Литература русского зарубежья. ЛРЗ. 1. Первая волна русской эмиграции причины, этапы, пути, состав. Первая волна эмиграции возникает в результате великого исхода
 Скачать 270.42 Kb.
|
|
21. Неоромантические мотивы в поэзии «литературной молодежи». Ощущение одиночества и заброшенности обусловило трагизм мироощущения младшего поколения, одним из проявлений которого стала актуализация экзистенциального аспекта литературного произведения. «Литературную молодежь» интересовал духовный перелом, вызванный крушением вековых общественных устоев, лишивший личность ориентации в окружающем мире, породивший пафос отрицания. Важнейшим становился новый тип героя – освобожденного от реалистической обусловленности характера, лирического двойника автора. Развязка конфликта личности с историей нередко трагична, в связи с чем герой представал своеобразным продолжением образа «лишнего человека» в русской литературе. В лирике «литературной молодежи» возникают неоромантические настроения: акцент ставился на роли поэзии в мире, где «летит все под откос». Растерянность от потери устойчивых ориентиров, невозможность найти себе применение в абсурдном мире, приводит к сознательному и аскетическому ограничению круга главных тем: жизнь, смерть, Бог, любовь. Предпринимаются попытки выстроить новую систему координат, опираясь на подсознание, хранящее память о прошлом и создающее вымышленную вселенную. Ограниченность воспоминаний о России (тревожные годы революции и войны) уводит от традиционной эмигрантской тематики, связанной с ностальгией по утраченным традициям и быту. Главная тема – преодоление экзистенциальной бездомности, надежда на освобождение от кошмара, похожее на пробуждение от сна. Терапиано: Каким скупым и беспощадным светом Отмечены гонимые судьбой, Непризнанные критикой поэты, Как Анненский, поэт любимый мой. О, сколько раз, в молчаньи скучной ночи Смотрел он, тот, который лучше всех На рукопись, на ряд ненужных строчек, Без веры, без надежды на успех. Мне так мучительно читать, с какою Любезностью – иль сам он был во сне – И беззаконно славил как героя Баяна, что гремел по всей стране. И называл поэзией – чужие Пустые сладкозвучные слова… И шел в свой парк… И с ним была Россия, Доныне безутешная вдова. ПРОЗА Мемуарная проза младшего поколения: «Курсив мой» Н.Берберовой, «Незамеченное поколение» В.Варшавского, «Грасский дневник» Г.Кузнецовой, «Поля Елисейские» В.Яновского – попытка воссоздания эпохи, создания летописи уходящей русской культуры, поиск своего места в мире и утверждение ненапрасности своих творческих исканий. Личностный характер поставленной сверхзадачи обусловил влияние психологического и художественного склада творца на идейное и композиционное своеобразие мемуаров. Испытания, выпавшие на долю молодого поколения, стали той жизненной закалкой, которая помогла им достойно заявить о себе в годы второй мировой войны, дав Франции многих героев Сопротивления. «Машенька» (1926) как самый русский роман Набокова: воспоминания о России, реминицентный фон русской литературы в создании образа пансиона, семантика имени героини. Ограниченность стесненного эмиграцией пространства, статичность бытия как выражение духовной истощенности жизни, иллюзорности мира. Мотив двоемирия: переходы из настоящего в прошлое, конфликт подлинного и пошлого, очищающая роль воображения. Столкновение с судьбой: попытка возвращения Машеньки как символа юности, России, любви. Разоблачение образа неординарного героя, сатирическое изображение поколения. Многозначность финала: проявление слабости и максимального эгоизма героя, попытка сохранения мира мечты, философское утверждение несбыточности воспоминаний. АГЕЕВ. «Роман с кокаином» (1936). Громкая, во многом скандальная известность: обращение к «запретной теме», актуализация философии солипсизма, существование героя вне моральных и религиозных норм (взаимоотношения с матерью, с женщинами). Психологизм: двойственность героя, развитие сюжета сообразно логике постепенного разрушения личности, трагическое несовпадение идеальной и чувственной любви. Функции повествования от первого лица: