Арнольд. Лексикология английского языка. Арнольд и. В. Лексикология современного английского языка

• Название: Арнольд и. В. Лексикология современного английского языка
• Анкор: Арнольд. Лексикология английского языка.doc
• Дата: 08.02.2017
• Размер: 1.67 Mb.
• Имя файла: Арнольд. Лексикология английского языка.doc
• Тип: Изложение; #2453
• страница: 2 из 22

Глава вторая

СЛОВО КАК ЕДИНИЦА ЯЗЫКА

I. Проблема определения слова. 2. Отношение между словом и обозначаемым (проблема знаковости). 3. Мотивировка слова. 4. Выделение слова в потоке связной речи (проблема отдельности слова). 5. Выделение слова в языке (проблема тождества слова).

1. Проблема определения слова

§ 22. Каждая наука выделяет в изучаемом объекте основные единицы и рассматривает их свойства, развитие и взаимодействие. Для науки о словарном составе лексикологии такими единицами являются слова, части слов или морфемы, и эквиваленты слов, устойчивые словосочетания. Слово и морфема являются не только единицами лексики, но и основными единицами языка вообще, поскольку они, во-первых, сохраняют существенные общие признаки языка, т.е. обладают не только внешней звуковой стороной, но и значением, и, во-вторых, выступают не как явление, созданное в речи, а как нечто уже существующее в языке, и лишь воспроизводимое в речи. Что касается устойчивых сочетаний, то они тоже обладают значением и звучанием и не создаются, а только воспроизводятся в речи, но поскольку содержатся они не в каждом высказывании, их следует признать единицами второстепенными.

§ 23. Основным объектом изучения лексикологии является слово, но общепринятого определения слова, четко отграничивающего его от других лексических единиц, в науке пока нет (хотя попыток дать такое определение в лингвистической литературе было достаточно много). Трудность определения слова так велика, что многие ученые считают эту задачу невыполнимой и определения слова не дают.

Определение самых общих понятий вообще представляет большие трудности в любой науке, а задача определения слова оказывается особенно сложной потому, что слово, являясь единством звучания и значения, оказывается своеобразным фокусом, в котором скрещиваются проблемы лингвистические, философские и психологические. Кроме того, слово является основной единицей языка не только для словарного состава, но и для грамматического строя языка, и таким образом оказывается сложным соединением грамматического и лексического.

Даже наиболее точное определение слова как «исторически сложившейся единицы звукового языка, являющейся формой существования понятия», не дает четкого критерия для отграничения слова от других единиц языка и неполно отражает всю специфику слова.

Все попытки определить слово на основе какой-нибудь одной стороны неизбежно оказывались малоудачными.

Так, известное определение английского материалиста XVII века Томаса Гоббса: «Слова суть не пустые звуки, а имена материи» касается только философской стороны вопроса.

Предложенное представителем английской группы младограмматиков Генри Суитом определение: «Слова - потенциальный минимум предложения» характеризует только синтаксическую сторону слова. В науке о русском языке аналогичные односторонние определения слова давали Ф.И. Буслаев, А.М. Пешковский и Л.В. Щерба.

Несколько более разностороннее определение, частично учитывающее семантическую сторону слова, дает известный американский лингвист Э. Сепир: «Слово есть один из мельчайших, вполне самодовлеющих кусочков изолированного смысла, к которому сводится предложение».

В современной американской дескриптивной лингвистике наибольшее распространение получила модифицированная формулировка этого определения; представители этого направления называют слово минимальной свободной формой, т.е. рассматривают слово как наименьшую единицу языка, которая может употребляться изолированно¹.

Немецкий лингвист Карл Бюлер подчеркните фонетическую сторону слова и его знаковую функцию: "Слова - фонетически отчеканенные, общеупотребительные знаки языка».

Каждое из этих определений страдает односторонностью, и потому оказывается неточным. Ни одно из них не позволяет отграничить слово от словосочетания с одной стороны и от морфемы, с другой, не упоминает основной, т.е. назывной функции слова, не ставит вопроса о соотношении разных форм одного слова, не позволяет показать различие и связь между словом и понятием.

В худших случаях определение слова оказывается и методологически порочным, отражая методологически неверную концепцию авторов, как это имеет место у некоторых структуралистов, трактующих слово как произвольный условный знак.

