Главная страница
Навигация по странице:

  • Схема №5Кухонные глаголы в английском языке

  • § 5. Примитивность или аналитичность

  • § 6. Универсальность или языковая специфичность

  • § 7. Компонентная теория е свете двух подходов к определению значения слова

  • ТЕОРИЯ СЕМАНТИЧЕСКОГО НОЛЯ И КОМПОНЕНТНОЙ СЕМАНТИКИ ЕГО ЕДИНИЦ. пособие по семантике. Учебное пособие уфа, 1999, 88 С


    Скачать 1.28 Mb.
    НазваниеУчебное пособие уфа, 1999, 88 С
    АнкорТЕОРИЯ СЕМАНТИЧЕСКОГО НОЛЯ И КОМПОНЕНТНОЙ СЕМАНТИКИ ЕГО ЕДИНИЦ
    Дата21.01.2022
    Размер1.28 Mb.
    Формат файлаrtf
    Имя файлапособие по семантике.rtf
    ТипУчебное пособие
    #337786
    страница6 из 7
    1   2   3   4   5   6   7
    § 4. Сема и семантическое поле

    Как показывают народные дефиниции, уже на интуитивном уров­не обнаруживается связь между компонентной структурой значения и семантическим полем, в котором это значение реализуется. Например, в вышеприведенных дефинициях домашних животных Л. Ногла указа­ние на имя поля находится в самой дефиниции. Аналогия между струк­турой семантического поля и компонентной структурой семемы подчеркивается термином О. Духачека “семное поле”, употребляемым для обозначения взаимоотношений сем в семеме [89, 246].

    К подобной аналогии, однако, следует относиться с осторож­ностью, поскольку здесь имеется столько же отличия, сколько и сход­ства. Сходство проявляется главным образом в репрезентативной функции сем и семем: интегральная сема представляет семему подобно тому, как единицы семантического поля представляют объединяющую их семантическую категорию, т.е. идентификатор поля. Однако если в первом случае более примитивная содержательная субстанция (сема) репрезентирует более сложную субстанцию (семему), то в семантиче­ском поле, наоборот; более примитивная субстанция (идентифици­рующая сема) репрезентируется более сложными по структуре семемами. Кроме того дифференциальные семы в семеме не противопостав­ляются в структурных оппозициях по типу оппозиций в поле, т.е. не обладают значимостными характеристиками его единиц, включающи­ми парадигматические, синтагматические, деривационные, темпораль­ные, стилевые, частеречные и статистические значимости [12, 71]. На­конец, семы, понимаемые как значения, не имеют четкой, постоянной формы выражения [48, 144], в отличие от семем, обязательно представ­ленных в плане выражения лексемами (словами и словосочетаниями устойчивого характера).

    Вместе с тем в основе семантического поля и компонентного представления значения лежит единая теоретическая пресуппозиция о структурной организации лексикона, семантические единицы которого (семы, семантические множители и семемы) взаимосвязаны и взаимо­обусловлены. “Естественным состоянием признаковых сущностей, -пишет А.М. Кузнецов, - модусом их существования, является слитное, компонентно-синтетическое состояние. Только для того, чтобы понять и осознать некоторую вещь, мы прибегаем к искусственному методиче­скому (аналитическому) приему вычленения и осмысления ее отдель­ных сторон, разрушая тем самым их реальное единство” [31, 81]. По­этому естественное состояние для семем - это представление в виде семантических множителей и сем, так же как естественной формой су­ществования семем является реализация их в речевые или актуальные смыслы. Речевая актуализация семемы (компетенции) как опреде­ленной “семантической формы” осуществляется через различные про­цессы актуализации сем, такие как конкретизация семы, поддержание семы, категоризация значения, наведение семы и т. д. [61, 88-118]. Та­ким образом, взаимодействие единиц семантической структуры языка проявляется в том, что значения низшего уровня абстракции объединяют семемы в семантическое поле, а семы с наиболее обобщенным значением сигнализируют о межполевых связях [31, 14'[.

    Необходимость единой пресуппозиции для компонентной семан­тики и полевого подхода объясняется тем, что “в идеальном случае оп­ределение значения строится на базе установления родового класса (т.е. указания на соответствующее семантическое ноле) в сочетании с пере­числением различительных компонентов значения” [46, 64]. Такой спо­соб определения семантики языковой единицы через указание на родо­вой класс отражается в большинстве толковых словарей и наиболее на­глядно воплощается в идеографических словарях, таких как “Тезаурус П.Роже”.

