пособие. Alexandre KojveLa n o tio n d 'a u to rit
 Скачать 2.89 Mb.
|
|
170 и Очерк феноменологии права. Более того, в этой работе Кожев ближе всего подходит если не к марксизму, ток социалистической идеологии, что хотя бы отчасти объясняется и включеннос тью в политическую жизнь — наг. Кожев уже был активным участником Сопротивления. Вся эта проблематика практически отсутствует в Понятии власти, а взгляд на властные отношения расходится совсем тем, что можно назвать левой европейской традицией. Философия Гегеля рассматривается здесь как всего лишь один из возможных вариантов политической теории, диалектика господина и раба пару раз упоминается, но относится только к одной разновидности власти. С Очерком по феноменологии права данную работу роднит отсутствующее в других сочинениях Кожева описание некоторых аспектов человеческой деятельности в терминах бихевиоризма, нов данной работе этому уделяется не так уж много внимания — основную часть произведения составляет феноменологическая дескрипция элементарных н составных типов власти. Следует иметь ввиду, что во всех тех случаях, когда Кожев употребляет термин власть с за См. перевод данного раздела Источник права антропогенное желание призвания как исток идеи Справедливости, Вопросы философии, 2002, № 12, с. 154— 166. 171 главной буквы, он пользуется словом Autorité, а в тех местах, где употребляется pouvoir (разделение властей и т. п, в переводе (как ив оригинале) оно пишется со строчной. Если отвлечься от стилистики Кожева — он часто выделял термины то посредством их написания с заглавной буквы, то разного рода подчеркиваниями — в данном случае речь идет непросто об особенностях написания. По существу, Кожев отождествляет Власть и Авторитет. Здесь у нас нет ни малейшей возможности заниматься разбором различных трактовок auctoritas и potestas, историей чуть лине всей европейской политической мысли, начиная с Платона и Аристотеля (или даже с размышлений Солона о «благоза- конии»). Очевидно то, что Кожев не принимает тех трактовок власти, в которых она редуцируется к силе или к властной воле. Но еще менее он склонен принимать обшие места французских концепций конца начала XX вв. Его критика классической теории и практики разделения властей восходит не только к гегелевской философии, но прежде всего к некоторым немецким авторам того времени. То, что он внимательно читал К. Шмитта, хорошо видно по Очерку феноменологии права. Его критика направлена на господствовавшие во французской политической и правовой теории ндеи, сочетавшие учения Руссо (суверенитет, общая воля народа) и Монтескье (разделение властей. Как отмечал в своей статье 1916 г. Б. Кистяков- ский: Как ни странно, во Франции совершенно не выработано общее понятие о государственной власти. обе эти иден: и идея народного суверенитета, и идея разделения властей не затрагивают самой сущности власти, самой проблемы, что такое власть. Иногда двум этим расхожим идеям противопоставлялась столь нее примитивная — сведение власти к господству силы (Л. Дюги). Так что объектом критики Кожева в данном сочинении выступает французская политико-правовая мысль того времени. Но и с преобладавшими в Германии (ив дореволюционной России) волевыми концепциями власти он явным образом расходится. Из российских дореволюционных мыслителей ему близки не воззрения русских гегельянцев (Чи черин, Ильин, тем более не Кистяковский сего психологизацией властных отношений, а Кор- кунов, который также сводил феномен власти к признанию подвластными своей зависимости от авторитета. Гегелевское учение о господстве и рабстве становится здесь лишь одной из четырех возмож 3 Б. А. Кистяковский. Социальные науки и право (1916), цат. по хрестоматии Белый царь. Метафизика власти в русской иыолв» (М МАКС Пресс, 2001, с. 317). 173 ных теорий власти, а тем самым оно также признается ограниченными неполным. Следующие за феноменологической дескрипцией наброски онтологии и метафизики власти слишком коротки, чтобы их можно было как-то содержательно охарактеризовать, но очевидно влияние Хайдеггера (модусы времени. В целом Кожев выступает здесь как сторонник единоначалия, а не разделения властей, соглашаясь со всей той традицией, которая восходит к трактовке Аристотелем слов Гомера: «иет в многовластии блага. Если процедура выборов сравнивается с лотереей, а упразднение власти Отца признается источником деградации и утраты авторитета, то естественно было бы предположить, что мы имеем дело с авторитарной теорией сторонника то ли абсолютной монархии, то ли дикта туры. Как соединить изложенную в данной рукописи авторитарную точку зрения с основным тезисом философии истории Кожева, согласно которому труд и борьба ведут человечество сначала к преодолению всех национальных и классовых различий, а затем и к концу истории Эти воззрения сочетаемы ничуть не хуже, чем Философия истории Гегеля сочетается сего Философией права, да и гегельянская философия истории предполагает