отражение душевной дисгармонии – сочетание низменных страстей и напряженной духовной жизни. Развитие и переосмысление традиций Ф. Достоевского, И. Бунина, А. Камю, Э. Ионеско. Влияние идей З. Фрейда (неизбежное стремление личности к саморазрушению и самоуничтожению). Семантика финала романа: признание сложности и неоднозначности личности (даже антигероя), алогичности и противоречивости истории; восприятие русской революции как бесчеловечной и разрушительной силы, протест против «утилитарного» подхода к человеку. Склонность к философскому морализаторству. Проблема авторства романа (версия о мистификации Набокова). ГАЗДАНОВ. Самообразование (русская и мировая классика, философия), учеба в Сор- бонне. Формирование стиля «магического реализма»: «медитативная» направленность творчества, проверка героя на экзистенциальную состоятельность, «визионерские транс-путешествия» как повествовательный эпизод и принцип организации текста и движения сюжета. Способность отражать в слове краски, запахи, звуки, стилистическое мастерство. Разнообразие ассимилируемых художественных традиций, скрытое обращение к сюжетам волшебной сказки. «Вечер у Клэр» (1930). Лирическое наполнение хроникального сюжета о гражданской войне, революции и эмиграции, воссоздание эпохи через единичное. Своеобразие героя: автобиографичность, раздвоенность жизни, безверие, чуждость миру, позиция стороннего наблюдателя. Отказ от традиционного сюжетного построения: внутренняя парадоксальность, бесфабульность, организация мате- риала не внешним сюжетом биографии героя, а историей интеллектуального по- иска, духовной и нравственной самоидентификации персонажа. Значимость случая как отправной точки сюжета и как активной силы, испытующей человека. «Эластичный ритм»: текучесть мира, мыслей и чувств; ввод героев по законам музыкальной логики, а не интриги. Форма исповеди героя, потока сознания: возможность прикоснуться к собственным истокам, погрузиться в сферу прапамяти и даже коллективного бессознательного. Принципиальное отсутствие членения текста: память как единство ощущений и цельность душевной жизни; любовь как возможность слияния настоящего и прошлого, России и Парижа. Структурообразующая роль образа Клэр на философском и формальном уровнях. 22. Стилистическое многообразие новой поэзии. Анализ творчества одного из поэтов младшего поколения первой волны эмиграции. Единственным преимуществом их положения была полная свобода начинающего литератора в своих духовных и эстетических исканиях. Молодые писатели, творчески формируясь внутри чужой доминирующей культуры, не могли не испытать влияния современной европейской литературы. Их творчество отмечено смелым эстетическим поиском, новой образностью, экспериментами с сюжетом и формой, новым взглядом на искусство. Однако новаторство не получало необходимого отклика, поскольку читателями и критиками «детей эмиграции» оставалось старшее поколение. Первый этап существования литературы младшего поколения условно называют «кафейным», поскольку творческая молодежь собиралась в кафе Латинского квартала и Монпарнаса, где велись споры о поэзии, читались и обсуждались стихи. Появлялись они регулярно и на вечерах «Зеленой лампы». На протяжении 1920 – 1930-х годов возникали, трансформируясь из одного в другое, творческие объединения молодых писателей: «Палата поэтов», «Через», «Кочевье» и другие. Это были попытки создания своеобразных творческих лабораторий. Наиболее представительные из них – «Парижская нота» (Б.Божнев, А.Гингер, В.Корвин-Пиотровский, А.Ладинский, Ю.Мандельштам, Б.Поплавский, А.Прис- манова, Ю.Софиев, Л.Червинская, А.Штейгер), ориентирующаяся в своем творчестве на Г.Адамовича, полагающего, что «ученичество» у классиков может погубить живой поэтический голос начинающего поэта; и «Перекресток» (Ю.Терапиано, В.Смоленский, Г.Раевский, И.Голенищев-Кутузов, К.Халафов, Е.Таубер, Д.