камерон краткая история. 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн

• Название: 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн
• Анкор: камерон краткая история.doc
• Дата: 24.04.2017
• Размер: 12.31 Mb.
• Имя файла: камерон краткая история.doc
• Тип: Документы; #4628
• страница: 4 из 44

40

Основной единицей экономической и социальной организации в ранних земледельческих общинах была деревня, состоящая из Ю — 15 семей, с общим населением в 50 — 300 человек. Земледель­ческие деревни могут восприниматься как логические, а в некото­рых случаях, возможно, и фактические преемники групп охотни­ков позднего палеолита, хотя в среднем они были значительно крупнее ввиду лучшей приспособленности к окружающей среде. Условия жизни были несколько лучше по сравнению с условиями жизни в общинах охотников и собирателей. Обеспечение продо­вольствием стало более регулярным и предсказуемым, а жилища были, без сомнения, более удобными. Однако ввиду того, что чис­ленность населения имела тенденцию увеличиваться параллельно росту средств к существованию, земледельцы по-прежнему жили на грани выживания. Природные бедствия, такие как засухи, на­воднения или нашествия насекомых-вредителей могли нанести опустошительный урон целой деревне или группе деревень, а оседлая жизнь и более плотное население, чем у охотничьих пле­мен, сделали людей более подверженными эпидемиям. Средняя продолжительность жизни, вероятно, не превышала 25 лет.

Прежде считалось, что неолитические земледельческие дерев­ни были примерно одинаковыми по размеру и структуре до появ­ления более могущественных городов-государств в середине IV тысячелетия до н. э. Однако последние археологические от­крытия указывают на существование общин с принципиально иной структурой, чем у земледельческих деревень, которые могут быть с полным основанием названы городами (рис. 2.1). Город, открытый под холмом Чатал-Гююк в Анатолии, датируемый сере­диной VII тысячелетия до н. э., состоял из близко поставленных друг к другу домов одинаковой конструкции и размеров, постро­енных из глины и кирпичей, что предполагает хорошо организо­ванное разделение труда. Обсидиан, сырье для производства большей части используемых орудий, поставлялся из вулканичес­ких залежей, отстоящих на 70 миль. В Иерихоне, возможно, древнейшем постоянно обитаемом месте мира со следами неолити­ческих поселений, относящихся еще к VIII тысячелетию до н. э., к VII тысячелетию до н. э. была возведена огромная каменная стена. Такое достижение, конечно, превосходило возможности простой земледельческой деревни. Существуют следы других по­добных городов в районе Эгейского моря и на Ближнем Востоке; кроме того, несомненно, должны были существовать многие дру­гие, еще не открытые городские поселения, возникшие еще до по­явления цивилизации в долинах великих рек Месопотамии и Египта. Точные функции и основа существования этих протогоро-дов еще не определены. Возможно, они служили в качестве при­митивных промышленных центров и перевалочных пунктов тор­говли для близлежащих земледельческих общин. Если это так, то их существование является свидетельством гораздо более сложной

41

организации экономики (в условиях отсутствия центральной коор­динации), чем прежде считали возможным для того времени.



42 Рис. 2.1. Первые города и цивилизации.

До 4500 г. до н. э. Нижняя Месопотамия, регион между Тиг­ром и Евфратом непосредственно к северу от Персидского залива, была менее населенной, чем другие обитаемые регионы Ближнего и Среднего Востока. Ее болотистые земли, подверженные ежегод­ным речным наводнениям, не подходили для примитивного мо­тыжного земледелия эпохи неолита. Более того, земля была прак­тически безлесной; залежи строительного камня и минеральных ресурсов также отсутствовали. Однако в течение следующих ты­сячелетий этот на первый взгляд малоперспективный регион стал местом возникновения первой известной в истории великой циви­лизации, цивилизации Шумера, с высокой концентрацией населе­ния, многолюдными городами, монументальной архитектурой, а также с богатыми религиозными, художественными и литератур­ными традициями, которые оказывали влияние на другие древние цивилизации на протяжении тысячелетий. Точная последователь­ность событий, которая привела к появлению этой цивилизации,

42

неизвестна, но понятно, что экономической основой этой первой цивилизации было высокопродуктивное сельское хозяйство.

Природное плодородие аллювиальных черноземов возобновля­лось каждый год благодаря илу, остававшемуся после весенних разливов Тигра и Евфрата. Однако полное использование потен­циала этих почв требовало продуманной системы дренажа и ирри­гации, для которых, в свою очередь, были необходимы многочис­ленная и дисциплинированная рабочая сила, квалифицированное управление и надзор. Управление и надзор обеспечивал класс жрецов и воинов, которые управляли зависимым населением, со­стоящим из крестьян и ремесленников. Сбор дани, налогов и ис­пользование рабского труда давали правителям богатства, кото­рые шли на строительство храмов и других общественных здании, создание произведений искусства, а представителям правящих классов (или некоторым из них) - свободное время для создания утонченной цивилизации.

Возникновение цивилизации повлекло за собой дальнейшее разделение труда и развитие системы экономической организации. Профессиональные ремесленники полностью специализировались на производстве тканей и глиняной посуды, металлических изде­лий и других видов продукции. Появились, помимо прочих специ­алистов, профессиональные архитекторы, инженеры, врачи. Были упорядочены системы мер и весов, возникла математика и прими­тивные формы науки. Поскольку Шумер был фактически лишен иных ресурсов, кроме плодородной почвы, он торговал с другими, менее развитыми народами, чем способствовал распространению своей цивилизации. Редкость камня как для изготовления орудий, так и для строительства, возможно, ускорила переход к использо­ванию меди и бронзы. По крайней мере, медь была известна еще до появления шумерской цивилизации, но недостаточный спрос на нее со стороны неолитических земледельцев препятствовал ее ши­рокому использованию. В свою очередь, в шумерских^ городах привозному камню пришлось конкурировать с привозной медью, и медь в различных направлениях использования оказалась как более экономичной, так и более эффективной. Она ввозилась по морю через Персидский залив из Омана и по рекам с гор Анато­лии и Кавказа. С этого времени металлургия стала одной из отли­чительных черт цивилизации.

