ИОЛ ЗАЧЁТ. 1. Романтизм как художественный метод и литературное направление. Своеобразие русского романтизма

• Название: 1. Романтизм как художественный метод и литературное направление. Своеобразие русского романтизма
• Дата: 09.11.2019
• Размер: 0.53 Mb.
• Имя файла: ИОЛ ЗАЧЁТ.doc
• Тип: Документы; #94225
• страница: 9 из 11

35. “Песня про купца Калашникова...” М.Ю. Лермонтова: фольклорные образы и мотивы.

"Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашни­кова» - единственная в XIX в. удачная стилизация фольклора в большой эпической форме, в стихе, близком к речевой организации песенного "лада". В "Песне..." нет чисто отрицательных персонажей, облагороженное, возвышенное про­шлое в целом противопоставляется измельчавшей современности. Све­дения из "Истории государства Российского" Н.М. Карамзина о поощрении Иваном Грозным похищения его любимцами краси­вых жен знатных людей, дьяков, купцов, о том, что царь избрал некоторых похищенных женщин для себя в поэму не попали, как и то, что исторический Грозный конфисковывал имущество каз­ненных, а не обеспечивал их семьи. Лермонтовский царь Иван Васильевич не знает, что Кирибеевич влюблен в замужнюю, и готов помочь лишь законным путем: "Как полюбишься — празд­нуй свадебку, / Не полюбишься — не прогневайся"."Лукавый раб" обманул царя, нарушил христианский закон, почти обезумев от любви. Страсть его так велика, что он, как потом Мцыри, готов удовольствоваться несколькими мгновениями счастья. Такое умение любить вызывает сочувствие к нему автора и даже условных повествователей-гусляров. Гибель Кирибеевича описана так, как в фольклоре описывается смерть традиционного "добра молодца". И Кирибеевич, и Калашников — типично лермонтовские волевые, деятельные герои, но весьма разного морального достоинства. Дело Калашникова правое, однако он вершит самосуд. В поэме кроме конфликтов "Кирибеевич — семья Калашниковых" и "Калашников — царь" есть и третий конфликт, романтический конфликт достойного человека и толпы, принявший в данном случае форму вполне исторической социальной психологии. То, что глава обесчещен­ной семьи убил обидчика, "вольной волею", должно быть извест­но всем. Именно это смоет с семьи пятно позора. Как верно говорится в исследовании русского роман­тизма, "Грозный в поэме убежден в своей власти не только над жизнью и смертью, но и над душами своих подданных". Личное достоинство в Калашникове неотрывно от народных нравственных представле­ний. Потому, несмотря на "позорную" казнь (что в данном случае отчасти означает и обставленную как зрелище), похороненный не совсем по христианскому обряду — не на кладбище — Степан Па­рамонович оставил по себе хорошую память в народе. Повествование в ”Песне про купца Калашникова” основано на двух началах — коллективном и индивидуально-авторском. Стихия песенного исполнения гусляров наиболее проявлена в слове. Узнаваемы характерные ”устойчивые” формулы, синтаксические построения с градациями, повторами, инверсиями, которые свойственны поэтической речи. Индивидуально-авторское повествование, выражающее иную точку зрения, не сводимую к народной, заметить в тексте сложнее. Она выражена скорее не стилевыми, а композиционными формами. Иллюзия непосредственного гуслярного исполнения с характерным обрамлением рассказа зачином, запевом, концовкой, исходом, обращениями к слушателям настолько велика, что лишь сравнение с подобным типом рамочной конструкции в фольклоре, в частности, в былине, позволяет заметить индивидуально-авторскую точку зрения, которая объемлет повествование гусляров. Сравнение с былинами позволяет отметить, что запев, прибаутка, исход в ”Песне про купца Калашникова” выполняют более широкое, чем в былинах, задание, обрамляя повествование. Как и в фольклорном эпосе, эта ”рама” непосредственно связана с содержанием ”Песни” своей оценочностью, интонацией прославляющего примирения, которая гармонично завершает произведение. Но есть и отличие. Стянутые повторяющимися ”моментами” исполнения, эти традиционные детали повествования несут дополнительный смысл, которого нет в былинных ”прибаутках”. В них конкретизируется место исполнения — двор боярина Матвея Ромодановского,— упомянут гуслярный аккомпанемент рассказу, угощение певцов и ”полотенце белое, шелком шитое” — подарок белолицей боярыни. Благодаря деталям и смысловому единству обрамления возникает представление об особенностях пения гусляров, их аудитории, месте и времени исполнения. Отметим, что именно здесь, в обрамляющей части вводится одно из особых понятий, определяющих природу не только пения гусляров-скоморохов, но древнерусского искусства как особого феномена в целом — это ”потеха”. В ”Песне” содержится широкий круг древних смыслов и значений этого слова. Гусляры ”тешат” народ, вспоминая любовь-кручину царского опричника, суровый приговор царя, глашатаи зовут ”потешить” царя-батюшку зрелищем кулачного боя, ”посмеивается” Кирибеевич, обещая отпустить своего противника, и палач ”весело похаживает”, ”руки голые потираючи”. Следы древнего ритуального смеха, звучащего на игрищах, во время обрядовых праздников, придают особый колорит драматической истории. В ”песне о песне” лермонтовских гусляров проступают глубинные основы серьезно-смеховой культуры Древней Руси, гармонично соединявшей в карнавализованном действии скоморошины полярные начала смеха и плача, жизни и смерти. Внутри поэмы эту авторскую позицию выражает личный повествователь. Композиционно формы его проявления в тексте выражены в активном вмешательстве в течение событий. Для эпического сказителя такая активность не характерна, как не характерна она и для ранних форм классической эпопеи. В лермонтовской поэме концовки глав не завершены в виде отдельных песенных единиц эпопеи, а, напротив, содержат мотивы неопределенности, даже непредсказуемости дальнейшего хода событий. По-своему отдают ему должное и "стар человек", и "молодец", и "девица", и гусляры, которые, проходя мимо его могилы, "споют песенку". Мажорным, подлинно песенным аккордом "Песня..." и кончается.
36. Драматургия М.Ю. Лермонтова (“Испанцы”, “Маскарад”). Анализ одного из произведений.

