камерон краткая история. 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн

• Название: 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн
• Анкор: камерон краткая история.doc
• Дата: 24.04.2017
• Размер: 12.31 Mb.
• Имя файла: камерон краткая история.doc
• Тип: Документы; #4628
• страница: 12 из 44

Промышленная технология и производительность

В промышленности, как и в сельском хозяйстве, отсутствовал резкий технологический разрыв между Средними веками и ран­ним Новым временем. Однако, в отличие от сельского хозяйства, в промышленности инновации происходили более или менее по­стоянно, хотя и очень медленно. Однако здесь мы сталкиваемся с проблемой измерения масштабов инноваций и их эффективности. Один из простых путей — просто посчитать количество иннова­ций и изобретений. Такой способ не может считаться удовлетвори­тельным не только потому, что различные инновации имели раз­личный эффект, но также из-за трудности их определения. Боль­шинство инноваций в XVI —XVII вв. (как и в любой другой пе­риод истории) представляли собой относительно мелкие улучше­ния в уже существующих технологиях. По этой причине они часто не замечаются историками. Другой путь заключается в оценке роста производительности. В 1589 г. приходской священник анг­ликанской церкви Уильям Ли изобрел простую машину — вязаль­ную раму для изготовления чулочных изделий и другого трикота­жа. Там, где квалифицированный вязальщик вручную мог до­стичь скорости в 100 петель в минуту, вязальная рама делала в среднем 1000 петель в минуту, причем впоследствии она была усо­вершенствована. К сожалению, лишь для немногих инноваций этого периода существуют столь детальные данные; особенно это касается малых инноваций.

Есть еще одна проблема. Даже если мы имеем вполне опреде­ленное, четко описанное изобретение и можем измерить — хотя бы приблизительно — его производительность, как определить его общеэкономическую значимость? Книгопечатание с наборным шрифтом, самое крупное изобретение XV в. — и одно из самых величайших изобретений всех времен — в огромной степени уско­рило рост книжной торговли. Однако его непосредственный эко­номический эффект с точки зрения стоимости выпуска и количе­ства занятых был мизерным. Можем ли мы на основании этого го­ворить, что его экономическое значение также было ничтожно?

144

Другие инновации этого периода — в изготовлении навигацион­ных инструментов, огнестрельного оружия и артиллерии, а также часов — также не имели большого экономического значения, хотя и сыграли огромную роль в политической и культурной жизни, и следовательно, косвенным образом также и в экономической.

Рыночная ориентация европейской экономики, более выражен­ная в промышленности, чем в сельском хозяйстве, благоприятст­вовала предпринимателям, которые были в состоянии сокращать производственные издержки и быстро реагировать на изменения потребительского спроса. Но существовали и значительные пре­пятствия для инноваций. Одними из главных были оппозиция властей, которые боялись роста безработицы в результате трудос­берегающих инноваций, и противодействие монополистических ре­месленных цехов, которые боялись конкуренции. В 1551 г. анг­лийский парламент принял закон, запрещавший использование ворсовальных машин, применявшихся при изготовлении готовых тканей. В этом случае рынок победил закон, и ворсовальные ма­шины продолжали использоваться. Ли не дали патент на его вя­зальную раму, и первые подобные устройства, которые он устано­вил в Ноттингемшире, были разрушены вязальщиками. Сам Ли бежал во Францию и построил фабрику при покровительстве Ген­риха IV. Она разорилась после смерти короля, но чулочная рама продолжала распространяться. В 1651 г. рабочие вязальных машин Ноттингема обратились к Кромвелю за цеховой хартией, чтобы исключить нежелательную конкуренцию! Изобретенный в Голландии поворотный ткацкий станок (swivel-loom), способный ткать сразу несколько полос полотна, был запрещен в Англии в 1638 г., но он все равно получил распространение, особенно в Манчестере и его округе, где использование этого станка привело к появлению значительного числа рабочих-станочников еще до на­ступления эры великих инноваций, которые революционизирова­ли хлопчатобумажную промышленность.

Ни одно из упомянутых здесь изобретений не использовало механическую энергию. Несовершенство источников энергии и конструкционных материалов (в основном древесины и камня) яв­лялись естественными препятствиями для роста промышленного производства. Наброски Леонардо да Винчи являются конкрет­ным свидетельством многочисленных потенциальных изобретений, которые не были реализованы в то время из-за отсутствия соот­ветствующих материалов и источников энергии. Конечно, Леонар­до был гением, но, без сомнения, было много других, менее ода­ренных людей, которые предпринимали бесчисленные попытки повысить эффективность человеческого труда, но терпели неудачу по той же причине. Ветряные и водяные мельницы, как мы виде­ли, уже достигли высокой степени сложности, но их возможности были ограничены. Однако в XVII в. водяные мельницы, исполь­зуемые для прядения шелка (которые могли впервые появиться в Средние века), получили широкое распространение в долине реки

145

По и в Венеции, а к концу столетия проникли в долину Роны во Франции. Большие размеры и сложность машин требовали уста­новки их в строениях фабричного типа, которые стали одними из наиболее важных предшественников современной индустриальной системы.

Не все инновации представляли собой механические приспо­собления. Типичной продукцией шерстяной промышленности в конце Средних веков были тяжелые, грубые ткани. В конце

XV в. фламандские ткачи стали производить легкие и более деше­вые ткани, получившие название «новые ткани» (по-французски nouvelledraperie). Хотя поначалу они медленно завоевывали по­купателей, низкая цена сделала их более конкурентоспособными на международных рынках, особенно в Южной Европе. После по­давления восстания в Испанских Нидерландах и последующего бегства множества фламандских ремесленников за границу, пред­приятия, производившие «новые ткани», появились во многих странах, особенно в Англии, где уже в 1571 г. только в Норвиче проживало более 4000 фламандских беженцев — большинство из них было ткачами. По сходным причинам производство хлопчато­бумажных тканей, уже практиковавшееся в Италии в Средние века с использованием сырья из Восточного Средиземноморья, в

XVI в. постепенно распространилось по Швейцарии, южной Гер­мании и Фландрии. Примерно к 1620 г. оно достигло Ланкашира.