    Интеграция компонентного и полевого подходов в лингвисти­ческой семантике необходимо приводит к уточнению основных исход­ных идей каждого направления, причем в наибольшей мере от этой ин­теграции выигрывает, как полагает A.M. Кузнецов, полевой подход. Так, использование компонентного подхода помогло установить, что семантические поля не разделены жесткими преградами и обнаружи­вают сферы притяжения и отталкивания, обусловленные наличием об­щих и дифференциальных признаков; в семантических полях выделя­ются центральные и периферийные сферы, при этом центр) более кон­солидирован, репрезентируя весь семантический комплекс; наоборот, в периферийных областях смысловые связи более ослаблены, образуя зоны семантического возмущения, элементы которых сигнализируют о связях с другими семантическими полями [31, 16],

    Идея семантического поля имплицитно присутствует даже в ком­понентной теории Дж. Каца, теоретически чуждающегося этого “евро­пейского продукта”, что видно, например, из следующей цитаты: “Се­мантический маркер “активность” различает chase в требуемом значе­нии (intended sense) от статическш глаголов типа sleep, wait, suffer, be­lieve и т.д. и процессуальных глаголов типа grow, freeze, dress, dry и т.д. и объединяет его с другими глаголами действия типа eat, speak, walk, remember и т.д. “Активность” характеризуется по своему типу марке­ром “физическая”. Это означает, что chasing - это физическая актив­ность и chase отличается от глаголов think и remember, которые опреде­ляются в качестве глаголов мыслительной деятельности” [113, 168].

    Следовательно, организация единиц семантического поля может служить основой выделения семантических компонентов. Существует, вероятно, процедура перехода из одного анализа к другому. Большинст­во семантических отношений внутри семантического поля, как уже указывалось выше, выводятся из компонентного анализа и определя­ются им. Обратный переход осуществляется, например, при сравнении уровней таксономии, т.е. ветвей семантического дерева. В качестве примера выведения сем с помощью метода поля А.Лерер приводит се­мантическое поле “кухонных глаголов” в английском языке с трех­уровневой структурой [118, 69] (см. следующую схему).

    Схема №5

    Кухонные глаголы в английском языке

    cook


    boil


    fry


    broil


    simmer

    deep fry

    sauté


    grill


    barbecue



    Значение каждой из лексем второго уровня характеризуется семой “cook”, а значение каждой лексемы третьего уровня определяется так­же значением одной из лексем или пересечением значений двух лексем второго уровня. Таким образом, значение слова более высокого уровня контраста составляет элемент значения слова нижнего уровня. В связи с этим Дж. Лайонз справедливо определяет комбинаторную семантику как вдвойне структуралистский метод, определяющий языковое значе­ние одновременно 1) в терминах межлексических структур (семантиче­ских полей), единицы которых представляют собой взаимосвязанные семемы, и 2) в терминах внутрилексических, молекулярных структур, единицы которых представляют собой элементы семем [120, 107]. Та­кое двойное структурирование реализует интеграцию полевой теории с теорией компонентной семантики.

    § 5. Примитивность или аналитичность?

    Ч.Филмор характеризует значение слова как набор сем, одни из которых определяют лишь данное слово, а другие - целые классы слов; при этом эти другие могут отличаться сложным строением, необходи­мым для описания сложных ситуаций [91, 372]. Поэтому широко рас­пространенное .определение компонентного метода как процедуры расщепления значения на элемента? кые смыслы “не совсем точно ха­рактеризует сущность данной процедуры на современном этапе” [53, 296].

    Дискуссия по поводу того, должна ли сема считаться “предельной семантической единицей” или может иметь сложное строение, как пи­шет Филмор, объясняется зачастую неразличением семы и ноэмы. Сема принципиально неатомарна, поэтому “семантическая примитивность в понимании А. Вежбицкой и Ж.Соколовской не относится к числу ее свойств. Атомарной может считаться лишь ее метаязыковой репрезен­тант - ноэма. Ноэма служит лишь техническим приемом, имеющим не иконическую, а символическую значимость, и поэтому ее разложение так же бессмысленно, как попытка разложить денежную купюру на эк­виваленту по ее достоинству сумм;/ более мелких единиц путем ее раз­рыва на соответствующее число кусочков. Поэтому, например, ноэма “животное” в описании значения слова собака так же атомарна, как но­эма “собака” в описании значенры слова пудель, однако ноэма, обозна­чаемая атомарной ноэмой, может представлять собой семантический множитель, например множитель “собака” в ссмеме “пудель” = “жи­вотное” + “млекопитающее” + “семейство псовых” и т.д.

