Манкуртстан. Актан Токiш Манкуртстан романантиутопия
 Скачать 0.63 Mb.
|
|
- А у сына семья есть? - Да. Сын у него растет. 9 лет уже. По-немецки болтает. Так и меня уже научил немного. - А как ты с сыном? О чем с ним говоришь? - А что с ним говорить. Бизнесом заниматься мне уже не интересно. Марат-то тоже сына своего ввёл и ушел на отдых. Так что пацаны теперь сами управляются. О чем еще с сыном говорить? Он же ничего не знает, и знать не хочет. Всё у них хорошо, всё им нравится. Обслуживают арендаторов-оккупантов и всем довольны. У них, видишь ли, немцы покупают тару для своих товаров! А что сами эти товары могли бы производить – ни-ни! Из сына фрица растит, тот еле по-русски понимает! А назвал-то его Иваном! Иван – родства не помнящий. Я им еще покажу! Сам буду мальчонкой заниматься, всё ему объясню, кто он и откуда. Детям-то без нас наобъясняли, хоть внуков не упустить! Для того и жену заставил ехать обратно. Чего там, говорю, сестру караулишь, когда здесь внук растет без пригляда… Ну, садись за стол. Я к твоему приходу блинов напек. Я теперь всё на русской кухне специализируюсь. Пока жена не приехала, наловчился. Сейчас чайку попьем, а на ужин я друга пригласил, тоже хочет с нами посидеть. Не бойся, поговорим от души, он из наших, год как вышел. Мы сели за стол, и Сергей продолжил свой рассказ: - Ты уже знаешь, наверное, что нам нельзя жить в доме, где детки есть, боятся, видно, что по-своему воспитаем. Так через полгода после возращения, как в себя пришел, стал я устраивать семейные обеды, да всё с русской кухней. Потом покажу тебе избу. Объединил две комнаты в одну, поставил огромный дубовый стол да лавки, чтобы всю родню собирать. Нас вместе двоюродных с детьми и внуками 29 человек, три поколения. Каково, а? Это еще мало. Я молодежи заказал, что довели до 40 душ. Вот тогда будет в самый раз. Корнями врастем, ветви пустим. Мой-то дед беспризорником был. Мотался по стране в теплушках, а потом пристал в Казахстане. Знал только имя своё Федор Сидоров, едва помнил мать да избу старую, а в каком уголке России - не знал. Так что тут его земля и была, другой не имел. Зато народил, как он выражался, восемь душ, и пятеро из них выжило. Да те, дураки, по одному нас родили, и мы не лучше: у кого один ребенок, у кого – два… Так вот, придумаю повод и давай всех созывать. Наше-то поколение быстро собирается, а молодых с детьми чуть ли не насильно тащим, то ругаемся, то упрашиваем. Им же всё некогда. О чём при детях говорить нельзя, мы знали, ну и давай за столом всякие байки рассказывать, деда и отцов вспоминать. Сначала было грустно. Как вспомню, плакать хочется. Или материться. Молодые сидели с натянутыми улыбками, как на официальном приеме у министра (они друг с другом толком и знакомы-то не были). А детвора по-русски ничего не понимает, поедят да рассядутся в разные уголки со своими электронными играми. Братов, сестер ругал: как запустили?! А они отвечают: малышей в полгода – по яслям, потом – детсад и школа, что тут сделаешь. Родители с ними по-немецки говорят. Вот и вышло, что старики по-немецки сказать толком не могут, а внуки русского не понимают…Короче, начали мы детворе кукольные спектакли ставить. Не поверишь, не знали ни одной русской сказки! Хоть бы стишок какой рассказали! Но, послушай, через год примерно как-то вдруг, в момент заметил, что детвора за столом смеется нашим шуткам, не дожидаясь перевода. Я внутренне вздрогнул, а виду не подал. Не поверил, думал, ошибся. Стал приглядываться. Точно! Начали понимать русский язык! Встал со стола, на балкон вышел покурить, а у самого слезы по щекам текут… - Значит, всё хорошо?! Есть надежда всё возродить?! - Не спеши. Я ж тебе сначала про хорошее рассказываю. Семью за одним столом собрать, на родном языке говорить-понимать – не сложно, да и то на это полтора года ушло после выхода из «;ыстау». Уготованное мной внукам просвещение еще впереди, даже и не приступал. Пусть хоть начнут нормально говорить по-русски. Но это дело времени и терпения. А другое дело страна... Давай Армана подождем, и прежде поужинаем вместе, а то потом ты не то что есть, вообще ничего не захочешь. У меня уже и ужин готов. Жена сегодня не придет. Не может слушать наши разговоры, сидит и плачет. Выгнал ее к сыну. А сын, кстати, придет послушать. И Арман своего старшего приведет. Им полезно. К 7 часам пришел Арман с сыном. Чуть погодя появился и сын Сергея. Молодежь по большей части слушала нас молча, лишь изредка вставляя вопросы. За ужином я рассказал им о своих первых днях после возвращения и о стариках, которые пугали меня всякими ужасами о жизни в Казахстане. Я поделился своими подозрениями о том, что они либо подсадные, либо сумашедшие. - О подсадке не думай, по-настоящему никто нами не интересуется. Органы опеки считают, что мы тихо доживем своё и незаметно уйдем. Мы для них уже не оппозиционно настроенные, а старичьё, одной ногой стоящее в могилах. К тому же они по полной воспользовались нашим долгим отсутствием, чтобы провернуть свои дела. Теперь хоть что делай, но в ближайшие лет тридцать-сорок ничего не изменишь. А у нас с тобой и этого времени нет. Так что, старики твои не сумасшедшие. Если бы. То, что ты узнал от них, всё правда. - Я не верю, что такие перемены возможны за каких-то 20 лет! - Да ну? – возмутился Сергей. - А ты вспомни, что при нас произошло за 20 лет. Ты вспомни, что было в 1991 году и через 20 лет в 2011! Что, мало успели наворотить дел? Через 20 лет абсолютно другая страна, другие люди, другие ценности, всё – другое! Ты сам всё это видел, на твоих глазах всё происходило. Так чего ж ты теперь удивляешься? Не верит он. Я молчал. По своему состоянию какого-то опустошения я понял, что ехал к Сергею с тайной, пусть и хрупкой, надеждой, что не всё окажется правдой, что не всё будет так ужасно и безвозвратно. Сергей тихо сказал, что о том, что по всей вероятности произойдет со страной, мы могли догадаться, мы должны были это предвидеть. Та власть не давала повода для иллюзий, и не только