Манкуртстан. Актан Токiш Манкуртстан романантиутопия
 Скачать 0.63 Mb.
|
|
- О, ты занимаешься спортом? Каким видом? - Да просто массу наращиваю. Ich bin zu viel mager . - А почему на тренировки не ходишь? Это же интересно. В свое время я занимался дзюдо. У меня был замечательный тренер, и на секции я встретил многих из своих друзей. - Ich kann nicht in die Sporthalle auf die Trainings gehen . Это занимает уйму времени. Какой смысл его тратить, когда дома есть тренажеры. Когда качаюсь, ich fernsehe oder ich h;re die Stunden spanisch . - Но ведь только под присмотром хорошего тренера можно добиться настоящих успехов в спорте. - Кому они нужны, diese Erfolge n;tig? Я здоров и достаточно. Чего ради нужно так напрягаться для особых успехов? - Ну ты что! Лучшие спортсмены всегда становятся гордостью страны. Они прославляют свою родину. - Wor;ber du, Gro;vater? Unser Land nimmt an den Olympiaden nicht teil! - Как так? Ты меня разыгрываешь. Внук как-то зло посмотрел на меня, глубоко вздохнул и замолчал. Я пытался восстановить разговор: - А на что ты время тратишь? - Ich занимаюсь mich. - А общение? - Есть же Сеть. Umgehe sich wieviel willst du. - А твои друзья? Чем занимаются? С какого они района? - Von welchem «raione»? Sie leben in verschiedenen L;ndern der Welt! - Ну это понятно. Я говорю о друзьях реальных, близких тебе по интересам. - С такими я и общаюсь, und sie aus verschiedenen L;ndern eben. У нас общие интересы и всё такое. - Ты что, не понимаешь? - я стал заводиться, мне надоело под него подлаживаться. - С кем ты дружишь: общие друзья, вечеринки, знакомые девочки, проблемы в школе и дома. Я говорю тебе о том, кто присутствует в твоей жизни, а ты – в их. Это и есть реальное общение. Дружба! Понимаешь? Неужели надо объяснять, что такое реальное общение. Я не говорю о тех, с кем ты болтаешь в сети! - Не волнуйся, дед. Я тебя ausgezeichnet verstanden . Не злись. Я тебе сейчас покажу и ты поймешь, что в Сети общение может быть реальным. Микрофон, миникамеры, мы называем их «айсы» , еще пара-тройка аксессуаров и ты – в любой точке мира. Я иду, например, с Рафаэлем из Бразилии в его школу. Сейчас подключусь und du wirst sehen, в смысле, ты сейчас увидишь. Вот он анкерлиген (в смысле, притормозил, стоит) на школьном дворе. Смотри, какая у них жара! Это его одноклассники, я с ними знаком. Он тоже знаком с моими друзьями. Это топ – познакомить своих местных друзей с другом из Бразилии или Японии. У нас считается «последним уровнем» иметь друзей по всему миру. Мы «приводим» своих друзей на наши вечеринки. Ну, конечно, не только это. Еще узнаем, как там у них школах, сравниваем, у кого лучше. Я, zum Beispiel , у своего француза в школе химию слушаю, специально для этого все прошлое лето французским занимался. Оно того стоило. У них известный профессор раз в неделю лекции читает по неорганической химии. Ну, я подпольно и слушаю. Пьер мне это устроил, зная, что я на химии помешан. Из-за этого, правда, ему самому приходится ходить на эти занятия. Я знаю реальную жизнь во многих странах, где живут мои друзья. Иногда ребята благодаря друг другу начинают общаться между собой. Так складываются компании. Мы всё между собой обсуждаем: конфликты с родителями, девчонок, учителей и пр. Показываем их в «айсы», ну, через миникамеру. Знаешь, сколько я всего увидел из реальной жизни Бразилии, Чехии, Франции, Японии?! Я был на их национальных праздниках и школьных концертах, видел их достопримечательности и уличные драки. Короче, ist das Leben der Burschen aus verschiedenen L;ndern einfach. - Да-а, это интересно. И вы не чувствуете разницу между собой? - Да нет. Что-то отличается в школе, а так все понятно и почти одинаково. Eine Musik ist geh;rt, die einige Filme sehen wir. Правда, иногда за разные команды болеем. Ну, по футболу. - Я думаю, должны быть какие-то более явные отличия? Не может глобализация быть столь