    Атомарность ноэмы не зависит от того, соответствует ли ноэма слову или словосочетанию естественного языка. Например, оппозиция значений, обозначающих реку во французском языке (rivière - fleuve), основывается на признаке “характер” устья”: riviиre обозначает реку, впадающую в другую реку, а fleave - реку, впадающую в море. Отсут­ствие дискретного выражения в качестве соответствующей ноэмы во­все не делает ноэму менее атомарной.

    Что касается представляемых ноэмами сем, то их список должен определяться на первом этапе эмпирического исследования [145, 1251]. В конкретном эмпирическом исследовании степень декомпозиции сем определяется необходимым уровнем оппозиций, в которых состоят единицы семантического поля. “Умножение сущностей сверх необхо­димого” потребовало бы соотнесения результатов семантической атомизации в конкретном семантическом поле со всей иерархией сем в данном языке, что практически пока неосуществимо, и подорвало бы сам принцип экономного описан™, который характеризует компонент­ный метод. Поэтому, например, при компонентном анализе терминов родства нецелесообразно декомпозировать семантический множитель “родитель” на его концептуальные составляющие (“человек”, “каузировать”, “рождение”), каждое из которых может при необходимости быть разложено на еще более “мелкие?” составляющие.

    Сема может соответствовать семантическому примитиву, т.е. фун­даментальной категории, подобной примитивам А. Вежбицкой, таким как “из-за”, “после”, “я” и т.д., не выводимым по определению из дру­гих категорий. Однако характерным свойством семы является не при­митивность, а, наоборот, аналитичность, определяющая ее значимость по отношению к другим семам. Поэтому следует воздерживаться от та­ких определений как “минимальная единица плана содержания”, “при­митив” или “монема”. Субстанционально сема - это семантическая ка­тегория (значение), представляющая вместе с другими семами значение языковой единицы и раскрываемая с помощью скрытой грамматики, а операционально - это маркер, описывающий значимостные отношения между языковыми значениями.

    Аналитичность семы отражает иерархическую взаимовыво­димость и пересекаемость категорий. Например, категория “кошачий”, образуя идентифицирующую сему в значения слова кошка, включается в категорию “животное” в качестве представителя, поэтому все, что может называться кошкой, может называться животным, следователь­но, сема “кошачий” в семеме соответствующего слова в свернутом ви­де содержит и сему “животное”. Семы отражают свойства прототипических денотатов, поэтому семная иерархия, соответствующая иерар­хии в денотативной сфере, имеет такую же структуру, как идеографи­ческий словарь (тезаурус) [74, 170].

    § 6. Универсальность или языковая специфичность?

    Постоянство компонентной семантики не ограничивается методом экономной репрезентации семантических отношений в лексиконе, но проявляется прежде всего в возможности идентифицировать семы как концептуальные универсалии, характеризующие самые разные языки. Универсальность сем обусловливается самой природой значения, его моделью и порождающими источниками, едиными для всех языков и всех единиц языка [67, 109].

    Можно различать три версии компонентной теории в зависимости от отношения к проблеме универсалий - сильную, слабую и умерен­ную.

    Сильная или универсалистская позиция, восходящая к концепции Н. Хомского, постулирует существование общего репертуара сем. Та­кой репертуар представляет собой либо весьма малый набор, подобный списку семантических примитивов А. Вежбицкой, либо большой на­бор, представленный в виде определенного числа поднаборов, каждый из которых характеризует хотя бы один язык. Эта позиция не учитыва­ет, однако, феномена языковой относительности, связанного с различи­ем и глубиной опыта в разных языковых культурах и проявляющегося главным образом в лексике. Если и существуют универсалии опыта, замечает Ф. Растье, они не являются языковыми единицами [139, 26].

