Литература. Ответы на билеты 1. Вопрос 1 Особенности древнерусского летописания
 Скачать 1.24 Mb.
|
|
Вопрос 50. Женские образы в романах Ф.М.Достоевского Идеал женщины, как его понимал Достоевский, – завещание-предостережение писателя будущему. Подходя к проблеме женского идеала в мире Достоевского, следуетопределить понятия «норма» и «идеал» и учитывать двойственный смыслпонятия «естественное» в контексте общественно-исторического и православного понимания. В бытийном понимании «нормальное» часто противопоставляют «идеальному» и семантически соотносят с «естественным». Б.И. Бурсов в своём романе-исследовании утверждает, что в иерархии духовных ценностей Достоевского первое принадлежит красоте: «Красоту ставил Достоевский выше истины, ибо во всякой истине находил он то, что можно оспорить. Красота неоспорима, и неоспоримость ее в том, что она материализует порыв к бесконечной истине, где забыто всё, кроме этого порыва». Красота как вечная категория бытия особым образом проявляет себя в женских образах Достоевского. Неслучайно своих героинь писатель наделяет необыкновенной красотой, которая «может мир перевернуть». Внешняя красота – олицетворение глубокого внутреннего потенциала женской натуры. Раскрытие проблемы красоты через призму женского образа способно многое объяснить не только в личности и психологии великого русского писателя, в его индивидуальном отношении к миру, к человеку и к Богу, но и в диалектике человеческого духа. Само слово «красота» и синонимичные ему понятия «совершенство», «благообразие», «идеал», «сокровище» - краеугольные камни в романах «Идиот», «Подросток», «Бесы». Об этом свидетельствуют и черновые записи Достоевского. Часто эти оценочные эпитеты адресованы той или иной женщине как земному воплощению божественной красоты. Интересна запись Достоевского к замыслу романа «Идиот»: «Надо было с детства более красоты, более прекрасных ощущений, более окружающей любви, более воспитания. А теперь: жажда красоты и идеала и в то же время 40 % неверие в него, или вера, но нет любви к нему. „И беси веруют и трепещут“». О значимости идеала в душе молодого человека читаем признание Аркадия в романе «Подросток»: «Блажен, кто имеет идеал красоты, хотя бы даже ошибочный!» . Трагедия молодого человека, современника Достоевского, в том, что красоты ему не хватает, нравственные основы подорваны современными идеями. Говоря об идеале женщины у Достоевского, исследователи А.Касаткина, А.Гачева, Е.Новикова предлагают рассматривать женский образ в творчестве писателя в канонах русской православной традиции, ссылаются на «Пушкинскую речь», «Дневник писателя», письма Достоевского своим современницам, в которых Достоевский высоко оценивает русскую женщину ивидит в ней источник нравственного возрождения. Художественным воплощением идеала для «позднего Достоевского» является образ пушкинской Татьяны Лариной: «тип положительной и бесспорной красоты в лице русской женщины». Если говорить сегодня о не современности хрестоматийных идеалов XIX века, то следует отметить, что женский идеал Достоевского не был отражением общественных воззрений и эстетических вкусов его эпохи. Современники обвиняли писателя в том, что он совершенно лишён чувства прекрасного и не может по-настоящему оценить женской прелести, как,например, это умел делать Тургенев. Женская красота иначе понимается Достоевским. Герои и героини Достоевского потенциально религиозные люди, наделенные высокой чувствительностью и восприимчивостью к красоте. Особенно это проявляется в женских персонажах, образы которых нарочито опоэтизированы автором. Потенциал свободы в женщине очень велик, и это делает героинь Достоевского особенно привлекательными и вместе с тем беззащитными в мире, где все имеет свою цену. Красота как спасение и красота как губительная - сила – антиномия, которую пытается решить Достоевский в своем художественном мире. Женская красота входит в систему духовных ценностей Достоевского. Женский образ у Достоевского уникален и насыщен глубинным символическим смыслом. Он воплощает в себе эстетические и нравственные идеалы писателя. Сущность и диалектика красоты, добра, любви, свободы особым образом проявляют себя в женской личности. Встреча с женщиной становится для героя началом поиска утраченной связи с Богом. Драматическая история взаимоотношений героя и героини приводит героя к очищению через совершение греха, страдание, покаяние и искупление вины перед Богом, красоту которого по-разному преломляет в себе образ женщины. Ярким примером является Сонечка Мармеладова в романе «Преступление и наказание». Нельзя не согласиться с утверждением О.