие “семантическое поле” как непригодное, противопоставляя ему понятия “лексико-семантическая группа” и “тематическая группа”. Тематические группы, определяемые обычно как объединения слов конкретной лексики, связанные общей семантической темой по типу наименований мебели, кухонной посуды, одежды и т.д., долгое время оставались на обочине столбовой дороги семасиологических исследований в силу якобы отсутствия в них системных языковых связей. Ошибочность такого взгляда становится очевидной в результате конкретных эмпирических опытов, из которых следует, что семантические отношения характеризуют единицы как сигнификативных, так и денотативных группировок лексики, различаясь лишь мерой структурированности, т.е. “степенью структурно выраженной системности” [11, 127]. Ю.Н.Караулов выделяет три признака, отличающих отношения единиц тематической группы (семантического поля денотативного типа) от единиц лексико-семантической группы (семантического поля сигнификативного типа): 1) отсутствие, как правило, синонимии (ср.: театр, мебель, почта), 2) специфическое проявление антонимии (ср.: город — село, театр — кино, голова - ноги), 3) специфика гипо-гиперонимических отношений, которая проявляется в перечислении составных частей имени ситуативного характера как суперординаты [24, 134]. Вероятно, эти признаки в определенной мере характеризуют тематическую группу, однако вряд ли их можно рассматривать в качестве критериальных признаков для разграничения денотативных и сигнификативных полей, поскольку различие между этими видами семантического поля (если не сводить все тематические группы к конкретной лексике) носит скорее градуированный характер. Кроме того, утверждение о том, что единицы тематической группы, как правило, не имеют синонимов, спорно (ср., например, огромное число стилистических синонимов слова голова и наименований других частей тела в разных языках; даже к примерам Ю.Н. Караулова можно подобрать синонимы: театр - сцена, мебель — обстановка, почта - корреспонденция). Сходным образом, специфика проявления антонимии в виде синонимона А. Йоллеса может характеризовагь как денотативные, так и сигнификативные поля (ср., например, в терминах родства пары отец - сын, муж — жена, дядя - тетя и т.д.). Таким образом, различие между семантическими полями сигнификативного и денотативного типов, не будучи семантическим, не поддается строгой алгоритмизации. При определении семантического поля как тематической группы можно ориентироваться, очевидно, на наличие реального прототипа в каждой категории. Поэтому в целях практического разграничения этих видов семантического поля удобнее всего использовать критерий выделения поля из корпуса словаря: языковой (семасиологический) для сигнификативного поля и внеязыковой (ономасиологический) для денотативного поля [69, 93]. Такой подход позволяет включать в категорию тематических групп не только существительные-денотативы, образующие инвентарные классы вещей, например названия кухонных изделий, но и другие части речи, например “кухонные глаголы” А. Лерер [118]. Несмотря на трудности в определении различия между семантическими полями разных видов, данное различие существует в когниции, основываясь на существовании разных видов признаков, характеризующих объекты категории, - собственных и относительных. Например, вкус, цвет, форма и т.д. образуют собственные признаки категории “яблоко”, а то, что яблоко съедобно есть относительное свойство этой категории [125, 47]. Вероятно, собственные и относительные признаки, занимающие различные ячейки хранения информации в мозry, no-разному соотносятся в семантике языковых единиц: если собственные свойства соотносятся большей частью с тематической лексикой, то относительные свойства характеризуют в основном лексико-семантические группы, обеспечивая значимостные свойства их единиц в лексике § 8. Идеографический источник теории семантического поля Второй источник полевой теории (направление Wцrter und Sachen) связан со структурацией концептуального мира в идеографических словарях, Различие между работами Й. Трира, Л. Вайсгербера и других лингвистов, с одной стороны, и Ф. Дорнзайфа, В. Вартбурга, Р. Халлига, с другой стороны, состоит прежде всего в объеме охватываемого материала. Если Л. Вайсгербер исследует отдельные понятийные сферы, такие как “смерть, умирать”, то для составителей идеографических словарей объектом исследования служит весь понятийный мир человеческого сознания, все внутреннее содержание языка. В 1952 г. делается первая попытка установить универсальную вненациональную систему понятий с помощью концептуального членения мира на три главные категории: “вселенная”, “человек”, “человек и вселенная”. Каждая из этих категорий членится дальше, так что в сумме образуется еще 10 субкатегорий: ВСЕЛЕННАЯ: небо и небесные тела, земля, растительный мир, животный мир; ЧЕЛОВЕК: человек как живое существо, душа и разум, человек как общественное существо, социальная организация и институты; ЧЕЛОВЕК И ВСЕЛЕННАЯ: а priori, наука и техника. Эти 10 категорий в результате деления образуют 74 конечных подраздела, так что всего словарь Халлига-Вартбурга имеет 82 рубрики [101]. В отличие от теории Трира-Вайсгербера, идеографическое направление признает отсутствие изоморфизма между концептуальной моделью мира и ее реализацией в языке. Поэтому иерархия понятий, представленная в идеографическом словаре, не может рассматриваться как смирительная рубашка для языка. Составитель идеографического словаря на материале испанского языка Х. Касарес утверждает, что “нет такой классификации, которая бы в значительной степени не была искусственной и временной” [83, 14]. Вместе с тем само построение идеографического словаря имплицирует существование внутреннего содержания языка в виде пирамиды понятий. Таким образом, главный недостаток идеографического направления заключается в самой идее пирамидального строения когнитивной модели мира. Как указывает К. Балдингер, идеографический словарь дает лишь одномерное плоскостное измерение, в то время как в действительности понятия соотносятся между собой в многомерных отношениях [75, 117]. Например, от болезней страдают как люди, так и животные и даже растения. Однако в словаре Халлига-Вартбурга все живые существа разделяются на три рубрики: РАСТЕНИЯ (А III), ЖИВОТНЫЕ (А IV) и ЧЕЛОВЕК (В), а категория “болезнь” приводится только в рубрике (В) “человек”. Система Халлига-Вартбурга мало общего имеет с логической классификацией, хотя именно так она называется авторами Скорее эту систему можно назвать “наивным реализмом” или “онтологией человека с улицы” [75, 119]. Поэтому такая система не может быть свободна от субъективизма, что признается самими составителями: “каждая классификация субъективна, поэтому каждая попытка создать концептуальную макроструктуру открыта для критики” [101, 22]. Однако дело здесь не столько в субъективизме составителя, сколько в субъективизме самой когнитивной модели мира, которая существует как множество представлений, вызываемых словом, во взаимосвязи с множествами представлений, вызываемых другими словами, т.е. существует как структура многомерных взаимоотношений между понятиями. Поэтому, например, наименование табакерки (tabatière) может ассоциироваться с табаком и поэтому помещается в секцию с такими единицами как fumеr, fumeur, pipe, allumer, briquet, blagueи т.д. или с понятием “вместилище”, и тогда tabatiиre следует поместить рядом со словами типа recipient, boite, caisse, coffre и т.д., однако авторы учитывают только первую ассоциацию и не учитывают вторую. Недостатки устройства идеографического словаря, очевидно, неизбежны и, как это ни парадоксально, продолжают его достоинства. Всякая модель есть абстракция, и невозможно требовать от нее миниатюрной репрезентации всех атрибутивных свойств прототипа. Именно такой моделью является идеографический словарь, который объективирует когнитивную модель мира в графической форме, преобразуя живой и вечно изменяющийся мир в застывший в своей целостности пейзаж. Такой пейзаж позволяет наглядно представить себе, как соотносятся иерархически организованные концептуальные сферы (т.е. понятийные поля) между собой и лексическими средствами их выражения (т.е. лексическими полями). |