    Слабая или уникалистская позиция опирается на антрополо­гические исследования, устанавливающие, специфические культурные реалии, отраженные главным образом в экзотических языках, а также данные статистической типологии. Состатистической точки зрения весьма вероятно, что стопроцентных универсалий не существует. “Со­блазнительно было бы, - пишет Дж. Лич, - назвать такие семы как «пол» и «родитель» универсальными, однако су ш,ест вующие антропо­логические данные свидетельствуют только о “почти-универсальности” этих сем” [117, 259]. Даже отождествляя почти-универсальность с универсальностью, как принимается в настоящем исследовании, все же приходится признать существование сем, харак­теризующих только один язык и даже одну оппозицию языковых еди­ниц, таких как riviere “река, впадающая в другую реку” - fleuve “река, впадающая в море” [147, 246-247].

    Умеренная позиция, которой отдается предпочтение в настоящей работе, исходит из допущения о существовании двух классов сем - универсальных, общих для всех языков, и идиоэтнических, характери­зующих индивидуальные языки. Собственные культурные предрассуд­ки и собственная таксономическая классификация физического мира не должны считаться априорно справедливыми дня анализа культуры и языка другого общества [35, 505]. Поэтому неправильно было бы счи­тать, что оптимальный набор сем в одном языке будет столь же опти­мальным в других языках, однако столь же неправильной будет пози­ция экстремального культурного релятивизма [118, 72]

    Универсальные семы соответствуют универсальным семанти­ческим категориям, представляющим внутреннюю форму плана содер­жания каждого языка и обеспечивающим взаимопереводимость языков. Перевод есть гарантия того, что человечество обладает единой челове­ческой субстанцией, которая по крайней мере частично совпадает в языках [100,4]. С другой стороны, идиоэтнические семы имеются, оче­видно, в каждом языке, организуя содержание специфичных для каж­дого данного языка категорий.

    Дистрибуция сем в разных семантических полях включает как универсальные, так и идиоэтническис семы. Количественное соотно­шение тех и других постоянно меняется, поскольку “к счастью для че­ловечества, язык - это не ментальная смирительная рубашка” [117, 35], а динамическая система значений, каждое из которых “не статично, а существует в виде определенной цепочки промежуточных значений” [41, 113]. Поэтому, хотя содержание одного языка в целом покрывается содержанием другого языка, эквивалентные семантические единицы и объединяющие их семантические поля могут иметь разные компонент­ные комплексы. Одна из задач лексико-семантической типологии и со­стоит в установлении семного набора и дистрибуции сем в эквивалент­ных семантических полях.

    Набор универсальных сем должен устанавливаться исходя из на­боров ядерных сем во всех языках. Такие ядерные семы выделяются из значений единиц, используемых в толкованиях других, периферийных единиц в толковом словаре, и имеют, следовательно, ядерные позиции в структурах соответствующих семантических полей. Например, в анг­лийском языке неядерный глагол stare “смотреть пристально” описы­вается в словаре мере:; ядерный глагол look “смотреть”, который, хотя и не соотносится с глаголом более об пего значения, связанного со зре­нием, соотносится с другими ядерными глаголами физического вос­приятия, такими как see “видеть”, hear “слышать”, listen “слушать” и т.д. Таким образом, число сем, описывающих содержание лексикона, всегда меньше числа составляющих его лексем [86, 441]. Если ближай­шей задачей компонентной семантики является описание семан­тических отношений лексических единиц с помощью соответст­вующего метаязыка, то дальнейшая задача состоит в установлении универсальных сем. Поиск универсалий следует, вероятно, начинать в семантических сферах, отражающих биологические и психологические категории, переходя в дальнейшем к культурным категориям. Интер­претация сем как “компонентов концептуальной системы, входящей в познавательную структуру человеческого ума” [22, 8], независимо от внешних различии, естественно вытекает из понятия гомонойи - равен­ства в разуме всех человеческих культур.
    § 7. Компонентная теория е свете двух подходов к определению значения слова

    Сильная версия компонентной семантики находит наиболее экс­плицитное выражение в семантической теории Дж. Каца [26]. Основные положения этой теории можно выразить в следующих пунктах: 1) зна­чение каждого слова можно представить как цепочку семантических маркеров, общих для целых классов слов, и дистинкторов, характери­зующих индивидуальные слова; 2) семантические маркеры соответст­вуют концептам; 3) каждый концепт, выражаемый маркером, есть язы­ковая универсалия, “встроенная” в человеческое мышление как врож­денное образование; 4) с помощью проекционных правил значение предложения выводится из его глубинной структуры и значений инди­видуальных слов