тотальна! Неужели вы не чувствуете границ? - Понимаешь, мы не глобалисты и не анти, или не, как говорили в прошлом веке, космополиты. Мы просто общаемся, дружим. У нас такой формат. И, поверь, это общение реальное. Ну, конечно, как и в OutNet , я ошибался в ком-то. Ну там, один оказывался, например, вруном или хвастуном, другой – богатеньким снобом. И мы переставали общаться. Сначала-то их было много. Потом осталось четыре самых близких. Их жизнь обогащает мою. У нас общие интересы, понятия, планы на жизнь и пр. Кстати, с одним из моих друзей – чехом – мы по договоренности отдыхали в одном летнем лагере в Турции. И всё нормально. Он оказался именно таким, как им я его знал два года до лагеря: шутник, мастер до розыгрышей. Сколько общаемся, столько он меня разыгрывает. По нашей связи – возможностей хоть отбавляй. Однажды познакомил меня с красивой девчонкой, и только через неделю они мне открылись, что это его сестра. Она на пять лет старше нас и уже собиралась замуж. Они «вели» меня целую неделю, я чуть не влюбился! Потом он так винился передо мной. Уговаривал ту самую сестру прилететь с ним сюда на пару дней, чтобы он помирился со мной. Она-то тоже была соучастницей и чувствовала себя виноватой. В общем, тогда мы и решили встретиться в Турции. В морду я ему не дал, уже отошел к тому времени, да и встрече мы радовались. И потом, согласись, лучше общаться с близким мне иностранцем, чем с подлецом или трусом с соседней улицы. Ты же тоже не дружил только с теми, кто попал в твой класс, ты выбирал друзей из своего микрорайона или с секции. Просто мы выбираем со всего мира. Теперь ты понимаешь? - Да. - И потом, посмотри на hardworker-ов, вот уж кто обходится без всякого общения и даже не замечает этого. - Это кто, hardworker-ы? - Die Eltern. Во многих странах у ребят родители такие же. Они как будто прячутся в работе от жизни и от нас. Ты знаешь, я, как пошел в школу, себя сам лечу, забочусь о здоровой пище. У нас в школе курс читают, как выживать, оказывать себе и близким первую помощь и всё такое. Адельку, если она болеет, я выхаживаю. Die Mutti wei; sogar nicht , какие таблетки можно принимать ребенку, а какие – нельзя. А я всё в Сети смотрю. В 3 классе я с ними полгода воевал, чтобы перестали покупать модифицированную пищу и всякие полуфабрикаты. Им пришлось кухарку нанимать, что бы мы нормально питались. А они вечно на работе. И никуда не ходят. На выходные на них смотреть страшно – это зомбики. Если в ресторан идем, молча ужинаем и – домой. В выходные спят или «доску», или, как они говорят, «телик» смотрят. - А ты не смотришь? - Нас с детства приучили не смотреть телевизор. Если смотрим кино или документы (это научные фильмы на разные темы), то сами выбираем в электронных кинотеках. Кому нужна кем-то на свой вкус сделанная подборка программ, если можно самому вытащить из Сети то, что интересно. Еще и сидеть у «доски» как прикованный, а Сеть доступна отовсюду. По «доске» еще и время надо выгадывать, а кто захочет свой день планировать по расписанию TV? Или ждать нужную информацию, фильм в какой-то определенный день недели, когда можно это получить в Сети именно тогда, когда тебе нужно. И, главное, наш формат жизни, о котором я тебе рассказывал. Мы живем сразу несколькими жизнями, своей и своих близких друзей, характер, окружение, общение которых нам интересны. Столько настоящего в нашей жизни, что на всё времени не хватает, так кому нужны сценарные выдумки, шоу тупых, спорящих об очевидных вещах, и реклама ненужных товаров? Какой нормальный будет собирать у себя в голове весь мусор из «доски». Ну, скажи? Понимаешь теперь, почему наше поколение телевидением «не болеет»? Тут дочь позвала нас к столу. Сегодня с нами ужинала Адель. Она сидела рядом с братом, как раз напротив меня. Она молчала, но изредка бросала на меня быстрые взгляды. Я очень хотел поговорить с ней, но боялся вспугнуть. Не