В. Глажинской, которая считает Соню «выразительницей православных воззрений Достоевского, можно – просто «добрым Ангелом» и спасительницей Раскольникова. Соня учит жить «не всяко, но в духе»: любить людей такими, каковы они есть, и прощать их, видеть в каждом человеке творение Божие и доверять им; понимать то, что, живя так, человек не только внутренне изменяется сам, но и светом своей любви преображает всё вокруг». Сам Достоевский писал о том, что для него «нравственный образец и идеал один». Н. Бердяев это подтверждает: «Для него человек не только психологическое, но и духовное существо». Соня, конечно же, никого не может спасти. Ненасытимое сострадание – вот что позволяет переступить её через себя. По сути, её жертва – христианская. Кого спас Христос, позволив распять себя на кресте? Формально никого. В образе Сони и заключена эта идея Христа. Мотив её поступка – не в желании спасти близких, а в невозможности их спасти. Она не может им помочь, и она не может спокойно наблюдать их страдания, она лишь может взять на себя еще большее страдание, чем они. Но именно Соня одарена той духовной силой, которая помогает ей, живя во зле, пребывать в добре и нести добро другим. Дает ей эту силу вера в Бога. Соня нечасто посещает церковь – ей неловко. Но она глубоко верует в Бога, а значит – и в высшую справедливость и чудо, которые изменят её жизнь; она верует в воскресение Лазаря, ибо без этого не будет надежды и веры в собственное воскресение. Зная мотив, мы можем осуждать или оправдывать поступок героини. Мотив помогает нам понять намерение персонажа, его мысли, его чувства. Её образ требует восхищения – она смогла своей любовью изменить человеческую душу. Соня не боится упреков окружающих: «Соня робкая от природы, и прежде всего знала, что её легче погубить, чем кого бы то ни было, а уж обидеть всякий мог, почти безнаказанно». И все равно она не показывает свой страх. Она перерождается вместе с Раскольниковым, только она – очищается от грязи «желтого билета». Настасья Филипповна - «инфернальная женщина». Она несчастна, много страдала, жаждала настоящей любви. Её роковая красота и поразительный ум - это «яд» для мужчин знавших её, да и для женщин тоже. В её присутствии в обществе ни одна женщина не выглядела так величественно, не сияла так ярко. Героиня, обладающая такой ослепительной красотой, внутренне противоречива. «Образ Настасьи Филипповны создан в сложении двух главных пересекающихся тем: гордости и высокой моральной чуткости» - считает А. Скафтымов. Другая исследовательница, Л.Н. Смирнова подчеркивает, что героиней движет «бесовская гордость», не дающая принять сострадание Мышкина. Поэтому и не может состояться гуманистическое «воскресение» Настасьи Филипповны, ее «возвращение» к «образу чистой красоты» (каковым она, по-видимому, никогда и не являлась)». Интересно, что Настасья Филипповна имеет свою определенную философию. Она считает, что чистота в человеке определяется его способностью и после пережитых страданий сохранить свою душу. В этом явственно проявляется отмеченное многими исследователями родство философских позиций этих героев. (Сравним с позицией князя: «Вы из ада чистая вышли»). Р.