Замысел «Маскарада» возник у Лермонтова, по-видимому, в конце 1834г. или в начале 1835г. В эти годы Лермонтов-офицер непосредственно познакомился с великосветским обществом Петербурга, посещавшим светские маскарады в доме Энгельгардта. Хорошо знал Лермонтов и театральную жизнь Петербурга. Глубоко неудовлетворенный казенно-патриотическим репертуаром театров, он задумал написать пьесу на тему из современной жизни. Пьеса должна была явиться сатирой на великосветское общество столицы и всей своей художественной системой противостоять благонамеренной официальной драматургии 30-х годов

Звездич, Казарин, Шприх, баронесса Штраль, Неизвестный — образы, типичные для петербургских салонов. Фамилии Звездич и Штраль имеются в повести А.А.Бестужева «Испытание»; Шприх — видоизмененная фамилия одного из героев повести О.И.Сенковского (Барона Брамбеуса), Фамилия Арбенин встречается у Лермонтова в драме «Странный человек» и в прозаическом отрывке «Я хочу рассказать вам...» . Лермонтов использовал образы знакомых читателю того времени литературных персонажей, но осмыслил и подал их совершенно по-новому В «Маскараде» отражено широко распространенное в среде русского дворянства 1830-х годов увлечение карточной игрой. За картами завязывались знакомства, обсуждались партии, определялось продвижение по службе, игра в карты открывала доступ в свет людям даже непричастным к нему. Один из современников Лермонтова записывал: «Можно положительно сказать, что семь десятых петербургской мужской публики с десяти часов вечера всегда играют в карты» . Карточная игра являлась мерилом «нравственного достоинства человека. „Он приятный игрок“ — такая похвала достаточна, чтобы благоприятно утвердить человека в обществе» . «Маскарад» был первым произведением, которое Лермонтов считал достойным обнародования и стремился увидеть его на сцене; однако драма была запрещена по причине «слишком резких страстей» и отсутствия моралистической идеи «торжества добродетели». В жанровом отношении «Маскарад» близок к мелодраме и романтической драме (в частности, французской) 30-х годов; в сатирическом изображении общества Лермонтов во многом следует за Грибоедовым. Мотивы «игры» и «маскарада», организующие драму, - социальные символы высокого уровня обобщения. Однако наиболее значительное достижение Лермонтова - характер Арбенина, заключающий в себе глубокий и неразрешимый внутренний конфликт: отделивший себя от общества и презирающий его, герой «Маскарада» оказывается органическим его порождением, и его преступление с фатальной предопределенностью утрачивает черты «высокого зла» в трагическом смысле и низводится до степени простого убийства. Шкала этических и эстетических ценностей, существовавшая в байронической поэме и в ранних поэмах Лермонтова, парадоксально переворачивается: с утратой Нины для героя не наступает смерть, несущая функцию катарсиса, но продолжается жизнь, причем в состоянии сумасшествия, а не высокого романтического безумия. Поведение героя-протагониста оказывается соотнесенным с судьбой окружающих его людей, которая становится мерой его моральной правомочности. Это был кризис романтического индивидуализма, следы которого обнаруживаются в ряде произведений Лермонтова 1836-1837 г. Драма «Маскарад» во многом близка к крупнейшему произведению Лермонтова «Демон». В воспоминаниях Арбенина о своем прошлом высказаны те же мысли, что и в «Демоне». Причина страданий Арбенина и Демона одна и та же: пустота и бесцельность одинокого существования, на которое они обречены силою обстоятельств. Для Арбенина, так же как и для Демона, любовь к женщине должна была явиться источником возрождения и обновления. Несомненное родство характеров Демона и Арбенина проявляется в независимости их взглядов, непримиримом отношении к уродству бытия, в силе протеста против мировой несправедливости. Ср.: Везде я видел зло и, гордый, перед ним Нигде не преклонился. (Арбенин) И слишком горд я, чтоб просить У бога вашего прощенья... (Демон)