потому, что у них не было стремления улучшить жить народа и по-настоящему развивать страну, а потому, что даже при желании они не смогли бы этого сделать. У них не осталось профессионалов, а если и были единицы, то те ничего не решали. Даже если бы они не так безбожно воровали, все равно без смены команды у них ничего не получилось бы, хоть завали их миллиардами. - Ты вспомни, еще до кризиса, когда страна купалась в нефти, они пытались решать какие-то государственные задачи. То был у нас год аула, то год культуры, то бросали силы на развитие бизнеса, то реформировали образование и здравоохранение, то спасали малые города, то строили дороги, то решали жилищный вопрос, 100 школ, 100 больниц, развитие государственного языка, борьба с коррупцией, инновационное развитие и так можно долго перечислять. Но все госпрограммы без единого исключения были провалены. Чинуши понимали, что на этом можно нажиться и вконец разрушали объявленный для спасения объект. Народ уже наверняка знал: то, что объявят приоритетом, будет добито, разграблено, уничтожено. Всё с точностью до наоборот. Возьми любую госпрограмму и увидишь, что именно там после ее реализации наступал полный развал и деградация. Если бы у них были профессионалы, они довели бы до ума ну хотя бы для разнообразия 1-2 проекта. Но этого не было. Зато все те огромные денежные потоки, которые направлялись на очередной «объект спасения», уходили в никуда, бесследно. Скажи, разве мы не видели, что они не умеют работать, а могут только воровать? Даже не интересуясь политикой и экономикой, это знал каждый казахстанец в самом далеком ауле. Значит, каждый мог предположить, каким будет финал: когда воровать будет нечего, начнут продавать всё, на что найдется покупатель. Рано или поздно этим товаром стала бы земля. Арман перебил: - Даже на то, чтобы продавать, нужен ум. И в 90-ые годы они всё уступали, не умея торговаться. Отдавали месторождения, даже не выторговав выгодных для страны условий налогообложения, эксплуатации, условий работы и оплаты труда для рабочих, сохранения экологической безопасности… И в 2000-ые годы было также. Деньги сейчас и здесь – вот их принцип. Знаете, из чего исходил этот принцип? Они знали, что они – временщики, поэтому и старались наворовать побольше до того, как народ поймет и выкинет их. А мы не захотели этого понять, а кто понял, не смог или не захотел объяснить и поднять народ. Что мы имеем? Нас грабили посторонние стране и народу люди, а мы смотрели и чего-то ждали. Странно вел себя народ, всегда всё понимающий и здраво оценивающий. Хотя сказал же Руссо, что «подкупить народ нельзя, но иногла удается его обмануть». Слишком долго мы обманывались, до последнего момента надеясь, что всё наладится. Но если вор ворует, и его не бьют по рукам, то он ворует еще больше. Это очень простая истина. Я думаю, они сами были поражены тому, как далеко смогли зайти и как долго продержались. Точнее будет сказать не «долго продержались», а держатся до сих пор. Мы живем по их, еще тогда созданному, сценарию. Сын Армана спросил: - Не понимаю я. Чего вы ждали-то, почему позволяли им борзеть? Арман задумался, потом неспеша начал говорить: - Тут просто не ответишь… Наша ошибка была в том, что мы судили о них по себе. Мы думали, они хотят что-то сделать для страны, просто у них не получается. И мы вновь и вновь давали им шанс, надеялись, что они, наконец, наворуются и будут делать свою непосредственную работу. Вы вспомните, как судил народ: не надо менять власть имущих, а то придут новые и жди, пока и они накормятся от государственной кормушки, а нынешние, мол, уже сыты. Ничего подобного. Они по определению не могли насытиться, потому что нет предела ни у жадности, ни у богатства. А потом подрастали и в начале века стали появляться их многочисленные дети, племянники, зятья. Что мы получили? Именно тогда начала разрастаться государственная машина, появились десятки тысяч чиновников, которые не понятно чем занимались; в министерствах на разных уровнях появились дилетанты, решения и действия которых вызывали недоумение на местах; стали образовываться государственные холдинги и прочие разновидности кормушек, при которых надо было пристроить своих родственничков. Еще мы надеялись, власть поймет, что нельзя обойтись без профессионалов и вот-вот привлекут к работе толковых людей. А у них таковых не было, вспомните, как без конца тасовали одну и ту же колоду. Взять со стороны или назначить своих оппонентов они опасались, т.к. это была прямая угроза их власти. Они, конечно, не могли приблизить и, тем самым, посвятить в собственные делишки чужих людей. Всё же единицы пытались работать честно и выполнять свой профессиональный долг, однако их перемалывала система: они либо уходили (их «уходили»), либо становились молчаливыми свидетелями падения страны в бездну. И, знаете, они тоже судили о нас по себе, т.е. были уверены, что мы хотим прорваться к власти только для того, чтобы получить доступ к разделу страны, к переделу собственности. Воров надо было просто гнать. И сделать это народ должен был как можно раньше. И причина даже не в том, чтобы они не успели нанести больший материальный урон стране. Страшно то, что они развращали народ и внушили молодежи мысль, что их образ жизни, их поступки, их ценности – это норма. И главное: своим бездействием мы сами не оставили им другого выбора, кроме как до последнего защищать себя и наворованное богатство. Ведь чем больше они наворотили дел, тем меньше возможностей оставалось у них выйти, сохраняя лицо и капиталы, из сложившегося положения. А потом это и вовсе стало невозможным: или тюрьма и конфискация, или сохранение власти любой ценой. В первом случае вопрос стоял бы даже не о растратах и провале всех задач, решить которые они не смогли. Дело даже не в воровстве, как дико это ни звучит. На их руках была уже и кровь, и загубленные жизни, и тихие конституционные перевороты, и явные и тайные нарушения всех законов. У власти в стране стояла мощная преступная группировка. Вы