Кнут), эстетически близкий В. Ходасевичу, утверждавшему, что молодым авторам не хватает своего литературного мировоззрения и поэтической школы. СМОЛЕНСКИЙ. Сборники «Закат» (1931), «Наедине» (1938), «Собрание стихотворений» (1957), «Стихи» (1963). Цельность поэтического дара. Осмысление трагедии России как личной и безысходной, переплетение индивидуальной судьбы и исторической участи родины. Обращение к сталинской теме: публицистический темперамент, бескомпромиссное отрицание, памфлет. Пустота человеческого общежития, холодное отчаяние, обреченность, отверженность как доминанты мироощущения. Антиномичность (вера и сомнения, религия и богоборчество, неотвратимость смерти и надежда на бессмертие, любовь как преодоление смерти, просветление и источник трагизма) как внешний знак разорванности и терзаний лирического героя. Способы создания трагизма: «повторительное нагнетение», обращение к лермонтовской традиции. Замыкание в себя: поиск идеального мира, духовной родины. Классическая форма стиха, яркость и необычность рифм. Важен мотив сиротства во всех смыслах. К осмыслению истории родной страны поэт подходит в стихотворении «Огромные, двуглавые орлы...» (Сборник «Наедине»). С первых строк здесь обозначен мотив «вековой ... российской мглы». Не называя исторических персонажей по именам, Смоленский вполне определённо намекает на них. Так, «безумный царь, в кольчуге боевой, / Взнесённый над шипящею змеей», ассоциируется с Петром Первым; «декабрьский ветр в пустынях ледяных» (107) вызывает в памяти образы идущих по этапу декабристов, а описание убийства на дуэли отсылает нас к сцене гибели Пушкина (на это, в частности, указывает описание усмехающихся свидетелей дуэли, в котором встречается и упоминание «пустых сердец» - лермонтовского образа из стихотворения «Смерть Поэта»). Гибель поэта стала для эмигрантов своего рода символом слепого, «безумного» начала в русской истории, сполна явившего себя в событиях революции и Гражданской войны. Центральный образ стихотворения - образ «вековой ... российской мглы» - не был открытием Смоленского. Восприятие отечественной истории как «тёмной старины»55 одним из первых ввёл в русскую поэзию М.Ю. Лермонтов в стихотворении «Родина». Были и другие прецеденты. О «тьме гробовой, российской», но скрывающей в себе «лад ... музикийский» , говорил в стихотворении 1925 года «Петербург» Ходасевич, бывший ревнителем именно этого классического «лада» литературной традиции. Важно отметить, что это стихотворение открывает сборник Ходасевича «Европейская ночь», само название которого распространяет мотив «тьмы» и на западную, эмигрантскую жизнь. С этим названием перекликается название первой книги стихов Смоленского - «Закат»57. Оба поэта, как и многие их современники, в том числе и оставшиеся на Родине, отечественную историю, советскую действительность и западную жизнь объединяют признаком «тьмы». Это свидетельствует об общем для литературы 1920-1930-х годов ощущении дисгармонии бытия, о разрыве связи души художника с окружающим миром. «Я думаю об эпохе, разлагающейся у меня на глазах» , -выразил это состояние межвоенного сознания Г. Иванов в «Распаде атома». «Пожаром дымным наши дни горят» (52), - несколькими годами ранее определил это время Смоленский, продолжив блоковский мотив «мирового пожара в крови». Надежда на спасительность надвигающейся мировой ночи подспудно присутствует и в лирике Смоленского, порой прорываясь наружу - и тогда возникают такие страшные строки, как в стихотворении «Закат»: Прекрасный и торжественный закат, Как Ангел, над землёю пролетает. И по его следам восходит ночь, Восходит в вечном сне и в вечной славе, Она одна сумеет всем помочь, Она одна сумеет всё исправить (52). Было бы неверно видеть здесь эстетизацию смерти, зла, безверия. Справедливее, особенно в контексте всего творческого пути Смоленского, говорить об «апофатичности» его художественного мышления: поэт ищет свет во тьме, в отрицании - утверждение, через отрешение от мира стремится приблизиться к Богу. Данное стихотворение, давшее название первой лирической книге Смоленского, не только является центральным в плане восприятия поэтом современного мира, но и содержит его надежду на возможное преображение действительности. Изображенная в нем ситуация близка к апокалиптической, но со смещенными ролями: силой «помочь» человеческой душе и «исправить» несовершенство мира здесь обладает не Божий посланник («Ангел»), а похожий на него «закат» и восходящая за ним «ночь». Например, в одном из первых стихотворений сборника «Счастье», входящем в цикл «Таисии Смоленской», лирический герой среди прочих обвинений бросает Богу и такое: Ты отнял у меня мою страну, Мою семью, мой дом... Грозил убить меня рукою брата... (118-119). Во многих стихотворениях встречаются упоминания расстрелов, революционного насилия: «...