Психолингвистические особенности восприятия текста. 1. Психолингвистические особенности восприятия текста и подтекста художественного произведения
 Скачать 0.66 Mb.
|
|
Необычайно интересными представляются песни, которые постоянно напевает профессор: строки из романса Дон Жуана «…от Севильи до Гренады…» и строки из хора жрецов из оперы Д. Верди «Аида» «…к берегам священным Нила…». Вкладывая в уста профессора Преображенского слова из романса Дон Жуана, М.А. Булгаков дает основание провести параллель между этими персонажами. В душе Дон Жуана на первый план выходит линия внутренней борьбы между божественным и сатанинским началом. Он, одержимый жаждой страстных наслаждений, с легкостью покоряет женские сердца, но, не найдя удовлетворения, снова ищет жертву. Для Шарика, страдающего от холода и голода, профессор Преображенский - «господин с французской бородкой», который «соблазняет и подманивает его краковской колбасой», покоряет собачье сердце «бескорыстным» поступком и становится его властелином. А за этим актом бескорыстия скрывается холодный расчет. На самом деле, профессор Преображенский, подобно Дон Жуану, ищет «жертву». Дон Жуан - властелин женских сердец. Преображенский - властелин собачьего сердца. Дон Жуан ищет жертву для своих страстных наслаждений. Преображенский ищет жертву для своего опыта. Дон Жуан - безбожник, продавший душу дьяволу. Преображенский - безбожник, возомнивший себя приближенным к богу. Об этом свидетельствует еще одна песенка, которую он напевает во время операций - «…к берегам священным Нила…». Это слова хора жрецов из оперы Д.Верди «Аида». Преображенский, уподобляясь богу и решаясь сделать из собаки человека, идет против естества, против законов божьих, а после того как получает из собаки Шарика Шарикова - и против человечества. Да он пошел против бога, за что и был наказан. Он сам признает свою ошибку: «Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно» [10, с. 324]. Его творение само наказало его: «…спрашивается - зачем? Чтобы в один прекрасный день милейшего пса превратить в такую мразь, что волосы дыбом встают» [10, с. 323]. В данной повести есть и грех, и наказание за него. В качестве способов создания христианского подтекста данной повести были использованы система персонажей, место и время событий, библейские мотивы и музыкальные компоненты. Религиозных мотивов не так много, но все они играют значительную роль в раскрытии основной идеи повести: нельзя идти против законов природы, созданной богом. 3.3 Особенности выражения подтекста в повести «Собачье сердце» М. Булгакова художественный текст психологический произведение Повесть «Собачье сердце» является сложной и многозначной, поэтому подтекстовой информации здесь достаточно, чтобы сделать выводы об особенностях ее создания в русскоязычном тексте. Прежде всего, хотелось бы отметить, что такие особенности связаны непосредственно с системой русского языка, с ее спецификой по сравнению с английским. В самом начале повести Шарик, будучи собакой, описывает место, где живет, и людей, которых встречает. Про одних он говорит с неприязнью, про других, наоборот, с некоторой любовью. Эту любовь или, лучше сказать, симпатию он выражает либо прямо в своем повествовании, либо скрыто, как, например, рассказывая о «машинисточке». Само слово машинисточка содержит диминутивную морфему -очк-, которая и выражает симпатию собаки по отношении к девушки. Он сочувствует бедной барышне - машинисточке, замерзшей, «бегущей в подворотню в любовниковых фельдеперсовых чулках…Ей и на кинематограф не хватает, на службе с нее вычли, тухлятиной в столовой накормили, да половину ее столовских сорока копеек завхоз украл...» [10, с. 252-253]. Далее уже, когда собаку превратили в человека, он привел эту самую девушку в дом Филиппа Филипповича в качестве своей возлюбленной. Автор описывает ее следующим образом: «Дня через два в квартире появилась худенькая с подрисованными глазами барышня в кремовых чулочках и очень смутилась при виде великолепия квартиры. В потертом пальтишке она шла следом за Шариковым и в передней столкнулась с профессором…Филипп Филиппович стоял у стола, а барышня плакала в грязный кружевной платочек» [10, с. 330]. При ее описании М. Булгаков прибег к использованию слов, содержащих диминутивные морфемы -еньк-, -очк-, -ишк-, -чек-, которые свидетельствуют о