со мной согласитесь, если попробуете разложить по статьям уголовного и гражданского кодексов все их личные и коллективные, я подчеркиваю, преступления. Они попрали всё. Тут была даже измена родине. Теперь спрашивается, чего мы от них ждали, какого понимания нужд народа, каких мыслей о будущем страны, какого выбора? У них выбора уже не было. И они знали это лучше нас. Мы молча соглашались. Потом я сказал: - Однажды кто-то из писателей-экспрессионистов сказал, что первая мировая война стала возможной, потому что у европейцев не хватило воображения представить, что может случиться. Никто не мог предположить, какие ужасы произойдут. Нашему народу тоже не хватило воображения увидеть, что будет через 5-10 лет, если следовать логике развития ситуации тех лет. Да и представлять не было нужды, самое страшное уже происходило при нас. Удивительно другое: Казахстан занимал не последнее место в мире по количеству людей с высшим образованием на душу населения, многие были по-настоящему начитаны и умны, и поэтому я уверен в том, что все всё понимали, но не захотели сделать усилия для изменения существующего порядка в стране. Чего-то нашему народу не хватало: то ли воли, то ли патриотизма, то ли веры в успех. Народ привык оставаться в стороне, как будто происходящее его не касалось. Почему мы не примерили на себя известные, миллионы раз доказанные истины: «Бойся равнодушных, ибо с их молчаливого согласия совершаются все преступления на земле», «Величайшее поощрение преступления – безнаказанность»? Это же сказано о нас! - И нам не хватило силы или злости, где-то даже жестокости, - добавил Арман. - Добро почему-то всегда слабее зла. Они смогли поставить себе на службу всю государственную машину. А мы не смогли повести за собой народ – единственную силу, которая способна противостоять всему и всем. Но отвественность не в меньшей степени лежит на народе; который, будучи единственным хозяином страны, позволял так обращаться с собой и своей землей. Никакая оппозиция не может сделать то, на что способен народ. Задача любой оппозиции – просвещение, показ иных путей и форм существования государства, демонстрация собственной готовности взять ответственность за страну, всё остальное – выбор и действия народа. В той ситуации народ, на свое горе, якобы ради спокойствия выбрал воров и преступников (на каждом шагу преступающих законы), которые правили страной. Именно этот выбор определил будущее страны. А действия оппозиции и тех, кто ее поддержал, – это второе. Их задача – показать альтернативу, продемонстрировать пример, сделать попытку повести за собой. Это просто. Вот вам пример. Первыми, невзирая на шквальный огонь, из окопов поднимаются и бросаются в атаку самые храбрые, те, кто, порой ценой собственной жизни, показывает, что можно переломить ситуацию, если имеешь веру в победу и проявишь смелость. Если за смельчаками никто больше из окопов не поднялся, то эта попытка ничего не даст и только приведет к гибели как раз лучших из тех, кто противостоял врагу. А при таком раскладе и оставшиеся будут перебиты в окопах или вынуждены будут отступать, оставляя свои рубежи. Если же встали все бойцы, то появляется очень хороший шанс на победу. Тогда слава и честь героям. Такова и роль оппозиции, которая, кстати, лишилась ни одного своего смельчака, отдавшего жизнь за идею, ни одного героя, посмевшего подняться из окопа, вопреки угрозе собственной жизни. Но народ так и не поднимался из окопов. Оппозиция, повторяю, может лишь показать, что возможен иной путь, всегда существует шанс изменить жизнь и сделать ее лучше. Но для победы народ должен встать с колен, выйти из окопов, которые уже даже никого не защищают. Но народ не встал. Казахи не поддержали Кенесары-хана, который в XIX веке поднял народ на борьбу с колониализмом, но тогда народ предпочел вернуться домой, хотя вся Степь уже была под пятой царской России. В ХХ веке идеи участников декабрьского восстания, за которые ими была уплачена высокая цена, так и не стали национальной идеей возрождения нации и страны, а народ в борьбе за хлебом насущным забыл о них. В XXI веке народ не поддержал оппозицию, которая мечтала о счастье и благополучии многих поколений казахстанцев. Что мы имеем? Наш народ по-прежнему сидит окопах, хотя никто его уже не атакует, потому что угрожавший его свободе и покушавшийся на его землю враг уже давно в его глубоком тылу и по-хозяйски распоряжается страной. А он, народ, уже никому не интересен: хочет, пусть выходит из окружения и, вернувшись домой, работает на новых хозяев; хочет, пусть идет на все четыре стороны; хочет, пусть так и сидит, окопавшись в земле. Так оно теперь и вышло: одни тихо работают на новых хозяев; другие разъехались по миру; третьи, окопавшись, ничего не хотят знать, лишь бы их не трогали. Два века народ так ни на что и не смог решиться (или довести до конца). Причем тогда, когда вновь и вновь вставал вопрос о будущем нации и страны. В таком случае встает вопрос: были ли мы по-настоящему единым народом, нацией? Не сами ли избрали то, что сейчас с нами происходит? Два века народ не поднимался в едином порыве на борьбу за свою независимость. Все, кто в этот исторический период боролся за право казахов на самоопределение, так и оставались героями-одиночками, не поддержанными своим народом: Кенесары-хан и его верные соратники, алашорлинцы, цвет казахской интеллегенции 20-30-х годов, бунтари Желтоксана. Мы, казахи, слишком долго не боролись за свою независимость, не жертвовали всем ради будущего страны, не определяли свой путь. И потому стали разменной монетой в руках тех, кто проявил и волю, и упорство, чтобы владеть нашей землей. Сергей продолжил: - Помните споры о двигателе истории? Кто решает будущее страны: сильная личность или народ? А на самом-то деле равно важны оба фактора. Лишь при наличии и полном совпадении чаяний сильной личности и народа, их готовности, несмотря на риски, брать в свои руки ответственность за судьбу страны возможен успех. В противном случае и