камерон краткая история. 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн

• Название: 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн
• Анкор: камерон краткая история.doc
• Дата: 24.04.2017
• Размер: 12.31 Mb.
• Имя файла: камерон краткая история.doc
• Тип: Документы; #4628
• страница: 7 из 44

Возрождение городской жизни

Численность населения городов начала сокращаться еще до па­дения Римской империи. В период раннего Средневековья в Се­верной Европе многие города были совершенно оставлены жите­лями, а другие почти опустели, и из их населения остались лишь несколько светских или церковных администраторов со своими вассалами, которые получали продовольственное снабжение из близлежащих деревень, часто из своих собственных поместий. Торговля на дальние расстояния велась в основном предметами роскоши (включая рабов), предназначенными для дворов свет­ской и духовной знати. Ее осуществляли иностранцы, преимуще­ственно сирийцы и евреи, которым знатные покупатели гаранти­ровали особую защиту и пропуска для проезда.

В Италии, несмотря на то, что в годы вторжений и грабежей города сильно пострадали и численность их населения сократи­лась, городская традиция сохранилась. До XI в. политические, культурные и экономические контакты Италии с Византией (а после VII в. — с исламской цивилизацией) были настолько же прочными (или даже более прочными), как и контакты с Север­ной Европой. В результате итальянские города стали выступать в качестве посредников в торговле между более развитым Востоком и бедным и отсталым Западом. Такая позиция приносила им вы­году и в прямом, и в переносном смысле слова. Главными торго­выми посредниками в VI —IX вв. были Амальфи, Неаполь, Гаэта и другие портовые города южной Италии, которые поддерживали политические связи с Константинополем, но находились в доста­точном отдалении от имперских властей. Быстро развивалась в качестве торгового порта Венеция, буквально вынужденная обра­титься к морю и к морской торговле вследствие вторжения ланго­бардов в VI в., которое отрезало ее от земледельческих районов на материке. Пиза и Генуя также стали развивать свой морской флот, чтобы защищаться от набегов мусульман в X в. Их «контр-

81

атака» была настолько успешной, что скоро они распространили свое господство на все Западное Средиземноморье.

Рост начался с портовых городов, но не ограничился ими. Рав­нины Ломбардии и Тосканы составляли естественную материко­вую периферию Венеции, Генуи и Пизы. Они также являлись од­ними из наиболее плодородных сельскохозяйственных районов Италии и унаследовали древнюю городскую традицию Рима. С ростом производительности сельского хозяйства и обусловленным им увеличением численности городского населения многие крес­тьяне мигрировали в города, старые и новые, где они получали новые профессии в торговле и промышленности. Милан являлся выдающимся примером такой тенденции в Ломбардии, Флорен­ция — в Тоскане, но были и многие другие города, меньшие по размерам, но столь же бурно развивавшиеся (рис. 3.2). Взаимо­действие между городом и деревней было очень интенсивным. Из­быток сельского населения уходил в города, а новые городские жители, в свою очередь, обеспечивали рост спроса на продукцию сельского хозяйства. Под давлением рыночных сил манориальная система, предназначенная для самообеспечения села, начала рас­падаться. Еще в X в. трудовые повинности арендаторов были за­менены денежной рентой. Вскоре после этого сеньоры начали от­давать в аренду или продавать свои поместья фермерам. Манори­альная система открытых полей была разрушена, поля огоражива­лись и подвергались интенсивной обработке, часто предусматри­вавшей и обильное удобрение почв. Многие из новых сельских предпринимателей были городскими жителями, которые применя­ли к своей земле, купленной или арендованной, те же методы тщательной калькуляции издержек и доходов, которые они ис­пользовали в коммерческой деятельности.

Как мы видели, «теоретики» феодальной системы не отводили в ней места городским жителям. Некоторые короли и другие крупные феодалы пытались относиться к городам как к вассалам, но потребности городского самоуправления, требования купцов о предоставлении свобод, на которые не могли претендовать другие подданные сеньоров, и прежде всего претензии богатых горожан на особый общественный статус не укладывались в феодальную иерархию. В северной Италии наиболее удачливые купцы объеди­нялись между собой, а иногда и с живущими в городах мелкими дворянами, которые также могли заниматься торговлей. Они со­здавали объединения для ведения городских дел, защиты своих интересов и решения споров без обращения в феодальный суд. Со временем эти добровольные объединения превращались в город­ские правительства, называемые коммунами. Они договаривались с сеньорами о предоставлении им свобод или боролись за них. Еще в 1035 г. Милан завоевал свободу силой оружия.

82 Более того, в Италии, в отличие от других регионов Европы, города оказа­лись достаточно сильными для того, чтобы распространить свою власть на прилегающую сельскую округу, подобно полисам греко-83-римского мира. Карта Италии к северу от Тибра в XIII в. представляла собой мозаику городов-государств и контролируемых ими территорий. В 1176 г. Ломбардская лига городов разбила армию императора Фридриха Барбароссы, отстояв свою свободу и независимость.

83 Рис. 3.2. Города-государства северной Италии в 1200 г.
83 В других частях Европы развитие городов началось позже и было менее интенсивным, чем в северной Италии. Большие и малые города выросли в Нидерландах и прирейнских землях, были разбросаны по всей северной Франции, Провансу и Катало­нии. Локаторы Германии и Восточной Европы даже привозили с собой в неосвоенные регионы планы устройства городов. Однако за некоторыми исключениями эти города по размеру и численнос­ти населения не могли соперничать с городами северной Италии.

83
Наиболее важно то, что им не удалось даже приблизиться к той степени автономии или независимости от местных князей, кото­рую завоевали североитальянские города. К концу XIII в. в Ми­лане было около 200 тыс. жителей, население Венеции, Флорен­ции и Генуи несколько превосходило 100 тыс., а в ряде других итальянских городов было от 20 до 50 тыс. жителей; в Северной же Европе лишь несколько городов смогли достичь последней цифры. Париж, который совмещал функции столицы, местопре­бывания королевского двора, торгового, промышленного и уни­верситетского центра, возможно, был равен по численности насе­ления Милану, хотя некоторые исследователи сомневаются, что его население превосходило 80 тыс. человек. Даже в 1377 г. насе­ление Лондона составляло не более 35 — 40 тыс., а население Кельна, самого большого города Германии, насчитывало примерно столько же.