Гуардини в книге «Человек и вера» утверждает, что Настасья Филипповна, – «существо, подпадающее в общем и целом под категорию совершенства». Совершенство Гуардини понимает как «не что-то окончательно определенное, самодостаточно-гуманное, а скорее потенцию в высокой степени, открытую неисчислимыми возможностями и лежащую в длани Божьей» . Категорию совершенства Гуардини соотносит с понятием завершенности натуры героини, который проявляется в ее готовности «до конца пройти предначертанный ей путь», оставаясь верной себе и сохраняя цельность и масштабность во всем, то есть «она должна полностью раскрыться как личность». В романе Достоевского «Бесы» женские образы как будто отдаляются от богородичного прообраза. Две Марии - Лебядкина и Шатова – рождают детей, зачатых от обольстителя, и проклинают плод своей любви. Этот мотив как бы не только противоречит, но и заведомо опровергает богородичную традицию в создании женского образа. Но именно в этой парадоксальности раскрывается величайшая тайна Достоевского о человеке. Подчас, идея красоты в образе героини утверждается через её осквернение и полное уничтожение: в безднах падения, страдания, а иногда – и гибели героини. В этом отношении интересен образ Марии Шатовой, данный автором в богородичной традиции, нарочито переосмысленной и перевёрнутой («расшатанной»). Образ беременной женщины, обольщённой и отверженной искусителем, ищущей приюта, как бы переворачивает евангельский сюжет. Героиня лишена женского обаяния, она груба, резка и эгоистична по отношению к любящему её Шатову. Однако напускной цинизм и сатанинская гордость несчастной героини свидетельствуют не об её нравственной ущербности, а о бездне её страдания и отчаяния, исходом которого может быть окончательная гибель души и полное забвение или, как явление чуда, – воскресение и возрождение: «<…> ибо на краю самой искажённой человечности, на краю ада, занимается свет, поскольку Христос не перестаёт спускаться в ад». Подлинным явлением чуда в романе становится рождение нового человека, которое переживается как катарсис героями Достоевского и читателями: «Она вдруг точно обратилась в какую-то дурочку.Всё как будто переродилось». Внешняя красота героини Достоевского отражает ее внутренний духовный потенциал к искуплению и преображению. Красоту женских образов Достоевского А. Гачева определяет выражением В.Соловьева - «духовная телесность». Источник такой преображенной красоты - Красота Христова и Красота Богоматери, которой, по идее Достоевского, и спасается мир. Пристрастие писателя к красоте порока и воплощение его в женских образах продиктовано именно страхом перед ним, - считает автор монографии. «И именно поэтому так страшит писателя красота порока, красота Клеопатры, не спасительная, а убийственная, красота, извращающая саму идею красоты как Богоматери. Именно поэтому так мучительно отзывается он на всякое несоответствие в женском существе совершенной телесной красоты и оврежденности сердца – как бы воочию является здесь разрыв между внешним и внутренним, это неизымаемая черта искаженного, послегрехопадного бытия» В романах Достоевского о духовной ущербности героини свидетельствует её физический изъян. М.С. Альтман утверждает, что хромота героини (как явная, так и мнимая) – внешнее проявление одержимости бесами. Именно хромота сближает образы двух Лиз: Хохлаковой и Тушновой. Первая – прикованная к креслу девочка-инвалид, вторая – юная гордая красавица, в грёзах представляющая себя хромоногой и жалкой. Обе одержимые, несамостоятельные, почти дети, легко попадающие под «бесовское» влияние мужских идей. Олицетворением беса для Лизы Хохлаковой является Иван Карамазов, бес Лизы Тушновой – Николай Ставрогин. Извращённые мечты юной героини «Братьев Карамазовых» о распятом младенце и ананасовом компоте – свидетельство хрупкости и ущербности женской природы, не способной самостоятельно противостоять мировому злу, носителями которого являются мужчины, вынашивающие «великие» идеи. В характере Лизы Тушновой есть черта Настасьи Филипповны, которая привлекала писателя и была страстно любима им в его современницах и возлюбленных – идеализм и внутренний беспорядок: «В этой натуре, конечно, было много прекрасных стремлений и самых справедливых начинаний; но всё в ней как бы вечно искало своего уровня и не находило его, всё было в хаосе, в волнении, в беспокойстве. Может быть, она уже со слишком строгими требованиями относилась к себе, никогда не находя в себе силы удовлетворить этим требованиям». Современный исследователь А. Грачева подчеркивает, что отношение к женщине в художественном мире Достоевского напрямую связана с Богородичной символикой. В минуты восторга и благоговения, вызываемого силой характера и красотой поступков героини, Ордынов называет Катерину «владычицей», Рогожин