На расстрел Россия меня отдаст» (229); «...О равенстве людей хлопочет он / И равенство убийством утверждает» (152). Самих же вершителей революции Смоленский воспринимает как утратившую рассудок «чернь»: Знаю я, что чернь тебя изгнала Из твоей страны - с полей любимых, Ты прости - она не понимала, Бесновалась во крови и дымах (201). В приведённых строках можно увидеть и религиозный подтекст - осмысление революции как бесовского помешательства народа. К такой трактовке подталкивают и название стихотворения - «Ангел Смерти», и изображённая в нем ситуация - разговор лирического героя с небесным посланником. «Не подлежит никакому сомнению, - писал в те же годы И.А. Ильин, -что революция была срывом в духовную пропасть, религиозным оскудением, патриотическим и нравственным помрачнением русской народной души»93. По убеждению философа, особенно близкого Смоленскому своими гражданскими и историософскими взглядами, силы к изживанию этого духовного помрачения могут дать лишь терпение, вера и молитва, а также поэзия. Немало в послевоенной лирике Смоленского и открыто антисоветских стихов, причём налицо религиозное понимание поэтом природы антибольшевизма. Каиновым делом объявляется коммунистическое строительство в наброске «И не прощенно, не раскаянно...»: И не прощенно, не раскаянно, В гордыне, ужасе и зле И в страхе бродит племя Каина По русской авельской земле (233). Родная земля для поэта — невинная жертва, в этом ореоле святости она и хранится в его душе. В «Стихах о троцкистах» Смоленский говорит, по определению В. Казака, «об убийствах Сталиным "троцкистов" в контексте предательства друзей и неотвратимой божественной мести»96. Верную оценку этому стихотворению дал О.Н. Михайлов: «...Свирепые расправы Сталина с собственными опричниками и соучастниками злодеяний вызывают у по- эта чувство торжества возмездия, пусть и совершённого дьявольскими руками. Здесь у "холодного" В. Смоленского неожиданно прорывается страстный публицистический темперамент, даже опережающий поэзию. В отличие от стихов, воспевающих белое воинство, пафос этих и других стихотворений о "товарищах-коммунистах" в бескомпромиссном отрицании, выраженном уже памфлетной, почти газетной строкой» . Действительно, строчки о подписывающем смертные приговоры «вожде», у которого «под сердцем жаба шевелится» (развитие образа Пастуха), и «толстом, лысом секретаре», который «жирного подёргивает ляжкой» (187), носят характер инвективы. Но и в этих стихах имеется религиозный взгляд на изображаемые события. Настраивает на метафизический лад предпосланный стихотворению эпиграф: «Мне отмщение и Аз воздам». В Писании это изречение встречается трижды (Втор. 32, 35; Рим. 12, 19; Евр. 10, 30). В журнальной публикации текста «Памяти троцкистов» Смоленский указывает конкретное место в Писании - это 32 глава Второзакония, содержащая слова Господа, обращенные к отпавшим от Него. Таким образом, мысль поэта о том, что советская власть заслуживает Божией кары, проявлена здесь горячо и открыто. Как уже отмечалось, выразителями «предельной сущности» России Смоленский считал поэтов. Осмыслению трагических судеб как оставшихся на Родине, так и эмигрировавших поэтов посвящен ряд послевоенных стихотворений Смоленского. В стихотворении «Страхом, грязью и кровью...» «пленёнными львами» поэт называет Г. Иванова, Блока и самого себя, вновь вводя мотив тесноты и советской, и западной жизни. Горечь собственной ненужности родной стране, невозможности преодолеть разрыв с ней звучит уже в первых строках: Что мне делать с любовью, Как прорваться сквозь тьму? (221). Как и многие другие поэты эмиграции, Смоленский связь с Россией надеется обрести через поэтическое слово: «Улетайте, летите / Эти строки туда...». «В Россию ветром строчки занесёт»1 \ — ту же надежду своей знаме-нитой строкой выразил И.