Самым большим вкладом Шумера в развитие последующих цивилизаций явилось открытие письменности, которая также воз­никла из потребностей экономики. Самые первые города, такие как Эриду, Ур, У рук и Лагаш, представляли собой храмовые го­рода. И экономическая, и религиозная организация сосредотачи­вались вокруг храма местного божества-покровителя, представ­ленного жреческой иерархией. Члены иерархии руководили рабо­тами по ирригации, осушению и сельскохозяйственным производ­ством в целом, а также наблюдали за сбором податей и налогов. Необходимость вести учет источников податей и статей их исполь-

43

зования привела к появлению простого пиктографического письма на глиняных табличках, вероятно, в районе 3000 г. до н. э. При­мерно к 2800 г. до н. э. на основе пиктографического письма раз­вилась клинописная система письменности, ставшая отличитель­ной чертой месопотамской цивилизации. Это — один из немногих в истории примеров значительных нововведений, сделанных в рамках бюрократической системы организации.

Хотя письменность появилась в ответ на нужды администра­тивного делопроизводства, она скоро нашла множество других на­правлений применения религиозного, литературного и экономи­ческого характера. На последующих этапах развития, после того как строго централизованная организация храмового хозяйства ус­тупила место большей свободе предпринимательства, глиняные таблички использовались для записи условий контрактов, долго­вых обязательств и других коммерческих и финансовых опера­ций.

Из мест своего зарождения возле северного побережья Пер­сидского залива месопотамская цивилизация распространилась к северу на земли Аккада, центром которого был город Вавилон, и затем далее на север по долинам Тигра и Евфрата. Через свои торговые экспедиции, посылаемые в поисках сырья, особенно ме­таллов и, возможно, других товаров, месопотамские города-госу­дарства стимулировали развитие зарождающихся цивилизаций Египта, Восточного Средиземноморья и региона Эгейского моря, Анатолии и долины Инда. Среди них Египет и долина Инда яв­лялись, подобно самой Месопотамии, речными цивилизациями, которые были обязаны своим существованием разливам больших рек, вдоль которых они располагались. О раннем периоде разви­тия цивилизации долины Инда известно мало, хотя она, несо­мненно, имела сухопутные и морские контакты с Месопотамией.

Египет в конце IV тысячелетия до н. э. еще оставался на нео­литической стадии развития, но его контакты с Месопотамией — особенно связи с ней Верхнего Египта через Персидский залив, Индийский океан и Красное море — стимулировали быстрое развитие всех аспектов цивилизации. К середине III тысячелетия до н. э. египетская цивилизация достигла зрелого развития систе­мы управления, искусства, религии и экономики, которые практи­чески не претерпели изменений до начала христианской эры, не­смотря на иностранные завоевания и внутренние перевороты.

Экономический фундамент империй

Одной из примечательных черт древней истории, представляв­шей особый интерес как для анналистов, фиксировавших ход со­бытий, так и для последующих историков, является возникнове­ние и падение империй. От возвышения первой великой мировой

44

империи Саргона Аккадского (около 2350 — 2300 гг. до н. э.) до падения Западной Римской империи (традиционной датой счита­ется 476 г. н. э.), история изобилует названиями империй и име­нами их правителей: Вавилония, Ассирия, хетты, персы, Алек­сандр Великий и его наследники — вот лишь некоторые примеры. (Аналогичные процессы были характерны и для периода европей­ского Средневековья, когда в VII в. и на протяжении последую­щих столетий появлялись и исчезали различные исламские импе­рии, когда терпела неудачи древняя Византийская империя, в конце концов поглощенная Османской империей в 1453 г.) Гораз­до меньше внимания было уделено экономическим основам этих империй. Каков был экономический фундамент их завоеваний и политической мощи? Какой вклад они внесли в материальный прогресс цивилизации? Какими были ежедневное существование и уровень жизни простых людей? Исторические источники, осве­щающие эти вопросы, еще недостаточно исследованы, однако с помощью косвенных (главным образом археологических) свиде­тельств, а также здравых предположений и дедукции можно сформулировать, по крайней мере, предварительные ответы.

До появления- первых великих городских цивилизаций соци­альная структура неолитических земледельческих деревень, по всей видимости, была относительно простой и однообразной. Обычаи и традиции, интерпретацией которых ведал совет старей­шин, регулировали отношения между членами общины. Представ­ления о собственности были, в лучшем случае, размытыми. Без сомнения, существовала частная собственность на орудия труда, оружие и украшения, но земля и скот находились, вероятно, в коллективной собственности. (С экономической точки зрения земля не являлась редким ресурсом, а потому не приносила рент­ных доходов.) Хотя некоторые члены общины могли иметь осо­бый статус благодаря своей мудрости, силе, мужеству или другим лидерским качествам, нет оснований говорить, что существовали какие-либо привилегированные или праздные классы. Специфика как используемой технологии, так и наличных ресурсов делали всеобщий труд необходимостью.