Текстильное производство оставалось в целом самой крупной отраслью промышленности по объему занятости. За ним вплотную следовали отрасли строительного сектора. Это становится понят­ным, если вспомнить, что в бедной, балансирующей на грани про­стого жизнеобеспечения экономике доиндустриальной Европы главными были потребности в продуктах питания, жилье и одеж­де. Текстильное производство оставалось крайне распыленным, причем большая часть выпуска производилась в домохозяйствах и для домохозяйств, а также для местных рынков. Однако некото­рые регионы специализировались также на экспортном производ­стве. Италия, некогда являвшаяся лидером текстильного произ­водства, все больше страдала от конкуренции со стороны новых и более активных соперников и постепенно утрачивала свои пози­ции, уступая рынки шерстяных тканей голландским, английским и французским производителям и деля рынок тонких шелковых тканей с французскими. Испанская шерстяная промышленность, быстро развивавшаяся в первой половине XVI в., впоследствии пришла в состояние застоя под бременем растущих налогов и го­сударственного вмешательства. В первой и второй трети столетия наиболее значительное производство шерстяной и льняной про­мышленности существовало в южных Нидерландах, в особенности в провинциях Фландрия и Брабант. Восстание в Нидерландах и его жестокое подавление в южных провинциях нанесли значитель­ный ущерб обеим отраслям, хотя они и смогли восстановиться

146
позже в XVII в. благодаря привилегированному положению в ка­честве поставщиков Испанской империи.

Организация текстильного производства почти не изменилась с конца Средних веков. Типичным предпринимателем был купец, который покупал сырье, отдавал его прядильщикам, ткачам и другим ремесленникам, работающим на дому, и продавал на рынке конечный продукт. Цеховая организация ремесленников и купцов явно не влияла на производство в сколько-нибудь значи­тельной степени, по крайней мере в Англии. Здесь влияние цехо­вой организации постепенно ослабевало по мере того, как про­мышленность, в особенности шерстяная, перемещалась в сельские районы. Во Франции королевская власть поощряла цехи как ис­точники доходов казны. Вопрос о том, в какой мере это оказало неблагоприятное воздействие на судьбы промышленности, заслу­живает дальнейшего изучения. Во всяком случае, английская про­мышленность получила грандиозное развитие. В Средние века главным товаром английского экспорта была сырая шерсть. В XVI в. стал преобладать экспорт шерстяных полуфабрикатов. К 1600 г. на шерстяные и камвольные ткани приходилось две трети стоимости английского экспорта. Более того, если в начале

XVII в. около трех четвертей английского текстильного экспорта приходилось на некрашеные и невыделанные ткани, то к концу столетия экспортировались фактически только готовые ткани. За­долго до подъема современной промышленности Англия уже стала крупнейшим экспортером продукции самой крупной отрасли евро­пейской экономики.

Хотя строительная отрасль не испытала значительных техни­ческих изменений, кроме изменений стиля монументальной архи­тектуры, один специализированный сектор отрасли в одной стране претерпел значительную трансформацию, а именно — судострое­ние в северных Нидерландах. Благодаря быстрому росту голланд­ской торговли торговый флот страны за период с начала XVI в. до середины XVII в. увеличился в 10 раз по численности кораб­лей и даже более значительно — по тоннажу. В это время он был крупнейшим во всей Европе, в три раза превышал английский, который занимал второе место, и, по-видимому, превышал флот всех остальных стран, вместе взятых. Если учесть относительно короткий срок жизни деревянных кораблей, то становится понят­ным, что существовал большой спрос на продукцию судостроения, на который голландские судостроители ответили рационализацией своих верфей и введением элементов массового производства. Они использовали механические пилы и лебедки, приводимые в дейст­вие ветряными мельницами, а также хранили резервы запасных частей. Благодаря эффективности судостроения они обеспечивали не только флот своей страны, но также и флот своих конкурен­тов. Поскольку Нидерланды имели мало лесов, почти весь кора­бельный лес импортировался, преимущественно из Балтийского региона. В свою очередь, большой спрос на паруса и снасти сти-

147

мулировал развитие вспомогательных производств в самой Гол­ландии. С конца XV в. до XIX в. радикальные инновации в кон­струкции судов были немногочисленны, однако мелких изменений было сделано множество. Водоизмещение судов, занятых в атлан­тической торговле, в течение XVI в. возросло с 200 до 600 тонн, а у некоторых военных кораблей достигало 1500 тонн. Однако наиболее крупной инновацией — принадлежащей, разумеется, голландцам — был флибот (Vlieboot), специализированный ком­мерческий корабль, появившийся в конце XVI в. Похожий в не­котором отношении на современный танкер, он был специально создан для перевозки объемных и недорогих грузов, таких как зерно и лес, и управлялся меньшими, чем обычные корабли, ко­мандами.

Металлургическое производство, значительно уступая по числу занятых и объему продукции рассмотренным выше отрас­лям, приобрело стратегическое значение ввиду растущей важности огнестрельного оружия и артиллерии для военных действий. В 1450 г. легкое огнестрельное оружие играло незначительную роль, а неуклюжая артиллерия использовалась исключительно при осаде крепостей. К 1600 г. аркебузы и мушкеты стали обычным оружием пехоты, а крупнокалиберные пушки стали играть суще­ственную роль в морских сражениях. Развитие металлургического производства стало предвестником новой индустриальной эры. Наиболее важным металлом было железо.