§ 24. Советскими учеными (О.С. Ахмановой, Р.Л. Будаговым, В.В. Виноградовым, Е.М. Галкиной-Федорук, А.И. Смирницким и другими) за последние годы написано не мало работ с целью возможно более полного и всестороннего исследования теории слова, основанной на марксистско-ленинском учении о неразрывности связи языка и мышления. Основные положения этой теории могут быть сформулированы следующим образом:

Слово - исторически сложившаяся основная единица звукового языка, являющаяся формой существования понятий, которые образуются как обобщенное отражение реальной действительности и закрепляются в значении слова. В этом смысле слова отражают действительность. Звуковая сторона слова не отражает, а называет действительность и в этом смысле слово является знаком, нознаком не произвольным, а исторически мотивированным и закрепленным в практике общения. Слова соединяются с другими такими же единицами в предложения, в связную осмысленную речь и тем отличаются от морфем, которые вне слов в речи выступать не могут. В речи слова относительно легко выделяются как отдельные смысловые и грамматически оформленные единицы, отличаясь от словосочетаний целостностью структуры, семантической сплоченностью и цельнооформленностью. Целостность слова не позволяет вставить между частями одного слова какое-нибудь другое слово, а цельнооформленность выражается в том, что его грамматическое и фонологическое оформление относится ко всем компонентам слова в целом. В каждом данном отрезке речи слово употребляется в каком-нибудь одном значении и определенным образом оформляется грамматически. В языке полисемантичное слово представляет собой целую систему значений, а грамматически изменяемое слово - целую систему форм.

Эта развернутая характеристика слова не может служить определением в силу своей громоздкости, но имеет большое теоретическое значение, так как отвечает на целый ряд не только лингвистических, но и философских вопросов, разработка которых составляет теорию слова. К числу этих вопросов относятся так называемые проблема знаковости, проблема отдельности и проблема тождества слова.

Проблема знаковости есть вопрос о том, в каком отношении находится слово к обозначаемым им предметам реальной действительности, есть ли связь между звуковой формой слова и обозначаемым им понятием и в чем она выражается.

Проблема отдельности есть проблема разграничения слова и словосочетания с одной стороны, и слова и морфемы с другой, и вопрос о том, как выделяются слова в потоке связной речи.

Проблема тождества касается выделения слов как отдельной системы форм и значений в языке, т.е. это вопрос о границе между многозначным словом и группой омонимов, и вопрос о том, следует ли считать грамматические формы слова за одно слово или за разные слова.

Ниже каждой из этих трех проблем посвящается специальный раздел.

2. Отношение между словом и обозначаемым (Проблема знаковости)

§ 25. Рассматривая слово как форму существования понятий, образующихся как обобщенное отражение объективной действительности и закрепляемых в значении слова, языкознание основывается на ленинской теории отражения, которая учит, что все формы познания: ощущение, представление, понятие и суждение суть различные формы отражения нашим мышлением явлений действительного мира¹.

Слово возникает одновременно с понятием, именно оно создает ту возможность абстракции и обобщения, которая характеризует понятие по сравнению с представлением. Слово закрепляет в нашем сознании обобщенное представление о действительности. Эта обобщающая функция слова неоднократно подчеркивается в работах В.И. Ленина: «Всякое слово (речь) уже обобщает». «Чувства показывают реальность, мысль и слово - общее»². Отношение между словом и обозначаемым состоит, следовательно, в том, что, называя факты объективной действительности, слово и отражает их, но не непосредственно, а через закрепление в значении слова понятие.³

§ 26. В приведенной выше характеристике слова следует обратить внимание на то, что слово рассматривается как форма существования понятия, а не как условный знак понятия. Такая формулировка предполагает, что между звуковой формой слова и обозначаемым предметом также существует какая-то связь. Наличие этой связи многими оспаривалось и оспаривается. Против нее возражают и некоторые советские ученые.

