ЕГОРЛЫКСКАЯ СРЕДНЯЯ ШКОЛА. Воспоминания
 Скачать 1.24 Mb.
|
|
ЕГОРЛЫКСКАЯ СРЕДНЯЯ ШКОЛА ПОЛОВЯНОВ НИКОЛАЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ВОСПОМИНАНИЯПРЕДИСЛОВИЕ. Автор, выпускник ЕСШ №1 1956 года, одно время занимался «литературной деятельностью». Печатным словом стремился отобразить свою жизнь со дня рождения до старости, но он не имел намерения публиковать в печати свое творчество, и вообще его целью было только описание фамильного своего рода с заскоком во всемирную историю, философию и другие науки по меркам своего мышления. Из-под его «пера» вышел рукописный многотомный опус «ДОМОВОЙ», как он считает – учебное пособие будущим своим потомкам. Его брата Владимира, выпускника этой же школы 1959 года, заинтересовало в этом опусе упоминание о школьных 1953-1956 годах. С целью предложить школьному музею эти воспоминания в виде отдельной брошюры, он и отпечатал их. Стиль изложения далек от правил написания, орфография изобилует ошибками и корявостью языка, поэтому прошу от имени автора не комментировать эту тему. АТАМАНТак в 1953 году мы оказались в Атамане, переехав из зерносовхоза имени Луначарского в районный центр. Приехали под вечер. Снятый отцом домик – флигелек была на улице Пугачева. Нас встретила хозяйка - пожилая женщина. На вид была приветливой и попросила нас располагаться как дома. Мать с ней разговорилась и они нашли общий язык. Мы с братом помогали разгружать машину. Когда село солнце, но было еще светло, все вещи были выгружены. Потом отец погнал машину в автоколонну, она находилась, как я потом узнал, совсем недалеко. Первое, что увидел, когда въехали, это скромненький двор и низкий домик. Барак, в котором мы жили в совхозе, был на много выше и просторнее. Мы осваивались с новым местожительством и оно казалось нам большим городом. Заканчивался август месяц и надо было готовиться в школу. Устройством в школу занималась мать. Она была неграмотной, а отец постоянно на работе. Вот мать и повела меня и брата устраивать. Там было много людей. Все ждали своей очереди к директору. Вскоре подошла наша очередь и мать прошла в кабинет. Здание, в котором находился кабинет, было кирпичным и потому времени для меня казалось очень большим. Правда, я уже видел в совхозе здание мастерских, так же кирпичное и даже один раз был в нем. Но то мастерские, а это школьное здание. Это я видел впервые. Рядом были еще большие кирпичные здания школы, но я не знал, что в них было. Пока я все это рассматривал, меня позвала мать, которая почему то долго задержалась у директора. Я вошел спокойно, никаких волнений не ощущал. И вот директор задает мне вопрос – где я живу. Сказал, что в Атамане. Я даже и не подозревал, что Атаман – это станция. Тогда он спрашивает, это что, название станции или села. Тут я быстро смекнул, что раз директор сомневается, значит, я сказал что то не так. Конечно, я слышал до этого про Егорлыкскую, но как о районе, а что это название самой станицы, я и не знал. Тогда я быстро решил, что я назвал станцию и совсем машинально ответил, что живу я в станице Егорлыкской. Конечно, все это я произнес робко и застенчиво и понял, что сказал правильно. После некоторой паузы директор подтвердил мой ответ. Не заметно для глаз я легко вздохнул, в душе у меня радостно забилось сердце. Это обычное для меня явление, когда мне подтверждали, что я правильно ответил. И только после я узнал, что не обладал даром мышления, а все полагался на память и интуицию. Да и интуиция у меня была слабо развита. Я со своей интуицией часто попадал впросак, когда общался с девочками, особенно в последние годы. Меня это очень смущало. Главное, мне кажется, что я правильно говорю, а девчата все смеялись. И в самом деле, я всегда говорил прямо, без всяких задних мыслей, а женщины – все намеком, и если переводить на прямой язык, то их разговор можно всегда воспринимать двояко. Это меня и поражало, и в то же время возмущало. А они понимали друг друга. Впоследствии меня это и сбило с толку. Только после того как директор подтвердил правильность моего ответа, у меня выступил пот на лице. Я вытер его платочком, который мне дала мать в дорогу, и впервые посмотрел директору в лицо изподлобья. Первое что рассмотрел, это необычное его круглое и полное лицо, как у Н. Хрущева, но приятнее. Все остальное точно также: и роста небольшого, и полнота такая же. Он тоже был потным, солнце светило прямо в окно и он часто вытирал свой круглый лоб. Но разговор был у него приятный и у меня не вызывал подозрения. После такого разговора директор показал мне на дверь. Я послушно вышел и стал ждать ответа. Мать все еще была в кабинете. Вскоре она появилась со слезами на глазах и я понял, что-то не так. Тогда она, утерев слезы, сказала что Вову, моего брата, приняли, а для меня нет мест. Мне стало жалко мать. Но я ничем ей помочь не мог. Директор ей сказал еще, чтобы я пришел на следующий день за ответом. Ну, брату было все равно, а вот моя судьба еще решалась, то ли я буду учиться, то ли буду работать. Мне никак не хотелось работать Я уже насмотрелся, как работали мои родители, с утра и допоздна, и хотел во чтобы то ни стало учиться. Обо всем этом мать рассказала отцу. Однако, он не мог пойти в школу из-за работы и на другой день брат пошел в свой 5-й класс, а я пошел узнавать, примут ли меня в 8-й класс. Когда я зашел в уже знакомый кабинет, директор выяснил причину моего прихода и сказал, что я принят и могу идти в свой класс, который был напротив кабинета. Я обрадовался и выбежал из кабинета, поскольку уже прозвенел звонок. Какое же было мое удивление и возмущение, когда забежав в класс, увидел несколько свободных парт. Зачем же он заставил волноваться мою мать? Я не мог этого понять, хотя и догадывался, что не зря он это делал. Значит, он что -то хотел иметь с матери, иначе и не расценишь этот случай. А знал ли он, с кого требовал, и что она могла ему предложить? Конечно, я не блистал по успеваемости, да и мог ли он в то время из сел набрать лучших учеников? Нет, тут не то. Одним словом, я его понял однозначно, что он спекулировал, ну хотя и не в полном смысле, я этого не могу утверждать, но он поступил не правильно. Так у меня и появилась первая обида, которую я пронесу всю свою