Настасью Филипповну - «королевой», а Дмитрий Карамазов Грушеньку - «царицей». Сквозь прекрасные лики женских образов Достоевского сияет лик Царицы Небесной, «неся страждущим сердцам благость, мир, утешение». В художественном мире писателя утверждается как идеальная норма «трепетное, благоговейное, молитвенное отношение к женщине». Воплощение эстетического идеала немыслимо без его сопричастности к нравственно-религиозным началам в душе человека. Любовь к женщине способна зажечь в душе героя жажду совершенства, стремление к идеалу. Для подростка Аркадия Долгорукого страшно разочароваться в Катерине Петровне, это равносильно потере идеала, внутренней опоры. Красоте героини герой верит больше, чем самому себе и собственной идее. Поругать, осквернить такую красоту даже словом, единой нечистой мыслью – значит растоптать всё самое святое в себе и в близких ему людях. Вопрос 51. Проблема идеального героя в романе Ф.М.Достоевского «Идиот». Творческий путь Достоевского — путь исканий, нередко трагических заблуждений. Но как бы мы ни спорили с великим романистом, как бы ни расходились с ним во взглядах на некоторые жизненно важные вопросы, мы всегда ощущаем его неприятие буржуазного мира, его гуманизм, его страстную мечту о гармонической, светлой жизни. Позиция Достоевского в общественной борьбе его эпохи чрезвычайно сложна, противоречива, трагична. Писателю нестерпимо больно за человека, за его искалеченную жизнь, поруганное достоинство, и он страстно ищет выход из царства зла и насилия в мир добра и правды. Ищет, но не находит. О том, насколько сложной и противоречивой была его общественная позиция, свидетельствует знаменитый роман Ф. М. Достоевского “Идиот”, написанный в 1869 году. В этом произведении не общество судит героя, а герой — общество. В центре романа не “дело” героя, не проступок, а “неделание”, житейская суета сует, засасывающая героя. Он невольно принимает навязываемые ему знакомства и события. Герой нисколько не старается возвыситься над людьми, он сам уязвим. Но он оказывается выше их как добрый человек. Он ничего для себя ни от кого не хочет и не просит. В “Идиоте” нет предопределенного логикой конца событий. Мышкин выбывает из их потока и уезжает туда, откуда прибыл, в “нейтральную” Швейцарию, опять в больницу: мир не стоит его доброты, людей не переделаешь. В поисках нравственного идеала Достоевский пленился “личностью” Христа и говорил, что Христос нужен людям как символ, как вера, иначе рассыплется само человечество, погрязнет в игре интересов. Писатель поступал как глубоко верующий в осуществимость идеала. Истина для него — плод усилий разума, а Христос — нечто органическое, вселенское, всепокоряющее. Конечно, знак равенства (Мышкин — Христос) условный, Мышкин — обыкновенный человек. Но тенденция приравнять героя к Христу есть: полная нравственная чистота сближает Мышкина с Христом. И внешне Достоевский их сблизил: Мышкин в возрасте Христа, каким он изображается в Евангелии, ,ему двадцать семь лет, он бледный, с впалыми щеками, с легонькой, востренькой бородкой. Глаза его большие, пристальные. Вся манера поведения, разговора, всепрощающая душевность, огромная проницательность, лишенная всякого корыстолюбия и эгоизма, безответность при обидах — все это имеет печать идеальности. Христос еще с детства поразил воображение Достоевского. После каторги он тем более возлюбил его, ибо ни одна система воззрений, ни один земной образец для него не были уже авторитетами. Мышкин задуман как человек, предельно приблизившийся к идеалу Христа. Но деяния героя излагались как вполне реальная биография. Швейцария введена в роман не случайно: с ее горных вершин и снизошел Мышкин к людям. Бедность и болезненность героя, когда и титул “князь” звучит как-то некстати, знаки его духовной просветленности, близости к простым людям несут в себе нечто страдальческое, родственное христианскому идеалу, и в Мышкине вечно остается нечто младенческое. История Мари, побиенной каменьями односельчан, которую он рассказывает уже в петербургском салоне, напоминает евангельскую историю о Марии Магдалине, смысл которой — сострадание к согрешившей. Это качество всепрощающей доброты проявится у Мышкина много