Швейцарский ученый Ф. Де-Соссюр, определяя язык как систему условных знаков и, считая, что «единственным истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя»,¹ тем самым отрицает всякую связь между обозначением, т.е. словом, и обозначаемым предметом и таким образом отрывает язык и мышление от реальной действительности. В доказательство произвольности языкового знака, т.е. слова, он ссылается на тот общеизвестный факт, что одно и то же понятие обозначается в разных языках разными звуковыми комплексами и, наоборот, одинаковые или сходные звуковые комплексы обозначают разные понятия. Например, стол по-латыни - mensa, по-гречески - trapeza, по-английски - table, по-немецки - Tisch и т.д. С другой стороны, русское сын и английское sin ничего общего по значению не имеют. Казалось бы, что если между звучанием слова и выражаемым им понятием есть какая-то связь, то невозможно существование разных языков, т.к. все языки должны были бы пользоваться одними и теми же словами.

В действительности различие звуковых комплексов, обозначающих одно и то же понятие в разных языках, свидетельствуют не о произвольности языкового знака, как утверждал Де-Соссюр, а о том, что в разных языках в основу наименования могут быть положены разные признаки обозначаемого. Русское стол связано с глаголом стлать, английское table с латинским tabula доска; греческое trapeza указывает на что-то четырехугольное, а немецкое Tisch говорит о том, что предмет этот служил круглой подставкой для пищи (ср. греч. diskos диск для метания, англ. dish).

Непосредственной прямой связи между обозначаемым и звучанием слова нет², и в этом смысле слово, называя предмет, является знаком его; но этот знак отнюдь не произвольный. Для того, чтобы служить средством коммуникации, каждое новое слово должно быть понятным, а это возможно только в том случае, если первоначально оно называет предмет на основе характерного для него признака, могущего служить представителем предмета, и возникает на базе уже существующих слов и понятий.

Из книги Л. Фейербаха «Изложение, развитие и критика философии Лейбница» В.И. Ленин выписал с пометкой на полях «хорошо сказано!» следующие строки: «Что же такое название? Служащий для различения знак, какой-нибудь бросающийся в глаза признак, который я делаю представителем предмета, характеризующим предмет, чтобы припомнить его в его целостности»³.

Выбор признака, положенного в основу наименования, зависит от объективных свойств обозначаемого. Он должен быть таким, чтобы по нему можно было узнать предмет, о котором идет речь. Каждое новое слово образуется из уже существовавших в языке названий для уже существующих понятий, так как в сознании человека нет ничего, что не имело бы причин во внешнем мире.

Изучение языка подтверждает это положение.

Действительно в языке не образуется немотивированных новых слов, развитие языка происходит путем развития и усовершенствования уже имеющихся элементов. Связь между звуковой формой слов, понятием и действительностью оказывается, таким образом, не случайной, а исторически возникшей и в дальнейшем закрепленной в практике языкового общения. Образующие слово морфемы в своем значении передают существенные признаки понятия, отличающие его от остальных.

Ошибочность теории произвольности языкового знака, выдвинутой Де-Соссюром, подтверждается также данными учения И.П. Павлова о высшей нервной деятельности. Поскольку восприятие и понимание каждого нового слова представляет собой создание нового весьма сложного условного рефлекса, а новый условный рефлекс может возникнуть только на базе уже имеющихся и закрепленных условных рефлексов, то и новые слова, т.е. новые сигналы не могут возникнуть произвольно, а должны обязательно базироваться на словах, уже имеющихся в сознании говорящих.

Таким образом, рассматривая слово с философской точки зрения, следует признать, что поскольку в слове есть единство значения и звучания, в проблеме отражения словом действительности также есть две стороны. С точки зрения выражаемого словом понятия, слово оказывается отражением, а не знаком действительности, звуковая же сторона не отражает, а обозначает действительность. Это - знак, но знак опосредствованный и не произвольный.

3. Мотивировка слова

§ 27. Каждый предмет или явление реальной действительности имеет множество признаков, но при назывании выбирается только один из них, обычно заметный, но необязательно самый существенный, который и является в дальнейшем представителем всего целого.

Птица снегирь в английском языке называется bull finch, потому что часто сопровождает стада. Общее для многих маленьких птичек название finch является, вероятно, звукоподражательным. Научное латинское название этой же птицы Pyrrhula от греч. pyrrhós огненный, дано ей по цвету, т.к. у снегиря-самца оперение на груди, шее и щеках яркокрасное. Другие птицы получили свое название по типичным для них движениям: duck утка - др.-англ. ducan нырять; woodpecker дятел - to peck долбить, клевать; по характерному крику: cuckoo кукушка; и по разным другим признакам.