Единственным регионом, который мог сравниться с северной Италией по степени развития городов, являлись южные Нидер­ланды, особенно Фландрия и Брабант. Хотя Гент, самый крупный город, имел в начале XIV в. только около 50 тыс. человек, горо­жане составляли около одной трети от всего населения региона, примерно столько же, сколько и в северной Италии. Были и дру­гие сходные черты. Эти два региона не только имели самое боль­шое городское население, но и плотность его была самая высокая в Европе. Их сельское хозяйство было наиболее развитым и ин­тенсивным, и на их территории располагались наиболее важные торговые и промышленные центры. Естественно возникает вопрос: были ли обусловлены переезд людей в города и их обращение к торговле и промышленности тем, что для них более не было места в деревнях, или же развитие торговли и городов с их потенциаль­но емкими рынками стимулировало земледельцев производить больше и при растущем уровне производительности? На этот во­прос нет определенного ответа; несомненно, оба эти фактора ока­зывали взаимное влияние друг на друга. Но тот факт, что сель­ское хозяйство всегда было более производительным вблизи горо­дов, чем в чисто сельскохозяйственных районах, указывает на важную роль городского спроса и городских рынков. Поэтому не­обходимо более подробно рассмотреть развитие и сущность ры­ночного механизма.

Торговые потоки и методы торговли

Наиболее престижной и выгодной торговлей, без сомнения, была та, которая стимулировала возрождение торговых связей между Италией и Левантом. Еще до того, как итальянцы устано­вили над ними свой контроль, эти торговые пути использовались восточными купцами для доставки предметов роскоши к западным

84

королевским дворам. После того, как итальянцы вытеснили с этих торговых путей своих соперников, предметы роскоши — специи с Молуккских островов, шелк и фарфор из Китая, парча из Визан­тии, драгоценные камни и т.д. — по-прежнему преобладали в тор­говых потоках, идущих с Востока на Запад, однако к ним добави­лись и другие товары, такие как квасцы из Малой Азии и хлопок-сырец из Сирии. В противоположном направлении шли грубые ткани из шерсти и льна, меха из Северной Европы, металличес­кие изделия из Центральной Европы и Ломбардии, стекло из Ве­неции. Венецианцы торговали с Византией с самого начала своей истории, однако в конце XI в. они сумели добиться торговых при­вилегий в обмен на помощь, которую они оказали в борьбе против турок-сельджуков. В результате они получили свободный доступ во все порты империи без уплаты пошлин и других налогов — привилегия, которой не имели даже сами византийские купцы.

Тем временем Генуя и Пиза, вытеснив мусульман с Корсики и Сардинии, нанесли удар по их форпостам в Северной Африке, разграбили их города и добились привилегий для своих кораблей и купцов. Впоследствии Генуя одержала верх над Пизой в борьбе за господство над Западным Средиземноморьем и бросила вызов Венеции в борьбе за контроль над Восточным. В период кресто­вых походов итальянские города, сообща или в соперничестве друг с другом, усилили свое проникновение в Левант. Они осно­вали колонии и привилегированные анклавы от Александрии вдоль Палестинского и Сирийского побережья до Малой Азии, Греции, предместий Константинополя, а также по всему побере­жью Черного моря от Крыма до Трапезунда. Генуэзские корабли, выстроенные прямо на месте, плавали даже по Каспийскому морю и Персидскому заливу. Падение Иерусалимского королевства и провал крестовых походов мало повлияли на итальянские пози­ции на Востоке. Напротив, итальянцы заключили договоры с ара­бами и турками и продолжали обычную торговлю.

Особым, экзотическим направлением восточной торговли, про­цветавшим с середины XIII до середины XIV вв., была торговля с Китаем. В течение этого периода Монгольская империя, наибо­лее обширная из когда-либо существовавших континентальных империй, простиралась от Венгрии и Польши до Тихого океана. Монгольские правители, несмотря на их негативную репутацию, приветствовали христианских миссионеров и западных купцов. В этой торговле опять же преобладали итальянцы, имевшие свои ко­лонии в Пекине и других китайских городах, а также в Индии. В купеческих итинерариях содержались детальные описания ма­ршрутов — через Туркестан, по «Великому шелковому пути», через Персию или морем по Индийскому океану — и давались по­лезные советы относительно того, какие товары будут пользовать­ся спросом. Отчет Марко Поло о его путешествиях был одним из первых бестселлеров в Европе.

85


86 Рис. 3.3. Средневековая экономика и период ее расцвета.
87 На другом конце Средиземноморья торговля была более про­заической. Она, конечно, включала специи и другие предметы роскоши с Востока, но более важной, по крайней мере для ита­льянцев, была торговля сицилийским зерном. За исключением пе­риодов войн и блокад, это был постоянный товарный поток, необ­ходимый для выживания бедных хлебом итальянских городов-го­сударств. Кроме того, другие традиционные товары, такие как соль, сухая рыба, вино, масло, сыр и сухофрукты перемещались из районов, специализировавшихся на их производстве (или тех, где наблюдался их временный избыток), в те, где существовали их постоянный дефицит или временная нехватка. Несмотря на от­носительно низкую скорость коммуникаций, бдительность купцов и активность рынков обеспечивали удовлетворение спроса. Хотя господство в этой торговле принадлежало крупным итальянским портовым городам, они более или менее добровольно делили кон­троль над ней с каталонскими, испанскими, провансальскими, на-рбоннскими и даже мусульманскими торговцами (см. рис. 3.3).

Северные моря, хотя и играли меньшую роль в торговле, в пе­риод Средних веков стали приобретать все большее значение. В раннее Средневековье фризы были главными агентами в торговле на берегах Северного моря и вверх по течению ближайших рек. По мере развития торговых путей на Балтике фризы уступили место скандинавам, но в конце Средневековья крупные немецкие торговые города, объединенные в Ганзу (которую часто непра­вильно называют Ганзейским союзом), захватили господство над торговлей и на Балтийском, и на Северном морях.