жизнь. Меня еще часто будут обижать, но тогда я буду взрослее и сильнее, а это была первая обида. Но Бог с ним, не это важно, главное я учусь, и желание это не пропадает. Сел я за последнюю парту и внимательно слушал преподавателя. Я все понимал о чем говорили учитель, но, к сожалению, все и забывал, как только урок заканчивался. Это был у меня огромных размеров не достаток, чего я так не желал. Получалось так, что я сидел впустую, ничего не задерживалось в голове. Но я не отчаивался, по прежнему вдыхал знакомые запахи свежей краски выкрашенных парт и был доволен, что учусь. Как и прежде, почти прилежно содержал тетради и учебники, и также старательно пытался учить уроки. Почему «почти прилежно», да потому что были ученики аккуратнее меня. А я случалось и марал, писал небрежно, да и учебники иной раз пачкал грязными руками. Приятно конечно было видеть все чистым, но я не был отличником и поэтому все содержал почти посредственно. Поэтому и в этой школе я был твердым троечником – государственным человеком, как обычно в шутку называли этих людей. На переменах я вместе с другими выходил на улицу и дышал свежим воздухом. Тут то я и узнал, что здесь учатся ребята и девочки из сел. Я с ними быстро сдружился. Первыми моими товарищами стали Виктор Кондрашов, Николай Доюнов, Сашка Зайцев, Короткий Алексей, Елисеев Толя. Было еще много ребят, но это мой основной костяк, с которым я дружил. Всего нас было в 8 «Е» классе 30 человек, вместе с девочками. По успеваемости класс был средним, и не хорошим, и не плохим. Из всех перечисленных ребят заводилами в классе были Зайцев Саша и Кондрашов Виктор. Кондрашов был только на перемене шутник в пол меры и то большей частью с девчонками. Вот где я впервые стал завидовать человеческому счастью. А это было так. У Сашки была девушка из села, где он жил – это в Ильинке. Я к нему как то ездил однажды осенью в выходной день. Меня там приняли хорошо и Виктор познакомил меня со своей девушкой. Она мне понравилась, и я про себя подумал – вот бы мне такую. Одета она была по-деревенски красиво и сама собой не дурна. Одним словом, это была та девушка, которую я хотел бы иметь. И меня взяла такая зависть, что даже испугался. Но это было явление временное и вскоре все прошло. У меня был путь другой, и я продолжал держать курс на познание, хотя и от девушек не отказывался. Уж больно мне хотелось иметь свою спутницу. Но, как увидите, не судьба. А вот Зайцев Саша был уже злостным шутником. Этот на уроках практиковался шуметь и даже хулиганить. Как то дело дошло до того, что вызвал учитель на урок его мать. Она со слезами на глазах просила его не баловаться, ссылаясь на занятость отца и свою болезнь. Я задумался над этим. Почему он балуется и продолжал это и после вызова матери. И у меня мелькнула мысль – не зря он это делает. Парень умный, учебный материал схватывает быстро, но почему то, как бы умышленно, вызывает огонь на себя. Видимо, это связано с семейными обстоятельствами, решил я. Отец его работал бригадиром. Жили они вполне обеспеченно. Родители снабжали его продуктами и деньгами (ученики ближайших сел от станицы, где то в радиусе 20 км, проживали в пришкольном интернате с понедельника по субботу, разъезжаясь на выходные по селам, недельный запас продуктов обеспечивали родители). Кутилой он не был, но что-то мучило его в душе. Я догадывался от чего это, но утверждать не мог и не могу, по той причине, что не имел фактов. А говорить прямо не мог – не хорошо. Саша нашел себе соратников в лице Короткого Алексея и Елисеева Толика. Откровенно скажу, ребята прекрасные, умные и простые, но одергивать Сашу они не могли по той простой причине, что не хотели уничтожать живой источник смеха, да и закон такой у молодежи был, поддерживать вожака, дабы он не остался в одиночестве. А я со своей стороны скажу, что без них было бы скучно. Ребята не были злостными хулиганами, но это как раз тот случай, когда шутка могла стать смыслом их жизни. Слава Богу, этого не случилось. Мне легко жилось в этом классе. Тем более, что я начал изучать новые предметы и меня это увлекло целиком и полностью. Особенно я любил историю, где шла речь об историческом развитии человеческого общества. Тогда я еще с трудом разбирался в надклассовой иерархии и не придавал значения классовости общества. Все это я воспринимал так, как утверждал учебник. Я был далеко от мысли вольнодумия. Мне еле- еле хватало времени выучить уроки. И если было свободное время, я его отдавал чтению книг или занятию в кружках. Первое мое впечатление об учителях было хорошее. Конечно, они отличались меж собой как по характеру, так и по способу преподавания. Но мне это не мешало, я старался усваивать новые знания. Как обычно я садился всегда на заднюю парту, чтобы все созерцать и передо мной всегда был класс вместе с учителем, который видел лица учеников, а я только спины. Участия во всяких шалостях не принимал, считал, что это помеха для учебы. Но, как- то и здесь подзалетел. После звонка на перерыв и ухода учителя, все старались быстрее выскочить из класса. Однажды таким образом я наскочил на кого то из учителей, за что меня вызвали в канцелярию, где и предстал перед всеми учителями. И что было обидно, все набросились на меня как на отстающего ученика, хотя я и не был чистым двоечником. Двойки были и было их много, но в конце четверти я выходил в троечники. Вот это меня и обидело, что они хором тут же сказали директору о моей плохой успеваемости. А я ведь еще помнил, как не просто меня зачислили в школу. Это меня обидело как человека, что не тактично подошли к случившему такие грамотные люди. Уже в это время мою душу травила слабость в познании наук. Может быть, это и оставило тот неизгладимый след в моей жизни, что я хорошо понимал таких же людей и старался никогда их не обижать. Уже в 8-м классе я стал задавать себе вопрос, неужели такие умные люди и не могут знать, где надо травить душу, а где нельзя. Ведь я уже виновен, наскочив на учителя, к чему же еще припоминать мои неспособности. Случившее было желанием быстрее покинуть класс, чтобы то время, которое было дано для отдыха, использовать полнее. Наш 8-ой «Е» класс был в новом, 2-х этажном здании, как я думал потому, что был более или менее