В Средние века сварочное железо (wrought iron) получали в кричных горнах (bloomeries) разной конструкции, где железную руду разогревали древесным углем до получения железных криц, которые затем подвергали последовательному нагреванию и ковке для удаления примесей. Процесс был медленным, малопроизводи­тельным, требовал большого количества топлива и руды. В XIV — XV вв. высота печей выросла, а поток воздуха, подаваемого с по­мощью приводимых в движение водяными колесами мехов, повы­сил температуру плавки, что привело к появлению доменных печей. К началу XVI в. была разработана техника непрерывной загрузки доменной печи сверху углем, рудой и флюсом, в то время как снизу расплавленное железо периодически выпускалось непосредственно в приготовленные литейные формы для получе­ния требуемых предметов, или же отливалось в чушки для даль­нейшей обработки. (Чугун имеет высокое содержание углерода — от 3% и выше, — который делает его очень твердым, но хрупким. Чушки, как и крицы, попеременно нагревались и обрабатывались молотом, чтобы удалить углерод и получить сварочное железо.) Новый метод, хотя и косвенный, был быстрее и дешевле, по­скольку он позволял лучше использовать топливо и руду, а также применять низкокачественные руды. Он также требовал и более высоких капиталовложений, хотя большая часть капитала была связана скорее в запасах древесного угля и руды, а не в оборудо­вании как таковом.

148

По мере внедрения доменных печей было осуществлено мно­жество нововведений во вспомогательных операциях. К середине XV в. были изобретены приводимые в движение водой кузнечные мехи, молоты и мельницы для дробления руды. Позже в том же столетии и в начале следующего были изобретены приспособления для вытягивания проволоки, прокатные станы и механизмы для нарезания металла. К началу XVI в. район вокруг Льежа и На-мюра в южных Нидерландах, известный еще в Средние века как центр металлургии, был наиболее развитым железоделательным районом в Европе, где были осуществлены многие инновации. Другие крупные центры располагались в Германии, северной Ита­лии и северной Испании. Валовая выплавка железа в Европе со­ставляла приблизительно 60 тыс. тонн в год, причем около поло­вины приходилось на Германию. В следующие сто лет доменная металлургия и сопутствующие производства распространились по всем регионам Европы, где железная руда, древесное топливо и сила воды имелись в достаточных количествах. Особенно рано до­менные печи получили развитие в Англии, где к 1625 г. более ста печей производили свыше 25 тыс. тонн железа в год. Черная ме­таллургия потребляла много топлива, и в XVII в. высокая цена древесного угля остановила дальнейшее расширение производства в сложившихся центрах. Когда это произошло, производство стало развиваться в новых и более отдаленных регионах, где име­лись источники сырья, — а именно в Швейцарских и Австрий­ских Альпах, в Восточной Европе и особенно в Швеции.

Швеция благодаря наличию высококачественной руды, леса и воды имела небольшое железоделательное производство еще в Средние века. В начале XVI в. экспорт железа достиг примерно 1000 тонн в год. В XVII в. валлонские и голландские металлурги внедрили в Швеции более совершенную технологию, и выпуск вырос в огромной степени: экспорт увеличился с 6 тыс. тонн в 1620 г. до более 30 тыс. тонн в конце столетия. К этому времени шведское железоделательное производство было, возможно, самым крупным в Европе.

В других металлургических отраслях прогресс был менее зна­чителен и заключался преимущественно в росте выпуска при ис­пользовании традиционной технологии, а также в применении этой технологии к новым источникам сырья. Разработка серебря­ных рудников в Центральной Европе, уже достигшая значитель­ного развития в Средние века, пережила бум в начале XVI в. в результате открытия метода амальгамации. Но когда этот метод в 1560-х гг. был перенесен (с помощью немецких горных экспер­тов) на серебряные рудники испанских колоний Мексики и Перу, рост поставок серебра привел к настолько сильному падению цен, что многие европейские рудники были вынуждены закрыться.

Европа не была богата драгоценными металлами, но более «утилитарные» металлические руды были относительно распро­странены. Медь, цинк, свинец были найдены во многих частях

149

Европы и добывались с доисторических времен. Месторождения олова были в большей степени локализованы в Корнуолле, одна­ко и оно являлось предметом торговли задолго до римского завое­вания Британии. В XVI —XVII вв. под давлением возросшего спроса в технологии горнодобычи произошли значительные усо­вершенствования, в числе которых следует отметить более глубо­кие шахты, лучшую вентиляцию и применение насосов. Герман­ские, особенно саксонские, горняки были авторами большинства инноваций. Они распространяли свой опыт за рубежом, в Англии и Венгрии, а также в Новом Свете. В 1560-х гг. английское пра­вительство даровало монопольные права на производство бронзы и меди тем компаниям, которые нанимали немецких инженеров. Швеция была почти в такой же степени богата медью, как и же­лезом, и в XVII в. при участии голландского капитала и техноло­гии стала крупнейшим ее европейским поставщиком на междуна­родные рынки.

В большом спросе был лес, применявшийся для сооружения зданий и кораблей, для плавки металлов и, что более важно, для отопления домов. Нехватка леса во всех развитых районах Евро­пы явилась главной причиной вовлечения Норвегии и Швеции в западно-европейскую экономику, как напрямую, так и опосредо­ванно (через спрос на металлы). Дефицит леса был так велик, что в его поставки был вовлечен не только Балтийский регион, но — в XVII —XVIII вв. — также и Северная Америка. Кроме того, начались поиски альтернативных материалов и топлива: кирпич и камень для строительства, торф и уголь для топлива. Железо и другие металлы также замещали дерево, но рост спроса на них еще более усилил нехватку леса. Англия находилась в числе тех стран, которых эти процессы коснулись в наибольшей степени. Некоторые леса были зарезервированы для королевского флота, но еще более важным фактором нехватки леса был бы­стрый рост спроса на топливо.