и этатизм, и признание великих личностей (вспомним знаменитые суждения во введении к Философии истории. Все формы правления пребывают в истории и получают легитимацию от требований дня ИЛИ эпохи. О политической ситуации во Франции напер вую половину 1942 г. говорится в последнем разделе книги, но говорится намеками, эзоповским языком, без всяких указаний на такие реалии, как оккупация двух третей территории немцами, полная зависимость от них режима Виши на юге Франции. На май 1942 г. подавляющее большинство французов и не помышляло об участии в Сопротивлении — ситуация изменится после Сталинграда, когда станет очевидной перспектива поражения Германии в войне. Бели немцы могли повторять после й мировой войны приводимые Кожевом слова «Im Felde unbesiegt», то Франция была проигравшей войну страной, сдавшейся на милость победителя. Сторонники как правых, таки левых убеждений вынуждены были пересматривать свои догматы, причем французским левым (за исключением коммунистов) делать это было труднее, чем правым, — довоенный пацифизм французских левых оказался удобным союзником внешнего противника. После Первой мировой войны потерявшая больший, чем все прочие участники войны, процент населения страна повторяла как магические формулы слова последняя вой яа в истории, стоит ли умирать за Данциг» и т. п, верила в неуязвимость линии Мажино, шла на всевозможные уступки агрессору (Мюнхен, да еще продолжала считать себя великой державой. Именно левые всякий раз торпедировали малейший рост расходов на вооруженные силы, проклинали военщину, но итогом всего этого были позорно проигранная в несколько недель война и оккупация. Обычно о Франции в период между двумя мировыми войнами говорят как об одной из немногих стран, сохранивших демократические институты, когда чуть ли ие весь континент оказался под властью авторитарных и тоталитарных диктатур. Но нужно помнить и о крайне неумелых действиях в экономике во времена мирового кризиса, об отстающей от конкурентов промышленности, о разоренных рантье довоенной поры, о демографической катастрофе и т. п. Немецкие школьники и студенты маршировали, летом отправлялись в трудовые лагеря, где проходили и военную подготовку, французская молодежь спивалась4. Авторитарная власть, сочетающая в себе фи В превосходном исследовании американского историка Ю. Вебера этому вопросу уделено значительное внимание средний француз той эпохи (включая младенцев, женщин, стариков) выпивал ежедневно где-то бутылку вина, тогда как иа среднего мужчину приходилось почти два литра гуры Отца, Господина, Вождя и Судьи, потреб на Франции на данный исторический момент, который определяется нуждой в национальной революции. То, что такой фшуры не нашлось среди сидевших в Виши правителей, относится к историческим случайностям адмирал Дарлан Адмирал в тексте Кожева) с негласного одобрения Петэна (Маршала) успел начать сотрудничество с американцами и англичанами, в эмиграции могло не найтись столь яркой фшу ры, как де Голль. Лаваль часто заявлял, что возможны лишь две позиции его собственная и де Голля, ион стал бы де Голлем, не будь он Ла валем. Лозунгом национальной революции пользовались как пособники оккупантов, таки лондонские эмигранты. Проигравшей войну и униженной стране эта идеология была исторически необходима, а революции подобного рода осуществляются под харизматическим руководством Вождя и Отца. ГСам Кожев в е гг. не раз называл себя сталинистом конечно, это был эпатаж, хотя вначале его рукописи 1940 г. мы находим похвалы «марксизму-ленинизму-сталинизму», по существу, его политические позиции были совсем иными. Очерк феноменологии права можно считать самой близкой марксизму работой, но ив вей юридический социализм на манер немецких авторов начала XX в. явно расходится с теорией и практикой коммунистических партий. После выхода в 1947 г. Введения в чтение Ге геля» французские коммунисты опубликовали с десяток статей и рецензий, в которых Кожева зачисляли в фашисты. Стоит сказать, что делали они это умнее нынешних левых, приклеивающих этот ярлык к каждому нарушающему политкорректность индивиду коммунисты обратили внимание на темы риска и борьбы, которые роднили Кожева с правыми мыслителями межвоенного периода, на связь его концепции с учениями Ницше и Хайдеггера. Тем не менее, если иметь ввиду послевоенную деятельность Кожева во французском правительстве в его публикации на темы политики и экономики, его вполне уместно характеризовали как правого марксиста. Эта характеристика не вполне точна (марксистом он вообще никогда не был, ноне лишена оснований называл же себя «грамшианцем» испытавший непосредственное влияние Кожева американец Ф. Фукуяма в то самое время, когда он был ведущим идеологом неоконсерваторов (кстати, совсем неслучайно то, что многие неоконсерваторы начинали как троцкисты. Моральных и правовых аб солютов в истории нет, а потому для Кожева и После войны была вполне естественна апология диктаторских