спокойным классом. А вот 8-ой «Ж» - это действительно класс! Сначала он находился в соседнем здании. Творилось в нем, черт его знает что! Учителя даже отказывались проводить уроки там. В наборе 8-х классов этого года было много переростков – это следствие войны. По разным причинам разница в возрасте в этом классе доходила до четырех лет и все станичные. Особенно хулиганством славился Донник Василий. Дневную школу он так и не закончил. Таким там он был не один. Потом 8-ой «Ж» перевели в третье здание, совсем на отшибе ( в 60-х годах там станет музей района боевой и трудовой славы). А там они вообще стали ходить на головах. Ежедневно класс склонялся учителями в канцелярии, но никого в учительскую не вызывали. А я один раз случайно попал в переделку и меня хотели исключить из школы. Конечно, решил я, что целый класс исключить не могут, тем себя и успокаивал. Заканчивалась третья четверть учебы. Весна была теплой и дружной. Вечера были очень теплыми и ощущался какой то неописуемый запах весны и она стала для меня памятной. В один из выходных дней я ушел прогуляться в центр. И вдруг на углу магазина ( это в конце центральной аллеи слева) увидел совсем молоденькую девушку в матроске. У меня екнуло сердце. Она незаметно посмотрела на меня и пошла через дорогу, где сейчас стоит памятник Буденовцу и светофор. Я, конечно, за ней пошел, но смелости подойти к ней и остановить, не хватило. Подойдя к переходу через дорогу, остановился. А что я ей скажу, подумал я. И что ответит она мне? Так в безнадежности я и стоял, и решил, что если встречу ее в школе, то там и познакомлюсь. Но моей мечте так и не пришлось осуществиться. В школе я ее ни разу не встретил, хотя ею жил и всюду искал ее глазами. Уж больно она мне понравилась! А сейчас я тосковал по незнакомке. Так закончился мой 8-й класс. К 20-му мая стояла невыносимая жара. К этому времени отец подсобрал денег и приобрел дом на улице Калинина. Улица была проездной к селам в сторону нынешнего винзавода. Дом –хата был незавидный, под соломенной крышей. Но за столько лет это было первое наше собственное жилище. Все лето занимались благоустройством. Мы с братом завели свое частное хозяйство – кроликов и голубей. Летние каникулы и прошли в заботах об этой живности. Подошло время готовиться к новому учебному году. В школе приобрели необходимые учебники. Раньше они продавались в магазине. По содержанию учебники сильно отличались от прежних. Даже промелькнула мысль: да, теперь в них уже так просто не всякий разберется. Одним словом, приближалось время серьезнее относиться к изучению материала. Но у меня почему то была уверенность – раз я прошел восьмой класс, значит мне дадут возможность закончить 10-й класс. Средняя школа была платной и родители что-то платили за обучение. Семилетнее обучение было всеобщим и бесплатное, а вот среднее образование еще не было всеобщим. Скажу одно, как бы за год не уставал учиться и как бы не надоедали учебники, а проходило один-два месяца и вновь хотелось учиться. Я не скажу за всех, но мне ужасно хотелось вновь сесть за парту и снова взяться за учебники, вновь чувствовать запах свежей краски в классе и увидеться со своими одноклассниками. Наконец и подошло долгожданное время. Все учебники приобретены, все необходимое подготовлено. Вот и первый звонок. О том, где мой класс, я узнал за неделю до звонка. Теперь осталось только занять место. Я предпочитал последнюю парту в среднем ряду. Тем более я уже знал, что буду сидеть по- прежнему с Кондрашовым, а он не любил, как и я, сидеть впереди. Хотя мы пришли раньше начала занятий, успели поздороваться и поговорить и все же, когда открыли входную дверь, все ринулись бежать по классам. В здании стоял шум, крик, восклицания. Захлопали парты, все рассаживались по местам. Зашел в класс последним и я. Виктор уже сидел за партой и беседовал с девчонками. Меня всегда поражала его манера говорить, это надо слышать и видеть, а не рассказывать о нем. Вошел учитель, его не все и заметили, продолжая разговоры. Когда раздался его голос, все сразу замолчали, захлопали партами и поднялись для приветствия. Естественно, было сделано замечание не хлопать партами, а поздоровавшись, сразу приступил к изложению материала. Так начался учебный год. Впереди еще был 10-й класс. Нам об этом напоминали десятиклассники, у которых с первого дня была не физподготовка, а военное дело. Я это видел, когда украдкой смотрел в окно во время урока. Меня, конечно, это заставило задуматься. В какой- то степени я им завидовал, потому что они в руках держали настоящие винтовки и видел, как их учили маршировать и обращаться с ними. Да, время летит, думал я. Настанет момент и я возьму винтовку в руки. А сейчас стояла задача усвоить то, что преподавали. Но отрыв от учебы был. Учеников в начале учебного года обычно посылали в колхозы помогать убирать урожай. На этот раз это был хлопок. Это похуже чем на кукурузу. Попробуй из каждой коробочки выбирать вату, а растение само по себе колючее и притом вата легкая, а норма приличная. Но было весело. Ученики есть ученики. И тут были шалости, да какие! Одни девчонки по-прежнему относились серьезно к порученному делу. Вот сколько и где не учился, девчонки всегда серьезно относились к любым заданиям. До обеда мы еще харахорились, но к вечеру так болели спины, что не рады были ничему. Естественно, наш труд стоил что то, а куда девалось заработанное – тайна за семью печатями, никто ничего не объяснял и разговоры такие не велись. Все это продолжалось около месяца, потом возобновлялись занятия. Не успели мы свыкнуться с учебой, как подошли ноябрьские праздники и каникулы. Учителя кой- как успели по одному разу опросить учеников и эти оценки выставили за четверть. Благо, у меня не было двоек, подтянулся до того, что были и четверки. Пользуясь этой передышкой, я немного опомнился и стал уже в кое чем разбираться. Если раньше я учил уроки ежедневно, то теперь уже ориентировался и давал себе поблажку – основательно учил, когда чувствовал, что меня спросят. Так у меня даже стали чаще появлялись четверки, а порой и пятерки. После каникул было классное комсомольское собрание, мне дали рекомендацию и я вступил в комсомол. Конечно, это было требованием того