Напротив, в ранних храмовых городах Шумера социальная структура была определенно иерархической. Массы крестьян и неквалифицированных рабочих, составлявшие, возможно, до 90% населения, жили в состоянии личной зависимости, если не полно­го рабства; они не имели прав, собственности и т.д. Земля при­надлежала храму (или его божеству) и управлялась представите­лями божества — жрецами. Несколько позднее (но не позже на­чала III тысячелетия до н. э.) класс воинов, под предводительст­вом вождей или царей, разделил власть со жрецами или одержал верх над ними. К сожалению, подробности этого перехода от от­носительно однородного общества к стратифицированному неиз­вестны. В соответствии с марксистской теорией, это явилось ре­зультатом возникновения института частной собственности, заме-

45

нившего общую собственность, благодаря чему одна часть общест­ва стала жить за счет труда другой, т.е. за счет «эксплуатации че­ловека человеком». Хотя жрецы и воины, действительно, не уча­ствовали в экономической деятельности (за исключением выпол­нения функций управления и контроля), и в этом смысле эксплу­атировали крестьян и рабочих, сомнительно, что институт частной собственности был тесно связан с этим феноменом. Отношения собственности значительно варьировались от одного региона к другому или в одном и том же регионе в течение времени; однако ни в одной древней цивилизации частная собственность в совре­менном понимании этого слова не составляла подлинного фунда­мента общества или государства. В целом преобладали те или иные формы коллективной или государственной собственности на землю. Некоторая часть земли или ее продуктов часто выделялись для снабжения служащих или воинов; кроме того, несомненно, при­знавалось частное владение орудиями, оружием и другими пред­метами. Но право частной собственности не было абсолютным.

Более правдоподобным является предположение, что корни классовой дифференциации и политической организации следует искать в этнических или племенных различиях. Знаменательно, что шумерский язык, первый из письменных языков, не был свя­зан ни с одним из соседних семитических языков; фактически, он не связан ни с одним из известных языков. Возможно, создатели ранних шумерских городов-государств были завоевателями-при­шельцами, утвердившими свою власть над местным неолитичес­ким населением. В любом случае, из последующего развития ста­новится ясным, что богатства этих городов периодически побуж­дали их соседей, населявших соседние холмы и пустыни и стояв­ших на более низких ступенях развития, к вторжениям с целью завоевания и грабежа шумерских городов. В некоторых случаях они грабили и уходили, в других случаях они уничтожали или подчиняли себе местных правителей и устанавливали свое господ­ство над зависимым населением. Многочисленные упоминания в древней мифологии конфликтов между богами, возможно, отра­жали борьбу за господство между враждующими племенами, у каждого из которых было свое почитаемое божество. Такие смены правящих классов мало затрагивали крестьянское население, за исключением случаев, когда оно случайно становилось жертвой насилия или когда одна группа правителей более эффективно и жестоко, чем другая, собирала подати и налоги.

С развитием соседствующих друг с другом городов-государств споры о границах и воде становились дополнительными источни­ками конфликтов и войн. Самые ранние письменные шумерские источники III тысячелетия до н. э. содержат многочисленные упо­минания о смене династий, правивших в различных городах. Эко­номические соображения не были, конечно, единственной причи­ной этих столкновений. Жажда власти, господства и величия скоро заступила место чисто экономических мотивов. Саргон Ве-

46

ликий не только утвердил единое централизованное управление всеми городами Шумера и Аккада, но и распространил свои за­воевания на Иран, северную Месопотамию и Сирию, т.е. факти­чески установил контроль над всем цивилизованным миром того времени, за исключением Египта. Такие же амбиции двигали дру­гими завоевателями, включая персидского царя Кира, Александра Македонского, Юлия Цезаря и его последователей — римских императоров. Однако, каковы бы ни были мотивы завоеваний, экономический фундамент древних империй составляли грабеж, а также сбор дани и налогов с побежденных и крестьянских масс.

При таком грабительском характере древних империй можно ли говорить, что они внесли какой-либо позитивный вклад в эко­номическое развитие? В отношении технологического развития этот вклад крайне невелик. Почти все главные элементы техноло­гии, на которую опирались древние цивилизации — одомашнен­ные растения и животные, текстильное и керамическое производ­ство, металлургия, монументальная архитектура, колесо, парус­ные суда и т.д., — были изобретены или открыты в эпоху, пред­шествующую появлению письменной истории. Наиболее значи­тельным технологическим достижением II тыс. (около 1400 — 1200 гг. до н. э.) было открытие выплавки железа, авторство ко­торого, возможно, принадлежит варварским или полу варварским племенам Анатолии или Кавказа. Знаменательно, что основное применение железо в Древнем мире нашло в изготовлении ору­жия, а не орудий труда. Другие нововведения, такие как колесни­цы и специализированные военные суда, были даже в еще боль­шей степени связаны с искусством войны и завоевания.

Хотя существенные прорывы в области технологии были не­многочисленными, было сделано большое число частных техноло­гических улучшений, особенно в сельском хозяйстве, но они редко были результатом сознательной политики правительства. В течение эллинистического периода и в период Римской империи было написано множество научных трудов по различным аспектам сельского хозяйства и смежных областей (в знаменитой Александ­рийской библиотеке хранилось 50 рукописей, посвященных толь­ко искусству выпечки хлеба!), информирующих богатых земле­владельцев и их управляющих о том, как увеличить доходы с имений. Особенности климата, топографии и почв в бассейне Сре­диземного моря определяли оптимальные сельскохозяйственные методы, которые постепенно, в течение многих столетий, развива­лись путем проб и ошибок. Богатство великих речных цивилиза­ций основывалось на ирригационном земледелии, требовавшем высокой степени организации и дисциплины рабочей силы. В не­которых регионах (например, в Северной Африке и южной Испа­нии) ирригация иногда служила дополнением к другим сельскохо­зяйственным методам, однако ее распространение было по боль­шей части неэкономичным, если вообще возможным. Вместо этого развивалась техника «сухого земледелия» (как ее стали называть