Ганза, которая в конечном итоге стала объединять почти 200 городов, была официально оформлена лишь в 1367 г., в ответ на угрозу короля Дании ограничить ее деятельность. Однако этому предшествовали многие годы неформального сотрудничест­ва немецких купцов в иностранных городах. Например, в Вене­ции существовал «Немецкий двор», который предоставлял немец­ким купцам не только ночлег и пристанище, но также советы и помощь в торговле. В Лондоне «Стальной двор» (Stalhof), район, населенный германскими купцами, получил права экстерритори­альности и самоуправления еще в 1281 г. Подобные немецкие ко­лонии существовали в Брюгге, Бергене (Норвегия), Висби (ост­ров Готланд) и повсюду в Прибалтике, а также в Новгороде — крупном русском торговом городе. Рига, Мемель, Данциг и дру­гие прибалтийские города были полностью немецкими, основан­ными в виде анклавов на чужой территории. Они торговали зер­ном, строевым лесом, корабельными и другими товарами, произ­веденными немецкими колонистами на прибалтийских землях, осуществляя поставки в города, выросшие вокруг Северного моря.

Еще в XII в. региональная специализация производства стала отличительной чертой средневековой экономики. Наиболее извест­ный пример — винная торговля Гаскони, центром которой был Бордо. Другим примером может служить фламандская шерстяная

87

промышленность, которая в большой степени зависела от поста­вок сырой шерсти из Англии, а земли Балтийского региона стали самым важным источником зерна для снабжения многочисленных нидерландских городов. Португальские, французские и англий­ские корабли доставляли соль и вино на север Европы, возвраща­ясь с грузом сухой и соленой рыбы.

И сейчас перевозки грузов наземным транспортом в среднем обходятся дороже, чем водным; тем более это было справедливо для времени, когда еще не были изобретены паровой двигатель и двигатель внутреннего сгорания. По этой причине в доиндустри-альную эру морская торговля играла огромную роль. Однако в Средние века существовало одно значительное исключение из этого правила — торговля между Северной и Южной Европой, особенно торговля северной Италии с Германией и Нидерландами. До того, как в конце XIII в. и в XIV в были произведены улуч­шения в конструкции судов и навигационной технике, имевшие революционные последствия в XV в., морской путь между Среди­земным и Северным морями был опасен и не слишком выгоден. По этой причине торговые потоки через альпийские перевалы (Бреннер, Сен-Готард, Симплон, Сен-Бернар и другие) были более активными, чем через Гибралтарский пролив, несмотря на все сложности и препятствия. Феодалы, через земли которых про­ходили торговые пути, изгнали грабителей и улучшили дороги, за пользование которыми они взимали пошлины; уровень последних держался на разумном уровне вследствие конкуренции со стороны альтернативных торговых путей. Религиозные братства организо­вали места отдыха и спасательные службы, наиболее известными символами которых являются собаки породы сенбернар с бочонка­ми бренди, прикрепленными к ошейнику. Профессиональные ком­пании перевозчиков и погонщиков мулов обеспечивали транспор­тировку грузов в условиях оживленной конкуренции между собой. Наиболее важными торговыми центрами на южном конце пути были города Ломбардской равнины, особенно Милан и Веро­на. На севере было множество пунктов назначения — от Вены и Кракова на востоке до Любека, Гамбурга и Брюгге на крайнем се­вере и западе. Но большая часть товаров переходила в другие руки на ярмарках или рынках Лейпцига, Франкфурта и особенно четырех ярмарочных городов Шампани.

Ярмарки Шампани возникли в XII в. как наиболее важные в Европе места встреч купцов с севера и юга. Под покровительст­вом шампанских графов, которые обеспечивали торговые площади и особые коммерческие суды, а также защиту купцов в пути, яр­марки продолжались почти весь год, переходя из одного из четы­рех городов в другой. Расположенные примерно на полпути между двумя наиболее развитыми районами Европы, северной Италией и Нидерландами, города Ланьи-сюр-Марн, Бар-сюр-Об, Провен и Труа служили местом встречи и заключения сделок для купцов из этих регионов. Кроме того, они также играли свою

88

роль в торговле северной Германии с южной Францией и Пире­нейским полуостровом. Коммерческая практика и техника, кото­рая развивалась в этих городах, — например, переводные векселя (letters of fair) и другие кредитные инструменты, а также зарож­дение коммерческих судов оказали влияние более глубокое и дли­тельное, чем сами ярмарки. Даже после их упадка как торговых центров эти города продолжали многие годы служить в качестве финансовых центров.

В последние десятилетия XIII в. морские перевозки из Среди­земного моря в Северное стали все более частыми. Во втором де­сятилетии XIV в. Венеция и Генуя организовали постоянный еже­годный конвой, знаменитый Фландрский флот. Эти морские кара­ваны перевозили товары из средиземноморских портов прямо на крупные постоянные рынки Брюгге (а впоследствии Антверпена), тем самым подрывая некоторые функции шампанских ярмарок. Хотя наземная торговля и не прекратилась полностью (в XV в. Женева играла роль, схожую с прежней ролью Шампани), нача­лась новая фаза в развитии экономических связей между Север­ной и Южной Европой. Она была связана не только с использо­ванием новых торговых путей и новых транспортных средств, но также с изменением как масштабов торговли, так и механизмов ее организации. Большие торговые и финансовые компании, бази­рующиеся в крупнейших итальянских городах и имеющие отделе­ния по всей Европе, заменили индивидуальных купцов в качестве главных агентов торговли. Это новшество, иногда называемое «торговой революцией», сыграло решающую роль в последующий период европейской экспансии, который начался в XV в.

В каролингскую эпоху купцы обычно были иностранцами — «сирийцами» (так называли почти всех уроженцев Леванта) и ев­реями. С возрождением торговли в X в. европейские купцы стали расширять свою нишу, но почти до середины XIII в. они остава­лись странствующими. Они вели тяжелую жизнь, которая требо­вала физической силы, выносливости, мужества, а также сообра­зительности. По наземным путям купцы часто передвигались ка­раванами, возя с собою собственное оружие или нанимая охрану от грабителей. Передвигаясь по морю, они также должны были быть вооружены против пиратов; кроме того, они подвергались опасности возможного кораблекрушения. Нет ничего удивительно­го в том, что такие купеческие путешествия назывались «авантю­рами».