Каменный уголь добывался в Германии и Нидерландах, а также в Англии в течение всех Средних веков. Несмотря на его низкое качество и ряд законов, запрещавших его использование, «морской уголь» с берегов устья реки Тайн стал в Лондоне XVII в. обычным топливом, использовавшимся домохозяйствами. Постепенно он проник в производства с высоким потреблением топлива, такие как солеварение, производство стекла, кирпича и черепицы, плавка меди, пиво- и солодоварение, и в различные хи­мические производства. В XVII в. предпринимались попытки за­менить им древесный уголь при выплавке железа, но различные примеси (в основном сера) в сыром угле приводили к появлению у железа нежелательных свойств. Но, несмотря на это, спрос на уголь со стороны различных отраслей постоянно возрастал. Добы­ча угля в Англии выросла с примерно 200 тыс. тонн в год в сере­дине XVI в. до 3 млн тонн в конце XVII в. По мере роста произ­водства уголь с месторождений вдоль берегов рек стал неспособен

150

удовлетворять спрос. Необходимо было строить подземные [цахты. В Англию для этого были приглашены саксонские шахте­ры, имевшие длительную практику в проходке шахт, обеспечении _их вентиляции и откачке из них воды.

Заморские открытия, обеспечив Европу новым сырьем, напря­мую стимулировали и появление новых отраслей. Наиболее важ­ными были рафинирование сахара и производство табака, однако для удовлетворения вновь возникших потребностей появилось множество других производств, выпускающих широкий спектр то­варов от фарфора (в подражание китайским изделиям) до табаке­рок. Сахарный тростник также обеспечивал сырье для изготовле­ния рома, а в XVII в. голландцы изобрели джин, первоначально использовавшийся в медицинских целях. В дополнение к этим со­вершенно новым производствам по всей Европе распространились ряд старых производств, которые ранее были строго локализова­ны. В Средние века Италия была главным, если не единствен­ным, производителем таких предметов роскоши, как изделия из фасонного стекла, высококачественная бумага, оптические инстру­менты и часы. Появление подобных производств в других стра­нах, чья продукция была зачастую худшего качества, но стоила дешевле, было одной из причин относительного упадка Италии. Изобретение печатного станка в большой степени повысило спрос на бумагу (хотя тогда, как и сейчас, бумага больше употреблялась для упаковочных целей). До конца XV в. действовало более 200 печатных станков, выпустивших примерно 35 тыс. отдельных изданий, или около 15 млн книг. С тех пор их количество посто­янно возрастало. Во второй половине XVII в. каталоги франк­фуртской книжной ярмарки, самой крупной в Европе, насчитыва­ли более 40 тыс. наименований. Ключевые промышленные центры располагались в Нидерландах (особенно важными были Антвер­пен и Амстердам), однако Франция, Италия, Германия и Англия отставали ненамного.

Несмотря на разнообразие, совершенство и бурное развитие отраслей промышленности, необходимо помнить, что специализа­ция в европейской экономике была все еще очень несовершенной и в большой степени зависела от низкопроизводительного сельско­го хозяйства. Многие промышленные рабочие, особенно рабочие текстильной промышленности, часть времени занимались сель­ским хозяйством, а большинство сельскохозяйственных рабочих имело также дополнительные заработки, связанные с обработкой

дерева, кож и т.д.
Торговля, торговые пути и торговая организация

151 Из всех секторов европейской экономики самым динамичным в период между XV и XVIII вв., несомненно, являлась торговля.

152 В старых учебниках XVI в. описывался как эра «торговой рево­люции». Как мы видели, среди предшествующих периодов также есть претенденты на это звание, но нет сомнений в том, что объем дальней и международной торговли в XVI в. демонстрировал су­щественный рост. Точно сказать, насколько этот объем увеличил­ся, невозможно, однако вполне вероятно, что рост торговли в не­сколько раз превосходил рост численности населения. Торговля Европы с другими регионами мира внесла свой вклад в общий ее рост, а также стимулировала рост товарооборота внутри Европы. Но, как уже отмечалось, торговля с Азией и Америкой составляла лишь незначительную долю совокупной торговли. Торговля неиз­бежно должна была возрасти даже в том случае, если бы не были сделаны географические открытия.

Необходимо помнить, что доминирующая часть товарооборота как по объему, так и по стоимости приходилась на локальную торговлю. Города получали основную массу продовольствия непо­средственно из близлежащих окрестностей и в обмен снабжали их промышленными товарами и услугами. Это была преимуществен­но мелкая торговля, характер которой лишь в незначительной сте­пени зависел от конкретного времени и места. Более интересными и более значительными с точки зрения истории экономического развития были изменения, которые произошли в торговле на дальние расстояния.

Главные торговые пути XV в. и товары, перевозимые по ним, были описаны в главе 3. Наиболее важные изменения, которые произошли в последующие двести лет, кроме открытия новых морских путей, были связаны со смещением центра тяжести евро­пейской торговли от Средиземноморья к северным морям, с не­большим, но ощутимым изменением характера товаров, являв­шихся объектами дальней торговли, и с изменением форм торго­вой организации.

Проникновение португальцев в Индийский океан нанесло мощ­ный удар по позициям Венеции и, в меньшей степени, других ита­льянских городов. Не соответствует действительности прежнее представление о том, что средиземноморская торговля пряностями через Египет и Аравию разом прекратилась, однако конкуренция португальских специй значительно подорвала ее прибыльность. В 1521 г., пытаясь восстановить свою монополию, венецианцы пред­ложили выкупить весь португальский импорт специй, но им было отказано. Постепенно инициатива в торговых делах перешла к странам севера Европы. Прославленный фландрский флот вене­цианцев сделал свой последний рейс в 1532 г., а в конце XVI в. венецианские послы жаловались на конкуренцию со стороны более дешевой французской и английской шерсти на рынках Ближнего Востока, которые итальянцы рассматривали в качестве своих собственных. Однако португальцы не смогли удержать в своих руках все выгоды, связанные с их успехом.

152 Первый груз португальских специй в Антверпен в 1501 г. был доставлен из

153 Лиссабона не португальскими, а голландскими или фламандскими купцами.

153 Испанцы и португальцы, сосредоточившись на эксплуа­тации своих заморских империй, оставили дело продажи привози­мых ими товаров в Европе, а также осуществления большей части экспортных поставок в свои колонии другим европейцам. Из них наиболее активно действовали представители Нидерландов, глав­ным образом голландцы и фламандцы.