Выражение в слове одного или нескольких признаков называемого предмета, используемое в качестве названия данного предмета в целом, называется внутренней формой слова, его мотивировкой или этимологической структурой. Наиболее распространенным из этих терминов является термин «внутренняя форма», но в настоящее время предпочтение отдается термину «мотивировка» как более ясному и однозначному.

Мотивировка слова также показывает отношение между значением слова и теми признаками, которые положены в основу наименования, а также отношение слова к его предшественникам в языке.

Если слово не потеряло семантической связи с тем словом или словами, от которых оно образовалось, говорят, что оно мотивировано, что у него ясная или прозрачная внутренняя форма; если же связь эта утрачена, мы имеем дело со стёршейся мотивировкой или деэтимологизацией.

Подбирая название для нового предмета или явления, говорящий сравнивает его с другими, известными ему ранее. Так, barn трамвайный парк - потому что трамваи размещаются в больших помещениях, напоминающих сараи. Внутренняя форма в данном случае ясна в синхроническом плане; но при диахроническом подходе можно заметить, что у слова barn в его первоначальном значении сарай, которое возникло из описательного др.-англ, термина ber-ern помещение для ячменя, внутренняя форма стерлась, поскольку слова bere ячмень и ern, ærn помещение выпали из языка, слово претерпело значительное фонетическое изменение, перестало быть сложным словом и стало употребляться в более обобщенном значении.

Прозрачной является мотивировка в слове time-table, оба составляющих элемента которого сохранились в языке, как самостоятельные слова. Первый элемент поясняет - что именно показано в таблице, названием которой является второй элемент. Слово speaker мотивировано потому, что суффикс указывает, что слово называет деятеля, а корень раскрывает какое именно действие осуществляет этот деятель. Глагол to face означает смело встречать опасность или трудность; в основу наименования положен тот же образ, что и в русском выражении лицом к лицу. Отчетливо сохранилась мотивировка в таких словах как: chairmanship председательство, co-existence сосуществование, co-operation сотрудничество, foresee предвидеть, fruitful плодотворный, ice-cream мороженое, indeed действительно, house-warming новоселье, to mirror отражать, noteworthy достопримечательный, pigtail косичка, unintelligible непонятный, to safeguard предохранять, и во многих других. Внутренняя форма всех приведенных примеров отчетливо связывает их с называемыми ими предметами реальной действительности, с одной стороны, и с другими элементами английской лексики, с другой.

Видный русский лингвист XIX века А.А. Потебня, уделявший проблеме внутренней формы слов очень много внимания, писал, что известное звучание ассоциируется с известным значением не само по себе, не в силу какого-то сходства между ними, а благодаря тому, что при своем возникновении слово содержит указание на признак или признаки, положенные в основу наименования. Но, выясняя мотивировку одного слова или целой группы семантически родственных слов, мы в конце концов доходим до простого коренного слова, которое никак не мотивировано. Вопрос о том, как возникли такие, совершенно немотивированные для нас наименования, упирается в вопрос о том, как вообще возникли первые слова. Эта последняя проблема до сих пор не решена, хотя было предложено немало гипотез.

§ 28. Многократные фонетические и семантические изменения, происходившие в корневых словах древнейшего происхождения затемняют морфологическую структуру многих слов даже для историка языка. Вместе с тем мотивировка многих слов, неясных для современного языкового сознания, вскрывается с помощью этимологического анализа. Примерами тому может служить разобранное выше слово barn, a также слово nightingale соловей из др.-англ. nihtegale ночной певец (niht ночь и galan петь). Мотивировка этих слов стерлась в связи с выпадением из словарного состава английского языка существительных bere и ern и глагола galan.

Бывает и так, что слово с течением времени утрачивает семантическую связь с теми словами или словом, от которых оно образовалось, хотя последнее в языке сохранилось. Например, instead взамен, вместо - не ассоциируется со словом stead место, которое сохранилось как отдельное слово в некоторых диалектах и широко представлено в сложных словах и устойчивых словосочетаниях: bedstead кровать, homestead фермерская усадьба, to stand somebody in good stead оказаться полезным для кого-либо.