Простейшая форма торговли заключалась в том, что купец ра­ботал за свой счет, и весь его капитал состоял из перевозимых то­варов. Однако уже очень рано вошла в употребление форма парт­нерства (commendа): один купец, возможно, слишком пожилой для трудного путешествия, давал капитал другому, который и от­правлялся в поездку. Прибыль от предприятия делилась между ними; обычно три четверти получал владелец капитала и одну четверть — его партнер. Такие партнерства обычно практикова-

89

лись в морской торговле по Средиземному морю, но они получили распространение также и в сухопутной торговле. Как правило, такие партнерства создавались на одну поездку, но за удачным предприятием зачастую следовало заключение следующего кон­тракта между теми же партнерами. Иногда владелец капитала мог устанавливать место назначения и обратный груз, которым он на­меревался распорядиться по своему усмотрению. Но нередко, осо­бенно если в роли партнера, предоставляющего капитал, выступа­ли вдовы, светские или религиозные институты, или попечители, действующие в интересах детей или сирот, все ключевые вопросы решал партнер, непосредственно осуществляющий торговые опе­рации. В Генуе и других итальянских городах еще в XII в. многие из тех, кто не занимался активной торговой деятельностью, вкла­дывали в торговлю свои средства через механизм подобных парт-нерств.

По мере роста торговли и развития коммерческой практики по­явился новый вид организации бизнеса — verasocietu, или ком­пания на доверии, — которая стала соперником партнерства и иногда вытесняла его. Такая компания имела несколько, иногда множество партнеров и часто действовала одновременно во мно­гих городах Европы. Особенно часто эту форму использовали итальянцы. Из центров во Флоренции, Сиене, Венеции или Ми­лане они могли управлять филиалами в Брюгге, Лондоне, Пари­же, Женеве и других городах. Они часто совмещали торговлю с банковским делом. Компании Барди и Перуцци из Флоренции были самыми крупными предпринимательскими организациями в мире до появления великих привилегированных (chartered) компа­ний XVII в. Однако обе эти компании обанкротились в 1340-х гг. в результате предоставления чрезмерных кредитов Эдуарду III Анг­лийскому и другим монархам-должникам. Помимо осуществления торговли через сеть филиалов, эти компании имели свои собствен­ные корабли и караваны мулов, а некоторые владели разработками металлов и других полезных ископаемых (или арендовали их).

Более мелкие торговцы, которые не имели средств для приоб­ретения собственного корабля, изобретали другие средства сокра­щения рисков дальней торговли. Владельцы судов могли сдавать их в аренду нескольким купцам, которые вели самостоятельную торговлю, но объединяли капиталы для аренды корабля. Другой вариант заключался в том, что отдельный предприниматель мог арендовать корабль, а затем сдать часть его площади в субаренду другим купцам. Были изобретены различные инструменты при­влечения капиталов в морскую торговлю для того, чтобы дать сто­ронним инвесторам возможность участвовать в прибыли, не всту­пая в партнерство и не нарушая законы против ростовщичества. К концу XIII в. стало обычным явлением страхование в морской торговле.

Банковское дело и кредит были непосредственно связаны со средневековой торговлей. Примитивные депозитные банки, по-

90

явившиеся в Венеции и Генуе еще в XII в., первоначально зани­мались лишь приемом вкладов, однако вскоре стали осуществлять операции по переводу средств с одного счета на другой на основа­нии устного или, реже, письменного распоряжения клиента. Хотя закон запрещал предоставлять в кредит средства сверх суммы имеющихся депозитов, привилегированным клиентам банки выда­вали ссуды сверх их депозитов, тем самым создавая новые сред­ства платежа. Подобные банки существовали только в главных коммерческих центрах. За пределами Италии такими центрами были Барселона, Женева, Брюгге и Лондон. (Ломбард-стрит, сердце современного финансового района Лондона, получила свое название в связи с тем, что на ней держали офисы многие ита­льянские банкиры.) Вне этих центров частные банкиры для фи­нансирования торговли на дальние расстояния осуществляли про­дажу и покупку переводных векселей. Из-за значительного риска и высоких издержек перевозки монет и слитков купцы предпочи­тали продавать товары в кредит, вкладывая деньги в обратный груз и получая доход в денежной форме после его продажи. Фак­тически все сделки на шампанских ярмарках осуществлялись в кредит. К окончанию одной ярмарки сальдо платежей переводи­лось на другую посредством переводного векселя. Хотя перевод­ные векселя возникли для обслуживания торговли товарами, в ко­нечном итоге они стали использоваться как чисто финансовые ин­струменты, не имеющие прямой связи с товарными потоками.

Другой причиной расширения кредита являлось многообразие денежных единиц и денежных систем. Большинство регионов За­падной Европы использовали каролингскую денежную систему с подразделением денежных единиц по аналогии с фунтами, шил­лингами и пенсами (по-латыни libra, solidus, denarius), но это внешнее единство скрывало все возраставшее разнообразие денеж­ных единиц. Ценность генуэзской лиры отличалась от ценности английского фунта, французского ливра и даже миланской или пизанской лиры. Еще более важным было то обстоятельство, что «фунты» и «шиллинги» были исключительно расчетными денеж­ными единицами; монеты такого номинала не чеканились до конца Средних веков. Наиболее употребляемыми монетами в XI — XII вв. были пенни (и их аналоги в различных странах). Они не только были неудобны для совершения крупных платежей, но и чеканились различными субъектами — королями, герцогами, гра­фами, даже монастырями, отличаясь различной величиной, весом и содержанием серебра. Более крупные серебряные монеты вошли в употребление примерно в начале XIII в., но и они также стра­дали от отсутствия единообразия и в весе, и в содержании сереб­ра. Испытывающие потребность в финансовых средствах монар­хи, чьи налоговые доходы были недостаточны для покрытия рас­ходов, часто прибегали к порче монеты. В этих условиях денеж­ные менялы, знавшие ценность различных типов монет, выполня­ли важную функцию на ярмарках и в торговых городах. Из их