та, и другая стороны обречены на провал: пусть даже несколько сильных личностей без поддержки народа ничего не добьются, но и народ без вождя, без сильных личностей во главе не поднимется, и, если даже восстанет на волне гнева, долго не продержится и разрозненными частями будет усмирен. Примеры Арман уже привёл. - Были в истории случаи, - добавил Арман, - когда во главе восставшего народа вставали быстро сориентировавшиеся в обстановке вожаки (воздержусь от слова вожди), и тогда они использовали гнев народа для достижения собственных целей. Потом народ не понимал, чего же добился, к чему пришел, поскольку требовал одно, а получил совсем другое. Только в ХХ века так было с Советами, с Афганом, с рядом бывших колоний капиталистических стран. Уверен, народы не восставали ли бы и не проливали бы кровь за тоталитаризм и авторитаризм. Поэтому не все революции приводят к благополучию народа и страны. Причем пришедшие к власти могут существовать достаточно долго, но лишь до очередного восстания народа. Но, как уже сказал Сергей, при совпадении целей сильной личности и народа, а также их представлений о будущем страны победа возможна, более того, она гарантирована! Но сильная личность изначально должна быть рядом с народом, близка и понятна ему, а не возникать из неоткуда, обвешанная громкими лозунгами. Сын Сергея возразил: - А как же монарх, правитель, диктатор или президент, являющийся сильной личностью, но не имеющий или потерявший поддержку народа, держится у власти? - Ну, это просто, сын, - ответил Сергей. – Такакя находящаяся у власти личность обеспечивает себе поддержку, так сказать, «заменителем» народа. С этой целью и делится полномочиями с близким окружением, и подкармливает чиновников, и содержит полицию и войска. Чем многочисленнее этот якобы «народ», тем лучше. Они-то и обеспечивают правящему режиму поддержку. Если надо, то и защищая его от собственного народа. Но и это не столь надежная поддержка, как истинное единство с народом. И такая власть недолговечна. В любом случае, если народ захочет отнять власть, каким бы путем правитель ее не получил, он это сделает. Всё дело в решении и готовности народа осуществить перемены. Арман продолжил: - Понимаешь, добиться власти в борьбе, в соперничестве идей и целей, в единстве с народом – это одно, а получить ее волею случая, путем интриг или по праву рождения – это другое. И это ещё не всё. Сохранить верность обещаниям, данным народу, служить ему, стране, или воспользоваться властью для собственного обогащения и держаться за нее любой ценой – вот что является определяющим в существования или, наоборот, крахе той или иной власти. В начале 90-х годов все, кто в тот момент находился у власти в республиках Союза, как по волшебству получили в собственное управление отдельные государства. Никакой борьбы, никакого риска и геройства, никакого завоевания согласия и поддержки народа. Все начали строить демократию, внедрять рыночную экономику, да мало у кого получилось. И это в индустриальных странах с высокообразованным населением (советское образование было одним из лучших в мире). В чем же дело? А в том, что смены власти не произошло. Изменится ли сам человек оттого, что он переоденет костюм? Ответ очевиден. У власти остались бывшие партократчики, их помощники – разного уровня комсомольские вожаки, которые когда-то готовились заменить коммунистов и теперь, естественно, от этих планов не собирались отказываться. Представь ситуацию: в 1945 году разгромили фашизм, и немецкая военщина говорит: «Хорошо, были у нас ошибки. Теперь мы будем строить демократию». Кто им поверит? Кто оставит их у власти? В годы перестройки мы узнали о многих, скажем прямо, преступлениях компартии против собственного народа: террор и репрессии, суд тройки, нетерпимость к инакомыслящим, допущенный геноцид, жесткая цензура и многое другое. И что? Мы их сменили? То-то и оно, что мы этого не сделали! И, употребляя новые слова, они делали дело по-старому просто потому, что по-другому не умели. Что мы получили? Очень скоро за пудрой стал проступать уже знакомый лик, до боли узнаваемый в лозунгах об очередных победах, показушно оптимистичных картинках на TV, роли «народной» партии, дутых цифрах по народному хозяйству, «единомыслии» как под массовым гипнозом народа в дни выборов (ни в коем случае не менее 90 %) и прочая-прочая. - Только ситуация была похуже, чем в Союзе, - добавил Сергей. - Потому что партия теперь, как это было раньше, не контролировала власть имущих, их аппетиты, моральный облик, и данное обстоятельство развязало им руки. Мы пережили не один позор. Ни за ограбленный, едва выживающий в 90-ые годы народ, который, честь ему и слава, сумел сохранить лицо, а за тех, кто стоял у власти. Их комплекс некогда бедных людей толкал на воровство и мздоимство, которым не было предела; их комплекс незначительных, пустых людишек заставлял пиарить себя и свои якобы успехи за рубежом (не наведя порядок в стране, не сумев при миллиардных прибылях от нефти накормить собственный народ, они претендовали на роль регионального лидера); отсутствие уверенности в поддержке народа, в законности собственного пребывания на властном Олимпе толкало их на фальсификации и подавление инакомыслия. Арман, вскочив и разрубая воздух рукой, произнес: - И что самое подлое, все отступления от демократии они объясняли отсталостью своего народа и не способностью его жить в демократическом государстве. Да казахи испокон веков жили при демократии, выбирая себе ханов по их мудрости, патриотизму, преданности народу, судя их по делам и поступкам! Да дело даже не в этом. Ни одному народу на земле не надо учиться жить при демократии, другое дело – правителям сложно научиться быть демократами, подчиняться власти и воле народа, быть подотчетным ему, блюсти его права и свободы. - «Хулящий свой народ себя потеряет», говорили казахи, - вставил я. - Так оно и вышло. И об этом сегодня поговорим…А сейчас, раз больше ничего не едите, - предложил Сергей, - пойдемте в