слишком ли я боялся? Не запрограммировала ли меня дочь недавним разговором? Мы же смогли сегодня пообщаться с внуком. И я пустился в разговор, какой, как мне казалось, обычно ведут с детьми: в какую школу ходишь? какой самый интересный предмет? кто любимая учительница? с какими девочками дружишь? ходишь на танцы, рисуешь? Играешь на фоно? Кем мечтаешь стать, когда вырастишь? Мама и брат не бросались ей на помощь, и ей приходилось мне отвечать. - А твоя мама в детстве мечтала стать учителем, как бабушка, – я перевел взгляд на дочь. - Ты отказалсь от этого? - Я не могла. - Почему? Она молча опустила глаза. - Из-за меня? - Нет. Из-за мамы... Она была историком. Они боялись, что я могу знать много лишнего от мамы? Ну, что она передаст мне свои знания. - И? - Что «и»? - Она передала тебе знания? –я спрашивал это, скажу откровенно, с надеждой. - Зачем? Они никому не были нужны. - Жаль. Отказ от мечты стоил того, чтобы получить за это хорошие отступные в виде знаний. Дочь бросила быстрый взгляд на сына и перевела разговор на другую тему. Внук спрашивал меня о моих друзьях, о том, что с ними стало, где они сейчас. Под столом его изо всех сил пинала ногой сестренка. Он наклонился к ней, и она яростно зашептала ему что-то на ухо. Он невозмутимо ответил: «Спрашивай сама. У тебя, что, языка нет?». Она разозлилась и насупилась. Он сказал: - Да глупый вопрос. Она себе представляет, будто дед попал сюда как бы из прошлого, и теперь хочет узнать, каково это, очутиться в будущем. - Знаешь, внучка, я не уверен, что увидел что-то новое. В 9 году я был в Японии и уже тогда видел поезда, на которых мы сейчас ездим. Думаю, по-прежнему мы для них – далекое прошлое. На самом деле, я не считаю, что кто-то завез сюда по-настоящему современную на сегодняшний день технику. - Warum? – живо спросила внучка. - А почему кто-то должен нам что-то давать. Вот я тебе сейчас объясню. Ты же не отдаешь свою новую игрушку, пока сама не наиграешься? Так и страны. Государство что-то изобретает, пользуется, а когда у него появляется что-то получше, еще новее, интереснее, то устаревшее он отдает или, точнее, продает нам. А мы вынуждены покупать, потому что сами не можем для себя изобрести что-нибудь по-настоящему новое, актуальное. - Почему мы тогда сразу новое себе не купим? - Потому что оно не продается. Только для своих. Вот когда оно устареет – пожалуйста, покупайте. Понимаешь, мы или сами должны для себя изобретать, или молча довольствоваться тем, что нам предлагают. - А Адель занимается танцами, – диссонансом прозвучали слова дочери. - Адель, ты не покажешь нам новое па твоего вальса? В этот вечер мы много говорили. Я рассказывал им о бабушке, о нашей юности, о проказах детей. Внук следил за мной: как я ем; что в беседе вызывает у меня интерес; когда замолкаю, задумавшись о своем. Я понимал, что он провоцирует меня некоторыми вопросами. И, поглядывая на дочь, я старался отвечать, не углубляясь в предмет. А внук впивался в меня взглядом, словно чего-то ждал. После ужина он мне сказал: - Дед, не тереби без конца воротник. Всё нормально. Значит, я постоянно тереблю воротник? Не замечал никогда за собой такого. Н-да, нервничаю. Это его забавляет? Выходя из их дома, я подумал, что у нас, вернувшихся из колоний стариков, ничего, кроме внуков, не осталось, а мы им совсем не нужны. У них своя жизнь, нам мало понятная. У нас – своя. И эти жизни почти ничем не связаны, они едва пересекаются. X Спал я плохо. Теперь я часто вижу кошмары. Сегодня мне приснилось, что я тону в болоте, я даже физически ощущал втягивающую меня в глубину силу. Недалеко на твердой земле стояла моя жена и печально смотрела на меня. Я пытался кричать, но рот заливала мутная склизкая масса. Потом рядом с женой появился молодой человек без лица, но я каким-то образом узнал в нем моего внука. Я крикнул, чтоб он не двигался, что здесь болото! Это мое последнее усилие