Родство Арбенина с Демоном хорошо видел и сам поэт, вложивший в уста Звездича вопрос, обращенный к Арбенину: «Вы человек иль демон?» Кроме того, Арбенин — предшественник Печорина. . Он, как и главное действующее лицо «Героя нашего времени», на голову выше окружающего общества, человек острого аналитического ума, большого сердца, сильной воли, не способный равнодушно относиться к добру и злу. Гордый и непреклонный, он судит нравы, обычаи общества не менее беспощадно, чем Печорин.
37. Особенность композиции романа М.Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”.

Единственный завершенный роман Лермонтова не задумывался первоначально как цельное произведение. В "Отечественных за­писках" за 1839 г. были опубликованы "Бэла. Из записок офицера о Кавказе" и позже "Фаталист" с примечанием, "что М.Ю. Лер­монтов в непродолжительном времени издаст собрание своих повестей, и напечатанных и ненапечатанных"; в 1840 г. там же печатается "Тамань" и следом выходит двумя частями-томиками "Герой нашего времени". Проблемное афористичное название предложил опытный журналист А.А. Краевский взамен первона­чального авторского "Один из героев нашего века". "Собрание повестей", объединенных образом главного героя, оказалось пер­вым в русской прозе социально-психологическим и философским романом, в жанровом отношении освоившим также многочислен­ные элементы драматического действия, особенно в самой боль­шой и значительной повести — "Княжна Мери"."Герой нашего времени" — это "история души человеческой", одной личности, воплотившей в своей неповторимой индивиду­альности противоречия целого исторического периода. Печорин — единственный главный герой(хотя "Евгений Онегин" назван име­нем одного героя, в нем чрезвычайно важен образ Татьяны, а также и Автора). Его одиночество в романе принципиально значи­мо. Освещены лишь отдельные эпизоды биографии Печорина; в предисловии к его журналу офицер-путешественник сообщает о толстой тетради, "где он рассказывает всю свою жизнь", но, в сущности,, читатель и так получает представление о жизненном пути героя от детских лет до смерти. Это история тщетных попыток незаурядного человека реализовать себя, найти хоть какое-то удовлетворение неиз­менно оборачивающееся страданиями и потерями для него и окружающих. Большинство читателей и критиков только что вышедшего романа восприняли Печорина как героя вполне отрицательного. Г.В.Н. и похож и непохож на традиционный роман.. В нем рассказывается не о происшествии или событии с завязкой и развязкой, исчерпывающей действие. Каждая повесть, имеет свой сюжет. Ближе всего к традиционному роману четвер­тая повесть — "Княжна Мери", однако ее финал противоречит западноевропейской традиции и в масштабе всего произведения ни в коей мере не является развязкой, а неявным образом мотивирует ситуацию "Бэлы", помещенной в общем повествова­нии на первое место. "Бэла", "Тамань", "Фаталист" изобилуют приключениями, "Княжна Мери" — ин­тригами: короткое произведение, "Герой нашего времени", в отличие от "Евгения Онегина", перенасыщен действием. В нем немало условных, строго говоря, неправдоподобных, но как раз типичных для романов ситуаций. Максим Максимыч только что рассказал случайному попутчику историю Печорина и Бэлы, и тут же происходит их встреча с Печориным. В разных повестях герои неоднократно подслушивают и подсматривают — без этого не было бы ни истории с контрабандистами, ни разоблачения заго­вора драгунского капитана и Грушницкого против Печорина. Главный герой предсказывает себе смерть по дороге, так оно и случается. Вместе с тем "Максим Максимыч" действия почти лишен, это прежде всего психологический этюд. И все разнообразные события не самоценны, а направлены на раскрытие харак­тера героя, выявляют и объясняют его трагическую судьбу. Той же цели служит композиционная перестановка событий во времени. Монологи Печорина, обращенные в его прошлое, проясняют романную предысторию. По мере изложения событий, как они поданы в романе, накапливаются дурные поступки Печорина, но все меньше ощу­щается его вина и все больше вырисовываются его достоинства. В "Бэле" он по своей прихоти совершает, в сущности, серию преступлений, хотя по понятиям дворянства и офицерства, участ­вовавшего в Кавказской войне, они таковыми не являются, в "Фаталисте" Печорин совершает настоящий подвиг, захватывая казака-убийцу, которо­го уже хотели "пристрелить" фактически на глазах его матери, не дав ему возможности покаяться, даром что он "не чеченец окаян­ный, а честный християнин" (слова есаула).