хорошем отношении к этой девушки, а также о том, что она очень бедная и готова пойти на все, чтобы исправить свое положение, даже на замужество с мерзким и отвратительным Шариковым. Встретив профессора, Шарик начинает описывать его внешность: «Он умственного труда господин, с французской остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей, но запах по метели от него летит скверный, больницей. И сигарой» [10, с. 254]. Слово бородка снова содержит диминутивную морфему -к-, которая в данном случае указывает на небольшой размер бороды. Таких морфем просто не существует в английском языке, а, следовательно, - это новый способ создания подтекста. Обращения, которые используются в повести, представляют большой интерес. Когда профессор разговаривал со своими пациентами, он говорил: «Ба-ба, да вас узнать нельзя, голубчик… Снимайте штаны, голубчик… Как сон, голубчик?... Да ведь я же не юрист, голубчик...» [10, с. 264-265]. Профессор использует экспрессивную лексему голубчик при обращении к пациентам мужского пола, которая также содержит диминутивную морфему -чик-. Это говорит о его почтительном отношении к ним, а также иногда выражает его неодобрительность, упрек и даже критику. Само по себе это слово в данном случае не несет никакого смыслового значения. В обращении к пациентке женского пола, Филипп Филиппович использовал слово «сударыня», что указывает не столько на уважение профессора Преображенского к женщине, сколько на ее возраст, так как весь их разговор был, главным образом, направлен на выяснение истинного возраста дамы. Во время разговора, точнее спора, Филиппа Филипповича с Шариковым, ученый сказал: «Убрать эту пакость с шеи. Вы...ты...Вы посмотрите на себя в зеркало на что вы похожи» [10, с. 299]. Даже интеллигентному человеку очень трудно обращаться к этому «человеку» на вы, он путается в своем к нему обращении. В английском языке подобное передать невозможно, поскольку в нем существует лишь одно местоимение (you), выражающее и вежливое, и фамильярное отношение. Шариков, разговаривая с прислугой, называет женщину «Зинкой». Добавление суффикса -к- к имени Зинаида, Зина говорит о фамильярном обращении мужчины к женщине либо об их дружеских отношениях, но в данном случае о необразованности Полиграфа Полиграфовича. Еще одно подтверждение его наглости, невоспитанности и необразованности можно найти в использовании слова «папаша» при обращении к профессору, что звучит очень грубо и явно неуместно. Такое обращение Шариков использовал, когда возмущался по поводу критики Филиппа Филипповича, как будто пытаясь вывести из себя ученого. Хотя данное слово имеет и другой оттенок значения - именно профессор Преображенский создал Шарикова, поэтому он своего рода его отец, «папаша». В повести есть один интересный момент, связанный с использованием обращений, когда Шариков потребовал называть его по имени и отчеству, как того требовали от него доктор Борменталь и профессор Преображенский по отношению к себе. Но так как он выбрал себе имя Полиграф Полиграфович, то многоуважаемые люди сочли это совершенно неуместным и предложили обращаться к нему «господин Шариков». На что он ответил: «Я не господин, господа все в Париже» [10, с. 318]. В том высказывании, прежде всего, слышится воспитание Швондера, который то и делал, что пытался натравить Шарикова на профессора, обогатив его лексикон советскими штампами, политической лексикой и лозунгами: «А то пишут, пишут... конгресс, немцы какие-то... голова пухнет. Взять все да и поделить» [10, с. 314]. С таким воспитанием Шариков счел за оскорбление такую форму обращения к нему, в качестве замены слова господин доктор Борменталь предложил «мосье». Не смотря на то, что это слово тоже французское, Шариков ничего не ответил, он просто это не знал, здесь его познания закончились, что опять говорит о его низких интеллектуальных способностях. В английском языке нет такого изобилия форм обращений к человеку при разговоре как в русском. Во-первых, это связанно с тем, что английский язык интонационно, а не лексически более экспрессивный. Во-вторых, в нем практически нет суффиксов, придающих особый эмоциональный колорит слову. Основа повествования - внутренний монолог Шарика, вечно голодного, горемычного уличного пса. Он очень не глуп, по-своему оценивает жизнь улицы, быт, нравы, характеры Москвы времен НЭПа с ее