91
рядов вышло много банкиров. Не раньше второй половины XIII в. Европа, наконец, обрела по-настоящему устойчивую валю­ту, знаменитый золотой флорин, впервые выпущенный во Фло­ренции в 1252 г. (Генуя ввела в обращение схожую монету не­сколькими месяцами ранее, но она не завоевала популярности. В 1284 г. Венеция также начала чеканить золотые монеты, дукаты или цехины, которые широко использовались — и имитирова­лись — в Восточном Средиземноморье.) Флорин идеально подхо­дил для торговых целей: он имел устойчивую ценность и относи­тельно большой номинал. Но к тому времени, когда он появился, кредит уже стал неотъемлемой частью коммерческой деятельности.

Промышленная технология и начало использования механической энергии

Хотя обрабатывающая промышленность в значительной степе­ни уступала сельскому хозяйству по численности занятых, роль этого сектора средневековой экономики была весьма заметной. Более того, в течение веков она устойчиво росла. Возможно, в пе­риод раннего Средневековья произошел некоторый регресс в тех­нических знаниях — например, в области архитектуры и стро­ительства, но уже к 1000 г. средний уровень технологии был, по крайней мере, столь же высоким, как и в эпоху Античности. Впоследствии инновации стали появляться все чаще, так что с точки зрения истории технологии сколько-нибудь существенного разрыва между Средневековьем и Новым временем не существует.

Самой крупной и наиболее распространенной отраслью про­мышленности, без сомнения, было производство тканей, хотя раз­личные отрасли строительства, взятые вместе, могли приближать­ся к нему, занимая прочное второе место. Ткани изготавливались во всех странах, во всех провинциях и почти во всех домохозяй-ствах Европы, но к XI в. некоторые регионы определенно начали специализироваться на их производстве. Среди них наиболее важ­ным была Фландрия, близлежащие регионы северной Франции и территории, входящие ныне в состав Бельгии. Другими важными центрами были северная Италия и Тоскана (в одной Флоренции в XIV в. в производстве тканей было занято несколько тысяч ра­бочих), южная и восточная Англия и южная Франция. Шерсть являлась важнейшим сырьем, а шерстяные ткани — наиболее важным промышленным продуктом. Различия в типах и качестве тканей, производимых в различных регионах, способствовали раз­витию активной внутриевропейской торговли. Кроме шерстяных, во многих регионах, особенно во Франции и в Восточной Европе, производились льняные ткани. Производство шелковых и хлопча­тобумажных тканей ограничивалось Италией и мусульманской Испанией.

92

Хотя наиболее квалифицированные рабочие, такие как кра­сильщики, валяльщики, стриголыцики и даже ткачи были органи­зованы в ремесленные цеха, в промышленности доминировали купцы (также организованные в гильдии), которые осуществляли поставки сырья и продавали готовую продукцию. Менее квалифи­цированные рабочие, включая прядильщиков, не имели собствен­ной организации и обычно работали непосредственно на купцов. Во Фландрии и Англии эти купцы-предприниматели раздавали сырье ремесленникам, которые работали у себя дома или в собст­венных мастерских. В Италии, напротив, ремесленники работали в мастерских под надзором мастеров (supervisors). Производи­тельность труда по сравнению с эпохой Античности возросла в не­сколько раз в результате трех взаимосвязанных технических ново­введений: педального станка, заменившего простой ручной ткац­кий станок, прядильного колеса, заменившего прялку, и водяной мельницы для валяния шерсти. Авторство этих изобретений неиз­вестно, но они удивительно быстро распространились по всей Ев­ропе в начале XII в. Снижение издержек производства являлось, несомненно, главной причиной их распространения, но они также снизили и тягость труда.

Меньшая по масштабам, чем текстильное производство, но стратегически более важная для экономического развития, метал­лургия со смежными отраслями демонстрировала значительный прогресс в конце Средних веков. В соответствии с принятой в ис­торической науке классификацией, «Железный век» начался около 1200 г. до н. э., но в период классической Античности пред­меты и инструменты из железа были редки и дороги, и железо ис­пользовалось в основном для изготовления оружия и украшений для представителей правящих классов. Даже медь и бронза, хотя и несколько более распространенные, редко входили в повседнев­ную жизнь простых людей. В эпоху Средних веков соотношение цен изменилось: железо стало более дешевым металлом, и кроме того, что оно по-прежнему использовалось для изготовления ору­жия и доспехов, оно стало более широко использоваться для из­готовления орудий труда и в других утилитарных целях. Изоби­лие и низкая цена железа отчасти явились следствием большей доступности железной руды и особенно топлива (древесного угля) в регионах к северу от Альп. Однако не менее важную роль сыг­рали технологические улучшения, в частности использование силы воды для приведения в движение кузнечных мехов и боль­ших молотов. К началу XIV в. появились первые предшественни­ки современной доменной печи, заменившие так называемые ката­лонские печи. Без сомнения, техническим изменениям способство­вала организация рудокопов и металлургов в свободные общины ремесленников, которые принципиально отличались от бригад рабов в эпоху Древнего Рима.

93
При рассмотрении причин роста производства и совершенство­вания технологии необходимо принимать во внимание также и по­требительский спрос. В условиях, когда крестьяне (даже зависи­мые) и ремесленники владели собственными орудиями и их бла­гополучие находилось в прямой зависимости от эффективности их усилий, они имели стимулы приобретать лучшие орудия из тех, которые они могли себе позволить. Использование подков и же­лезных элементов упряжи, повозок и плугов свидетельствовало о том, что крестьяне и ремесленники вполне отдавали себе в этом отчет. Распространенность фамилии Смит и Шмидт (или Шмид)¹ в английском и немецком языках указывает на то, что производ­ством металлических изделий зарабатывало себе на жизнь боль­шое количество ремесленников.