«Удивительный взлет Нидерландов» (говоря словами одного за­вистливого англичанина) начался относительно скромно в XV в., когда голландский рыболовный флот в Северном море начал под­рывать господство Ганзы в торговле сельдью. (Обычно причиной утраты Ганзой своих позиций в этой сфере считают «миграцию» косяков сельди из Балтики в Северное море, но более вероятно, что вытеснение ганзейцев из этого вида торговли — равно как и из всех прочих — было связано с тем, что деятельность голланд­цев просто была более эффективной.) Торговля сухой и соленой сельдью первое время осуществлялась вдоль берега Северного моря и вверх по немецким рекам, а затем, в XVI в., ее стали про­давать в Южной Европе и даже в Балтийском регионе. Тем вре­менем голландцы развивали и другие отрасли торговли. Из Пор­тугалии и Бискайского залива они доставляли соль для засолки рыбы и для продажи в Северной Европе, иногда прихватывая по­путно также и груз вина. Но главной опорой голландской торгов­ли была торговля на Балтике, преимущественно зерном и лесом, а также корабельными припасами, льном и коноплей. Из зареги­стрированных в датских таможенных книгах 40 тыс. судов, вхо­дящих в Балтику и покидающих ее воды между 1497 и 1660 гг., почти 60% были голландскими, а остальные английскими, шот­ландскими, немецкими и скандинавскими. Фактически вся торгов­ля между Северной Европой и Францией, Португалией, Испанией и Средиземным морем и большая часть торговли между Англией и континентом находилась в руках голландцев.

153 Голландцы были не менее активны и в заокеанской торговле. Война за независимость Нидерландов прервала их торговлю с Ис­панией, но они продолжали торговать с Португальской империей через Лиссабон. Однако в 1580 г. Португалия попала под власть испанской короны, а в 1592 г. испанские власти закрыли лисса­бонский порт для голландских судов. В большой степени зависи­мые от морской торговли, голландцы немедленно начали строить корабли, способные на многомесячные плавания вокруг Африки в Индийский океан. Менее чем за 10 лет путешествия между Ни­дерландами и Ост-Индией совершили более 50 кораблей.

153 Эти ран­ние путешествия были столь успешными, что в 1602 г. правитель­ство Объединенных провинций, правительство города Амстердама и несколько частных торговых компаний создали голландскую Ост-Индскую компанию, которая на законном основании монопо­лизировала торговлю между Ост-Индией и Нидерландами.

154 Голландцы не были единственной нацией, которая воспользо­валась ослаблением Португалии. Английские купцы-контрабан­дисты совершили рейс в Ост-Индию еще в 1591 г., а в 1600 г. была создана английская Ост-Индская компания с такими же мо­нопольными правами, как у голландской Ост-Индской компании. Хотя эти две компании были до некоторой степени соперниками, они обе считали своим главным врагом португальцев. Голландцы сконцентрировали свои усилия на Островах пряностей в Индоне­зии и к середине XVII в. установили свое господство и над остро­вами, и над торговлей специями, — господство более эффектив­ное, чем то, которого когда-либо удавалось достичь португальцам. Они также взяли под контроль порты Цейлона. После неудачных попыток создать плацдарм в Индонезии, англичане основали ук­репленные торговые поселения на берегах Индии, которая со вре­менем стала «главным бриллиантом Британской короны». Порту­гальцы удержали свои владения в Гоа, Диу и Макао, а также не-сгсолько портов на африканском берегу, но перестали быть глав­ной торговой или морской державой на восточных морях.

Другие морские державы также воспользовались слабостью Португалии и нежеланием испанцев завоевывать и создавать рынки в Западном полушарии. Первые попытки англичан и фран­цузов найти прямой путь на Восток закончились неудачей, но во второй половине XVI в. были предприняты новые усилия, на­правленные на разведку северо-восточного или северо-западного прохода в Азию. Неудачный вояж в 1553 г. Уиллогби и Ченслера через Арктику в Белое море не привел к открытию северо-восточ­ного прохода, но способствовал установлению торговых связей с растущей Российской империей и, через нее, со Средним Восто­ком. В это же время Франция, Англия и Голландия начали неле­гальную торговлю с Бразилией и испанскими колониями в Новом Свете; при возможности их корсары грабили испанские корабли и колониальные порты. Три попытки англичан основать колонии в Северной Америке в период правления Елизаветы I закончились неудачей, но в первой половине XVII в. были созданы колонии в Вирджинии (1607 г.), Новой Англии (1620 г.) и Мериленде (1632 г.), а также на островах, отнятых у Испании в Вест-Индии. Со временем все они стали важными рынками сбыта для англий­ской промышленности, а также источниками сырья и поставщика­ми потребительских товаров. В 1608 г. французы основали посто­янное поселение в Квебеке и провозгласили весь регион Великих Озер Новой Францией, однако эта колония отнюдь не процвета­ла. В 1600 г., когда численность англоязычных колонистов в Новом Свете составляла почти 100 тыс. человек, во всей Канаде насчитывалось только 2500 французских колонистов, т.е. меньше, чем на новых французских «сахарных» островах в Вест-Индии.

154 В 1624 г. голландцы предприняли попытку завоевать порту­гальские колонии в Бразилии, но после 20 лет упорной борьбы они были изгнаны самими португальскими колонистами, не полу-155-чавшими особой помощи от метрополии.

155 Голландцы закрепились только в Суринаме и на нескольких островах Карибского моря. В том же году, когда голландцы начали завоевание Бразилии, дру­гая группа голландских колонистов основала город Новый Амс­тердам на южной оконечности острова Манхэттен. Они объявили своей территорией всю долину реки Гудзон и прилегающие земли, основали форт Оранж (Олбани) и передали земли во владение таким семьям, как Ренселеры и Рузвельты.