В ходе исторического развития лексики и при изменении звукового состава слов вследствие фонетических сдвигов связь между родственными словами может затемняться или совершенно стираться. Действующее значение опирается тогда на практику языкового общения, а мотивировка может даже придти в противоречие со значением, как в следующем примере: Blackberries are red when they are green. Черника красная, когда она зеленая (т.е. неспелая).

Процесс, при котором слово со сложным морфологическим составом фонетически и структурно изменяется так, что морфологические его элементы уже не распознаются больше, называется опрощением, а возникающие таким образом основы - опрощенными основами.

Утрата внутренней формы приводит к тому, что слово перестает ассоциироваться с другим словом или словами, с которыми оно было первоначально связано, и оказывается в этом смысле как бы изолированным в языке.

Как правило иноязычные заимствования не мотивированы для говорящих на английском языке. Например: expression, countenance, complexion, temperament. Однако, если заимствуются целые более или менее значительные гнезда однокоренных слов, их этимологическая и морфологическая структура может осознаваться говорящими. Примерами могут служить упомянутые выше co-existence, co-operation, ср. также co-education, co-pilot.

В большинстве исконных сложных слов мотивировка ясна. Ясные мотивировки входят в число тех связей, которые превращают лексику любого языка в систему взаимообусловленных элементов.

§ 29. Интересно отметить, что для слов с неясной мотивировкой говорящий коллектив нередко ищет, а иногда и создает собственные объяснения, подсознательно пытаясь восстановить исчезнувшую системность. В качестве примера можно привести объяснение слова cockney (название уроженцев восточной части Лондона и просторечия, употребляемого ими). Рассказывают, что слово возникло потому, что жители Лондона не имеют понятия о деревенской жизни, так что, когда один маленький лондонец попал в деревню и услышал ржание лошади, он закричал: The horse is barking, его поправили: The horse neighs. Вскоре после этого он уже кричал: Oh! the cock neighs, за что и был прозван cockneys. Большой Оксфордский словарь дает другое объяснение, в котором предполагается, что слово произошло от ср.-англ. coken-ey т.е. петушиное яйцо, так называли очень мелкие или изуродованные яйца, затем иронически избалованных детей, а затем жителей Лондона, подчеркивая изнеженность горожан, по сравнению с деревенскими жителями. Существует целый ряд подобных объяснений для слов: Yankee, okay, jeep и других.

В результате попыток осознать слово с неясной мотивировкой на основе неправильной ассоциации его с другими словами, которые в действительности никакого отношения к нему не имеют, нередко происходит искажение звукового и морфологического состава слова. Явление известно под названием народной этимологии (folk etymology) и чаще всего затрагивает заимствованные слова, хотя иногда наблюдается и в исконных. В качестве примера можно привести историю заимствованного из латыни слова asparagus спаржа, которое в силу своей этимологической неясности было изменено в sparrow grass; sparrow grass в языке, однако, не удержалось, и теперь вновь вытеснено словом asparagus.

Слово shamefaced застенчивый, пристыженный - изменило под влиянием народной этимологии не только внутреннюю форму и звучание, но и значение. Первоначально это было shamefast. Первый элемент означал скромность, второй - с основным значением твердый - широко использовался для образования прилагательных. Таким образом, слово означало скромный в положительном смысле. В современном языке shamefaced имеет отрицательную эмоциональную окраску.

Слово cutlet происходит не от глагола to cut, а от французского côtelette, где cote значит бок. Французское слово cariole повозка превратилось в carryall. Казавшееся непонятным французское etiquette превратилось в просторечное выражение quite the ticket вполне прилично, правильно.

Характеристика мотивированности слов представляет большой интерес и помимо проблемы знаковости слова, поскольку от нее в значительной степени зависит своеобразие лексики каждого языка.

§ 30. Мотивировка однозначных слов в двух разных языках, даже родственных, часто бывает различной, что очень важно не только теоретически, но и для практики преподавания иностранных языков, так как от мотивировки зависит и развитие системы производных значений каждого слова, а, следовательно, и несовпадения таких значений в аналогичных словах разных языков.

Например, английский составной глагол find out переводится на русский язык глаголом узнать, выяснить. Но глагол узнать далеко не всегда можно перевести глаголом find out, поскольку этот последний мотивируется как переносный от значений найти, отыскивать и поэтому предполагает, что субъект действия активно стремится получить информацию; в тех случаях, когда имеется в виду, что сведения получены случайно, непреднамеренно, говорят learn.