Еще одним производством, имевшим широкое практическое применение и заметно вышедшим за технологические рамки клас­сической Античности, было дубление и выделка кожи. Современ­ному городскому жителю, окруженному синтетическими материа­лами и пластиком, трудно понять роль кожи в жизни предшество­вавших поколений. Кроме ее использования для изготовления ло­шадиной упряжи, седел и т.д., она применялась при изготовлении мебели, одежды и различных промышленных приспособлений, таких как кузнечные мехи и клапаны. Подобным же образом из­делия из дерева занимали гораздо большее место в жизни людей Средневековья, чем в более ранние или в последующие эпохи. Они находили буквально сотни применений, от декоративных до утилитарных.

Будучи далеко не столь привязанными к традициям и привер­женными косной рутине, как это прежде изображалось в учебни­ках, люди Средневековья — или некоторые из них — целеустрем­ленно стремились к новшествам, как ради самой новизны, так и для непосредственных, практических целей. Именно средневеко­вым изобретателям, а не классическим философам, мы обязаны такими полезными предметами, как очки и механические часы. Астролябия и компас стали повсеместно использоваться в Европе в период Средних веков в связи с важными улучшениями в нави­гационной технике и конструкции кораблей, которые впоследст­вии ознаменовали грань между Средневековьем и Новым време­нем. Аналогично, порох и огнестрельное оружие являлись средне­вековыми изобретениями, хотя период их наиболее эффективного применения наступит позже. Изготовление мыла, хотя и не было чем-то совершенно новым, значительно расширилось. Производст­во бумаги являлось новой отраслью, культурное значение которой оказалось значительно большим, чем ее экономический вес. Кни­гопечатание с использованием наборного шрифта, одно из самых

¹ Smith (англ.), Schmidt (нем.) - «кузнец». — Прим. науч. ред.

94

важных изобретений с момента зарождения цивилизации, также появилось в конце Средних веков. Но, возможно, наиболее харак­терное выражение осознанного поиска средневековым человеком новых и более эффективных методов производства можно найти в истории мельниц.

Простое горизонтальное водяное колесо, приводимое в движе­ние силой водного потока, использовалось еще в I в. до н. э. Ар­хеологические и документальные свидетельства этому найдены по­всюду от Дании до Китая, а также на территории Римской импе­рии. Неизвестно, где именно оно было изобретено. Существуют отдельные свидетельства его использования для размола зерна в имперский период, но император Веспасиан (69 — 79 гг.) запретил использовать его для приведения в движение строительных лебе­док, опасаясь спровоцировать безработицу. Труд рабов и свобод­ных людей в Римской империи был дешев, поэтому строители и предприниматели не видели нужды во внедрении трудосберегаю­щих механизмов. Точно неизвестно, когда мнение о полезности подобных механизмов изменилось, но можно утверждать, что это произошло где-то между IV и X вв. Когда Вильгельм Завоеватель в 1086 г. отдал приказ о проведении переписи в Англии, его аген­ты насчитали 5624 водяные мельницы в приблизительно 3000 де­ревнях, — и это при том, что Англия ни в коей мере не могла считаться наиболее развитым регионом Европы ни в экономичес­ком, ни в техническом отношении. Более того, большинство мель­ниц были значительно более сложными и мощными, чем простое горизонтальное колесо. Они были преимущественно вертикальны­ми (сила падающей воды превышает силу спокойного потока) и имели сложную трансмиссию. К началу XIV в. сила воды ис­пользовалась не только для размола зерна, но и для размола, дробления и смешивания других продуктов, для изготовления бумаги и валяных тканей, распиливания дерева и камня, разду­вания мехов, приведения в движение кузнечных молотов и пряде­ния шелка.

Несмотря на значительную практическую пользу, водяные мельницы имели множество ограничений. Наиболее важным было то, что они требовали устойчивого потока воды. Таким образом, они не могли применяться в засушливых или низинных, болотис­тых регионах. В Венеции еще в середине XI в. водяные колеса приводились в движение морским приливом. В течение последую­щих столетий было сооружено множество подобных колес по всему морскому побережью Европы. Еще более удачное решение представляло собой ветряное колесо, появившееся в XII в. При устойчивом ветре ветряные колеса могли выполнять все функции водяных, и они в изобилии появились на равнинах Северной Ев­ропы, где, в отличие от южных регионов, ветры дули почти по­стоянно, а речные потоки были более медленными и замерзали зимой. Особенно важную роль ветряные колеса играли в низин­ных провинциях Голландии, Зеландии и Фландрии, где, кроме

95
своего обычного использования, они приводили в действие насосы для осушения польдеров.

Ветряные и водяные мельницы требовали сложной системы привода. Мельники, наладчики и различной специализации кузне­цы, которые строили, поддерживали в рабочем состоянии и ре­монтировали эти мельницы, становились специалистами в практи­ческой механике и использовали приобретенные знания в смежной области — в производстве часов. Еще в XII в. спрос на водяные часы был так велик, что в Кельне появилась специальная гильдия часовщиков. В последующие века были решены основные пробле­мы создания механических часов, и в XIV в. каждый уважающий себя европейский город имел, по крайней мере, одни часы, кото­рые не только показывали время и отбивали его колоколами или курантами, но и разыгрывали представления с пляшущими медве­дями, марширующими солдатами и кланяющимися дамами. Между 1348 и 1364 гг. известный итальянский физик и астроном Джованни ди Донди построил часы, которые показывали время, движение солнца, луны и пяти известных планет — и это за два столетия до открытия Коперника.