Безусловно, важную роль играет смена повествователей. Максим Максимыч слишком прост, чтобы понять Печорина, он в основном излагает внешние события. Переданный им большой монолог Печорина о его прошлом условно мотивирован: "Так он говорил долго, и его слова врезались у меня в памяти, потому что в первый раз я слышал такие вещи от 25-летнего человека, и, Бог даст, в последний». Литератор, наблюдающий Печорина воочию, — человек его круга, он видит и понимает гораздо больше, чем старый кавказец. Однако заканчивается роман единственным поступком Печорина, который его достоин. Мы прощаемся не только с "героем времени", но и с настоящим героем, который мог бы совершить прекрасные дела, сложись его судьба иначе. Таким он, по мысли Лермонтова, и должен больше всего запомниться читателю. Композиционный прием выражает скрытый оптимизм автора, его веру в человека.
Герой нашего времени" — это "история души человеческой", одной личности, воплотившей в своей неповторимой индивиду­альности противоречия целого исторического периода. Николай I, Знако­мясь с первой частью произведения, решил, что "героем наших дней" будет непритязательный, честный (и недалекий) служака Максим Максимыч. Содержание второй части и отнесе­ние заглавной формулы к Печорину вызвали у императора раздраженные сентенции: "Такими романами портят нравы и ожесточают характер". "Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству!". Сам Лермонтов несколько поддался общему настроению и в предисловии ко второму изданию "Героя нашего времени" заявил, что Печорин — "это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии". Другие акценты сделал В.Г. Белинский, обративший­ся к публике еще суровее, чем автор в общем предисловии. Он сказал о Печорине: «Вы предаете его анафеме не за пороки, — в вас они больше и в вас они чернее и позорнее». Печорин — человек действительно редкостно «одаренный» волевой, активный, деятельный, но на­правляющий свою деятельность, за неимением достойной сферы приложения сил, отнюдь не на благо. Все пережитое Печорин повторяет, вновь переживая, в журнале, полагая, что записанное со временем будет для него "драгоцен­ным воспоминанием". Печорин "не угадал" своего "назначения высокого", которое предполагал, и не сваливает вину за это на время и общество, хотя все основания для того есть и ему понятны. Душевные силы и вкус к жизни постепенно уходят от него с годами. Он далеко не стар, в улыбке его сохранилось даже "что-то детское", однако портрет героя в "Максиме Максимыче" поражает возможностью весьма различных впечатлений от него. "С первого взгляда на лицо его, я бы не дал ему более 23 лет, хотя после я готов был дать ему 30", — отмечает офицер-путешественник. Печорин "в первой молодости... был мечтателем", предавался беспокойному вообра­жению. Результат этого — "одна усталость», Печорин растратил себя еще и на воображаемую борьбу, на мечтания. "В этой напрасной борьбе я истощил, и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни..." — пишет Печорин о себе юном. Однако Печорин (как и Мцыри), пока не утратил душевных сил, готов бороться с судьбой, испы­тывая от этого "истинное наслаждение" даже при скептическом отношении к надежде. "Желать и добиваться чего-нибудь — понимаю, а кто ж надеется?" — еще по-приятельски говорит он в "Княжне Мери" Грушницкому. Печорин не выносит покоя как человек действенной идеи, Печори­на "врожденная страсть противоречить", во многом определяю­щая его поведение В раздвоенной личности Печорина противостоят черты мыслителя-реалиста и романтика, переплетаются добро и зло, которое, по словам Веры, "ни в ком... не бывает так привлекательно", и, как она пишет в том же прощальном письме, "никто не может быть так истинно несчастлив... потому что никто столько не старается уверить себя в противном".

38. “Герой нашего времени” М.Ю. Лермонтова: особенность повествования. Мотивы рукописи и книги в романе.
39. Фантастика и реальность в повести М.Ю. Лермонтова “Штосс”.