47

в Америке XIX в.). При высокой интенсивности солнечного света, бедности почв и продолжительном, засушливом лете, которые ха­рактеризовали большую часть региона, землю необходимо было часто, но неглубоко вспахивать, чтобы сохранить и использовать влагу, накопленную в течение дождливого зимнего сезона. Для поддержания плодородия почвы без искусственных удобрений и при нехватке навоза поля возделывались лишь каждый второй год (двухгодичный севооборот); более того, чтобы уменьшить нежела­тельный рост сорняков, которые лишали оставленные под паром земли питательных веществ, их также приходилось вспахивать, обычно 3 или 4 раза, оптимально — до 9 раз в год. Появилось много различных вариаций этой технологии, особенно в регионах развитого садоводства, лесоводства и виноградарства. В целом, однако, соответствующие технологии были трудоемкими, т.е. тре­бовали использования значительного количества труда в расчете на единицу земельной площади. Это существенно ограничивало размеры участков, которые могли обрабатывать независимые вла­дельцы или отдельные работники, и соответственно оставляло мало возможностей налогообложения дохода. С другой стороны, там, где почвы были подходящими и имелось адекватное предло­жение рабочей силы, большие имения, использовавшие организо­ванный дешевый труд зависимых рабочих (сельского пролетариа­та) или труд рабов, могли быть доходными с точки зрения и вла­дельцев, и правительства. Вплоть до падения Римской империи эта система росла за счет предыдущей, особенно в наиболее пло­дородных регионах.

Несмотря на почти неизменную технологию, экономические до­стижения древних империй были значительны. Организованные экспедиции, отправлявшиеся с торговыми или завоевательными це­лями, более активно распространяли элементы существующей тех­нологии и вводили в сферу хозяйственного использования новые ресурсы. Кодификация гражданского права, даже если ее целью было обслуживание личных интересов просвещенных правителей или правящих классов, способствовала более стабильному функци­онированию экономики и общества. Возможно, самым важным ре­зультатом существования империй было установление порядка и единообразного законодательства на все больших территориях, что благоприятствовало росту торговли и тем самым способствовало ре­гиональной специализации и разделению труда. Выдающимся при­мером такой тенденции является Римская империя.

Торговля и экономическое развитие , в Средиземноморском регионе

На протяжении тысячелетия — приблизительно с 800 г. до н. э. до 200 г. н. э. — классические цивилизации Средиземноморского

48

мира достигли уровня экономического развития, который не был превзойден, по крайней мере в Европе, вплоть до XII —XIII вв. Ввиду отсутствия значительного технологического прогресса в ре­гионе объяснение этим достижениям следует искать в интенсивном разделении труда, которое стало возможным благодаря высокому развитию торговых связей и рынков. Торговля, конечно, не была новым явлением: можно вспомнить торговлю каменными орудия­ми и оружием в эпоху неолита и экспедиции месопотамских горо­дов и империй. Последние снаряжались государством, и далеко не всегда легко было отличить их торговую миссию от грабитель­ской. Правители соседних государств также участвовали в риту­альном обмене подарками, который по сути дела представлял собой скрытую форму бартерного обмена. Однако, учитывая вы­сокие издержки сухопутной транспортировки грузов (перемеще­ние которых осуществлялось носильщиками или вьючными жи­вотными), такая торговля была ограничена товарами, для кото­рых была характерна высокая цена на единицу веса — такими, как золото, серебро, драгоценные камни, дорогие ткани, специи и благовония, а также предметы искусства и религиозного культа. (Единственное явное исключение — перевозка меди и бронзы — на самом деле таковым не являлось, поскольку металлы предна­значались прежде всего для изготовления оружия и украшений для правящих классов, что придавало им гораздо более высокую относительную стоимость, чем сейчас.) Месопотамские цивилиза­ции достаточно рано установили контакты через Индийский океан с Египтом и долиной Инда, но эти пути не получили большого значения из-за недостатка подходящих для торговли товаров и опасности навигации в период муссонов.

С мореходством в Средиземном море дело обстояло совершен­но иначе. Уже в начале эры письменной истории (примерно в III тыс. до н. э.) на восточном берегу Средиземного моря утвер­дились народы, которые стали служить посредниками в морской торговле между развивающимися цивилизациями Месопотамии и Египта. Финикийцы были первыми профессиональными моряка­ми и торговцами. В соответствии с их преданиями, они пришли в Средиземноморье то ли из Персидского залива, то ли из региона Красного моря, и можно предположить, что они были самыми первыми посредниками между Шумером и Верхним Египтом в торговле через Индийский океан. В любом случае, они на долгое время фактически монополизировали торговлю Египта, выступая в роли агентов или поставщиков фараонов. Среди их товаров была медь с Кипра и легендарная кедровая древесина из Ливана. В связи со своей торговлей финикийцы также развивали множест­во обрабатывающих производств, включая изготовление знамени­того пурпурного красителя. Само слово «Финикия» пришло из греческого языка и означает «страна пурпура».

Ядром политической организации финикийцев являлись авто­номные города-государства, наиболее известными из которых

49

были Сидон и Тир. В большой степени зависимые от доброй воли и терпимости своих более сильных соседей, они пережили многие превратности судьбы, но на протяжении почти трех тысячелетий, вплоть до завоевания Александром Македонским, они принадле­жали к числу тех народов Древнего мира, которым принадлежало лидерство в торговле. Торговая деятельность привела их к созда­нию алфавита как более эффективной системы письменности по сравнению с иероглификой и клинописью; впоследствии алфавит был заимствован греками и римлянами у финикийцев вместе с их достижениями в области техники торговли. Для поощрения тор­говли и для уменьшения перенаселенности небольшой территории их государств финикийцы основали колонии вдоль побережья Се­верной Африки и в Западном Средиземноморье на Сицилии, Сар­динии, Балеарских островах и на побережье Испании. Одна из финикийских колоний, Карфаген, позже создала свою собствен­ную империю и вступила в борьбу с Римом за гегемонию в Запад­ном Средиземноморье. Смелые моряки и умелые торговцы, фини­кийцы плавали в Атлантику за оловом из Корнуолла и, возмож­но, обошли вокруг Африканского континента.