времени. В комсомол вступать можно было с 14-и лет, но так как общественная деятельность меня не привлекала, да и учеба была не ахти какая хорошая, а комсомолец должен быть во всем примером, я и не стремился подняться на эту ступеньку. Так с мыслью, что неспособный человек, я уже смирился. А у нас была такая ученица – отличница, что если получала четверку, то плакала. Это была Белоусова Рита. На вид красивая и скромная девченка. Была у меня как то мысль подружиться с ней, но при мысли, что я троечник, а она отличница, я больше даже думок не допускал о ней. Такие люди были не для меня, у них было будущее, а у меня что? Да ровным счетом ничего. Я для нее был не пара, а потому и жил сам собой. Та незнакомка постепенно сошла со сцены. В этом году очень активизировалась работа в различных кружках. Молодая учительница по литературе Галина Николаевна организовала драмкружок, Иван Федорович Зезикало – фото, организовались мото и комбайновые кружки, и во все я умудрился вступить, хотя туда и набирали более успевающих учеников, а я был круглым троечником. Фотокружок мне больше всего нравился. Иван Федорович был безобидным, но развитым человеком. Его никто не боялся, но, по моему, и не уважал. Меня это обижало, я знал его душу и всячески старался его поддерживать, ко всем его поручениям относился с полной серьезностью. Место для занятий нам выделили в подвале новой школы. К стати, ее построили еще в прошлом году и помню, как наш 8-й класс поздно осенью перевели в новое здание. Никакого оборудования для занятий не было. Наверное, из своего арсенала учитель принес фотоаппарат «Любитель». Позже у нас появился и «ФЭД». Так я первый раз столкнулся с фототехникой и через месяц уже держал в руках аппарат и наводил его на объект и мог фотографировать. Но ведущее место занял в кружке многознающий Николай Шевченко. Как я не старался угодить Ивану Федоровичу, он меня так и не заметил. Я же заболел фотоделом и решил приобрести свой аппарат, упросив родителей дать денег. К Новому году у меня появилась «Смена». Это был первенец после «Любителя» и очень дешевый, но все же хороший любительский фотоаппарат. Так впервые я стал заниматься фотографией. А вот с драмкружком дело обстояло хуже. Начали даже готовить постановку «Мертвые души» по Гоголю. Распределили роли, начались репетиции, но в самый решительный момент заболел главный исполнитель и постановка не состоялась, мое участие в кружке прекратилось. Фотокружок я вскоре перестал посещать, так как уже сам начал все делать. Первая моя работа оказалась неудачной. Я проявил пленку в слишком теплой воде. Снимки получились крупнозернистые. Но потом все наладилось. Особенно мне нравилось делать снимки на бумаге «Бромпортрет». Оттенок был зеленоватого цвета и это придавало красоту. Печатал и на других бумагах. Но из них больше мне нравилась «тисненая». Так я и занялся фотографированием, видя в этом большой смысл. Фотографии мне могли помочь в моей будущей работе. Мне легче будет вспомнить далекое время школьных лет. Кружок комбайнеров я избрал тоже не случайно. Надо было готовить себя к будущей трудовой жизни. Тут дела шли на много медленнее. Уж больно сложной была техника и желающих его посещать было много. Здесь я познакомился с Квартиным Володей. До чего же был он активист, в каких только кружках он не участвовал! Мы были с ним еще и в «мото-кино- физики» кружках. Сейчас я даже не могу представить, как успевал везде бывать, не говоря уже о нем. Но о нем еще поговорим потом. Если остальные кружки я усваивал быстро, то на «комбайнера» у меня не хватало ума. Однако я не бросал учиться и уже в конце 9-го класса мы закончили курсы комбайнера и получили даже права на управление комбайном. Кстати, все это пригодится мне летом, когда начнется уборка урожая. А теперь надо было уделять внимание учебе. Очень быстро проходили дни занятий. Только ноябрьские каникулы закончились, а на носу уже Новый год и опять каникулы. В этой круговерти даже в выходные дни приходилось браться за учебники, чтобы подчищать свои «хвосты» к концу четверти. С оценкой «УД» я и встретил Новый 1955-й год. Новогодний школьный вечер прошел для меня как то незаметно, хотя и весело было, но я был равнодушен ко всему. Не научился за время учебы веселиться, так как это делали другие. То ли у меня была суровей жизнь, то ли я был угнетен своими знаниями, а может быть теми мыслями, на которые искал ответы. Это меня не огорчало, но в душе слегка завидовал, что они могут так веселиться. Была елка, дед Мороз и Снегурочка, были стихи, песни и шутки. Длилось все это долго, а я стоял возле стенки и любовался тем, как отдыхают другие. Основными хозяевами на вечере были десятые классы. Нигде и ни в чем не участвуя, увидев, что некоторые ученики стали покидать вечер, я быстро собрался и ушел домой. На другой день я спал столько, сколько хотел. Даже голова заболела. День был солнечным. Позавтракав, взял фотоаппарат и пошел искать «кадры». День был солнечный, небольшой морозец. Дойдя до школы и Дома пионеров, и никого из знакомых не встретив, прошел дальше. У скверика возле Дома культуры мельком взглянул на памятник В.И. Ленину, в который раз отметив, кто же из скульпторов изготовил его? Дойдя до магазина Культтовары, заглянул поглазеть. В нем в свободной продаже имелись велосипеды. Еще в Луначарске у меня был велосипед, новенький ЗИС – Сталинец, поэтому эти «машины» меня уже не привлекали. И вообще в магазинах было много новых товаров и продуктов, сладостей. Налицо был прогресс в развитии ширпотреба после войны. Но меня поражало не это. Меня поражало то, что люди верили, надеялись и ждали… Так с фотоаппаратом я дошел до парка станицы, сфотографировал несколько незначительных кадров и усталый вернулся домой. Кроме отца все были дома. Его так затянула нужда по обеспечению семьи средствами, что теперь было редкое явление, когда в выходные дни он был дома. Мне вспоминается тот случай, когда отец вернулся с Колымы. Приехал он приодетым, выглядел солидным. Привез денег, правда, их хватило ему только съездить один раз в дом отдыха в Сочи. Мы на них ничего и не купили для дома. Но главное другое. Когда отец приехал в станицу, стал искать транспорт в Луначарск. Мы его ждем, а нам люди говорят, что