    Семантическая теория Каца, явившаяся логическим завершением структурной семантики., знаменует вместе с тем ее кризис, последо­вавший за критикой вышеназванных положений (см., например, работу Д. Болинджера [4]), Несмотря на суровую критику всей компонентной семантики и, возможно, благодаря ей, компонентная теория продолжа­ет развиваться, опираясь на логическую простоту своей главной идеи и подкрепляясь эмпирической эффективностью метода, лежащего в основе этой идеи. Признавая, что до сих пор отсутствует список сем хотя бы одного языка и подозревая в этой связи, что число сем в языке вовсе не ограничено и даже приближается к числу их комбинаций, Ю.Н. Ка­раулов вместе с тем с обезоруживающей простотой добавляет, что “идея кажется слишком привлекательной, чтобы ее можно было просто отбросить” [25, 5]. Можно попутно заметить, что вследствие “привле­кательности” этой идеи компонентная семантика оказалась способной выдержать и критику с позиции прототипической семантики.

    В результате критики семантической теории Каца, совпадающей по времени с возникновением теории прототипов, большинство ученых сейчас не признает сильной версии компонентной теории, отвергая ее либо в пользу слабой версии, либо в пользу семантики прототипов.

    Слабая версия структурной семантики, сформулированная в нача­ле настоящего раздела, преодолевая жесткие императивы Каца и учи­тывая когнитивную теорию категоризации, стремится к созданию еди­ной теории языкового значения. Компонентная семантика, опирающая­ся в когнитивном плане на так называемую классическую модель кон­цептов [146] обычно объявляется конкурентом прототипической се­мантики [102, 6 87].

    Главная линия размежевания между этими подходами состоит в следующем. Классическая (аристотелевская) модель исходит из суще­ствования определенного набора “определяющих признаков”, необхо­димых и достаточных для включения объекта в категорию, т.е. для оп­ределения значения соответствующего слова. Таким образом, объект считается представителем категории только при наличии всех опреде­ляющих признаков. Прототипическая модель отвергает этот принцип как излишне жесткий и выдвигает принцип размытости границ не толь­ко между разными категориями, но и между явными объектами катего­рии и пограничными случаями, т.е. ее периферией [137, 216].

    Определяя значение слова, Х. Патнэм исходит из категории нор­мальности: “Можно было бы считать, что лимон - это нечто со свойст­вами “желтый цвет”, “терпкий вкус”, “кожура определенного вида”. Однако зеленый лимон - это тоже лимон, даже если он никогда не по­желтеет... только нормальные лимоны желты” [137, 140]. Продолжая проверять критериальность отнесения объекта к категории “лимон”, можно предположить, что сладкий плод, имеющий форму лимона, или плод, имеющий другую форму, например форму ананаса, но с терпким лимонным вкусом и ароматом, уже не будут относиться к данной кате­гории, поскольку соответствующие признаки более критериально ве­сомы по сравнению с признаком вкуса.

    Рассматривая значения слов, обозначающих сосуды для питья, А.Вежбицкая выделяет два вида семантических компонентов: “Без не­которых компонентов можно легко обойтись, поскольку они относятся к признакам, отсутствие которых не мешает говорящему идентифици­ровать объект в качестве чашки или кружки; другие компоненты отно­сятся к признакам, которые столь существенны, что их отсутствие пре­пятствует идентификации объекта,, например китайская чашка, малень­кая, тонкая, изящная, без ручки и блюдца должна считаться чашкой (cup), постольку поскольку из нее можно пить горячий чай, держа ее одной рукой и поднося ко рту. Это означает, что, хотя блюдце и ручка определенно входят в состав прототипа чашки (“идеальная” чашка должна иметь ручку и блюдце), они не входят в состав существенной части концепта. С другой стороны, компоненты “для питья горячих на­питков” и “достаточно малого размера, чтобы подносить одной рукой ко рту” должны включаться в неге [160, 59]. Разумеется, “идеальная” чашка, т.е. ее прототип есть культурно обусловленный объект. Поэтому если с точки зрения европейской культуры типичное условие для про­тотипа состоит в наличии блюдца и ручки, то с точки зрения иной культурной модели, например, китайской или башкирской, типично, наоборот, отсутствие этих признаков и актуализация других признаков; например, башкирская пиала имеет вид усеченного конуса без ручки и блюдца, что не мешает ей быть представителем соответствующей кате­гории и даже доминировать в ней как прототип в соответствующей когнитивной модели мира. Здесь важно иметь в виду, что каков бы ни был прототип, типичность признаков объекта или его нормальность, по выражению Х. Патнэма, может не совпадать с набором необходимых и достаточных признаков, конституирующих понятие.