привело к тому, что я захлебнулся, и меня стало стремительно засасывать. Внук смотрел на меня с интересом и, когда он перевел взгляд на мою жену, я понял, что сейчас он столкнет ее в болото. И в этот момент я напрягся и вырвался из трясины, и уже на яву сделал вздох, который застрял где-то посередине груди. Я был мокрый от пота и меня била дрожь. Я несмело дышал, боясь, что у меня не получится вдохнуть полной грудью. Утром я поехал на новое кладбище в часе езды от города и отыскал мазар жены. Мазар был на двоих. Второе место для меня, догадался я. Подожди, родная, я еще должен кое в чем разобраться. Нельзя умирать, не поняв главного в жизни. Я прочитал молитву и пошел в Степь. Она раскинулась далеко-далеко за горизонт. Пахло детством. Казалось, со вздохом взлетишь ввысь. Я дышал степью как будто совершал какой-то древний торжественный обряд. Раньше воинам-кочевникам не было нужды взбадривать себя спиртным. Они напивались запахом степи, наполняя себя силой и храбростью. Мне вспомнился кюй Курмангазы и представились всадники, пересекающие степь с лихим гиканьем. Я вдруг осознал, что после освобождения нигде не слышал домбры. Даже по радио. Может, домбра, как и айтыс, теперь была под запретом? Двуструнная домбра способна заставить тосковать о прошлом, стремиться к свободе, поверить в мечту. Неужели поэтому ее не слышно?... Не верилось, но Степь осталась такой же, какой я ее помнил. Это было единственное, что не изменилось под небом. Подходя к общежитию, я увидел своего внука с товарищем. Сердце гулко застучало. Радоваться? Или случилось что-то из ряда вон выходящее? Казалось, внук чувствует себя несколько скованно: - У нас сегодня после обеда свободное время. Вот решили с другом навестить тебя. Познакомься, это Сергазы. - Я рад. А мама знает, что ты у меня? - Нет. Это не имеет значения. Она соблюдает все условия в стенах дома, как и обещала до твоего приезда. Остальное – мое дело. Она мне намекнула, что за мое общение с тобой вне дома она не отвечает. Думаю, она догадывается, что я захочу тебя увидеть без семейного ужина. - Да, но могу ли я без ее разрешения? - Ты же не откажешься посидеть с собственным внуком в кафе или, если тебе удобнее, на лавочке. В твою гостиницу нам нельзя. Мы пошли в большое кафе на углу улицы. Тут было очень многолюдно. Мы сделали заказ. - Дед Сергазы тоже вернулся из колонии, где-то полгода назад. Но он у них долго не задержался, поругался с Сергазовским отцом и уехал. Так что они толком не пообщались, и дед не успел о себе рассказать. Уже 2-3 года как стали возвращаться старики из «поселений». Все ребята ждут, чтобы что-нибудь узнать. А когда они приезжают, что-то не получается: то старики говорить не хотят, то родители мешают. За эти 3 года мы мало что узнали. - Что вы хотите узнать? - Разное. Историю Казахстана, например. У нас, знаешь, в школе нет предмета «Отечественная история». Мы же учимся по немецкой программе, и потому многого не знаем. Знакомые ребята из Усть-Каменогорска учат китайскую историю, в Павлодаре – историю Японии, в Петропавловске и Актобе – России, на юге – историю Узбекистана и так далее. Правда, во всех школах есть маленький курс «Истории Казахстана», но проблема не столько в объеме, а в том, что в разных местах его по-разному дают. Одни и те же события трактуются в зависимости от стремления страны-«арендатора» объяснить исторические связи с казахами в выгодном для них свете. - И как в их изложении выглядит история Казахстана? – мне стало грустно оттого, что подобной промывке мозгов подвергается уже которое поколение казахов. - Да мы, получается, кругом «комменты». - Что это? - Ну, дед, это когда все живут, чего-то делают, участвуют в истории, а мы не в процессе, только комментарии оставляем. Мы – только фон, молчаливые свидетели исторических свершений других народов. Короче, кто-то на исторической сцене, а мы в толпе, в рот другим народам