он звонил из станицы директору совхоза и требовал машину. Был март месяц, распутица, машины не ходили. Но отец требовал настойчиво. И тогда из совхоза погнали в станицу трактор, чтобы забрать совхозные машины, застрявшие там. Когда я узнал всю эту историю, то подумал, как отец многое не знает и на каком основании мог предъявлять такие требования. Ведь нас приучили робко ждать и не повышать голос, а тут вдруг требование. Это меня удивило. И вот теперь, этот же человек, безропотно тянулся за копейкой и был доволен тем, что ему давали работу. А ведь его несколько раз увольняли с работы. Это был мой первый наглядный урок, как человека нужда и обстановка сажала на свое место. А мать в это время хлопотала по хозяйству, она считалась домохозяйкой, это была ее основная работа. Брат Вова сидел за книгой. Когда я вошел в дом, на меня никто не обратил внимание, а я в этом и не нуждался. Поев, что дала мать, уселся за учебники. Скажу прямо, к урокам я готовился всегда, но не совсем качественно, из- за плохой памяти не мог запомнить суть вопроса. Пока читал, все понимал, как только брался за другой предмет, о прошлом уже было смутное представление. Правда, могу отметить, что временами в сознании что то оставалось о прочитанном, и вот если меня вызывали в эти моменты отвечать – получал четверки. А мне больше и не ставили, так как знали, что я твердый троечник. Меня это не волновало, волновало другое. Как это получается, что одни учатся на «отлично», хорошо разбираются во всех преподаваемых предметах, а другие еле-еле сводят концы с концами. Для меня было важным разобраться в этом факте. Но тогда я не мог на это вопрос ответить и поэтому с большим упорством занимался выполнением заданий, с тем, чтобы нормально окончить школу, и потом на свободе найти ответы на интересующие меня вопросы. Все школьные предметы для меня были интересны и увлекательны, особенно история, астрономия, география. Вот только овладеть этими знаниями я был не в силах. Мне чего - то не хватало. Этого «чего то» мне и предстояло найти. Не раз я засматривался, без зависти конечно, а с интересом, на нашу отличницу Белоусову Риту. Это была девочка неприметная на вид, малого роста , симпатичная и немного заикалась. Конечно же, в мыслях я имел ее в виду, но чтобы с ней подружиться – каждый раз отгонял эту мысль, так как знал, что те знания, что были у меня, не позволяли мечтать о ней. Это были для меня особенные люди, что такие в основном и двигают общество вперед и поэтому я ей был не пара, тем более, что моими чувствами овладела к этому времени Глоба Валя. С этими мыслями я закрыл тетрадь с решением последнего задания по математике и с чувством, что почти все подготовлено, уложил учебники в портфель. Однако, мысль о том, что каникулы скоро закончатся и надо будет идти в школу, тяжелым грузом ложилась на мое сознание, ведь надо же будет отвечать по всем предметам не просто как-нибудь, а лучше. Все чаще я стал слышать, что скоро учебе будет конец и настанет время самому устраивать свою жизнь. К этому я себя уже готовил. Давно уже задумывался над этим вопросом. На один из многочисленных вопросов уже даже знал ответ. Чтобы начать самостоятельную жизнь, мне нужен был, в первую очередь, человек, с кем бы я мог смело вступить в борьбу за свое сосуществование. С ним и только с ним я мог решать вопросы жизни, причем так, как должно быть, а не так, какова была жизнь до сих пор. Этот жизненный вопрос пришел ко мне еще с детства, когда во мне зародились первые благородные чувства. Однако, на первых же шагах жизни мне все изломали. А чем подробнее я вникал в сущность жизни, тем больше был уверен, что я на правильном пути. Первые чувства возникли в Башанте (это в Калмыкии, недалеко от родимого села Новый Егорлык), куда мы с матерью уехали после того как калмыков выселили оттуда. Я тогда еще не знал, что их выселили, не знал и за что выселили. Когда мы приехали, там уже жили новые поселенцы. В одном из глиняных домов нас и поселили. И вот при жизни в этом селе я впервые решал вопрос отношения с девочками (это был видимо 1944-й год). Я еще и в школу не ходил. Возникшее благородное чувство, заключавшееся в том, что мое сердце испытывало учащенное биение, стеснение и главное, прилив сил при виде девочки, с которой хотел подружиться. Я еще не знал, что это такое, но уже тогда решил, что это явление особенное и его надо оценить и проследить, что оно собой представляет. Однако, я вскоре же был огорчен, когда ее родители запретили мне с ней встречаться. Так что вместо приятных, душевных ощущений я в начале жизни уже испытал первую горечь неудачи и разочарования. Конечно, как все первое, я сильно переживал первую неудачу и сильно тосковал. Со временем все это постепенно прошло, но я уже стал разбираться, что к чему. Единственное, чего тогда еще не знал, что такие же чувства ко мне еще придут и не один раз. И всякий раз я буду терпеть неудачу. Так было всякий раз, когда мы меняли место жительства. Я еще и еще раз упорно искал себе спутника жизни в лице девочки, но всякий раз упирался в историческую ошибку племени другого пола. Сначала я этому не придавал значения и думал, что слишком рано приходили ко мне чувства. Однако в Луначарске (с 1975-го хутор Мирный), когда я влюбился в Таран Лиду, понял, что не я повинен, а повинна жизнь… Жизнь ли? И вот я снова перед таким же фактом. Я был влюблен в Глобу Валю. И не смотря ни на что, решил действовать. Надо было разобраться, согласна ли она будет дружить со мной. Взвесив все за и против, я ничего хорошего не ожидал, можно было свои чувства убить в себе, но решил испытать судьбу. Я узнал, что она часто бывает на танцах в Доме культуры. И вот в одно из воскресений как можно лучше приоделся и пошел в клуб. Молодежь уже покупала билеты и проходила в зал. Я не стал покупать билет и решил дождаться ее. Долго простоял на ступеньках ДК, даже промерз – и вот появилась она. Я даже обомлел, но, не подав вида, что жду ее, пошел ей на встречу. Она, увидев меня, улыбнулась. Я еще больше заволновался, нашел в себе силы и подойдя, попросил разрешения быть сегодня с ней. Она, не задумываясь, быстро ответила, что нет, что у нее встреча с другим парнем. Я как стоял, так и остался стоять, не