В. Чиш-гав. Мотив «летящих» в Россию стихов встречается и в довоенной лирике Смоленского, например, в стихотворении «Рабам покорным бытия...». Впрочем, в ранних стихах мотив этот ещё не был столь прочно связан с чувствами отчаяния, обречённости, безнадёжности. При изображении советской России в стихотворении «Страхом, грязью и кровью...» центральными оказываются образы «христопродавца» и «последнего мерзавца»: тем самым поэт ещё раз подчёркивает свою мысль о том, что коммунистическая идеология равно далека как от человеческого закона, так и от закона высшего. 23. Образ «безвоздушного» мира в лирике Б. Поплавского. Из методички: Отказ от антитезы поэзии и правды, рецептивное уравнивание реалий культуры и непосредственной действительности, осмысление поэзии как художественного документа, живой ткани лирического опыта. Демонстративный отказ от социально-политической проблематики, обращение к вечным вопросам. Широта диапазона лирического героя: антиномическое сочетание ужаса и надежды, любви и равнодушия, радости и спокойного отчаяния, жажды бытия и проклятия жизни. Устойчивость образно-символического пространственного ряда (между небом и землей). Концепция жизни как непрекращающегося трагического карнавала, повседневного безысходного мучения. Смерть как освобождение и спасение от вселенского холода бытия. Искренний и бесплодный поиск веры, мотив бесконечного возвращения домой, утверждение мира человеческого тепла и любви как последнего бессмертного и беззащитного начала, значимость категории жалости. Сужение эмоциональной гаммы как отражение отчаяния, усталости, равнодушия героя. Туманные, наплывающие друг на друга образы как выражение маргинальности, аиерархичности, текучести бытия сознания. Оксюморон как способ разрушения традиционных форм мышления, попытка избежать косности определений, односторонности. Прием «неточного», «небрежного» поэтического слова – возможность иррационального воздействия на читателя. Традиции Блока, Рембо, Аполлинера, Бодлера. Элементы сюрреалистической эстетики: обнажение внутренних чудовищ, сложная образность, снятие антитезы красивого и безобразного, божественного и дьявольского, жизни и небытия, добра и зла. Рождение поэзии из философии, живописи и музыки. Музыка как бытийная и художественная категория: самовозникновение, развитие, бесконечность духовной реальности. Соединение ритма и символа. Поплавский не воспринимал смерть как не-бытие, напротив, смерть он считал чем – то вроде иной (чудесной) формы существования – «Смерть неизбежна и прекрасна (даже если она зло). Будем умирать, как новые римляне, в купальном трико, на камнях у бассейна с затравленной хлором водою, заснуть, улыбаясь сквозь боль (возвратиться к знакомым снам). Трагедия Поплавского была в том, что выпав из традиционного проблемного поля русской культуры, в эмиграции он не смог стать выразителем русского национального духа в изгнании, как например, Бунин или Куприн, но Поплавский не стал и французским писателем (сюрреалистом), не присоединился к группе Бретона или к дадаистам, к чему имел несомненную склонность Поплавский намеренно стирал грань между собой и литературой, возможно, он не столько хотел литературного признания, сколько жизненного воплощения своего Слова, (как Александр Блок периода «Стихов о Прекрасной Даме»), исполнения простых желаний и надежд. В ранней лирике Поплавского ( где – то до середины 20 –х гг) ещё присутствует надежда на счастье, но всё чаще звучат ноты смертельного окаменения / застывания, отхождения в сны, забытия о жизни. Лирику Поплавского можно назвать онтологией несчастья, исследованием астрального мира красивых и страшных фантазий. Розовый час проплывал над светающим миром. Души из рая назад возвращались в тела. Ты отходила в твоем сверхъестественном мире. Солнце вставало, и гасла свеча у стола. Многие стихотворения «Флагов» (1931) – первого и последнего