заглядываем, нуждаемся в покровительстве, нас завоёвывают, нас отвоёвывают, а мы покорно всех сносим. Все вершат историю, а нас несет в потоке их исторических деяний. Только вот мы засомневались: откуда у незаметных, слабых, «минусовых» казахов такая территория? Огромная территория в окружении неслабых государств с немаленьким населением. Наши к тому же испокон веков и в Сибири (до Тюмени), и в Восточном Туркестане кочевали, веками там свои законные стоянки имели. Не понятно. И все одинаково говорят, что мы в истории большого следа не оставили, но каждый фальсифицирует по-своему. Ха, хоть бы договорились. Несогласованность их интерпретаций и заставляет нас сомневаться. Может, мы сыграли в истории такую роль, что ее признания, я уже не говорю о возрождении, никто не хочет? Может, нас в истории было больше, и нас уничтожали, чтобы мы не смогли ни заселить, ни отстоять свою территорию? Тут принесли еду. Внук попросил официанта, кивая в мою сторону: - Entfernen Sie von seinem Teller der Olive auf, bitte. - Ты же их не ешь? –спросил меня. - Откуда ты знаешь? - спросил я. - Должен же я хоть что-то знать о моем деде. - Лучше бы ты знал обо мне что-нибудь поважнее. - Именно за этим я здесь. Zum Beispiel, es ist wichtig f;r mich , что ты сидел в колонии, а не торжественно сдавал страну. Но я хочу понять, почему ты сидел, за что? Gro;vater, was mit den Kasachen geschehen hat? - Не называй меня «Gro;vater». - Кешір, ата… Удивил меня мальчишка. Теперь я понял, почему он так внимательно, оценивающе смотрел на меня: хотел понять, тот ли я человек, который может раскрыться и дать ему информацию. Я с некоторым облегчением подумал, что он не из вежливости отсиживал за столом, тяготясь моим пребыванием в их доме. Интерес – это не презрение. И я, действительно, не ем маслины. В первый раз у них на ужин был салат с маслинами, которые я выковыривал. Так что он хотел во мне обнаружить? Чего он хотел от меня? Неожиданно он рассказал о своей детской мечте: - В саду у ребят были дедушки. И я по ночам мечтал, как однажды ты придешь за мной в сад, и мы вместе пойдем домой, но ты так и не пришел. Я тогда не знал, как это долго – 10 лет, что за это время я успею стать другим человеком. Du bist viel zu sp;t angekommen . Теперь меня не надо забирать, и дорогу домой я знаю. Так ли это, думалось мне. Знаешь ли ты на самом деле дорогу домой? И где твой дом? От его детской мечты защемило сердце. Может, ему просто нужен дед? Просто дед, который будет рассказывать о жизни. Просто дед, который будет рядом, пока он не превратится в мужчину. Я не знал, как и с чего начать. Тут он заговорил взволнованно, с каким-то вызовом, словно бросался в драку: - Помнишь, я говорил тебе о друзьях из разных стран, и о том, что с некоторыми перестаешь общаться. Я не назвал тебе всех причин. Не всегда причина была в том, что у нас были разные интересы и отношение к каким-то вещам. Иногда дело было в другом. Года три назад, когда шли олимпийские игры и в сети вдруг стало модным заключать разные пари с ребятами, один француз спросил меня, почему на Олимпиаде нет команды моей страны. Я не знал, что ответить. Я тогда и Олимпиаду-то не смотрел, как-то не интересовался этим. После того вопроса я каждый день стал отслеживать игры. Было обидно, почему даже маленькие страны присылали свои команды, а нашей не было. И я обнаружил, что казахи, оказывается, успешно выступали в таких видах, как классическая борьба, стрельба, бокс, настольный теннис, тяжелая и легкая атлетика, но под флагами других стран. Конечно, было обидно. Я хотел поговорить об этом с учителем физкультуры в школе, но он сказал, что наши спортсмены просто купились на большие деньги. Но папа мне объяснил, что никто не хочет вкладывать в спорт деньги, и, кроме того, необходимо вложить много труда и времени, чтобы появились результаты. Может, и так, но ведь другие страны вкладывают, и там наши