Сравните: Where can I find out his address?

I learned about it during the recess.

Five o'clock так же как five hours в переводе на русский язык - пять часов. Но o'clock возникло из сокращения сочетания of the clock. Поэтому понятно, почему именно это слово может употребляться только для обозначения момента времени, а для обозначения срока употребляется другое слово - hour.

4. Выделение слов в потоке связной речи (Проблема отдельности слова)

§ 31. Трудный вопрос о выделении слов в потоке связной речи, т.е. о границах между словом и словосочетанием, с одной стороны, и словом и морфемой, с другой, интересовал многих ученых. Наиболее полное освещение в советской литературе эта проблема получила в трудах проф. А.И. Смирницкого. В качестве основного критерия А.И. Смирницкий выдвинул цельнооформленность слова, противопоставляемую раздельнооформленности словосочетания.

Цельнооформленность слова следует понимать как наличие общего грамматического оформления для всех составляющих слово элементов.

Раздельнооформленность словосочетания, напротив, предполагает, что каждый компонент его имеет отдельное грамматическое оформление.

Сущность различия между цельнооформленностью слова и раздельнооформленностью словосочетания А.И. Смирницкий показывает, сопоставляя состоящие из одинаковых корневых элементов слово shipwreck кораблекрушение и словосочетание (the) wreck of the ship. Совершенно очевидно, что, не отличаясь существенно по значению, эти образования принципиально различны в своем отношении к грамматическому строю, т.е. по-разному оформлены. В слове грамматическое оформление осуществляется единожды ship-wrecks, в словосочетании столько раз, сколько в нем компонентов: (the) wreck of (the) ships или (the) wrecks of (the) ships.

Предложенный А.П. Смирницким критерий, по мысли его автора, должен подходить для слов любого языка. В действительности же, будучи полностью применим для слов русского языка, он не всегда оправдывает себя в отношении английских слов, по причине бедности этого языка морфологическими средствами. Критерий оказывается, например, непригодным, если сопоставить такие образования как snowstorm и snow mountain, где первые элементы одинаково лишены морфологического оформления как в слове, так и в словосочетании. Так возникает характерная и важная для английского языка проблема о природе образований типа: stone wall, speech sound, train track, street lamp, lunch room, coal mine, radio station. Проблема эта так и называется проблемой stone wall и подробно разбирается в главах шестой и седьмой.

Кроме того, критерий грамматической цельнооформленности нуждается в дополнениях и поправках в таких специфических для английского языка случаях, когда формант притяжательного падежа -s относится к целому сложному образованию the queen of England's hat.

Однако, в действительности, раздельнооформленность наблюдается, и в этих случаях, поскольку категория числа может быть выражена при этом раздельно:

The kings of England's tombs.

Кроме того, здесь налицо раздельнооформленность фонологического и синтаксического порядка, т.к. в образовании имеется два самостоятельных ударения и оформлено оно в соответствии с нормами синтаксиса (ср. противоречащее нормам синтаксиса следование элементов в таких сложных словах как: sunburnt, outcast, fur-coated).

Цельнооформленности соответствует смысловая цельность слова, так как словом обозначается явление в целом, а не отдельные его стороны. Следует, однако, иметь в виду, что семантическим критерием единства слова можно пользоваться только как подсобным, поскольку в этом отношении возможны значительные субъективные расхождения. Кроме того, семантический критерий не позволяет отграничить слово от фразеологического сочетания. Если сравнить сложное слово blackbird и словосочетание queer bird чудак, то окажется, что степень идиоматичности, т.е. семантической спаянности и невыводимости значения целого из значения компонентов, у фразеологизма может быть даже большей.

Существенным дополнительным критерием, помогающим разграничить слово и словосочетание, является целостность слова, не допускающая включения между его частями других слов, как это возможно для словосочетания. Например, выражение to turn to account обратить в свою пользу, можно усилить, вставив в него слово good или даже very good: I shall turn it to very good account (Shaw). Я это очень хорошо использую. Ср. также: day after day и day after useless but precious day (Wilson). От одного бесполезного, но драгоценного дня до другого.