По замечанию Ю.В.Манна, «русский романтизм знает многие из тех форм фантастики, которые выработали западноевропейские литературы: балладную фантастику, сказочную, фантастику «ночных повестей», «ночной стороны» человеческого существования и т.д. Писатели-романтики, для которых «особого рода источником мистических представлений является народное творчество в виде поверий и преданий», заимствуют и переосмысляют по-своему народную «фантастику», которая привлекает их колоритом таинственного, необъяснимого, невероятного. В частности, используют одну из важнейших составляющих народной картины мира - представление о двух мирах. Этот второй мир и его персонажи нередко враждебны человеку, однако люди не перестают идти на контакт с ними: к нечистой силе обращаются за помощью (заговоры), чтобы узнать будущее (гадание).Именно понятие двоемирия становится центральным для жанра, который вслед за балладой начинает активно использовать фольклорный материал, - жанра фантастической повести. В своем отношении к фольклорным источникам фантастическая повесть продолжает многие традиции балладного жанра. Повествование в "Штоссе" развертывается вокруг главного героя, художникаЛугина. Лугин - наделенный острым, проницательным умом трезвый аналитик, осознающий несовершенство окружающей его действительности, которую он не принимает. Это вместе с тем и человек искусства, одинокий мечтатель, романтически страдающий в поисках недостижимого идеала, наконец являющегося ему в фантастическом образе воздушной красавицы. Двоемирие. Повествование в "Штоссе" развертывается вокруг главного героя, художника Лугина. Лугин - наделенный острым, проницательным умом трезвый аналитик, осознающий несовершенство окружающей его действительности, которую он не принимает. Это вместе с тем и человек искусства, одинокий мечтатель, романтически страдающий в поисках недостижимого идеала, наконец являющегося ему в фантастическом образе воздушной красавицы. Такое сочетание в герое очевидно разнородных стихий - трезвого реализма и романтического мечтательства - позволяет автору "Штосса" решать центральную в повести и важнейшую для всего его творчества в целом проблему взаимоотношений стоящего особняком, живущего напряженной внутреиней жизнью героя с тем действительным миром, в котором он существует, при помощи образных средств, принадлежащих поэтике фантастического. "Фантастическое, - писал В. Г. Белинский,- есть предчувствие таинства жизни, противоположный полюс пошлой рассудочной ясности и определенности (...) Фантастическое есть один из необходимейших элементов богатой натуры, для которой счастие только во внутренней жизни"Лермонтов с его пристальным вниманием к внутреннему миру современного человека, явлению самому таинственному, предложил членам кружка Одоевского - Ростопчиной свою "страшную повесть". "Однажды он объявил, - сообщала Ростопчина, - что прочитает нам новый роман под заглавием "Штос", причем он рассчитал, что ему понадобится, по крайней мере, четыре часа для его прочтения. Он потребовал, чтобы собрались вечером рано и чтобы двери были заперты для посторонних. Все его желания были исполнены, и избранники сошлись числом около тридцати, наконец Лермонтов входит с огромной тетрадью под мышкой, принесли лампу, двери заперли, и затем начинается чтение, спустя четверть часа оно было окончено. Неисправимый шутник заманил нас первой главой какой-то ужасной истории, начатой им только накануне, написано было около двадцати страниц, а остальное в тетради была белая бумага. Роман на этом остановился и никогда не был окончен"В "Штоссе" Лермонтов использовал опыт ориентировавшегося на Гофмана Одоевского-фантаста, его двойную мотивировку изображаемых чудесных явлений, которые могли рассматриваться и как следствие проникновения ирреального в действительность, и как следствие особого "состояния души, когда и обыкновенные вещи животворяются и воскресают фантастическою жизнью" При этом автор "Штосса" не вполне сочувствовал основанной на мистическом рационализме "серьезной" фантастике Одоевского, видя в ней лишь средство для иносказательного выражения общей идеи. Гораздо ближе Лермонтову был пушкинский принцип "легкого" остросюжетного повествования, в котором фантастика предстает заключенной в бытовой реальности. Эстетическая позиция Лермонтова в "Штоссе" состояла в утверждении фантастики, которая, как показал писатель, наполняет явления окружающей обыденной жизни; именно фантастический мир своего героя Лермонтов ставит в центр повествования, подчеркивая тем самым первостепенное его значение. Трагический герой-мечтатель погружен в прозаический быт, и именно ему, человеку, наделенному высокой духовностью, открывается фантастика действительности. Так, в "Штоссе" органически соединены якобы взаимоисключающие поэтические элементы - реальный и фантастический. Тот же принцип лежит и в основе ряда более поздних новелл, идеологически и эстетически принадлежащих "натуральной школе; "Штосс" таким образом может быть расценен как предшественник будущей "натуральной повести", построенной по законам "фантастического реализма". Автограф незавершенной повести "Штосс" (рукопись обрывается на словах: "У Лугина болезненно сжималось сердце - отчаянием") хранится в Москве. в Государственном историческом музее. Черновой набросок плана повести, оканчивавшейся трагически, - в альбоме Лермонтова 1840-1841 г.:
40. Сборник повестей Н.В. Гоголя “Вечера на хуторе близ Диканьки”: поэтика цикла.