гостиную, там и покурим, и разговор продолжим. VIII Молча покурили. Потом я, наконец, спросил о том, что меня, собственно, и привело сюда: - Мужики, расскажите, что же было по всей стране в 12 году. Нас ведь сажали регионами и мы смогли собрать только часть картины из того, кто что знал, и то только по Костанаю, гораздо позже к нам перевели ребят-павлодарцев, но их рассказы не много информации добавили. В итоге полную картину я до сих пор не знаю. И еще. Как у них прокатила сдача земли? Этого я никак не понимаю. - Погоди, - ответил Арман, - дай разогнаться. Сразу так и не подступишься, тут сложно определить, с чего начать: то ли с 86 года, то ли с 91. А, может, с ДВК или кризиса? Сергей попросил далеко не уходить от темы разговора: - Арман, ты давай начинай с кануна часа Х, с 2011 года, а то сейчас уйдешь во времена Чингисхана или Кюль-тегина. Тебе же только дай поговорить. - Для того и собрались, - ответил Арман, - нам теперь ничего не остается, только говорить, лишь бы слушали. Сын Сергея улыбнулся: - А что, я бы и со средних веков послушал. Давайте, дядь Арман! Немного задумавшись, Арман начал говорить: - Тут важно понять, что мы тогда имели, и к чему это привело… Помните, как всё стремительно закрутилось во время кризиса, рвались все слабые места, а их было хоть отбавляй. Даже сложно сказать, где у нас было неуязвимое место, да и было ли оно. То, что происходило в начале века, безусловно, было подготовлено в 90-ые годы. Оставшись у власти, бывшее высшее звено компартии, за редким исключением (кстати, рядовые коммунисты, искренне верившие в идеалы партии, партбилеты не сдавали и продолжали считать себя коммунистами, уважение им уже за одно это), переобулись и стали демократами и рыночниками. Начался дележ наследства СССР. Директора заводов вывозили производства цехами, директора совхозов прибирали к рукам хозяйства, приватизировали всё, что плохо лежало, но и это было мелочью. Настоящие дела были впереди. Именно тогда происходило закрепление власти и подготовка к вседозволенности тех, кто у власти. Сначала они разработали механизмы удержания власти, потом – все остальное, оно уже никуда не уйдет. Удалили от власти старых зубров, которые могли позволить себе перечить президенту и его критиковать. Подчистили Конституцию. Собрали в одних руках все ветви власти. Потом надо было заручиться поддержкой силовиков. Потихоньку убрали воров в законе, что, безусловно, плюс, но с какой целью это делалось – вот где собака зарыта. А ведь расчищали для себя поле деятельности. Сделали это руками настоящих ментов, а потом их потеснили. Постепенно своих людей рассадили по руководящим местам или прежних завербовали (по другому не скажешь), чтобы крышевали и своим людям не мешали «работать». И потом, как вы знаете, не только ментовка стала своей, но и прокуратура, суд, КНБ. Подозрительно быстро все купились, как будто ждали, пока будет предложена приемлемая цена. Вскоре все эти «конторщики» стали «доступны» не только власть имущим, но и любому, имеющему деньги (помните, ходившие в народе прайс-листы, расценки в которых зависели от серьезности преступления?). Словом, преступники из коридоров власти в буквальном смысле слова стали «ворами в законе». Тут даже не приходится говорить о сращивании мафии и власти. Они существовали в одном лице – тех, кто был у руля государства. У нас и преступных группировок, мафии не стало, их функции взяла на себя власть. Никаких партнеров, никакой конкуренции. Дальше – больше. Чиновники стали воровать почище грабителей. Рядом с ними большинство из сидевших тогда в тюрьмах были невинными овечками, если вообще виноватыми. Понимаете, почему я говорю, что в начале века только народ мог остановить и выгнать воров? Потому что МВД, суды, КНБ, прокуратура и прочие были уже по ту сторону баррикад. И если они не защищали народ и закон, то только народ мог это сделать. Один вопрос меня волнует: почему «погоны» не оскорблялись и не восставали против того, как их использовали?! Они же, офицеры, стирали грязное бельё власть имущих! Где же офицерская честь? Спецслужбы использовались для выполнения очень щекотливых заказов: от отъема бизнеса до заказных убийств. Народ и называл их наемными убийцами. Сколько офицеров в знак протеста, когда вся страна после громких политических убийств и рейдерских скандалов плевалась в их сторону, оставило службу, честь блюдя. Десятки, сотни, тысячи? Не смешите. Они вытерлись и продолжали считать себя офицерами, людьми особой породы – высокой чести и долга. А если не были замешаны, то почему не смогли расследовать и указать на исполнителей и заказчиков? Расписались в собственном бессилии или причастности. Конечно, были среди них и настоящие профессионалы, и люди с честью. Такие уходили или пытались бороться, честно выполняя работу на своем фронте. Но от системы не уйдешь, тут себя обманывать не стоило. Да было таковых, уверен, единицы, потому что будь их больше (пусть не половина, но хотя бы треть или четверть), они бы смогли что-то противопоставить порочной системе, опираясь на поддержку народа, помощь СМИ. Но и это не всё. Им нет прощения не потому, что себя обесчестили и от службы опустились до обслуживания, а потому, что все годы независимости они ломали, унижали свой народ. Вспомните погромы в Бакае и Шыныраке. Даже нацисты в 30-ые годы строили для евреев гетто и перевозили их туда с личными вещами, а казахов в собственной стране просто выбрасывали на улицу, на произвол судьбы. А в 12 году, так же, как и 86, менты и не только они встали стеной против собственного народа, защищая тех, кто грабил страну. Чего ради они это делали? За премиальные, за квартиры. Квартира ценой предательства собственного народа! Но на то они и люди, а не цепные псы, чтобы думать. И у них был выбор. Всегда. Значит, такова цена их патриотизма. Их нынешнее положение – результат их выбора и их наказание. Презираемые коллегами всех стран за вселенский провал: целая страна ушла из-под носа, а наши конторы этого и не заметили. И это