Средневековые достижения в области строительства мельниц и создания часов имели значение, выходящее за рамки их непосред­ственного влияния на экономику. Мельницы не только сохраняли труд и повышали его производительность, но и сделали возмож­ным решение задач, которые прежде считались неразрешимыми. Благодаря часам люди стали осведомлены о течении времени, что способствовало росту дисциплины и пунктуальности в человечес­кой деятельности. Генуэзские деловые контракты содержали ука­зание не только на дату, но и на время подписания, что явилось предвозвестием известной максимы «время — деньги». Эти изме­нения знаменовали собой фундаментальное изменение средневеко­вого менталитета, новое отношение к материальному миру. Все­ленная не казалась более непостижимой, а человек — беспомощ­ной игрушкой в руках природы, ангелов или демонов. Природа могла быть познана, а ее силы — использоваться на благо чело­века. Вскоре после того, как Донди закончил сооружение своих замечательных часов, французский ученый Николай Орем (ок. 1325—1382 гг.), предвосхищая Кеплера, Ньютона и других светил «столетия гениев», сравнил вселенную с огромными меха­ническими часами, созданными и управляемыми верховным часов­щиком — Богом. Веком ранее ученый-схоласт из Оксфорда Род­жер Бэкон (ок. 1214—1392 гг.), который предвосхитил на четы­реста лет своего однофамильца Фрэнсиса Бэкона, подчеркивавше­го роль экспериментального метода и практическое значение науки, предсказывал возможности практических исследований: «машины, которые позволят нам плавать без гребцов, повозки без тянущих их животных... летающие машины... машины, которые могут двигаться в глубинах морей и рек...».

96
Кризис средневековой экономики

В 1348 г. эпидемия бубонной чумы, Черная смерть, пришла в Европу из Азии. Быстро распространяясь по главным торговым путям и снимая наибольшую жатву в малых и крупных городах, она два года бушевала по всей Европе от Сицилии и Португалии до Норвегии, от Московского государства до Исландии. В некото­рых городах вымерло более половины населения. В целом числен­ность населения Европы сократилась примерно на одну треть. Более того, эпидемии вспыхивали вновь через каждые 10 или 15 лет до конца столетия. В дополнение к бедствиям чумы в XIV —XV вв. войны, как гражданские, так и международные, до­стигли предела интенсивности и жестокости. В ходе Столетней войны (1338—1453 гг.) между Англией и Францией огромные ре­гионы западной Франции были опустошены в результате целена­правленной политики грабежа и разрушений, в то время как на востоке древняя Византийская империя пала под ударами турок-османов.

Черная смерть была наиболее драматичным эпизодом кризиса средневековой экономики, но она не была причиной или истоком этого кризиса. К концу XIII в. демографический рост двух или трех предыдущих столетий прекратился. В первой половине XIV в. неурожаи и голод стали все более частыми и жестокими. Из-за этого численность населения, возможно, стала сокращаться еще до 1348 г., хотя это и не доказано. Великий голод 1315 — 1317 гг. охватил всю Северную Европу от Пиренеев до России. Во Фландрии, самом населенном регионе Европы, смертность подскочила в 10 раз. Растущие перебои с поставками продоволь­ствия вкупе с перенаселенностью городов и низким уровнем сани­тарии сделали население более уязвимым перед эпидемиями, самой страшной из которых была Черная смерть.

Кроме того, существуют свидетельства того, что в XIV в. про­изошли неблагоприятные климатические изменения. Зимы, по крайней мере в Северной Европе, стали более длинными, холод­ными и влажными. В Англии прекратилось выращивание виногра­да, в Норвегии перестали созревать хлебные злаки. Три раза Бал­тийское море полностью замерзало, а в Германии и Нидерландах наводнения стали более частыми и суровыми. Но как бы ни были серьезны эти причины, они вряд ли полностью объясняют застой и упадок всей экономики. Более серьезным объяснением является относительная перенаселенность по отношению к доступным ре­сурсам и технологиям.

К концу XIII в. прекратилась интенсивная вырубка лесов, ха­рактерная для прежних столетий. Для таких регионов, как Ита­лия и Испания, есть данные о том, что она привела к эрозии почвы и понижению ее плодородия. В более северных регионах феодалы запрещали вырубать лес, стремясь сохранить свои охот­ничьи привилегии, в то время как крестьяне нуждались в лесе для

4-5216

97

заготовки дров и выпаса скота. Между феодалами и крестьянами возникало множество споров из-за использования лесов, которые зачастую приводили к вспышкам насилия. Ввиду того, что расчистка лесов прекратилась, в пашню обращались пастбища, верес­ковые пустоши и сенокосы. Это вело к падению поголовья скота, а значит, понижению содержания белков в пище и уменьшению производства навоза для удобрения почвы. Недостаток удобрений являлся постоянной проблемой в манориальной экономике, а со­кращение поголовья скота только усугубило ее. Сбор зерновых падал, несмотря на расширение обрабатываемых площадей. Такие попытки повысить продуктивность, как внедрение четырехполья, более сложного севооборота и использование удобрений расти­тельного происхождения имели определенный эффект в некото­рых регионах, но внедрение этих новшеств не было достаточно быстрым, а их результат не был достаточно значительным, чтобы компенсировать убывание отдачи от истощенных земель.

В период экспансии средневековой экономики, как мы видели, среди части феодалов существовала тенденция заменять трудовые повинности денежной рентой и сдавать свои земли в аренду пре­успевающим крестьянам. По мере роста численности населения и городов цены на сельскохозяйственную продукцию росли одно­временно с падением заработной платы. В этих условиях многие феодалы для поддержания своих падающих доходов и для ис­пользования выгодного соотношения товарных цен и заработной платы вновь обратились к обработке своих земель, подчас увели­чивая их за счет пастбищ и даже крестьянских наделов, и пыта­лись восстановить трудовые повинности. Хотя эти попытки встре­тили сильное сопротивление и имели в Западной Европе лишь ог­раниченный успех, землевладельцы в Восточной Европе оказа­лись достаточно сильными, чтобы добиться своих целей. В любом случае, вследствие устойчивого падения заработной платы для за­падно-европейских землевладельцев было экономически выгодно обрабатывать свои земли с помощью наемной рабочей силы. Даже состоятельные крестьяне могли позволить себе это, увеличивая тем самым свое богатство. Но положение большинства крестьян постепенно ухудшалось. Отчасти по этой причине, а также из-за возросших налогов социальная напряженность возрастала и иног­да приводила к восстаниям, как это случилось во время великого голода 1315 — 1317 гг., когда фламандские крестьяне и рабочие поднялись против своих господ.