Морская торговля играла наиболее важную роль для развития международных коммерческих связей, но сухопутная и речная торговля также была значительной. Она преобладала в местном товарообороте, и даже в международной торговле многие товары начинали свое движение на рынок по сухопутным путям в повоз­ках и на вьючных животных, или же на баржах по рекам. Напри­мер, медь из Венгрии достигала рынка в Антверпене (затем в Амстердаме), начиная свое движение по сухопутному пути до польских рек, затем баржами до Данцига, откуда она вывозилась по Балтийскому и Северному морям. Серебро из Центральной Ев­ропы и Тироля проходило сходный путь, независимо от того, шло ли оно в Балтику, в Средиземное море или на Запад. Рейн, Майн и Неккар были важнейшими артериями для экспорта металлов и металлических изделий (ножей, орудий, игрушек) из южной Гер­мании и прирейнских земель. Не менее важную роль играли и французские реки.

Торговля металлами и дорогими тканями могла окупить из­держки долгого наземного путешествия. Для других товаров это было невозможно — если, конечно, они не передвигались сами, как, например, скот. В то время как европейские пахотные земли во все больших масштабах возделывались под зерновые для обес­печения продовольствием растущего по численности населения, Дания, Венгрия и Шотландия, где имелись обширные луга, ис­пользовали их для выпаса скота. Ежегодные перегоны скота, пре­восходившие знаменитые перегоны на американском Западе в XIX в., приводили его в загоны для откорма и на рынки в горо­дах северной Германии и Нидерландов, южной Германии, север­ной Италии и Англии.

Характер товаров, вовлеченных в дальнюю торговлю, несколь­ко изменился в XVI —XVII вв. В начале Средних веков это были преимущественно предметы роскоши для зажиточных слоев насе­ления. Позже, с ростом городов, в этот список стали входить более обыденные предметы. К XVI в. значительную часть сово­купного товарооборота международной торговли составляли зерно, лес, рыба, вино, соль, металл, сырье для текстильной про­мышленности и ткани. К концу XVII в. половина физического объема английского импорта приходилась на лес, а более полови­ны физического объема экспорта — на уголь, хотя экспорт тканей намного превосходил его по стоимости.

155 Торговля товарами с низ­кой ценой за единицу объема стала возможной в результате усо-156-вершенствований в конструкции судов, что привело к снижению транспортных издержек.

156 Этому способствовало и сокращение риска морских путешествий, связанного как с природными факто­рами, так и с действиями людей, благодаря совершенствованию навигационных приборов и успешным действиям военно-морского флота по уничтожению пиратов.

В межконтинентальной торговле ситуация соответствовала прежней модели, хотя в XVII и особенно в XVIII вв. и здесь про­изошли сдвиги. Перец, который в начале XVI в. был предметом роскоши, постепенно стал товаром массового потребления. Ввиду снижения объемов торговли драгоценными металлами в XVII в. и приобретения многими странами колоний в Западном полушарии все большее место в европейском импорте стали занимать сахар, табак, кожи и даже лес. Европейский экспорт в колонии состоял большей частью из промышленных товаров. Эти товары занимали малый объем, в результате чего оставшееся место могло использо­ваться для перевозки эмигрантов. Ситуация в восточной торговле была совершенно иной. С самого начала прямых контактов с Азией европейцы часто сталкивались с проблемой поиска предме­тов, годных для обмена на специи или другие товары. По этой причине большая часть европейской «торговли» была, по сути своей, грабежом. Там, где грабеж был невозможен или затруднен, азиатские купцы принимали в обмен огнестрельное оружие и сна­ряжение, но преимущественно они требовали золото и серебро, которые накапливали в виде сокровищ или использовали для из­готовления ювелирных украшений. В целом Азия была нетто-по-лучателем драгоценных металлов из Европы.

Специфическая отрасль торговли — работорговля — имела дело с живыми людьми. Хотя испанские колонии находились среди самых крупных покупателей рабов, сами испанцы не зани­мались работорговлей в сколько-нибудь значительных масштабах, а заключали контракты — асьенто — на поставки рабов с купца­ми других стран. В этой торговле преобладали сначала португаль­цы, а затем голландцы, французы и англичане. Обычно торговля носила «треугольный» характер. Европейский корабль нагружал­ся огнестрельным оружием, ножами и другими металлическими изделиями, бусами и прочими дешевыми безделушками, яркоокра-шенными тканями и алкоголем, которые отвозились на побережье Западной Африки и обменивались у местных африканских вож­дей на рабов, которые были либо военнопленными, либо поддан­ными самого вождя. Когда работорговец загружал столько ско­ванных по рукам и ногам африканцев, сколько мог транспортиро­вать его корабль, он шел к островам Вест-Индии или к континен­тальной части Северной или Южной Америки. Там он обменивал свой груз на сахар, табак или другие товары, производимые в За­падном полушарии, с которыми и возвращался в Европу.

156 Хотя уровень смертности рабов при перевозке был очень высок (часто он составлял 50%, а иногда и выше), доходы от работорговли

157 были огромны.

157 Европейские правительства не предпринимали эф­фективных мер для ее запрета вплоть до XIX в.

157 Организация торговли была различной в разных странах и в зависимости от характера товаров.

157 Внутриевропейская торговля унаследовала сложную организацию, созданную итальянскими купцами в конце Средневековья. В XV в. колонии итальянских купцов можно было найти во всех крупных коммерческих цент­рах: в Женеве, Лионе, Барселоне, Севилье, Лондоне, Брюгге и особенно в Антверпене, который в первой половине XVI в. стал главным торговым портом мира. Местные купцы, а также купцы из других стран изучили итальянскую деловую технику (напри­мер, методы двойной бухгалтерии и кредитных операций) и пре­успели в ней настолько, что к первой половине XVI в. итальянцы утратили свои доминирующие позиции в торговле. Самой извест­ной предпринимательской династией XVI в. было семейство Фуг-геров, имевших головную контору в Аугсбурге (южная Герма­ния).