Другим великим торговым народом Средиземноморья были греки. В отличие от финикийцев, греки были первоначально зем­ледельцами, но каменистые почвы и гористый рельеф местности их новой родины (куда греки пришли с севера) обратил их взоры в сторону моря: морская торговля призвана была восполнить ску­дость их сельского хозяйства. Великолепные естественные заливы и многочисленные острова Эгейского моря также способствовали этому выбору. Еще в микенский период (с XIV по XII вв. до н. э.) греческих торговцев можно было встретить по всему Эгейскому морю и Восточному Средиземноморью; на западе они доходили до Сицилии. Гомеровский эпос о троянской войне, возможно, отра­жал эпизод торгового соперничества между греками и Троей, кон­тролировавшей вход в Черное море. Аналогично, легенда о Ясоне и золотом руне может описывать первое путешествие по Черному морю в поисках шерсти. После периода «темных веков», связан­ного с новой волной нашествий с севера, греческая торговля и ци­вилизация вновь оживились примерно в начале VIII в. до н. э. К этому времени Эгейское море фактически стало греческим; гречес­кие поселения появились на берегах Малой Азии и на островах. Рост численности населения при ограниченности ресурсов был, вероятно, одной из причин заселения островов и близлежащего берега Малой Азии. Однако даже это не смягчило проблем пере­населенности. В середине VIII в. греки предприняли массовые и организованные колонизационные предприятия, которые привели к основанию греческих городов по всему побережью Средиземно­го моря до современного Марселя, а также на побережье Черного моря. Концентрация греческих городов в южной Италии и Сици­лии была так велика, что этот регион стали называть Великой Грецией.

50



51 Рис. 2.2. Греческая и финикийская колонизация.
52 Помимо смягчения пресса народонаселения (и, время от вре­мени, изгнания политических оппонентов), колонизационное дви­жение служило и другим экономическим целям. Множество новых городов было расположено в плодородных сельскохозяйст­венных регионах. Таким образом, они могли снабжать метрополии зерном и другими сельскохозяйственными продуктами. Кроме того, они служили в качестве рынков или торговых центров для сбыта готовых товаров из метрополий, тем самым вводя — по­средством развития рыночных отношений — в орбиту цивилиза­ции соседние народы (главным образом неолитических земледель­цев). Метрополии обычно не стремились осуществлять политичес­кий контроль над своими колониями, однако родственные связи и экономические отношения обеспечивали прочные связи между ними. В этих условиях города материковой Греции и Малой Азии стали специализироваться в области торговли и промышленности. Выращивание зерновых уступило место винограду и оливкам, ко­торые больше подходили для греческой почвы и климата, а их ко­нечные продукты — вино и масло — имели более высокую цену в расчете на единицу веса. Греческие ремесленники, особенно гон­чары и металлисты, достигли высокого уровня мастерства, и их изделия высоко ценились по всему региону классической гречес­кой цивилизации. Греческие моряки и торговцы осуществляли перевозку грузов других государств (таких, как Египет), где мо­реходное искусство не получило распространения. Некоторые го­рода, например Афины, осуществляли выполнение множества тех торговых и финансовых функций, которые в последующие века выполняли Антверпен, Амстердам, Лондон и Нью-Йорк. Банков­ское дело, страхование, акционерные предприятия и другие эко­номические институты, которые появились в более поздние эпохи, в зачаточной форме уже существовали в классической Греции, а их корни следует искать в древнем Вавилоне.

Такое торговое и финансовое развитие было существенно об­легчено благодаря инновации, которая не имела большого техни­ческого значения, но сыграла огромную экономическую роль. Эта инновация — чеканка монеты. Деньги и монеты, конечно, не одно и то же. До изобретения металлических монет наиболее важную функцию денег — функцию меры ценности — выполняли различ­ные товары, которые служили также средством обмена. Сами они не использовались в операциях обмена, коль скоро обмениваемые товары могли оцениваться по отношению к ним. Бартерные и даже кредитные сделки осуществлялись на этой основе задолго до появления чеканной монеты. Однако монета в огромной степени упростила коммерческие операции и способствовала вовлечению в орбиту рыночных отношений индивидов и групп, которые в про­тивном случае продолжали бы существовать в рамках натурально­го хозяйства.

Как и в случае большинства изобретений Древнего мира, исто­рии не известен изобретатель монеты. Самые ранние из сохранив-

52

шихся до наших дней монет, датируемые VII в. до н. э., происхо­дят из Малой Азии. Легенды приписывают их изобретение Мида-су, царю Фригии, чье прикосновение превращало предметы в зо­лото, и Крезу, баснословно богатому царю Лидии, который был казнен Киром Великим, приказавшим залить ему горло расплав­ленным золотом. Однако, вероятнее всего, монеты были изобрете­ны каким-нибудь купцом или банкиром одного из греческих горо­дов на побережье в целях рекламы. В любом случае, их потенци­ал и для получения доходов, и для повышения престижа был вскоре признан правительствами, которые сделали чеканку моне­ты государственной монополией. Изображение правителя или символа города (например, совы Афины), отчеканенное на моне­те, удостоверяло не только чистоту металла, но и авторитет того, кто ее выпустил.

Самые ранние монеты чеканились из электрона, природного сплава золота и серебра, добывавшегося в долинах Анатолии, но из-за различий в содержании золота и серебра в электроне ему предпочитались чистые металлы. Хотя чеканились и золотые, и серебряные монеты, серебра было больше и оно было более прак­тичным для использования в торговых сделках. Ведущая роль Афин в V в. до н. э. в торговле и культуре также способствовала преимущественному употреблению серебра, по крайней мере, среди греков; на самом деле эти два явления были связаны между собой. Принадлежащие Афинам серебряные Лаврионские рудники на полуострове Аттика давали средства для строительства триер. Новый тип военного корабля решил исход борьбы греков с перса­ми, что обеспечило Афинам гегемонию в Афинском морском союзе, а Эгейское море и близлежащие территории фактически превратились в Афинскую империю. Серебро Лавриона также по­могало финансировать перманентно пассивный баланс афинской торговли (другим важным источником финансовых поступлений были морские перевозки и финансовые операции), и тем самым косвенно способствовало строительству огромных общественных зданий и памятников, составивших славу Афин. Таким образом, «Золотой век» Афин стал возможен благодаря серебру Лаврион-ских рудников.