Николай Васильевич Гоголь – одна из ключевых фигур в литературном процессе первой половины 19 века. Вторую половину столетия часто называют «веком прозы». Именно Гоголь вместе с Пушкиным стал «отцом» русской реалистической прозы. Его воздействие на несколько поколений прозаиков оказалось несравненно глубже пушкинского, хотя «школы» и учеников в точном смысле слова у него не было. Гоголь – одинокая « Звезда» в русской словесности, неповторимая писательская индивидуальность. Человеческий и творческий облик Гоголя очень сложен, поэтому вот уже на протяжении полутора столетий не утихают споры о феномене Гоголя, о « загадке» его искусства, «тайне» его личности.Первый период творчества Гоголя, 1829 – 35, начался с поисков своей темы, своей тропы в литературе. Долгими одинокими вечерами Гоголь усердно трудился над повестями из малороссийской жизни. Петербургские впечатления, чиновничья жизнь – всё это было оставлено про запас. Воображение переносило его в Малороссию, откуда он ещё так недавно стремился уехать, чтобы не «погибнуть в ничтожестве». Писательское честолюбие Гоголя подогревали знакомства с известными поэтами: Жуковским, Дельвигом, другом Пушкина Плетнёвым. В мае 1831 состоялась встреча с Пушкиным. Реваншем за испытанную горечь неудачного дебюта стала пуб­ликация в сентябре 1831 г. первой части "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Пушкин объявил публике о новом, "необыкновен­ном для нашей литературы" явлении, угадав природу гоголевского таланта. Он увидел в молодом писателе-романтике два, казалось бы, далеких друг от друга качества: первое — "настоящая весе­лость, искренняя, без жеманства, без чопорности", второе — "чувствительность", поэзия чувств.В сборник вошли восемь повестей, различающихся по пробле­матике, жанровым и стилевым особенностям. Гоголь использовал широко распространенный в литературе 30-х гг. принцип циклиза­ции произведений. Повести объединены единством места действия (Диканька и ее окрестности), фигурами рассказчиков (все они —-известные в Диканьке люди, хорошо знающие друг друга) и "издателя" (пасичник Рудый Панько). Гоголь скрылся под литера­турной "маской" издателя-простолюдина, смущающегося своим вступлением в "большой свет" литературы. Материал повестей поистине неисчерпаем: это устные расска­зы, легенды, байки и на современные, и на исторические темы. Гоголь свободно сополагает события, "путает" века. Цель писателя-романтика — познать дух народа, истоки национального характера. Время действия в повестях "Сорочинская ярмарка" и "Иван Федорович Шпонька и его тетушка" — современность, в большинстве произ­ведений ("Майская ночь, или Утопленница", "Пропавшая грамо­та", "Ночь перед Рождеством" и "Заколдованное место") — XVIII в., наконец, в "Вечере накануне Ивана Купала" и "Страшной мести" — XVII в. В этом калейдоскопе эпох Гоголь находит главную роман­тическую антитезу своей книги — прошлое и настоящее. Прошлое в "Вечерах..." предстает в ореоле сказочного и чудес­ного. В нем писатель увидел стихийную игру добрых и злых сил, нравственно здоровых людей, не затронутых духом наживы, практицизмом и душевной ленью. Гоголь изображает малороссийскую народно-праздничную и ярмарочную жизнь. Праздник с его атмосферой вольности и веселья, связанные с ним поверья и приключения выводят людей из рамок привычного существования, делая невозможное возможным. Заключаются ранее невозможные браки ( Сорочинская ярмарка», «Майская ночь», «Ночь перед Рождеством») активизируется всякая нечисть: черти и ведьмы искуша­ют людей, стремясь помешать им. Праздник в гоголевских повес­тях - это всевозможные превращения, переодевания, мистифи­кации, побои и разоблачение тайн. Смех Гоголя в "Вечерах..." -юмористический. Его основа - сочный народный юмор, умеющий выразить в слове комические противоречия и несообразности. Своеобразие художественного мира повестей связано в первую очередь с широким использованием фольклорных традиций: имен­но в народных сказаниях, полуязыческих легендах и преданиях Гоголь нашел темы и сюжеты для своих произведений. Он использовал поверье о папоротнике, расцветающем в ночь накануне праздника Ивана Купала, предания о таинственных кладах, о продаже души черту, о полетах и превращениях ведьм... Во многих повестях действуют мифологические персонажи: колдуны и ведьмы, оборотни и русалки и, конечно, черт, проделкам которого народное суеверие готово приписать всякое недоброе. "Вечера. " - книга фантастических происшествий. Фантастическое для Гоголя - одна из важнейших сторон народного миро­созерцания. Реальность и фантастика причудливо переплетаются в представлениях народа о прошлом и настоящем, о добре и зле. Склонность к легендарно-фантастическому мышлению писатель считал показателем духовного здоровья людей Фантастика в "Вечерах...» этнографически достоверна. Герои и рассказчики невероятных историй верят, что вся область непо­знанного населена нечистью, а сами «демонологические» персо­нажи показаны Гоголем в сниженном, бытовом, обличье. Они тоже малороссияне , только живут на своей «территории», время от времени дурача обычных людей, вмешиваясь в их быт, празднуя и играя вместе с ними. Например, ведьмы в «Пропавшей грамо­те» играют в дурачки, предлагая деду рассказчика сыграть с ними и вернуть, если повезет, свою шапку. Черт в повести "Ночь перед Рождеством» выглядит, как "настоящий губернский стряпчий в мундире». Объясняясь в любви несравненной Солохе, черт «целовал ее руку с такими ужимками, как заседатель у поповны». Сама Солоха не только ведьма, но еще и поселянка, алчная и любящая поклонников. Народная фантастика переплетается с реальностью, проясняя отношения между людьми, разделял добро и зло. Как правило, герои в первом сборнике Гоголя побеждают зло. Торжество человека над злом - фольклорный мотив. Писатель наполнил его новым содержанием: он утверждал мощь и силу человеческого духа, способного обуздать темные, злые силы. Его герои — яркие запоминающиеся личности, в них нет противоречий и мучительной рефлексии. Писателя не интересуют детали, част­ности их жизни, он стремится выразить главное — дух вольности, широту натуры, гордость, живущие в "вольных козаках". За исключением повести "Иван Федорович Шпонька и его тетушка", все произведения в первом сборнике Гоголя — роман­тические. Романтический идеал автора проявился в мечте о добрых и справедливых отношениях между людьми, в идее народного единства Гоголь создал на малороссийском материале свою поэти­ческую утопию: в ней выражены его представления о том, какой должна быть жизнь народа, каким должен быть человек. Красочный мир "Вечеров..." резко отличается от скучной, мелочной жизни российских обывателей, показанной в "Ревизоре" и особенно в "Мертвых душах". Но празднич­ную атмосферу сборника нарушает вторжение унылых "существователей" — Шпоньки и его тетушки Василисы Кашпоровны. Иногда в тексте повестей звучат и грустные, элегические ноты: это сквозь голоса рассказчиков прорывается голос самого автора. Он смотрит на искрящуюся жизнь народа глазами петербуржца, спа­саясь от холодного дыхания призрачной столицы, но предчувствует крушение своей утопии и потому грустит о радости, "прекрас­ной и непостоянной гостье".
41. Поэтика сборника Н.В. Гоголя “Миргород”.