многочисленными магазинами, чайными, трактирами на Мясницкой «с опилками на полу, злыми приказчиками, которые ненавидят собак», «где играли на гармошке и пахло сосисками». М. Булгаков обогащает его повествование экспрессивной лексикой, заменяя нейтральные слова, тем самым придает особый смысл высказыванию, предложению. Весь свой негатив Шарик выплескивает в следующих словах: «…плеснул кипятком и обварил мне левый бок…Неужели я обожру Совет Народного Хозяйства, если в помойке пороюсь? Вы гляньте когда-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире…угостил меня колпак кипятком» [10, с. 251]. В этих словах слышится все плохое отношение собаки к людям, которые его обижают, издеваются над ним. Если бы писатель заменил эти слова на нейтральные - вылил кипяток, обжег, лицо, то читатель не ощутил бы эмоции пса, всю его горечь, недовольство жизнью. Кроме экспрессивной лексики здесь используется также метонимия для создания подтекста. Шарик называет повара пренебрежительно колпак и с иронией говорит о том, что тот угостил его кипятком - явно «хорошее» угощение, постоянно дает о себе знать. Весь продрогший, голодный пес, к тому же ошпаренный, наблюдает жизнь улицы, делает умозаключения: «Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь». «Повар попадается разный. Например, - покойный Влас с Пречистенки. Скольким жизнь спас» [10, с. 252]. Мразь - очень сильное слово, хуже и не скажешь, но не все так плохо, оказывается среди людей есть и хорошие люди. Пролетарий для Шарика - синоним слова мразь, поэтому он так обеспокоился, что профессор может им оказаться: «Неужто пролетарий?» - подумал Шарик с удивлением... - «Быть этого не может». Он поднял нос кверху, еще раз обнюхал шубу и уверенно подумал: «нет, здесь пролетарием не пахнет. Ученое слово, а бог его знает что оно значит» [10, с. 258]. Простое слова, обозначающее рабочий класс, а сколько негатива оно несет для пса. В данном контексте оно стало многозначным. Увидев Филиппа Филипповича Преображенского, Шарик понимает: «он умственного труда человек...этот не станет пинать ногой» [10, с. 254]. Из такого рассуждения Шарика можно сделать вывод, что только люди физического труда (пролетарии) способны бить животных. Это слово пинать так ненавистно псу, с ним у него возникают печальные воспоминания о жизни в подворотне. И вот Шарик живет в роскошной профессорской квартире. Теперь и у собаки есть прекрасный дом. Но появляется сатирический образ председателя домкома - Швондер, который начинает яростную борьбу за жилплощадь, за квадратные метры. Узнав о том, что в их дом вселились жилтоварищи, профессор ужаснулся. Швейцар, называя их количество, сказал: «Точно так, целых четыре штуки» [10, с. 257]. Писатель про них даже не мог написать, как про людей, как будто они вещи, поддающиеся инвентаризации. Данное слово унизительно по отношению к человеку, зато оно передает конфликт людей с представителями этой так называемой профессии. Такой конфликт и не обошел стороной Филиппа Филипповича. У него произошла неприятная встреча с ними. Весь их разговор звучал абсурдным, и чтобы усилить данное впечатление, писатель добавил к этой группе людей женщину, не только переодетую мужчиной, а еще называвшую себя «заведующим». Профессор просто не мог вынести абсурдность сложившейся ситуации и позволил себе поправить ее: «За-ве-дующая» [10, с. 270]. Такое акцентирование не могло не передать эмоции ученого. Он издевательски отнесся ко всему положению. В связи с тем, что категория рода в английском языке практически полностью отсутствует, то предать это с помощью одного лишь окончания женского рода невозможно. М. Булгаков мастерски подбирает слова при описании действий профессора Преображенского. Во время операции он «вздымал» [10, с. 285] руки над Шариком, чтобы не смотреть, как Шариков ловит блох «обратил взор к гирляндам» [10, с. 300]. Автор описывает Филиппа Филипповича как «высшее существо» из всех присутствующих в повести, поэтому и выбирает такие возвышенные слова, он поднимает его над всеми людьми, делает «божеством». Речь профессора тоже безупречна: «Извольте заложить» [10, с. 311], «Одним словом» [10, с. 324], «Позвольте узнать» [10, с. 313] и так далее. Он сдержан и воспитан, но после появления в квартире Полиграфа Полиграфовича, Филипп Филиппович все больше кричит, повышает голос, все чаще его интонация