Греческие города истощили свои силы в междоусобной борьбе, но завоевания Александра Македонского распространили гречес­кую (или эллинистическую) культуру по всему ближнему и Сред­нему Востоку. Хотя империя Александра распалась после его смерти, культурное и экономическое единство сохранилось. На греческом языке говорили на пространстве от Великой Греции до Инда. Греки занимали гражданские должности в государствах — преемниках империи Александра, а греческие купцы основывали свои торговые склады во всех важнейших городах. Александ­рия — возможно, самый большой город мира до возвышения Рима, с населением, превышавшим 500 тыс. человек, — была фактически греческим городом, являвшимся наиболее важным

53

торговым центром того времени. Через его рынки проходил не только традиционный экспорт Египта (пшеница, папирус, льня­ные ткани, стекло и т.д.), но и сотни видов товаров — как тради­ционных, так и экзотических — из различных частей света, вклю­чая слонов, слоновую кость и страусиные перья из Африки, ковры из Аравии и Персии, янтарь с Балтики, хлопок из Индии и шелк из Китая. Простое перечисление этих товаров говорит о масштабах организации торговли.
Экономические достижения и ограниченность античной цивилизации

Апогей классической цивилизации, во всяком случае в эконо­мическом отношении, пришелся на I —II вв. н. э., эпоху римской гегемонии (рис. 2.3). Рим уже впитал в себя эллинистическую культуру до того, как покорил все Средиземноморье, и вместе с нею он унаследовал — или присвоил — экономические достиже­ния и институты эллинизма.

Римляне первоначально были земледельцами (преимуществен­но мелкими), для которых было характерно высокое уважение к правам частной собственности. В ходе территориальной экспансии их внимание все больше смещалось в сферу военного дела и уп­равления, но их традиционная привязанность к земле сохраня­лась. В свою очередь, торговля не занимала высокого положения в римской системе ценностей; она была предоставлена представи­телям низших социальных слоев, иностранцам и даже рабам. Тем не менее, римская правовая система, первоначально ориентиро­ванная на регулирование жизни аграрного общества, постепенно модифицировалась путем включения в нее греческих элементов, допускала значительную свободу предпринимательства и не сдер­живала торговую активность. В частности, она обеспечивала чет­кое исполнение условий контрактов и защиту прав собственности, а также быстрое (и обычно справедливое) разрешение споров. Распространение римского права благодаря продвижению победо­носных легионов обеспечивало единообразные юридические рамки экономической деятельности по всей империи. (Некоторые регио­ны, особенно Египет, пользовались особым статусом, в рамках ко­торого их традиции и обычаи были сохранены.)

Городской характер Римской империи стимулировал развитие (и сам, в свою очередь, был результатом развития) обширной тор­говой сети и более полного разделения труда. Один лишь город Рим в эпоху максимального расцвета мог иметь население, превы­шавшее 1 млн человек. Поскольку прокормить столь значительное население за счет местных ресурсов было невозможно, был создан огромный флот для доставки пшеницы из Сицилии, Северной Африки и Египта. (Эти поставки представляли собой одно из

54


55 Рис. 2.3. Римская империя в период расцвета (около 117 г. н. э.).
56 главных исключений из правила свободного предпринимательст­ва: зерно бесплатно раздавалось 200 тыс. семей римского пролета­риата. Для того, чтобы предотвратить срыв поставок, который мог спровоцировать волнения, правительство предоставило специаль­ные привилегии агентам, обеспечивающим снабжение зерном, а временами даже само брало на себя выполнение этой задачи.) Хотя ни один другой город не мог сравниться по размерам и ве­ликолепию с Римом в период его расцвета, многие крупные горо­да насчитывали от 5 до 100 тыс. человек, а некоторые, такие как Александрия, были даже крупнее. Возможно, вплоть до XIX в. в мире не существовало региона со столь же высоким уровнем урба­низации.

Самым большим вкладом Рима в экономическое развитие был paxromana, длительный период мира и порядка в Средиземномо­рье, обеспечивший наиболее благоприятные условия для развития торговли. Хотя римские легионы были почти всегда заняты завое­ваниями новых территорий, наказанием строптивых соседей или подавлением восстаний населения подчиненных территорий, до III в. н. э. военные действия обычно происходили на периферии империи и в основном не затрагивали главных торговых путей. Пиратство и бандитизм, которые представляли серьезную угрозу торговле даже в эллинистическую эру, были почти полностью ликвидированы. Знаменитые римские дороги создавались скорее для стратегических, чем для торговых целей. Колесные транс­портные средства (кроме колесниц) использовались редко, и со­всем не использовались для дальних перевозок, хотя дороги все же способствовали развитию коммуникации и перевозки легких товаров. Однако главной транспортной артерией было Средизем­ное море, которое как никогда раньше — и редко в последую­щем — интенсивно использовалось в роли торговой магистрали.