проронив ни слова. А что я еще мог сказать? Значит, мое время еще не пришло. Поэтому я не стал унижаться перед своими чувствами и после того как она взяла билет и вошла в помещение ДК, я спокойно и уверенно пошел домой. В эти минуты я чувствовал какую то пустоту в душе и равнодушие ко всему. Теперь я знал причину отказа и не мне было решать, как ей устраивать свою жизнь. Но теперь я знал и другое, что все это пройдет и наступит время, когда я буду определять, с кем дружить мне, с кем нет. Вместе с этим у меня возникала какая то злоба на девченок и на весь окружающий мир. Так в душевной пустоте я и пришел домой. Ничего не ответив на вопрос раннего возвращения (видели же, что прихорашивался перед уходом для серьезной встречи), злость перешла и на мать. В голове буравила мысль, что все беды в жизни – из-за женщин. А поскольку женщины в этом не усматривали ничего особенного для себя, то по этим с испокон веков естественными унаследованными рефлексами, можно будет проследить и развитие всего человеческого общества. Так у меня возникла идея, по наследственным признакам определить ход развития общества в целом. Та история, которую мы изучали в школе, отражала ее по результатам раскопок и предположениям. Конечно, это была документальная история и опровергнуть ее было невозможно. Но она, история, была мертвой, не отражала духовной жизни общества в социальном развитии. А вот это, исторически сложившееся наследственное поведение женщины, еще сохранило много прошлого. По мужчинам это проследить было невозможно, по той причине, что они своим умом понимали ситуацию и могли быстро менять свое отношение к ней. Так мной было впервые это обнаружено в том, что мужчины первые положили конец богоприклонению и первые отказались посещать церковь, видя в этом обман самих себя, хотя женщины материнского поколения 1916 года рождения и еще в деревнях - придерживались церковных праздников. Следовательно, мужчина первым вступает в борьбу с несправедливостью, хотя он первый же и испытывает жестокие удары сопротивления старого. Но все же, я еще не решался в отношении женщин делать скоропостижные опрометчивые выводы. Надо было подумать, что делать дальше. На следующий день, после того несчастного воскресенья, надо было снова браться за учебу. На этом жизнь не кончалась. Не первый и не последний раз подобная история молотила судьбы людей. В школу я пошел как ни в чем ни бывало. Войдя в класс, приметил, что собралось уже больше половины учеников. Поздоровавшись, прошел на свое место. Виктор Кондрашов увлеченно разговаривал с девочками, моей «зазнобы» еще не было. Перебросившись словами с ребятами, начал подготавливаться к уроку – математике. А вот появилась и прекрасная мадонна, от которой вчера получил оплеуху. Поздоровалась со всеми, села впереди меня за парту и стала готовиться к уроку. По телу у меня пробежала приятная дрожь. Хотелось бы продлить эти мгновения, но прозвенел звонок. Тело опять вздрогнуло, но уже от неприятной мысли, спросит ли Алексей Григорьевич или нет. При этих мыслях в класс быстро вошел учитель, положил на стол журнал, взглянул спокойно на класс, поздоровался… и все сели за парты. Как обычно, попросил с первой парты закрыть дверь, а Белоусову Риту попросил вытереть доску с уже написанными словами: «Кто пойдет отвечать урок?». В классе стояла идеальная тишина. Все прижались к партам и не поднимали головы, не дай Бог, чтобы его вызвали. Учитель это понимал и уже после повторного вопроса с легкой улыбкой оглядел класс, указал пальцем на Белоусову Риту. После некоторой паузы резко произнес: «Ты!». Эти его привычки мы уже знали и поэтому с облегчением вздохнув, подняли головы, чтобы прослушать, как же все- таки решила уравнения наша миловидная выручалочка Рита Белоусова. Да, многое можно было сказать об этом тихом и скромном человеке, как Рита. Нет, это не была кукла, которую бы накачали разными идеями. Нет, это был естественный человек, хотя я не могу твердо утверждать, что она действительно не была начитана и знала очень многое. И вот почему. Во-первых, не было случая, чтобы она не справлялась с заданиями по самым разным предметам. И все это было просто и естественно, что я поражался ее способностям и вообще преклонялся перед теми, кто так уверенно учился. Предо мною стояла задача, разобраться, в чем секрет успеха этих людей. А если точнее сказать, то мне предстояло выяснить, существует ли память и как она выглядит. Но это в будущем, а сейчас на этом уроке, который только что начался, я внимательно следил за тем, как она рассуждает при решении задачи. Уравнение решалось просто, но просто было и много вопросов, которые возникали у меня при этом, но они так и остались вопросами на будущее. Не мог я понять, как такие люди свободно овладевали школьной программой. Так и на этот раз, я поражался ее способностями и любовался ее человеческой красотой. Был у нее один недостаток: она была маленького роста. Где то в душе я бы желал с ней дружить, но прекрасных человеческих чувств к ней не испытывал, а без них какая может быть дружба. К тому же в этот день я еще не мог отойти от той пощечины, что получил. Поэтому в это время у меня в душе было пусто и ничего меня не интересовало. Очень плохое это состояние человека. Хотя я уже и переживал ранее такое состояние, и уже должен был быть готов к нему, но организм такие ситуации переносил плохо и я никак не мог к ним привыкнуть. Все сводилось к умственному развитию. Из задумчивого состояния вывело меня то, что задача была решена, написав окончательный ответ, Рита спокойно положила мел на полочку доски, вытерла тряпкой руки и повернулась к классу лицом. Она спокойно посмотрела на учителя, а он, чувствуя, что решение окончено, резким движением повернулся на стуле и какое время смотрел на доску. Потом уже спокойно повернулся к столу, так же спокойно сказав: садись! - поставил в журнал оценку. В классе появился шумок. Все уже знали, что после этой задачи времени больше не оставалось на опрос других учеников. Алексей Григорьевич обвел взглядом класс, ничего не говоря, встал, подошел к доске, также молча постоял, о чем то думая своем. Потом резко повернулся, и, указывая на Кабанцову Валю, сказал: «доску сотрет…ты!». Валя, закончив