    Р. Джакендофф” выделяет три вида условий употребления слова:

    необходимые, центральные и типичные [109, 121], которые можно рас­сматривать как типы сем, имеющие разный статус в семеме. Необхо­димые условия соответствуют идентифицирующей семе и определяют ее категориальную 'значимость. Например, для определения значения слова пудель категория “собака” более значима, чем категория “живот­ное”. Центральное условие соответствует дифференциальной семе и определяет ее градуированную значимость в зависимости от близости к центру (фокусу) категории. Например, при определения значения слов, обозначающих сосуды для питья, в работе У. Лабова [34] сема, соот­ветствующая соотношению высоты и ширины чашки, меняет свою зна­чимость при удалении от фокуса, т.е. идеальной чашки, где эта зави­симость составляет пропорцию 1:1; так, если высота чашки значи­тельно превышает размер в поперечнике, то при категоризации такого сосуда в качестве чашки информант испытывает затруднение. Типич­ное условие не является структурным компонентом значения, обозна­чая лишь наиболее характерные, типичные, хотя и не обязательные (в отличие от центральных) признаки денотата.

    Таким образом, существует, видимо, два критерия определения категориальной принадлежности объекта, т.е., соответственно, два кри­терия определения значения. С одной стороны, это норма, т.е. наиболее типичные (прототипические) условия, с другой стороны, существенные признаки употребления слова.

    В реальной коммуникации говорящий достаточно быстро при­нимает решение относительно отнесения объекта к определенной кате­гории, хотя, по выражению А. Вежбицкой, “не все является чем-то”, т.е. не каждая вещь может быть вообще отнесена к определенной лек­сической категории [160, 38]. Когнитивная семантика объясняет такой выбор прототипическим эффектом, т.е. наличием типических условий употребления или семейными сходствами. Однако определение степе­ни близости к прототипу каждой из возможных категорий-кандидатов, очевидно, должно требовать слишком долгий аналитической работы ума, не совместимой с требованиям и коммуникативного момента. Ве­роятно, значение определяется исходя из наиболее существенных свойств денотата, которые могут сопровождаться наиболее типичными условиями его проявления. Существенные свойства денотата образуют “диагностические компоненты” [46, 65], т.е. необходимые и достаточ­ные признаки, определяющие языковое значение, т.е. ту форму, в кото­рую облекается внешнее содержание языка. Язык, как подчеркивает Л.М. Васильев, есть, прежде всего, форма, а не субстанция [13, 41], и ус­ловием сохранения формы является определенность, т.е. измеримость составляющих ее элементов. Компонентная теория исходит именно из понятия измеримости языкового значения как формы существования внешнего содержания языка, неизмеримого по своей сути.

    Противопоставление классической и прототипической моделей, о котором говорит Дж. Хэмптон, вовсе не столь драматично, как это ка­жется на первый взгляд, вследствие отсутствия внутреннего антагониз­ма. Часто противопоставление этих подходов лишь декларируется. На­пример, Ч. Филмор утверждает, что языковое значение представлено прототипом или парадигмой, сопровождаемой анализом примеров, бо­лее или менее близких соседей прототипа, привлекая в качестве мате­риала анализа категорию “climb” “подниматься” [92]. Однако внима­тельное изучение “условий”, характеризующих эту категорию (clam­bering и ascending), приводит к выводу, что семантика прототипа описывается с помощью семантических компонентов “взбираться вверх” (ascend) и “с использованием рук и ног” (clamber) [155, 1286].

    Для определения значений хотя бы части лексикона вполне доста­точно знания необходимых и достаточных условий употребления соот­ветствующих лексических единиц, тогда как в других случаях требует­ся знание типичных условий. Поэтому очевидна необходимость выра­ботки некоего инварианта, интегрирующего компонентный и когни­тивный подходы к определению языкового значения. “Разделение лин­гвистического труда” должно способствовать эффективности произ­водства общего продукта, которым является языковое значение, а не разных продуктов, похожих друг на друга так же мало, как космогонии древних на современную теорию космогенезиса.
    1   2   3   4   5   6   7


    написать администратору сайта