Одним из главных последствий paxromanaбыл рост числен­ности населения. По имеющимся оценкам, население империи в период ее зенита насчитывало от 60 до 100 млн человек, причем новейшие исследования склоняются к последней цифре. К сожа­лению, мы не располагаем данными о населении соответствующе­го региона в более раннее время, например, в эпоху Александра Македонского или в период греческой колонизации в VIII в. до н. э. Однако возможно, что численность населения империи ко време­ни смерти Марка Аврелия (180 г. н. э.) увеличилась, по крайней мере, в два раза по сравнению со временем смерти Юлия Цезаря (44 г. до н. э.). Самый значительный рост имел место в Западном Средиземноморье, включая Италию, поскольку Восток уже был плотно заселен. (К примеру, население Египта, по-видимому, со­ставляло 5 млн человек еще в 2500 г. до н. э., а в I в. н. э. оно достигло порядка 7,5 млн.) В эпоху финикийской и греческой ко­лонизации земли на Западе, пригодные для пахотного земледе­лия, по большей части были совершенно необитаемы. Даже в пе­риод римской экспансии в Италии многие области полуострова

56
57 имели низкую плотность населения. Население Галлии, которая позднее станет одной из крупнейших римских провинций с насе­лением свыше 10 млн человек, ко времени начала римского завое­вания составляло, видимо, менее 5 млн человек. Северная Африка и Испания также пережили период процветания и роста числен­ности населения в первые века империи.

Вопрос о том, в какой мере одновременно с демографическим ростом увеличился уровень благосостояния, гораздо более сло­жен. Несомненно, некоторый его рост действительно имел место, что сделало возможным (и стимулировало) рост численности на­селения. Известный экономист Колин Кларк подсчитал, что ре­альные доходы «типичного» свободного ремесленника в Риме I в. н. э. приблизительно равнялись доходам британского фабричного рабочего в 1850 г. и итальянского рабочего в 1929 г. Путем экстраполяции мы можем прийти к выводу, что уровень жизни римских ремесленников был существенно выше, чем уровень жизни миллионов крестьян и городских жителей Азии, Африки и Латинской Америки в настоящее время. Однако подобные сравне­ния сопряжены со сложными концептуальными проблемами, а также статистическими ловушками. Допустим, можно (при нали­чии соответствующих статистических данных) сравнить покупа­тельную силу заработной платы различных групп населения по отношению, например, к зерну или хлебу или, быть может, по от­ношению к калорийности рациона питания. Но как оценить отно­сительный вклад в материальное или физическое благосостояние, вносимый римскими цирками или современными транзисторными приемниками и телевидением, пешим передвижением (даже по римским дорогам!) и путешествиями на метро, личном автомобиле или реактивном лайнере, или различного рода жилищами, кото­рые различаются по уровню комфорта и удобства в зависимости от климатических условий, а также по конструктивным особеннос­тям? Более того, статистика доходов «среднего» или «типичного» крестьянина или городского рабочего ничего не говорит нам об от­носительном распределении доходов.

Преобладание рабства в Древнем мире особенно усложняет проблему статистического сравнения. Абсолютное и относительное количество рабов значительно варьировалось во времени; оно воз­растало в период экспансии империи, когда было много военно­пленных и заложников, и уменьшалось впоследствии, когда импе­рия перешла к обороне. (Процентная доля рабского населения также зависела от количества вольноотпущенников и относитель­ного уровня рождаемости среди рабов и свободного населения; в целом, уровень рождаемости среди рабов был ниже.) Несомненно, часто отношение хозяев к рабам было хорошим; особенно это от­носилось к грамотным рабам-грекам, а также к рабам, служившим в качестве учителей, писарей, домашних слуг и деловых агентов. Однако большинство рабов использовалось в сельском хозяйстве

57
58 и на тяжелой физической работе, получая содержание, достаточ­ное лишь для простого выживания. Относительное количество рабов также зависело от стоимости свободного труда. Свободные люди редко были заняты на таких неприятных и небезопасных работах, как горнодобыча, но в других областях им приходилось конкурировать с крайне дешевым трудом рабов.

Другим возможным показателем благосостояния является средняя продолжительность жизни. Опять же нужно быть осто­рожным при использовании неполной и недостоверной статисти­ки, особенно потому, что она мало говорит об относительном уровне смертности от болезней и других причин среди различных социальных классов. Однако в целом можно сказать, что средняя продолжительность жизни на протяжении «Золотого века» импе­рии составляла около 25 лет — лишь немногим выше, чем в более ранних обществах, и все еще значительно ниже, чем во всех со­временных обществах, за исключением самых бедных.

«Золотой век» империи фактически представлял собой пере­ходный период. Даже до наступления хронологического рубежа, за который обычно принимают год смерти Марка Аврелия, мно­жество проблем предвещали упадок империи и ее экономики. Среди главных проблем были нападения германцев с севера, не­хватка рабочей силы и инфляция (хотя и достаточно умеренная). Все эти проблемы значительно обострились в III в. н. э., особенно инфляция, связанная с постоянным обесценением монеты в инте­ресах казны, расходы которой всегда превосходили доходы. Од­нако инфляция была симптомом более фундаментальных эконо­мических проблем. Император Диоклетиан пытался решить их в самом начале IV в. н. э., введя законодательный контроль за це­нами и заработной платой и реорганизовав бюрократию и финан­совую систему. Реформы Диоклетиана и его преемника Констан­тина укрепили на время имперскую структуру, но они не касались фундаментальных проблем; на самом деле они их углубили.

Двумя столпами экономики Римской империи были сельское хозяйство и торговля. Сельскохозяйственные излишки (превыше­ние производства над потребностями земледельца и его семьи), будучи небольшими в каждом отдельном хозяйстве, в целом ока­зывались значительными, будучи мобилизованными в имперский бюджет через налоги. Они давали средства для содержания армии, имперской бюрократии и городского населения. Однако эффективность управления этими излишками зависела от состоя­ния торговых потоков в империи. Вторжения и грабительские рейды варваров наносили урон торговле, однако, быть может, еще более важной проблемой были неэффективность и коррупция самого имперского правительства. Пираты опять появились на море, а разбойничьи шайки контролировали горные пути. Случа­лось, что мирных торговцев грабила сама армия.