работу, вернулась на свое место. Ей часто приходилось этим заниматься на уроке математике. Хотя ростом она была маленького, как и Рита, но характеры у них были совсем разные. Валя была дерзкой, если только она вступала в спор и особенно, если ее в чем-то обвиняли. Конечно, такой характер мне не нравился и к ней я не питал никаких чувств и интереса. Как то на вечере отдыха в школе у девочек шел разговор о том, кому кто нравится из наших ребят. Одна из них сказала мне, что я нравлюсь Вале. Услышав об этом, я старался быть подальше от нее. Этот ее маленький рост, а характер! Может быть, она это сделала умышленно, об этом я неоднократно думал, но и мысли не допускал о дружбе с ней. Алексей Григорьевич назвал тему урока – «Бином Ньютона». Излагал тему он быстро и как будто бы ясно, но стоило закончить – и все улетучивалось. Так было и на этот раз. Боже мой, сейчас, спустя много лет, вспоминая все это, становится не по себе. Как я только мог окончить школу! Однако, я надежды не терял и продолжал учебу. Меня по прежнему влекло неотъемлемое желание учиться. Каждый день, идя в школу, я не ощущал тяжести на душе. А ведь я уже знал, что такое « не желать». Могу даже привести пример этим чувствам. Это равносильно тому, если ты играешь в любимую игру, входишь в азарт, и вдруг тебя родители зовут домой ужинать или сделать какую- либо работу. Ну, нет, это что- то неописуемое! Уж больно не хочется бросать игру! Вот это желание я брал всегда в пример, как оценивать желание и нежелание. Теперь, если когда и не хотелось идти в школу, я научился заставлять себя идти, если даже не все уроки были выучены. Просто шел и все, конечно надеясь на то, авось не спросят. Иногда это удавалось. Однако, я этим не злоупотреблял, и всякий раз все же старался уроки выучить. Поскольку я числился учеником неважных способностей, меня на этот раз Алексей Григорьевич не вызвал после объяснения новой темы решать пример, а пошла решать Шивинская Лида. Она у нас была «хорошисткой», довольно молчаливой и скромной девочкой, я бы сказал красивой и стройной. Выйдя к доске, она довольно уверенно и не так чтобы быстро, но все же решила пример. Оставшись довольным решением, учитель попросил ее стереть с доски и сесть на место. Все, урок подходил к концу. Было дано задание на дом. Поднялось настроение, от того что наконец то урок закончен. И тут же я хочу отметить такую особенность, которая меня поражала. Учителя так отработали проведение своих уроков, что буквально на последних словах задания звучал звонок окончания урока. И редко когда случалось, чтобы учитель не рассчитал и задерживал учеников на одну-две минуты. Наверное, в эти минуты учитель чувствовал свою оплошность и не грозил ученикам, когда они поднимали шум в классе. Наш классный руководитель, Перцев Алексей Григорьевич, в этих вопросах был четким. Все у него вкладывалось минута в минуту. А у нас предстоял десятиминутный перерыв. Девочкам было проще – вышли из класса, собрались своей группой и давай секретничать. Мы к ним не вмешивались, у нас были свои интересы. Как обычно, одни стремились быстрее уединиться и тайком от учителей «подымить», другие – развлечься игрой на улице. Как таковым, курением занимались не многие. С нашего класса всего пятеро ребят (о девочках и говорить нечего – у них и во всей школе, а то и в станице не было подобных). Что примечательно, даже вне школы ученики старались не попадаться учителям с папиросой, чтобы не стать предметом склонения на школьных собраниях, в классе. И это притом, что не было никакого запрета в государственном масштабе на курево. Общепринято было, что школьнику еще рано этим заниматься. Только учитель покидал класс, а Зайцев Саша, Елисеев Толя и Доюнов Коля стремительно выбегали из класса и прямиком в туалет на улице. Там они, вместе с такими же курцами из других классов, закуривали папиросу и пускали ее по кругу с таким расчетом, чтобы можно было покурить и в то же время сэкономить курево. Такая процедура длилась после каждого урока. Тех десяти минут хватало и на разговоры, в основном об учителях, кто как проводит уроки, у кого какие, на их взгляд, недостатки, Вот тут они давали волю своему воображению. И конечно, на уме было впечатление от проведенного урока и самом учителе. Особенно в этом преуспевал Зайцев. И хотя Зайцев был всегда на первом плане у Перцева Алексея Григорьевича, такое же внимание и Зайцев уделял ему. Тут они были взаимно неповторимы. Закончив перекур и насмеявшись вдоволь, все разом выбегали из туалета и с гиканием, и криками бежали в класс, так что ученики младших классов испуганно шарахались по сторонам. И только уборщица, которая следила за чистотой во время перерыва, смело набрасывалась на бегущих, крича им в след: «Сумасшедшие, как с цепи сорвались!». А они, смеясь, в минуту взбегали на второй этаж, направляясь по своим классам. Но если на пути встречался дежурный учитель по школе, бегущие останавливались и чинно проходили по коридору. Первым в класс, как обычно, вбегал Зайцев, за ним Доюнов, Елисеев, с шумом и смехом. Я ни разу не замечал, чтобы Зайцев когда-либо перед занятием, уткнувшись в книгу, готовился к уроку. По его виду можно было подумать, что он все знал. Буквально за «куряками» вошла в класс и учительница литературы Агеева Галина Николаевна. Что можно сказать о ней? По моему мнению, была скромной и тихой, небольшого роста, особой красотой не отличалась, свой предмет знала отлично. В ее присутствии в классе было тихо, никогда не повышала голос, достаточно было назвать фамилию и все утихало. Когда начинала урок – все внимание на нее. Говорила она достаточно ясно и понятно, ее никогда не перебивали и рассказ ее казался ручейком, текущим от и до. Особенностью ее проведения урока было то, что она вначале разъясняла новую тему, связав ее с предыдущей и только после приступала к опросу. Она была единственной учительницей, кто вел занятие по такой форме, и это ей удавалось. Но тут мы были в выигрыше. От первого опрашиваемого обычно требовалась вся суть темы и объяснение затягивалось, а следующий оценивался по дополнительным вопросам, получая зачастую балл выше первого. Не опрошенным ученикам выставлялась оценка в четверти по результатам написания сочинения. А в этом