режимов в том случае, если они р£Йужат движению человечества к концу истории в полемике с JI. Штраусом он оправдывает тем самым тиранические режимы прошлого и настоящего. Поэтому для Кожева не было ничего невозможного в сочетании идеи мировой истории, идущей по пути борьбы и труда к царству Гражданина в универсальном и гомогенном государстве, и поддержкой цезаристской диктатуры на данном историческом этапе. Но ае всякая диктатура того заслуживает восста- аавливающая архаичную власть господ нацистская диктатура не соответствует ходу истории, а потому сопротивление ей было для Коже ва чем-то само собой разумеющимся. В критике основополагающих для III Республики идей Коже в весьма последователен для него демократическая республика вовсе не была священной ценностью. Это — царство буржуа, те. раба без господина состоящий из адвокатов и партийных бонз парламент есть место игры самой презираемой им части буржуазии, а именно интеллектуалов. Отношение к нимбы ло у Кожева не только ироничным. Комментируя Гегеля, он писал, что Интеллектуала интересует не суть делано он сам в своей обособленной партикулярности, успех его произведений, ранг среди ему подобных' А. Кожев. Тирания и мудрость // JI. Штраус. Отирания. СПб., 2006. 179 местечко в общественном мнении, которое он называет славой. Жертвовать собой ради Истины, Добра и Красоты он явно не собирается. Идеальная вселенная, которую он противопоставляет миру, есть лишь фикция. То, что Интеллектуал предлагает другим, не имеет действительной ценности, он их обманывает. А эти другие, восхищаясь произведением и автором либо осуждая его, в свою очередь его обманывают, поскольку не принимают его всерьез. Они обманывают и самих себя, поскольку верят в значимость своих занятий (интеллектуальной элиты. Республика письмен представляет собой мир обворованных воров. Нынешние интеллектуалы являются законными наследниками античных софистов. В общественной жизни Интеллектуал способствует либо худшей разновидности тирании (когда ему силой удается навязать свои измышления, либо анархии (когда нет никаких общезначимых законов и каждый волен нести свой собственный вздор. Интеллектуал — это буржуа, только буржуа бедный иже лающий стать богатым. Когда он объявляет себя революционером, то это ведет от скептицизма к нигилизму, проявляющемуся прежде всего в историческом беспамятстве, в отрицании всего прошлого. Общество, которое прислушива зтся к радикально нонконформистскому Ин геллектуалу, которое развлекается (словесным отрицанием чего бы тони было просто потому что речь идет о чем-то фактически данном, неизбежно угасает в бездеятельной анархии и исчезает. Сторонников перманентной революции Коже в также зачислял в нигилисты — революция должна сохранять все ценное, чтс было в прошлом, она не только порывает с ним. но продолжает традицию. Характерны его крайне резкие высказывания незадолго до смерти по поводу мая го года подобного рода праздники безделья отпрысков буржуа и интеллектуалов он просто назвал свинством (в разговоре с Р. Ароном. Чуть раньше, отвечая в Берлине на вопрос что делать со стороны немецких ультралевых, он посоветовал им подучиться (почитать Платона и Аристотеля). Словосочетание национальная революция умело использовалось правыми в Германии в е гг., но следует помнить о том, что во Франции оно имело совсем иные коннотации понятия нация и революция восходят здесь к лексике жирондистов и якобинцев. Следует помнить и о том, что стали обозначать в послевоенный период эти же слова в множе 7 Ibid., р. 501. 161 стве стран Азии и Африки, где целый ряд партий и движений получали названия вроде ПМ Фронт национального освобождения. Соединение идей социального равенства и национального освобождения всякий раз представляет собой взрывоопасную смесь. Для Кожева любое движение, начинающееся со слов Мы — не рабы, рабыне мы, исторически оправданно, поскольку ведет к преодолению господства и рабства оно оправданно и антропологически, поскольку сбрасывающий ярмо рабства человек стремится к признанию своей человечности, рискуя собственной жизнью. Б этом движении, а не в пришествии вечного Отца или Вождя, заключается для него смысл национальной революции. Эта революция ведет к нации как сообществу граждан, а конечной целью истории уже в Очерке феноменологии права выступает сообщество граждан всего мира Александр Кожев П ОН ЯТИ Е ВЛАСТИ Перевод с французского А М. Рут к е в и ч Оформление обложки А Ку лаги н Макет и верстка А Б. Иван ч е н ко Корректор Е . В . Фе о к тис тов а Издательская группа «Праксис» ИД № 02945 от Подписано в печать 05.12.2006. Формат 84 х 108/32 Бумага офсетная. Печать офсетная Тираж 2000 экз. Заказ ООО Издательская и консалтинговая группа „ПРАКСИС“» 127466, Москва, Коровинское шоссе, д. 9, корп. 2 http://www.praxi8.su http://www.politizdat.ru e-mail: Отпечатано с готовых диапозитивов в ОАО Типография Новости 105005, Москва, ул. Фр. Энгельса, д. 46 ISBN 5 -9 0 1 5 7 4 - 5 4 - 0 |