58
59 Налоги постоянно возрастали, но на распределение их бреме­ни оказывали влияние льготы, предоставляемые властями. Мно­гие большие имения, собственность знати, были освобождены от налогообложения, что привело к росту налогового бремени для тех, кто в наименьшей степени был способен его нести. В период инфляции в III в. н. э., когда налоговые поступления системати­чески оказывались недостаточными для финансирования расходов государства на содержание армии и бюрократического аппарата, правительство возобновило практику сбора налогов в натуральной форме, которую Диоклетиан превратил в постоянную систему по­датей. Хотя эта крайняя мера достигла своей цели в краткосроч­ном периоде, она подорвала саму основу экономической системы империи. Производство для рынка упало. Земледельцы, в том числе даже собственники небольших земельных наделов, покида­ли землю и уходили под опеку крупных землевладельцев, чьи имения, не облагаемые налогами, как следствие, росли. Более того, в связи с сокращением торговли и снижением численности городского населения из-за недостатка продовольствия, большие имения становились все более самодостаточными и не только про­должали обеспечивать себя продуктами питания, но и заводили собственные металлообрабатывающие, текстильные и другие про­изводства, тем самым отбирая у городов их экономические функ­ции. Так закрутилась опасная спираль сжатия.

Попытка Диоклетиана зафиксировать уровни заработной платы и цен имперским эдиктом потерпела почти полное фиаско несмотря на суровые наказания, которым подвергались его нару­шители. В 332 г. правительство приняло еще более жесткое реше­ние, предусматривающее прикрепление земледельцев к обрабаты­ваемой ими земле и вводящее принцип обязательного наследова­ния профессионального статуса в земледелии, ремесле, торговле и даже городской администрации. Так же, как и сбор податей в на­туральной форме, эта мера имела определенный краткосрочный успех, но для экономической системы она оказалась еще более гу­бительной. Экономика возвращалась к натуральному хозяйству, численность населения сокращалась, города пустели, а крупные виллы становились все более похожи на укрепленные замки. К концу IV в. Западная Римская империя стала напоминать опус­тевшее здание, разрушающееся под тяжестью собственных кон­струкций.

Падение Римской империи и упадок (или регресс) классичес­кой античной экономики представляли собой самостоятельные, хотя и взаимосвязанные явления. Если бы экономика смогла отве­тить на запросы, предъявляемые ей растущей паразитической им­перской бюрократией и армией, империя могла бы просущество­вать еще тысячу лет — как это удалось сделать Восточной Рим­ской (или Византийской) империи.

59 В свою очередь, если бы им­перия, т.е. институциональная структура, в рамках которой функ-60-ционировала экономика, продолжала обеспечивать достаточную защиту от внешних и внутренних угроз, необходимую для мирной хозяйственной деятельности, и эффективное отправление правосу­дия, то не существовало бы очевидных причин, которые помеша­ли бы ей функционировать при династии Северов или при Дио­клетиане столь же эффективно, как при династии Антонинов.

60 Од­нако на практике ни одно из этих условий не было соблюдено.

Но наиболее фундаментальной причиной ограниченности и в конечном итоге падения классической античной экономики, выхо­дящей за рамки непосредственных причин упадка Рима, являлось отсутствие технологического развития. Эта технологическая сте­рильность представляла собой очевидный контраст с культурным блеском, по крайней мере, некоторых периодов существования античной цивилизации. Даже сегодня классическое искусство и литература являются образцами, с которыми соизмеряются совре­менные работы. Значительный прогресс был достигнут в филосо­фии, математике и ряде других отраслей науки. Древним были известны некоторые свойства пара, хотя они применялись только в игрушках и устройствах, предназначенных для введения в за­блуждение легковерных. Водяное колесо и ветряная мельница были изобретены, по крайней мере, в I в. до н. э., но не получили широкого распространения в Европе до периода Средних веков. Римское инженерное искусство проявилось в строительстве дорог, акведуков, купольных зданий, но не в создании трудосберегаю­щих приспособлений. Очевидно, что вклад Античности в развитие технологии был незначителен отнюдь не в силу отсутствия твор­ческих талантов.

Объяснение, по-видимому, связано с социально-экономической структурой и с системой отношений и стимулов, которые она по­рождала. Наиболее продуктивная работа выполнялась или раба­ми, или зависимыми крестьянами, статус которых мало отличался от статуса рабов. Даже если они и имели возможность улучшить технологию, они получили бы от подобных улучшений мало выго­ды как в смысле дохода, так и в смысле сокращения трудовых усилий. Члены привилегированных классов посвящали себя войне, управлению, искусству и науке или просто демонстратив­ному потреблению. У них было мало склонности и опыта экспе­риментировать со средствами производства, поскольку труд счи­тался уделом низших классов. Архимед был гениальным ученым, который откровенно пренебрегал практическими применениями науки; его единственной уступкой практике было создание меха­нической катапульты для защиты (безуспешной) его родных Си­ракуз от римлян. Аристотель, который имел, быть может, наибо­лее полные энциклопедические знания среди древних ученых и философов, полагал, что различие между господами и рабами биологически детерминировано.

60 С его точки зрения, тот факт, что рабы должны обеспечивать своим господам досуг для занятий ис-61-кусством и наукой, являлся частью естественного порядка вещей.

61 Апостол Павел писал, что господа и рабы должны принять свое нынешнее положение, поскольку царство земное может существо­вать лишь в том случае, если одни люди будут свободными, а другие — рабами. В свете таких взглядов неудивительно, что раз­работке методов облегчения тяжелого труда или улучшения поло­жения зависимых масс уделялось так мало внимания и усилий. Общество, основанное на рабстве, может создать шедевры искус­ства и литературы, но не может обеспечить устойчивый экономи­ческий рост.