при том, что разведки ряда стран имели целые архивы «по казахам» и знали о том, что, кому, куда и за какие услуги уходит из страны. Словом, власть была в крепких руках и надежно защищена, тылы прикрыты. Можно было начинать «работать» без стеснения и страха перед наказанием. Так стало возможным осуществление тихих государственных переворотов (вносимые узким кругом приближенных к власти антинародные изменения в Конституцию, имеющие судьбоносное значение для страны; фальсификация итогов выборов – это незаконное взятие преступным путем власти в стране). Прибавьте сюда бесконечные поправки, против которых возражала общественность. Всё прошло как по маслу. Кстати, наш народ можно с полным правом заносить в «Книгу рекордов Гиннесса» по количеству «съеденных и переваренных» им за определенный промежуток времени надувательств, авантюр и афер со стороны государства и еже с ним. Казахстанцев все годы независимости как только не «кидали»: сгорели советские сбережения; бесследно исчезли ПИКи (за исключением единственного фонда); инфляции, девальвации; легализация награбленного у народа; отход якобы спорных (что народу так и не удосужились доказать) земель России и Китаю; длящаяся годами при небольшом населении якобы бурно развивающейся страны безработица (доходило до 50 % работоспособного населения); брошенные на произвол судьбы жители аулов и малых городов; обсчет до искомого числа результатов выборов; поставленные на грань выживания (точнее, вымирания) пенсионеры и инвалиды; стремительно убывающие в числе непростительно нищие и униженные участники ВОВ (проигравшая в войне Германия сохранила больше своих героев, чем бывший Союз, и тем более РК) и Афгана; тихо, без излишнего шума похороненная наука и культура; рейдерство, отъем или насильное входжение в налаженный бизнес; сюда же можно отнести и лишение населения его конституционных прав на получение качественных образования и медицинских услуг из-за их развала как следствия непродуманных и многочисленных экспериментов; позже добавились ипотечники, дольщики, внутренние акционеры банков и игроки казахстанского фондового рынка; чистой воды надувательство, как показали 10-ые годы, вкладчиков накопительных пенсионных фондов. Начинали «кидать» простых людей, закончили бизнесменами, миллионерами, банкирами и высокопоставленными чиновниками. Мы наступали на грабли: пока «кидали» не тебя, ты не лез в драку и молчал, когда же дело дошло до тебя, протестовать и заступаться было уже некому. Историческая аксиома и мы уже проходили такое. Что мы имели в остатке? Назовите мне категорию населения, которую бы не коснулось «кидалово» властей. Дети, молодежь? Увы, даже будущие поколения умудрились «кинуть», отдав деньги из так называемого Фонда будущих поколений (какой юморист придумал название?) банкам и нацкомпаниям, читай: снова в чьи-то бездонные карманы, корджуны, сейфы. Хочу спросить: не многовато ли на двадцать лет в отдельной взятой стране для отдельно взятого народа? Сергей вставил: - Арман, не нагнетай. Любишь ты это дело. - А что, я тезисно излагаю и о главном, только голую суть. Если я буду рассказывать, как народ вопреки всему выживал и в скот не превратился; как умирали от голодной жизни с проклятием на устах старики, поднявшие страну после войны; какая «дохлая», как будто мы жили в 30-ые, приходила в армию аульская молодежь в независимом Казахстане; как на глазах многодетных матерей сносили их дома, лишая детей крова на родной земле; как выли женщины, потерявшие детей от болезней, которые давно лечили во всем цивилизованном мире; как спивались или заканчивали жизнь самоубийством здоровые мужики, потому что им не давали работу и они не могли приходить домой с пустыми руками; как топтали честь и достоинство простых людей чинуши и менты; как наши мужики в Атырау должны были петь гимны Китая и Турции в благодарность за полученную на своей, заметьте, земле работу, – так нам ночи и матов не хватит. История независимого Казахстана – это история преступлений против его народа! - Ладно, ладно, не заводись, давление подскочет, - успокаивал разошедшегося друга Сергей. – Пойду аптечку принесу. Главное-то еще впереди, а он уже орет, оратор. Сергей пошел на кухню. Арман, махнув рукой в сторону хозяина, грустно улыбнулся нам и продолжил: - Никто не говорил, что будет легко перестраивать страну, но усугублять и без того крайнюю ситуацию, намеренно предавать национальные интересы ради достижения своих целей или удовлетворения политических амбиций, по-черному грабить народ – вот что было преступным. В конце 90-х годов появилась реальная надежда на возрождение. Худо-бедно разобрались с хозяйством, наметили приоритеты, а главное – пришли во власть толковые ребята. Но тогда страна уже жила двумя почти непересекающимися жизнями. Тогда широкие слои населения еще мало что знали о грабежах, разделах, откатах, крупных приватизациях, складывающихся олигархических группах, короче, о том, чем жили наверху. И потому народ не знал, что определяло те или другие государственные решения, почему в невероятно комфортных условиях работали иностранцы. Прищедшие в команду президента младотюрки многое поняли, но после этого их «ушли», потому что они, профессионалы, хотели довести всё до ума и мешали воровать. Они понимали, что выстроенная система наносит непоправимый урон только возрождавшемуся государству и в итоге сведет их благие намерения и усилия на нет. Так и случилось. В стране ничего не создавали и жили за счет нефти, в то же время рассуждая о «голландской болезни», нефтяной игле, паразитирующих Эмиратах. Народ убеждали, что стали жить лучше благодаря вовсе не нефти, а грамотному руководству экономикой. А «умной» экономики у нас не могло быть по определению, потому что отовсюду убрали умных и принципиальных, которые хотели противостоять разрушительной политике и донести эту мысль до народа. Ими пожертвовали, кому нужны были на доске самостоятельные фигуры – кони-всадники (младотюрки), слоны (политики-тяжеловесы), ладьи-офицеры. Остались