прижизненного сборника Поплавского напоминают декадентские озарения в духе Эдгара По и Артюра Рембо, в финале которых обязательно кто-нибудь умирает / засыпает / исчезает или растворяется в причудливом гротескном ландшафте: Все засыпает, на башнях молчат великаны. Все изменяется к утренним странным часам, Серое небо белесым большим тараканом В черное сердце вползает нагим мертвецам. Происходит карнавализация смерти, направленная на смягчение трагизма – покрывание иронией гибнушего в оправдание собственного смирения перед гибелью и жизненной неудачей. Стилизация под наркотическую (астральную) сказку – один из признаков сюрреалистической игры с предшествующей традицией европейского декаданса и символизма – скрытое цитирование / переосмысление как вышеупомянутых По и Рембо, так и Верлена, Бодлера, Лотреамона, а также Анненского, Брюсова, Блока, Белого, Вертинского, перекличка с Георгием Ивановым, Георгием Адамовичем и др. Форма полуэпического нарратива, своеобразного рассказа о мистическом видении (а иногда и рассказа внутри рассказа) хоть и вторична по отношению к самому видению, но придаёт ему дополнительные смыслы, так что текст начинает буквально «играть» взаимоисключающими ассоциациями. И весна умерла и луна возвратилась на солнце, Солнце встало; и тёмный румянец взошёл Над загаженным парком святое виденье пропало Мир воскрес и заплакал и розовым снегом отцвёл. Лирическая система «Флагов» расшатывается уже в стихотворениях, завершающих сборник. Пестроцветность, калейдоскопичность образов (матросов, детей, гномов, карликов, чертей, ангелов и прочих загадочных существ) сменяется отрешённой монотонностью лирического повествования и аскетизмом в отборе художественных средств. За карнавальными масками проступает жёсткая структура, а мотивы смертельного окаменения / застывания / растворения / исчезания / засыпания становятся доминирующими, если не навязчивыми. «Снежный час» (1936) построен на одной «заунывной метафизической ноте» смирения, спокойствия и готовности к смерти. Снег идёт над голой эспланадой; Как деревьям холодно нагим, Им должно быть ничего не надо, Только бы заснуть хотелось им. Чередование простейших действий (лампу зажечь / потушить, «не обедать / что-нибудь поесть» лежать и слушать звон / засыпать и ничего не слышать), направленных только на механическое поддержание жизнедеятельности, апатия, согласие и растворение со всем происходящим в мире, собственное метафизическое исчезание – единственное, о чём говорится. Там всё стало высоко и сине. Беднякам бездомным снежный ад, Где в витринах чёрных магазинов Мертвецы весёлые стоят. И никто навеки не узнает Кто о чём писал, и что читал, А наутро грязный снег растает И трамвай уйдёт в сияньи в даль. «Снежный час» Бориса Поплавского – медленное мистическое поглощение ослепляющим светом, лирическая унификация – приведение всех текстов в состояние смысловой неразделённости – грустный рассказ об одном и том же – в «Автоматических стихах» исчезают последние фрагменты наблюдаемого в «Снежном часе» заметённого и заснеженного мира– проступает абсурдная сюрреальность вещей и сущностей потерявших место в бытие, рассредоточенных и растерянных. На железной цепи ходит солнце в подвале Где лежат огромные книги В них открыты окна и двери На иные миры и сны Глубоко под склепом, в тюрьме Под землёю служат обедню Там, должно быть, уж близок ад Где звонят телефоны – цветы Там в огне поют и грустят Отошедшие в мире часы. Мир отчуждённых призрачных знаков больше не может слаженно функционировать, начинается целенаправленное движение в семантический провал – в «окна и двери иных миров и снов», где открываются другие миры и сны ( до бесконечности ). Текст теряет смысл, приобретает черты пустой трагической нелепости. «В разорванном и текучем мире потеряны критерии истинности», нарушены законы смысловых соответствий «для мечтателей и романтиков трагическая, нищая обречённость воспринимается как райская свобода» – это обречённость юродивых и умирающих, бормочущих предсмертный блаженный бред. Поздний Поплавский – поэт бессмыслицы – приведения Слова к мистическому Ничто. |