раз. Еще в поезде, по пути в Петербург, ему обрисуют образ Натальи Филипповны, уже приобретшей дурную славу наложницы Троцкого, любовницы Рогожина, а он не осудит ее. Затем у Епанчиных Мышкину покажут ее портрет, и он с восхищением “узнает ее, отзовется о ее красоте и объяснит главное в ее лице: печать “страдания”, она многое перенесла”. Для Мышкина “страдание” — высший повод для уважения. Всегда у Мышкина на устах заповеди: “Кто из нас не без греха”, “Не брось камень в кающегося грешника”. С другой стороны, Достоевскому важно было, чтобы Мышкин не получился евангельской схемой. Писатель наделил его некоторыми автобиографическими чертами. Это придавало образу жизненность. Мышкин болен эпилепсией — это многое объясняет в его поведении. Достоевский стоял однажды на эшафоте, и Мышкин ведет рассказ в доме Епанчиных о том, что чувствует человек за минуту до казни: ему об этом рассказывал один больной, лечившийся у профессора в Швейцарии. Мышкин, как и автор, — сын захудалого дворянина и дочери московского купца. Появление Мышкина в доме Епанчиных, его несветскость — также черты автобиографические: так чувствовал себя Достоевский в доме генерала Корвин-Круковского, когда ухаживал за старшей из его дочерей, Анной. Она слыла такой же красавицей и “идолом семьи”, как Аглая Епанчина. Писатель заботился о том, чтобы наивный, простодушный, открытый для добра князь в то же время не был смешон, не был унижен. Наоборот, чтобы симпатии к нему все возрастали, именно оттого, что он не сердится на людей: “ибо не ведают, что творят”. Один из острых вопросов в романе — облик современного человека, “потеря благообразия” в человеческих отношениях. Страшный мир собственников, алчных, жестоких, подлых слуг денежного мешка показан Достоевским во всей его грязной непривлекательности. Здесь и преуспевающий генерал Епанчин, пошлый и ограниченно-самодовольный, использующий свое положение для собственного обогащения. И ничтожный Ганечка Иволгин, алчущий денег, мечтающий разбогатеть любым путем, и утонченный лицемерный и трусливый аристократ Троцкий. Как художник и мыслитель Достоевский создал широкое социальное полотно, в котором правдиво показал страшный, бесчеловечный характер буржуазно-дворянского общества, раздираемого корыстью, честолюбием, чудовищным эгоизмом. Созданные им образы Троцкого, Рогожина, генерала Епанчина, Гани Иволгина и многих других с бесстрашной достоверностью запечатлели нравственное разложение, отравленную атмосферу этого общества с его вопиющими противоречиями. Как умел, Мышкин старался возвысить всех людей над пошлостью, поднять до каких-то идеалов добра, но безуспешно. Мышкин — воплощение любви христианской. Но такую любовь, любовь-жалость, не понимают, она людям непригодна, слишком высока и непонятна: “надо любовью любить”. Достоевский оставляет этот девиз Мышкина без всякой оценки; такая любовь не приживается в мире корысти, хотя и остается идеалом. Жалость, сострадание — вот первое, в чем нуждается человек. Мышкин-Христос явно и безнадежно запутался в земных делах, невольно, по самой неодолимой логике жизни, посеял не добро, а зло. До обличителя он не дорос, но его, как и Чацкого, неразумный свет назвал сумасшедшим. Он вынужден был с разбитым сердцем вернуться в Швейцарию, лечебницу Шнейдера, где и признали у него совершенное повреждение ума. Людской мир его разрушил. Смысл произведения — в широком отображении противоречий русской пореформенной жизни, всеобщего разлада, потери “приличия”, “благовидности”. Сила романа — в художественном использовании контраста между выработанными человечеством за многие века идеальными духовными ценностями, представлениями о добре и красоте поступков, с одной стороны, и подлинными сложившимися отношениями между людьми, основанными на деньгах, расчете, предрассудках, — с другой. Князь-Христос не смог предложить взамен порочной любви убедительные решения: как жить и каким путем идти. Достоевский в романе “Идиот” пытался создать образ “вполне прекрасного человека”. И оценивать произведение нужно не по мелким сюжетным ситуациям, а исходя из общего замысла. Вопрос о совершенствовании человечества — вечный, он ставится всеми поколениями, он — “содержание истории”. |