Первый известный истории представитель династии Фуггеров был ткачом. Некоторые из его потомков стали купцами-раздатчи­ками, оперировавшими в шерстяной промышленности, а впослед­ствии занялись оптовой торговлей шелком и специями со складов в Венеции. К концу XV в. они активно кредитовали императоров Священной Римской империи, в результате чего прибрали к своим рукам контроль над добычей серебра и меди в Тироле и медные рудники Венгрии. При Якобе Фуггере Младшем (1459—1525 гг.) семейная компания управляла отделениями в нескольких немец­ких городах, а также в Венгрии, Польше, Италии, Испании, Лис­сабоне, Лондоне и Антверпене. Через Лиссабон и Антверпен они во многом контролировали распределение специй в Центральной Европе, в обмен на которые получали серебро, необходимое для закупки специй в Индии. Кроме того, они принимали вклады, ак­тивно занимались учетными операциями и часто кредитовали ко­ролей Испании и Португалии. Этот бизнес в конце концов привел их к разорению.

Фуггеры занимали доминирующие позиции в XVI в. — Якоба Фуггера Младшего даже называли «князем купцов», — но было и множество других купцов в Италии, Нидерландах и Германии, которые лишь ненамного им уступали. Даже Испания имела не­сколько известных купеческих династий. Преобладающей формой торговой организации было партнерство, обычно основанное на письменном контракте, определявшем права и обязанности каждо­го из партнеров. Посредством переписки между находящимися на дальнем расстоянии друг от друга партнерами (или агентами) они были в курсе всех политических и экономических событий во всех частях Европы и вне ее.

157 Говорили, что правительство королевы Елизаветы было прекрасно информировано о делах в Европе бла­годаря ее финансовому агенту в Антверпене, купцу сэру Томасу

158 Грешэму.

158 Купеческая корреспонденция была предтечей современ­ных информационных агентств и служб связи.

158 Торговая организации в Англии, бывшей в XV в. периферий­ной страной, сохранила более раннюю форму по сравнению с теми, что существовали в передовых экономиках на континенте. Но она быстро прогрессировала, и к концу XVII в. стала одной из самых развитых. В Средние века торговля шерстью, являвшей­ся наиболее важным предметом экспорта, находилась в руках ре­гулируемой государством компании под названием MerchantsoftheStaple, которая в чем-то напоминала гильдию. Купцы не объ­единяли свои капиталы, каждый из них торговал за собственный счет (или за счет партнеров, если таковые имелись), однако они имели общие конторы и склады и подчинялись общим правилам. В XV —XVI вв. торговля шерстью все еще играла значительную, хотя и постепенно сокращавшуюся, роль. Важнейший склад, где шерсть облагалась налогом и продавалась иностранным купцам, был расположен в г. Кале, принадлежавшем Англии до 1558 г. Другая регулируемая компания, MerchantsAdventurers, постепен­но вытесняла компанию MerchantsoftheStaple с лидирующих позиций в торговле шерстяными тканями. (Некоторые купцы были членами обеих компаний.) Она устроила свой главный склад в Антверпене, внеся заметный вклад в развитие этого рынка и получив взамен некоторые привилегии. В 1564 г. компания по­лучила королевскую хартию, предоставлявшую ей законную мо­нополию на экспорт тканей в Нидерланды и Германию, которые были наиболее важными рынками сбыта.

Во второй половине XVI в. англичане организовали несколько других компаний, хартии которых предоставляли им монополь­ные права. Это Московская компания (1555 г.), появившаяся в результате экспедиции Уиллогби и Ченслера; Испанская компа­ния (1577 г.), Балтийская (1579 г.), Левантийская (Турецкая) компания (1583 г.), первая из нескольких африканских компаний (1585 г.), Ост-Индская (1600 г.) и Французская компания (1611 г.). Учреждение специальных компаний, в частности, для торговли с Францией, Испанией и Балтикой указывало на один из двух факторов (или на оба сразу): на малый объем прямой торговли между Англией и этими странами до (а, возможно, и после) создания компаний, и на то, что эта торговля прежде на­ходилась в руках голландских или других купцов. Знаменатель­но, что голландцы не видели нужды в создании подобного рода монопольных компаний и не создавали их, за исключением Гол­ландской Ост-Индской компании (1602 г.).

158 Некоторые из этих компаний регулировались государством, но другие стали акционерными, т.е. объединяли капитал своих чле­нов и распоряжались им под общим управлением.

158 Они создава­лись для ведения дальней торговли, в которой риск и капитал, необходимый для снаряжения одного путешествия, были слишком велики, чтобы соответствующее предприятие могло быть организо-159-вано одним или несколькими купцами. Московская и Левантий­ская компании были первыми акционерными компаниями, но впоследствии, когда торговые связи укрепились и стали более стабильными, они были преобразованы в регулируемые компании.

159 Московская компания, торговавшая через Архангельск, держала в своих руках большую часть торговли Западной Европы с север­ной Россией до тех пор, пока в 1649 г. царь не отозвал ее приви­легии и не передал их голландцам. Ост-Индская компания также была акционерной. Поначалу каждое ежегодное плавание было отдельным предприятием, в котором могли участвовать разные группы акционеров в различные годы. Со временем, когда стало необходимым создать постоянные поселения в Индии и поддержи­вать постоянный контроль за операциями, компания приняла по­стоянную форму организации, при которой держатель акций мог выйти из компании, только продав свою долю другому инвестору. Голландская Ост-Индская компания приняла постоянную форму еще в 1612 г.