лишь пешки. Но разве с пешками выиграешь партию, поднимешь страну? Их ляпы становились все очевиднее, аппетит ненасытнее, политика циничнее. Многие из толковых ребят уходили в бизнес. Одно время там давали работать, лишь бы не лезли в политику. Потом и это стало невозможным, потому что независимые люди, тем более богатые и работающие с заграницей, пугали власть. Расти не давали, в сырьевой бизнес не пускали (пусть лучше иностранцам достанется), чтобы не появилось самостоятельных игроков, поверивших в свои способности работать по-крупному, чтобы не зародились политические амбиции. Правда, банкиров просмотрели, но и их быстро укротили, или сократили, или посадили. И главное. Всё это представление под громким названием «Прыжок барса» подавалось под хорошую музыку а ля «Мы – демократы». Кормили и наш народ, и весь мир демократическими лозунгами и словесами, в период выборов – лапшой и мишурой. Мир глотал, - а куда деваться, - запивать-то давали все-таки нефтью, да и завеса была приличная – газовая. На десерт казахи еще уран приберегли. Тут чем угодно не подавишься, всё проглотишь. А народ плевался, но, голодая, нормальной кормежки всё же не требовал. Значит, было еще терпение у (всем тиранам на зависть) крепного и выносливого народа-кочевника... Сын Армана ходил взад-вперед по комнате и зло шептал что-то сквозь зубы. Его отец продолжал: - Скажите, я – пессимист, ничего хорошего не сказал о почти двадцати годах независимости страны. Есть одно, и в этом я был согласен с власть имущими: многонациональный многострадальный народ Казахстана оставался дружен и жил в согласии. Мы, одинаково ущемленные в правах, голодные или сытые, верящие или разочарованные, помогали друг другу в беде, поддерживали в дни печали и радовались успехам друг друга. Но это полностью заслуга самого народа Казахстана, и спекулировать этим было нечестно. Вот тут позволю себе небольшое отступление. Раньше, покаюсь вам, я бы добавил о нашем многонациональном народе: мы оставались порядочными людьми, но не стали единым народом; хорошие соседи, но не семья. Я объясню, почему какое-то время именно так думал. Однажды мои друзья преподнесли мне горький, но своевременный урок. Это было в 2007 году. Моими соседями по площадке были татарин и русский. По вечерам мы курили в подъезде или на лавочке у дома. Говорили, что называется, за жизнь (типичные «кухонные» разговоры). Много ругали власть всех уровней (поводов – хоть отбавляй), народ ведь всё видел и понимал, телевидение никого не обманывало. Отслеживали действия оппозиции, выступления ее лидеров (жаль, так и не довелось увидеть их дебатов с представителями власти на телевидении), во многом поддерживали их видение положения в стране и предложения по решению проблем. Мы огорчались из-за их неудач, из-за очередного воровства голосов сторонников оппозиции на выборах. Уверен, таких пассивных «болельщиков» за оппозицию, как мы, по стране были миллионы, потому что их цели были созвучны мечтам и ожиданиям народа. «Миллионы?! Это же сила!», - скажите вы. «Да, сила, которой мы, к несчастью, так и не стали», - отвечу я. В чем была наша проблема? Мы все стремились к тому же, что и оппозиция: мы хотели жить честно и по справедливости; хотели, чтобы у нас в стране прекратили воровать и требовать взятки; чтобы человека ценили по способностям, а не по родству; чтобы мы имели работу и могли хорошо зарабатывать; чтобы нас учили и лечили не абы как; чтобы люди имели крышу над головой и так далее. Но еще мы хотели, чтобы это светлое будущее настало как-нибудь вдруг. Раз – и нам объявляют, что пришла хорошая власть. Например, оппозиция выиграла бы выборы, расставила б всюду порядочных людей, профессионалов своего дела, и мы постепенно стали бы жить всё лучше и лучше. Ну, в крайнем случае, пусть бы оппозиция договорилась с президентом или придумала бы, как убрать из власти недостойных и заменить их достойными людьми. Мы фантазировали и сами понимали, что наши мечты смешны. Но надо называть вещи своими именами: мы хотели, чтобы кто-нибудь, рискуя всем, сделал нас счастливыми. А следовало понимать: отдельная личность не обязана быть мудрее и сильнее целого народа. А мы в нетерпении ждали, а потом и требовали этого от лидеров оппозиции! Как-то раз мой сосед-татарин спросил меня, почему я, такой умный и так аргументированно рассуждающий, не иду в оппозицию. Я не нашелся, что ответить. И тогда он сказал мне важные слова: «Мы все хотим одного для нашего Казахстана, но у тебя, казаха, и право требовать, и долг повыше моего. Сколько людей готовы поддержать оппозицию, но если казахи не пойдут, что нам, остальным, там делать? Если вам, казахам, наплевать, всё молча сносите, мы-то что будем требовать? Не вставая с колен сами, вы и нам не даете встать. Почему мы одинаково униженные, кинутые и ограбленные, вместо того, чтобы быть одинаково благополучными и защищенными? Пока казахи не заявят свою волю, другие будут ждать. Казахстан и наша родина, но вы – титулы. А титульная нация – это не привилегия, это ответственность. Кто отвечает за эту землю? Прежде всего, казахи. По праву наследия, потому что в вас течет кровь кочевников, отстоявших эту землю, потому что здесь могилы ваших предков. Если вы даже за свою родину не постоите, то что для вас мы, татары, хохлы, русаки, корейцы, ингуши, поляки, немцы и остальные, живущие на этой ставшей для нас родиной древней земле?! Да, казахи воевали за Салавата Юлаева, но сначала под его знамена встали башкиры. Да, казахи защищали Москву и прошли всю войну до Берлина, но сначала за свою землю встали русские, украинцы и белорусы. Вот когда казахи встанут на смерть за будущее своей страны и детей, тогда и другие без сомнений поддержат их ради благополучия и процветания общего дома. Ты понимаешь, казах, о чем я?». Той ночью я много думал и понял, что мы, казахстанцы, – не соседи, а семья. И в семье всегда кто-то, будь то отец или мать, дед или старший брат, берет на себя отвественность и принимает решение, как поступать семье