подчеркивается восклицательными знаками. Такое изобилие восклицаний свидетельствует о том, что в их жизни наступили не лучшие времена, конец тишине и спокойствию, нужно постоянно быть наготове. В речи профессора Преображенского появилось также и множество вопросительных предложений, особенно после столкновения со Швондером. Есть много того, что великий ученый не понимает, но не в науке, а в жизни: «Но я спрашиваю: почему, когда началась вся эта история, все стали ходить в грязных калошах и валенках по мраморной лестнице? Почему калоши нужно до сих пор еще запирать под замок? И еще приставлять к ним солдата, чтобы кто-либо их не стащил? Почему убрали ковер с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Разве где-нибудь у Карла Маркса сказано, что 2-й подъезд калабуховского дома на Пречистенке следует забить досками и ходить кругом через черный двор? Кому это нужно? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?» [10, с. 275]. Контраст речи ученого до и после появления Шарикова и «жилтоварищей» создает подтекстовую информацию. Из всего вышеизложенного можно сделать вывод о том, что в каждом языке благодаря особенностям его строя можно выделить специфические способы выражения подтекста. Например, в повести «Собачье сердце» мы выделили следующие способы выражения подтекстовой информации, которые не наблюдались в англоязычной прозе, - диминутивные морфемы, формы обращения к человеку во время беседы, экспрессивная лексика и использование окончаний существительных женского и мужского рода. 3.4 Приемы актуализации подтекста в рассказах «Гамбург», «Ночью ведь крысы спят», «Маргерит» и «Печальные герани» В. Борхерта Вольфганг Борхерт родился в Гамбурге, после войны вернулся в Гамбург, а в 1947 году он покинул Гамбург и уехал на лечение в Швейцарию, в город Базель, где и умер [8, с. 3]. Он любил свой родной город и, вероятно, поэтому написал рассказ «Гамбург». Сюжета в этом рассказе как такового нет: нет ни экспозиции, нет ни завязки, нет ни развития действия, нет ни кульминации, нет ни развязки. Однако этот рассказ полон эмоций автора, который он передает всевозможными языковыми средствами, создающие подтекст. В рассказе используется очень много повторов, большинство из которых направлено на то, чтобы придать городу Гамбургу важнейшую роль. Мало того, что сам рассказ назван в честь города, но по тексту он повторяется много раз и в основном с восклицательным знаком: «Hamburg!...Das ist mehr als… wie wir sind, wir in Hamburg…Hamburg, Stadt: Steinwald aus Türmen,…Hamburg!...Hamburg!...Hamburg!...Das ist unser Wille, zu sein: Hamburg!» [56, s. 25]. Именно повторы усиливают роль города в тексте, придают произведению связность, эмоциональность, подчеркивают важность города в жизни автора. Самое главное - повторение одного и того же предложения в начале рассказа и в самом конце, но в первом случае не хватало лишь одного слова, но самого главного, и, добавив его, писатель поставил точку в рассказе: «Das ist unser Wille, zu sein…Das ist unser Wille, zu sein: Hamburg!» [56, s. 25]. Первое предложение просто неполноценно, не понятно, кем, чем или каким быть, поэтому сразу возникает мысль, что автор что-то недосказал и хочется этот пробел заполнить. Таким образом, появление слова Гамбург с восклицательным знаком придает городу колоссальное значение. Подтекст в данном случае создается повтором слова Гамбург, а также неожиданным его появлением в повторяющемся заключительном предложении. Что касается определения видов подтекста, то безошибочно можно сказать, что здесь он рациональный и ассоциативный. Величие города передается не только повтором самого его названия, но и повтором идеи, что Гамбург - это больше, чем вся реальность человеческой жизни: «Das ist mehr als ein Haufen Steine, Dächer, Fenster, Tapeten, Betten, Straßen, Brücken und Laternen. Das ist mehr als Fabrikschornsteine und Autogehupe - mehr als Möwengelächter, Straßenbahnschrei und das Donnern der Eisenbahnen - das ist mehr als Schiffssirenen, kreischende Kräne, Flüche und Tanzmusik - oh, das ist unendlich viel mehr» [56, s. 25]. Повтор конструкции Das ist mehr als возвышает данный город над всей суетой жизни, а сама суета жизни передается нескончаемым перечислением, которое присутствует по всему тексту рассказа. В данном случае перечисление завершается такими словами: «… |