спортсмены вкалывают ради результатов! Потом еще был случай. Я познакомился с китайцем из Тайбэя, который знал девять языков. Однажды он попросил меня рассказать что-нибудь на казахском. Я сказал, что не могу. Он удивился, и, сказав, что с «духами» не общается, попросил впредь с ним не связываться. И это еще не всё. В прошлом году один вьетнамец (он года на 3-4 старше меня), сдвинутый на музыке, сказал мне, что никогда не слышал казахскую песню, и попросил что-нибудь напеть. Хотел, видишь ли, послушать, музыкален ли наш язык. Я ответил, что не знаю ни одной песни на казахском. Он сказал, что так и подозревал, и ушел из связи. Я понял, что они специально задавали такие вопросы, чтобы меня унизить. Тогда-то я подумал, почему им всем надо было, чтобы я знал казахский? Здесь у нас так вопрос совсем не стоит. Общаемся и ладно, не важно, на каком языке. - Им надо было это потому, что они общались с казахом из Казахстана, а не немцем. Немца они и в Германии найдут. И если не важно, на каком языке общаться, то почему не на казахском? Почему в Казахстане общаются на любом другом языке, но только не на казахском? В чем проблема, если это, как ты говоришь, не важно. Может тогда, наоборот, это очень важно, чтобы на казахском не общались?... Песню-то ты выучил? - Почему я должен учить песни, чтобы доказывать, что я – казах и люблю свою Родину. Это глупо. - Иногда Родина начинается с песни, - тихо сказал я. - Или с разговора с собственным дедом, - он смотрел на меня с вызовом. Пока я все эти дни раздумывал над тем, имею ли я право просвещать своего внука, сеять в нем сомнения, взваливать на него, может быть, непосильный для его возраста груз собственных ошибок и раскаяния, он ждал. Теперь же он требовал от меня ответа. - Может, ребята тебя и обидели, но они, возможно, сделали для тебя больше, чем те, кто, стараясь не задеть твое самолюбие, избегает вопросов о том, почему ты не знаешь своего языка и почему твоя страна в аренде, сдана внаём… Мы проговорили до вечера. Не знаю, как разберутся 15-летние мальчишки во всем том, что услышали от меня. Хотя я говорил лишь о событиях, охватывающих 4-5 лет, правда, непростых лет из недавней истории тогда еще независимого Казахстана. Подозреваю, им это будет сложно. Сегодня они увидели только вершину айсберга. Мне нужно время, чтобы помочь внуку, как минимум, во всем разобраться, как максимум, найти себя, свой путь. Я поразился их невежеству. Они абсолютно ничего не знали. Это раздражало. Но позже я задался вопросами: много ли молодых людей из разных стран в 80-90-ые, например, годы, могли определенно сказать, кто и за что воевал в годы Второй мировой войны? Много ли молодых казахов в 2010 году могли четко сказать, что произошло в декабре 1986 года? А я сам, рожденный в 1971 году, до конца ли понимал, что творилось в Казахстане в течение всего 20 века? Разве не делали ли мы, в ту пору еще советские люди, в период перестройки чудовищные открытия из собственной недавней истории? Так почему же я удивляюсь тому, что мальчишки в условиях замалчивание, отсутствия информации ничего не знают. Разве мы сделали что-нибудь, чтобы оставить память о нашем времени, о времени становления Казахстана после развала Союза? Где фильмы о нашей жизни 1991-2010 годов, где художественная литература? Ничего мы не оставили, никаких свидетельств. Теперь любой средней руки историк может как угодно и что угодно написать о том времени. Почему я тогда поражен, что мы, наше поколение и наше время, для них – это давно забытое прошлое? Следует удивляться тому, что они вообще задаются вопросами, да еще в их возрасте. Я понял, что между нами была пропасть. И одним разговором ее не преодолеть, если это вообще возможно... На следующий день я должен был уезжать. Я не решил еще, куда ехать. Может, вернуться в Астану и прийти в себя. Дочка за ужином спросила: - Ты решил, когда поедешь к Жомарту и Нурлану? |