в сложной ситуации. И тогда остальные повинуются и семья выступает единой силой, единой волей. Я не сомневался в том, куда должен идти. Меня беспокоили то, что я нес отвественность за двоих малолетних детей, больную мать и жену. Но за меня никто не обеспечит будущее благополучие моим детям и детям моих детей. Достигнутое же личное благополучие в неблагополучной во многих отношениях стране всегда находится под угрозой. Утром я поговорил с женой. Она боялась за меня, за себя, но, когда я заговорил о наших сыновьях, она сказала: «Иди». Моя мать, мудрая старая женщина, поддержала меня и благословила, призвав мне на помощь аруахов. Так я пришел в активную оппозицию. Да, я отсидел за это и не жалею. Но верни сейчас то время, я бы поступил по-другому: хватал бы за грудки всех казахов, бедных и богатых, молодых и старых, взывал бы к матерям: «Спасай казахскую землю ради своих детей и внуков! Иди и требуй свои права, пусть ценой собственной жизни! Требуй, пока не повинуются! Ты здесь хозяин, твои предки завещали тебе эту землю, другой у тебя нет и, если эту не сохранишь, никакой другой не будет у твоих потомков! А нет, так будь проклят, ты – не казах и нет у тебя родины!». Арман тяжело дышал и смахивал слезы. Сергей успокаивал: - Да тише ты, тише. На, выпей, десять капель отмерил. Вот всегда с ним так, заведётся, как будто всё это сейчас происходит. Что ты сердце напрасно изводишь? - О, Аллах, хоть одним глазом заглянуть бы тогда в будущее! Сергей приказал всем идти пить чай и «пока никаких разговоров». Так и пили чай молча. Каждый думал о своём, но все мысли приводили к одному – к потеряному в те далекие годы шансу. Потом Сергей сам начал: - Меня вот что бесит: они сами не работали, но и другим не давали. Я был в бизнесе и по себе знаю, какое желание работать, сколько веры в свои силы и какие успехи были в 2000-ые годы. А мы ведь работали в жестких условиях. В Турции, Китае бизнесменам давали безпроцентные кредиты, создавали условия, лишь бы народ работал, себя кормил, страну поднимал. А у нас кругом препоны, но всё равно мы работали с азартом. И если чего-то достигли, то не благодаря, а вопреки. Кстати, представителей нашей сказочно разбогатевшей власти называли бизнесменами, а не управленцами, мол, каждый наверху делал и продвигал свой бизнес. Беда в том, что по-настоящему они не были ни теми, ни другими. И страной не управляли, и в бизнесе по-настоящему не работали, потому что занимайся они серьезным бизнесом, они бы понимали важность развития малого и среднего бизнеса, они бы развивали регионы через продвижение своих проектов, запуская новые производства. Они, в конце концов, знали бы, как развивать страну, пусть хотя бы экономически, коль скоро они объявили первоочередной задачей именно экономическое развитие. Но это не было. Они не были бизнесменами, не были деловыми людьми, людьми дела. Их материальное благополучие – не есть результат успешных бизнес-проектов. Такие огромные деньги в короткий срок не зарабатывают. Развивать страну – это долгий, сложный процесс, требующий серьезных расчетов, а не деклараций, профессионального подхода, а не PR-а. Кто хочет развивать страну, тот не может серьезно рассчитывать на сиюминутный результат, он думает стратегически, на перспективу. Не в страну вкладывали (дороги, модернизация электро- и теплосетей, коммунального хозяйства, открытие заводов и фабрик), потому что это не дало бы сразу бешеных прибылей и это, в случае чего, не увезешь с собой. Говорили, что казахстанский бизнес привык получать моментальную отдачу от вложений, мол, любой другой вариант не стоил приложения сил. На самом же деле, быстрыми отдачами был избалован именно тот, кто работал в сырьевом секторе. Спрашивается, кто был там представлен? Иностранцы. И еще семья, круг приближенных (лица так называемого первого круга). А они-то никогда не были бизнесменами. Это были члены семьи, снимающие сливки с богатства народа. Это была свита, кормящаяся совсем не крошками с хозяйского стола. Они даже в безрисковый сырьевой сектор не вкладывали, пользовались старой базой, которой, как они рассчитывали, на их век хватит. И уводили капиталы из страны в оффшоры, зарубежные банки, вкладывали в элитную недвижимость по всему миру. А настоящие бизнесмены были готовы вкладывать и ждать «долгих» денег, но разве нам давали развернуться? Те, кто рисковал, по-настоящему развивая бизнес, чтобы через годы иметь серьезное дело и высокие доходы, становились жертвами рейдерства, опять-таки со стороны приближенных к власти, которые входили в готовое, уже дающее прибыль дело. Так что, беда наших «властителей» была в том, что они так и не научились вести бизнес, а управление страной – это очень серьезный бизнес. После развала соцлагеря мы изначально были в выгодных условиях: большая, богатая ресурсами страна, образованное, небольшое по числу население. Другие бывшие республики Союза и страны Восточной Европы не имели стольких преимуществ. Россия – да, но огромная часть незаселенных земель, отдаленность восточной территории страны, куча других внутренних проблем создавали определенные трудности для эффективного управления. Но сейчас речь о нас. В наших условиях не суметь добиться достаточно быстрых и заметных успехов – это надо было очень постараться! Даже не самое гениальное управление страной (без чудес, которые демонстрировали южноазиатские экономики) должно было дать положительный эффект. Да, у нас было много проблем, которые следовало решать, но было и безобразно много денег. Да нам должно было не хватать рабочих рук, а мы не могли справиться с безработицей и обеспечить работой так называемых самозанятых. Проблема была не столько в бездарных руководителях, сколько в том, что вор сидел на воре, и все они спешили «нарубить капусты», пока находились у пирога. Даже воруй они вдвое меньше, страна бы процветала. Каждый брал чуток (10 % – это если скромно), но если учесть, что деньги проходили несколько уровней по пути к проекту, то оставалось там гораздо меньше. |