Николай Васильевич Гоголь – одна из ключевых фигур в литературном процессе первой половины 19 века. Вторую половину столетия часто называют «веком прозы». Именно Гоголь вместе с Пушкиным стал «отцом» русской реалистической прозы. Его воздействие на несколько поколений прозаиков оказалось несравненно глубже пушкинского, хотя «школы» и учеников в точном смысле слова у него не было. Гоголь – одинокая « Звезда» в русской словесности, неповторимая писательская индивидуальность. Человеческий и творческий облик Гоголя очень сложен, поэтому вот уже на протяжении полутора столетий не утихают споры о феномене Гоголя, о « загадке» его искусства, «тайне» его личности.После написания «Вечеров» Гоголь пришел к выводу, что смеялся в них "для развлечения самого себя", чтобы скрасить серую "прозу" петербургской жизни. Настоящий же писатель, по убеждению Гоголя, должен делать "добро": "смеяться даром", без ясной нравственной цели — предосудительно.Он напряженно искал выход из творческого тупика. Первым симптомом важных изменений, происходивших в писателе, стала повесть на малороссийском материале, но совершенно не похожая на прежние — "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем". Оскорбления, анекдотические обиды, долгая тяжба... И все это - между двумя, вроде бы, хорошими друзьями, славными и достойными жителями Миргорода. Но их странная, на первый взгляд, ссора - закономерность, подчеркивающая нищету духа, узость интересов, убогость существования людей, жалость к которым смешивается с презрением.. .. 1834 г. был плодотворным: написаны "Тарас Бульба", "Старосветские помещики" и "Вий" (все вошли в сборник "Миргород", 1835)."Миргород" — важная веха в творческом развитии Гоголя Расширились рамки художественной "географии": легендарная Диканька уступила место "прозаичному" уездному городу, глав­ной достопримечательностью которого является огромная лужа а "фантастическим" персонажем - бурая свинья Ивана Ивановича нагло укравшая прошение Ивана Никифоровича из местного суда! В самом названии города заключен иронический смысл: Мирго­род - это и обычный захолустный город, и особый, замкнутый мир . Это "Зазеркалье", в котором все наоборот: нормальные отношения между людьми подменены странной дружбой и неле­пой враждой, вещи вытесняют человека, а свиньи и гусаки становятся едва ли не главными действующими "лицами"... В иносказательном смысле "Миргород" — это мир искусства, пре­одолевающий уездную "топографию" и "местное" время: в книге показана не только жизнь "небокоптителей", но и романтическая героика прошлого, и страшный мир природного зла воплощен­ный в "Вие".В сравнении с "Вечерами..." композиция второго сборника прозы Гоголя более прозрачна: он делится на две части, каждая из которых включает две повести, объединенные по контрасту. Антитеза бытовой повести "Старосветские помещики" — герои­ческая эпопея "Тарас Бульба". Нравоописательной, пронизанной авторской иронией "Повести..." о двух Иванах противопоставлено "народное предание" - повесть "Вий", близкая по стилю к произведениям первого сборника. Гоголь отказался от литератур­ной маски "издателя". Точка зрения автора выражена в компози­ции сборника, в сложном взаимодействии романтических и реа­листических принципов изображения героев, в использовании различных речевых "масок".