была другая сложность – здесь ведь учитывались и грамматические ошибки. Вот тут то и везло в большей степени Зайцеву Сашке. В грамматике он был силен. Если устные ответы ему давались труднее, то письменные он писал всегда не ниже «хорошо». Что можно сказать о литературе. Она меня не затрудняла в учебе, единственным затруднением у меня были сочинения. На «хорошо» я не писал, но «уд» себе обеспечивал. Бывали и «неуды», их в этих случаях надо было защищать устным ответом. Однако, как бы там ни было, но в четвертях у меня ни разу не было «неудов». Медленно, не отставая и не обгоняя время, я с большим наслаждением познавал историю развития, культуры народов человеческого общества. В то время я на все смотрел положительно, и казалось, что большего желать нечего. С этими мыслями мы и проводили урок литературы. Приводились примеры прошлого и настоящего, и все, казалось, соответствует действительности. Из ее рассказов о своей жизни я узнал, что она работала корректором в типографском издательстве, отсюда и ее исключительная грамотность. Особенно большим уважением она пользовалась у наших учеников Зайцева, Удодова, Доюнова, Брилевой Клавы, Кабанцовой Вали, Гетманской Зины. Эти ученики были ближе мыслями и своей взрослостью к ней и, по-видимому, она им, вне школьной программы, рассказывала о прелестях и недостатках супружеской жизни. Во всяком случае, эти ученики часто бывали у нее в доме и помогали по хозяйству: наколоть дров, наносить воды. Мне тоже однажды пришлось побывать в ее доме вместе с ребятами, и я видел ее скромную квартиру и обстановку. Было у нее две дочери, где то 3-4-й класс. Отец был не родной. Она вышла замуж за Агеева, начальника хозяйственной части газопровода в станице. Агеева я хорошо знал, так как работал на газостанции в летнее время. В дальнейшем я у нее не бывал из- за своей занятости, ребята продолжали ходить помогать по хозяйству к ней, а как долго - не уследил. Галина Николаевна пользовалась очень большим уважением школьников. И это действительно было так, все она преподносила умело, а порой и забавно, что ее слушали с открытыми ртами. Это я уже после пойму, как умело она вела свои уроки. В этом ей помогала та школа, которую она прошла по своей специальности, работая в типографии. Галина Николаевна уложилась в отведенное время, но она не торопилась уходить из класса, как это было с другими учителями, к ней после звонка подходили ученики, окружали плотным кольцом, засыпая ее вопросами. Ответы были объективными и, казалось, вполне удовлетворяли всех. Уходила она из класса только тогда, когда звонок снова звучал, но уже на урок. Были моменты, когда в класс входил очередной преподаватель и тогда она уходила сразу в следующий свой класс. Так случилось и на этот раз - вошла историчка. Галина Николаевна, отмахиваясь от столпившихся учеников, в основном девочек, спешно покинула класс. Конечно, история не была так насыщена лирикой и чувствами, как литература. История была более сухой и конкретной. Она не проникала в душу человека, но четко отражала действительность в цифрах и фактах. Однако, везде просматривался тот неуловимый стиль, какой был во всей политике нашего времени. Все факты и события были рассчитаны в пользу народа и ничего не отражали в действительности. Все было рассчитано так, как того требовала политика. Это был туман, через который можно было пройти, и, пройдя несколько шагов, скрыться из виду. Факты действительно соответствовали событиям, но они не отвечали на вопрос, для чего все это. Единственно правильным ответом на все события было то, что они должны были произойти, чтобы уже после можно было оглянуться вокруг и призадуматься, для чего все это. Но поскольку история не стояла на месте, события текли своим чередом, отражая минувшее время, то и человек не останавливался и не вдумывался в происходящее, а шел, шел и шел вслед за историей. Вот и получается, история для человека, а человек для истории. Круг замкнулся. Вот так человек и ходит по кругу от одного события к другому. Нет времени у него разорвать это кольцо (мала продолжительность жизни). Ранее мы уже проходили этапы развития общества по школьной программе. Сейчас нам преподавали социалистический образ жизни. И во все времена история сопровождается борьбой за лучшую жизнь для народа. И вот нам, ученикам, предстоит на этом уроке в который раз разобраться в событиях, оценить их – выяснить, справедливы ли были эти события, как бы отрицательные стороны их осудить, а положительные одобрить и так от бесклассового общества до нашего времен. И мы это делали, конечно, с помощью учителя. А ответ уже был готов. Ленинская философия утверждала, что есть войны справедливые и несправедливые. Это означало, что если война народная - это справедливая война, она защищает интересы народа, а вот если война шла тоже народная, но защищала интересы частные – это не справедливая. Это в сущности та же философия религии: война католиков и православных, обе стороны вели справедливые войны. И так во все времена находились причины, оправдывавшие те или иные поступки с очевидным доказательством справедливости… *** Хочу сразу признаться, что в те годы, на том же уроке истории, я так не рассуждал. У меня тогда только промелькнуло две мысли: как же так получается, все время идут войны, а сама суть жизни не меняется. Меня история интересовала еще и тем, что в ней рассматривался вопрос судьбы человека. Это с одной стороны. А с другой стороны было интересно следить, как шла смена событий и к чему это вело. Посколько историю я учил систематически, то не боялся, что меня вызовут отвечать. У меня в четвертях, да и за год всегда были четверки. На этот раз я пошел отвечать вторым. Первой отвечала Ногина Людмила. Она числилась в разряде средних учениц. Урок ответила уверенно. Мне пришлось продолжить тему и, сделав выводы, я закончил ответ, и получил хорошую оценку. Наш преподаватель истории Мария Ивановна (Сизякина ?), была из тех женщин, кто в войну и после из-за нехватки мужчин на трудовом фронте, выполняли их работу. Красивая женщина, не замужем. Почему так сложилась ее судьба, я не знал. Да и кто интересовался судьбой женщин не дождавшихся мужей с войны, тем более незамужних. Них плечи лег тяжкий труд |