Черная смерть в огромной степени усилила социальную напря­женность и социальные противоречия. Диспаритет между заработ­ной платой и ценами решительно изменился. С резким падением численности городского населения и спроса на зерно и другие продукты питания цены на них тоже упали, в то время как зар­плата росла из-за дефицита рабочей силы. Первой реакцией влас­тей было введение контроля за уровнем заработной платы. Это только усилило недовольство крестьян и рабочих, которые обхо-

98

лили этот контроль, где это только было возможно, и восставали против него, когда предпринимались серьезные попытки обеспе­чить выполнение соответствующих мер. Во второй половине XIV в. восстания, революции и гражданские войны происходили по всей Европе. Не все они были вызваны введением контроля за заработной платой, но все были так или иначе связаны с резким изменением экономических условий, вызванным неурожаями, эпи­демиями и войнами. В 1358 г. крестьяне по всей Франции подня­лись против своих сеньоров и правительства. В Англии серия ло­кальных восстаний предшествовала восстанию 1381 г., в котором смешение религиозных и экономических требований почти приве­ло революционеров к триумфу. В Италии насильственных вы­ступлений было в основном не больше, чем в период борьбы ком­мун за автономию в XI —XII вв., но в 1378 г. рабочие шерстяной промышленности Флоренции временно захватили контроль над городом и изгнали «толстяков» — своих хозяев. Схожие восста­ния крестьян или рабочих, или тех и других вместе, происходили в Германии, Испании и Португалии, Польше и России. Все они без исключения, независимо от степени их первоначального успе­ха, с большой жестокостью были подавлены феодалами, прави­тельствами городов или нарождающихся национальных монархий.

Хотя-восстания редко достигали своих целей, в Западной Ев­ропе изменившиеся экономические условия принесли крестьянам свободу от манориальных уз. Несмотря на увеличение политичес­кой и военной силы правящих классов, они не смогли вернуть трудовые повинности или утвердить контроль за заработной пла­той, поскольку феодалы конкурировали друг с другом в привле­чении крестьян для обработки своих земель на условиях либо по­лучения заработной платы, либо выплаты ренты. В Англии после потрясений конца XIV в. подобное развитие событий породило феномен, который один автор XV в. назвал «золотым веком анг­лийского сельскохозяйственного рабочего». Реальная зарплата — т.е. отношение заработной платы к ценам на потребительские то­вары — была выше, чем когда-либо прежде или в будущем вплоть до XIX в. Повсюду в Западной Европе рыночные силы привели также к отказу от прикрепления крестьян к земле и к росту заработной платы и уровня жизни крестьян. Низкие цены на зерно из-за сокращения спроса со стороны городов и относи­тельное изобилие земли способствовали подъему животноводства и переходу от зернового хозяйства к выращиванию корнеплодов и кормовых культур. Чума и связанные с ней бедствия XIV в., сколь бы ужасны они ни были, ознаменовали глубокий катарсис, который открыл дорогу новому периоду роста и развития начиная с XV в.

В Восточной Европе возобладал другой путь эволюции. Насе­ление здесь и прежде было более редким, чем в Западной Европе, города — менее многочисленными, а рыночные силы — более слабыми. После Великой чумы городская жизнь практически угасла, рынки приходили в упадок, а экономика возвращалась к

99
натуральному хозяйству. В этих условиях у крестьян не было альтернативы феодальной зависимости, кроме побега на незасе­ленные и неизвестные земли, который имел свои собственные ми­нусы. В результате феодалы, не сдерживаемые верховной влас­тью, поставили своих крестьян в положение крепостной зависи­мости, неизвестной в Западной Европе, по крайней мере, с IX в.

Города в Западной Европе, хотя и жестоко пострадавшие от чумы, выжили и впоследствии оправились от потрясения. Сово­купный объем производства и торговли в начале XV в. был, веро­ятно, ниже, чем в начале XIV в. Однако в XV в. в различных регионах Европы началось (хотя и не одновременно) восстановле­ние численности населения, объемов производства и торговли, и к началу XVI в. эти показатели, возможно, превзошли ранее до­стигнутый уровень. Тем временем произошла значительная пере­группировка сил. Ремесленные цехи, реагируя на резкое падение спроса, усилили внутренний контроль, чтобы более эффективно осуществлять картельное регулирование предложения. Они огра­ничили выпуск, ужесточили правила ведения операций и устано­вили принцип, согласно которому на цеховое членство могли пре­тендовать только сыновья и родственники мастеров. Для рациона­лизации своих операций купцы ввели двойную бухгалтерию и другие методы финансового контроля. Компании XV в. не могли соперничать по размеру с компаниями Барди или Перуцци, но крупнейшие из них, такие как Банк Медичи во Флоренции, а также многие другие, усвоили форму организации, схожую с со­временными холдинг-компаниями, что сократило риск банкротст­ва в случае краха отдельных филиалов. Ремесленники, столкнув­шись с ростом заработной платы, искали новые трудосберегающие методы производства или перебирались в сельскую местность, чтобы избежать сковывающих деятельность цеховых правил.

В результате возросшей конкуренции произошли также и реги­ональные сдвиги в производстве и торговле. Некоторые города, такие как Флоренция или Венеция, не отказались от использова­ния военной силы для сокрушения своих врагов и расширения своего господства над соседями. Женевская ярмарка постепенно заняла то место, которое в XIV в. принадлежало ярмаркам Шам­пани, но затем ее позиции в конце XV в. пошатнулись вследствие конкуренции со стороны Лионской ярмарки. На севере Антверпен постепенно вытеснил Брюгге с позиций главного центра торговли с Италией. Немецкая Ганза официально оформила свой статус в 1367 г., что было отчасти обусловлено реакцией на сокращение спроса и на попытки соперников лишить ее купцов их привиле­гий. Почти столетие ганзейские купцы господствовали в торговле на Балтийском и Северном морях, но в конце XV в. они получили сильных конкурентов в лице голландских и английских купцов, перевозчиков и рыбаков. Итальянские города, взятые вместе, со-• храняли свое первенство в торговле, но стали уступать торговым центрам Северной Европы, что явилось предвестником последую-., щих решительных перемен XVI и XVII вв.