Все повести пронизаны мыслями автора о полярных возмож­ностях человеческого духа. Гоголь убежден в том, что человек может жить по высоким законам долга, объединяющего людей в "товарищество", но может вести бессмысленное, пустопорожнее существование. Оно уводит его в тесный мирок усадьбы или городского дома, к мелочным заботам и рабской зависимости от вещей. В жизни людей писатель обнаружил противоположные нача­ла: духовное и телесное, общественное и природное.Торжество духовности Гоголь показал в героях повести "Тарас Бульба", прежде всего в самом Тарасе. Победу телесного, веще­ственного — в обитателях "старосветского" поместья и Миргоро­да. Патриархальный быт двух тихих, доживающих свой век старичков.... Коротающих свои тусклые дни в заботах о вкусных обедах и ужинах да в легком беспокойстве о здоровье.... Дальше этого интересы Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны не идут. И трудно сказать, чего больше в интонации Гоголя: иронии или доброй усмешки. Природное зло, перед которым бессильны молитвы и заклина­ния, торжествует в "Вие". Зло социальное, возникающее среди людей в результате их собственных усилий, — в нравоописатель­ных повестях. Но Гоголь убежден, что социальное зло преодоли­мо, поэтому в "подтексте" его произведений угадывается мысль о новых намерениях автора: показать людям нелепость и случай­ность этого зла, научить людей, как его можно преодолеть.

Герой повести "Вий" Хома Брут заглянул в глаза Вию, природ­ному злу, и умер от страха перед ним. Мир, противостоящий человеку, страшен и враждебен — тем острее встает перед людьми задача объединиться перед лицом мирового зла. Самоизоляция, отчуждение ведут человека к гибели, ведь только мертвая вещь может существовать независимо от других вещей — такова главная мысль Гоголя, который приближался к своим великим произведе­ниям: "Ревизору" и "Мертвым душам".
42. Сборник Н.В. Гоголя “Арабески”: поэтика названия, проблематика сборника.

Второй период творчества Гоголя открывается своеобразным "прологом" — "петербургскими повестями" "Нев­ский проспект", "Записки сумасшедшего" и "Портрет", вошед­шими в сборник "Арабески" (1835; его название автор пояснял так: "сумбур, смесь, каша" — кроме повестей в книгу включены статьи различной тематики).Арабеска - особый вид орнамента, состоящего из сочетаний геометрических фигур и стилизованных изображений растений - так называемого растительного орнамента. В декоративный узор орнамента часто включался эпиграфический элемент: надпись с цитатой из Корана или благопожеланием. Геометрические фигуры арабески обычно представляют собой бесчисленные комбинации разнообразных многоугольников, вокруг которых причудливо переплетаются стилизованные изображения растений и буквенных сочетаний.

У сборника «Арабески» самая странная судьба из всех гоголевских сборников. Кроме того, что он - наименее среди них изученный, долгое время он не рассматривался как сборник, можно сказать, почти с самого момента его выхода в свет в 1835 г. Сам Гоголь положил этому начало, когда «изъял» три повести из «Арабесок» и поместил их в третьем томе своего собрания сочинений, изданного в 1843г., образовавшем в дальнейшем петербургский цикл. Поэтому и в литературоведении повести «Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего» традиционно рассматриваются внутри петербургского цикла, а статьи — как часть критико-публицистического наследия Гоголя. Странная судьба сборника объясняется «странностью» самого сборника. При первом знакомстве с ним удивляешься как разнообразию жанров, помещенных в нем (это и научные статьи и повести, и главы из исторического романа), так и разнообразию тем (литература, история, музыка, живопись, архитектура и др.). Здесь нет того очевидного единства тематики и стилистики, которое присутствует в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», «Миргороде» и делает эти сборники монолитными по сравнению с хаотичными, на первый взгляд, лишенными одноплановости «Арабесками». Сборник был опубликован в первой половине января 1835 года, цензурное разрешение — 10 ноября 1834 г. «Арабески» вышли в двух частях, в их состав входили следующие произведения: Часть первая: Предисловие

Скульптура, живопись и музыка О средних веках Глава из исторического романа О преподавании всеобщей истории Портрет (повесть) Взгляд на составление Малороссии Несколько слов о Пушкине Об архитектуре нынешнего времени Ал-Мамун (историческая характеристика)