Существование единственного ключевого порта транзитной торговли в Северо-Западной Европе — сначала Брюгге, а затем Антверпена и Амстердама, каждый из которых был больше и зна­чительнее своего предшественника — знаменательно вдвойне. Во-первых, само их существование, в отличие от периодических яр­марок Средневековья, является свидетельством роста рынков и объемов ориентированного на рынок производства. Но тот факт, что такой порт был единственным, а подъем одного означал упа­док другого, показывает ограниченность этого развития. Правда, были другие важные порты — Лондон, Гамбург и другие ганзей­ские города, Копенгаген, Руан и др., но ни один из них не имел полного набора коммерческих и финансовых услуг, характерного для ключевого порта. Причины этого были связаны с ограничен­ными размерами рынков и с существованием внешней экономии при заключении торговых и особенно финансовых сделок. Когда общая масса коммерческих и финансовых операций относительно мала, более эффективно сконцентрировать их в одном месте.

Организация ключевого порта транзитной торговли была уже достаточно сложной в начале XV в., когда им был Брюгге, и стала еще сложнее, когда он переместился в Антверпен и Амстер­дам. Первым условием было наличие биржи. (Современное слово «биржа» и его эквиваленты в различных языках — bourse, borsa, bolsa, означающее организованный и регулируемый рынок для торговли товарами или финансовыми инструментами, происходит от названия здания для собраний купцов в Брюгге, на котором была помещена эмблема с изображением трех кошельков с деньга­ми'.) Как правило, товары, выставленные здесь, не предназнача­лись для непосредственного приобретения. Это были образцы, на

Bursa (лат.) — «кошелек».

159

основании которых можно было удостовериться в качестве това­ров. После оформления заказов товары поставлялись судами со складов. Широко использовалось предоставление кредита, и боль­шинство платежей осуществлялось с помощью финансовых ин­струментов, таких как векселя или банковские ассигнаты, вместо платежа в звонкой валюте. Банковским делом занимались в ос­новном частные компании, включая многие купеческие компании (например, компания Фуггеров, которая также занималась предо­ставлением банковских услуг), до тех пор пока в 1609 г. не был образован знаменитый Амстердамский банк. Это был акционер­ный банк, основанный под покровительством городского прави­тельства. Он был скорее обменным банком, чем эмиссионным или дисконтным: здесь можно было разместить средства и осущест­влять их переводы с одного счета на другой, но этот банк не вы­пускал банкнот и не кредитовал купцов путем учета коммерческих векселей. Его главная функция заключалась в обеспечении города и всех голландских и иностранных купцов надежными средствами платежа, и эту функцию он выполнял с успехом.

Режим колониальной торговли заметно отличался от режима внутриевропейской торговли. Торговля специями в Португальской империи была монополией короны. Португальский военный флот в два раза превосходил торговый, а все специи должны были про­даваться через CasadaIndia(«Индийский дом») в Лиссабоне. Португальским морякам разрешалось привозить другие товары, которые они впоследствии продавали — практика, которая часто приводила к опасной перегрузке судов на обратном пути, — но, строго говоря, помимо торговли, организованной и контролируе­мой государством, других торговых связей между Португалией и Востоком не существовало.

Однако ситуация за мысом Доброй Надежды была совершенно иной. Здесь португальские купцы участвовали во «внутренней торговле» (между портами Индийского океана, Индонезии и даже Китая и Японии), вступая в конкуренцию с мусульманскими, ин­дийскими и китайскими купцами. В результате запрета на прямую торговлю с Японией, наложенного китайским императором, они на время получили фактическую монополию на обслуживание торговли Китая с Японией. В торговле специями крайним восточ­ным пунктом являлся Гоа, а Лиссабон — крайним западным. Спе­ции, из которых основным по объему закупок был перец, приоб­ретались на рынках по всему Индийскому океану и на Молукк­ских островах, а затем привозились в Гоа, где загружались на шедшие в Португалию корабли под надзором королевских служа­щих. Поскольку Португалия производила мало товаров, представ­лявших интерес на восточных рынках, обратный груз состоял преимущественно из слитков золота и серебра, а также некоторого количества оружия и снаряжения. В целом, хотя торговля специя­ми была крайне выгодна для правительства, она мало способство­вала развитию или укреплению самой португальской экономики.

160

Торговля между Испанией и ее колониями носила схожий ха­рактер. В принципе торговля с колониями была монополией кас­тильской короны. Фактически правительство осуществляло ее через CasadeContratacion, организацию в Севилье, которая на­поминала по форме гильдию, но действовала под наблюдением правительственных чиновников. Все морские перевозки между Испанией и колониями осуществлялись под защитой конвоев, ко­торые отправлялись из Севильи два раза в год, весной и в конце лета, проводили зиму в колониях и возвращались как один флот следующей весной. Официальной причиной использования систе­мы конвоев была необходимость защиты перевозки драгоценных металлов от пиратов, а в военное время и от кораблей противни­ка. Это также была удобная, но неэффективная попытка предот­вратить контрабандную торговлю. Реальные масштабы контрабан­ды определить невозможно, однако они должны были быть весьма значительными с учетом того, что легальный экспорт был ничто­жен. Среднее число кораблей в конвоях во второй половине XVI в. составляло около 80 в год. Это намного меньше общего числа кораблей, занятых, например, в торговле на Балтике. В это время европейское население Нового Света насчитывало уже более 100 тыс. человек. Даже если оно в значительной степени само обеспечивало себя продуктами питания, оно все же продол­жало зависеть от европейских поставок вина и оливкового масла, не говоря уже о промышленных товарах, таких как ткани, ору­жие, орудия труда и другое оборудование. Было подсчитано, что для закупки обратного груза была необходима сумма, равная при­мерно половине стоимости официального импорта слитков драго­ценных металлов в Севилью, и еще 10% стоимости этого импорта шло на оплату морских перевозок и других коммерческих услуг. Корона, в свою очередь, требовала уплаты quintoreal(«королев­ской пятины»), но вместе с другими налогами фактически получа­ла порядка 40% от стоимости импортированного драгоценного ме­талла. Как и в случае Португалии, грандиозная Испанская импе­рия мало способствовала развитию собственно испанской экономи­ки и, в результате близорукой политики правительства, фактичес­ки тормозила его. В следующей главе мы перейдем к рассмотре­нию соответствующих вопросов, связанных с государственной по­литикой.

6-5216