§ 32. Разграничение слова и морфемы также представляет известные затруднения. Содержащееся в определении слова указание на то, что оно может соединяться с другими такими же единицами в предложении, образуя связную, осмысленную речь, определяя слово с чисто лингвистической стороны, отграничивает его от морфемы. Морфемы несамостоятельны, они входят в слово в качестве его составных частей и отдельно вне слова в речи выступать не могут, хотя и являются значимыми единицами языка.

Вместе с тем между словом и морфемой много общего, они нередко в английском языке оказываются омонимичными (ср. income, n. - come in, v.; output, n. - put out, v.).

Некоторые специфические особенности английской лексики делают задачу разграничения слова и морфемы в английском языке особенно сложной.

Сколько, например, отдельных слов в предложении: I kept on walking along?

Являются ли on и along самостоятельными словами или морфемами? т.е. пять здесь слов или три?

В последнее время все чаще и чаще высказывается мнение о том, что это словообразовательные элементы, следовательно не слова, а морфемы. Но графическая и фонетическая раздельнооформленность (слова on и along несут на себе ударение) и то обстоятельство, что между walking и along можно вставить еще какое-нибудь слово, например, steadily, заставляет отнести on и along к отдельным словам, a walking along к словосочетаниям и считать, что приведенное выше предложение содержит пять слов. Подробнее такие элементы будут рассмотрены в главе о словосложении.

Некоторые языковеды, например, французский ученый Вандриес, склонны приравнивать к морфемам все служебные слова, поскольку они не выделяются в речи ни паузой, ни ударением.

С таким смешением слова и морфемы нельзя, однако, согласиться, так как самостоятельность и смысловая законченность слов всегда больше, чем у морфем. Служебные слова, даже выполняя грамматические функции, сохраняют, за редкими исключениями, свое лексическое значение. Так, например, предлоги, выражая отношения между членами предложения, в то же время подразделяются по лексическому значению. В противном случае, в чем же была бы разница между on, in, under и т.д.?

Наличие у предлогов лексических значений легко проверить методом подстановки разных предлогов в тот же контекст. Например: They went to (across, from, into, round, out of, through) the park. В зависимости от лексического значения предлога смысл этого высказывания коренным образом меняется, хотя грамматическое значение остается неизменным.

Однако все это затруднения только теоретического порядка, так как в практике языкового общения, а также в изучении иностранных языков и в терминологической и даже в лексикографической работе, отдельные слова легко вычленяются говорящими из общего потока речи, причем разными людьми в основном одинаково.

То обстоятельство, что в потоке устной речи слова выделяются далеко не так четко, как в письме, «белые» промежутки в письме не всегда соответствуют паузам в речи, и далеко не все слова, написанные отдельно, имеют на себе ударение, давало повод утверждать, что эти «белые» промежутки в письме не могут быть признаны границами слов. И все-таки существование во всех языках расчлененного на слова письма свидетельствует о том, что в сознании говорящих слова, за небольшими исключениями, выделяются как языковые единицы одинаково.

Трудность разграничения слова и морфемы заключается еще в том, что могут существовать одноморфемные слова, состоящие только из корня. Таких слов особенно много в английском языке¹.

Таким образом в английском языке получается известная омонимия слов и морфем, но это не опровергает того положения, что морфемы сами по себе (вне слов) не могут сочетаться в предложении для выражения той или иной мысли. В этом и заключается их существенное отличие от слов. Они выражают понятие, лишь предварительно объединяясь в слова или (как в случае одноморфемных слов), становясь словом.

§ 33. Вопрос о том, какая из рассмотренных единиц, слово или морфема, является главной, основной единицей языка, также является спорным. В советском языкознании принято считать главной единицей языка слово, поскольку морфемы самостоятельно, вне слов в речи, не встречаются, и грамматика языка занимается именно изменением слов и сочетанием их в предложении.

Американское языкознание в лице Блумфильда и некоторых других структуралистов считает основной единицей языка не слово, а морфему, как единицу, с одной стороны более мелкую, а с другой - более постоянную. По вышеуказанным соображениям этот тезис в общем виде неприемлем. Однако следует иметь в виду, что выбор единицы должен зависеть от цели исследования. Для некоторых практических задач, например, для целей машинного перевода, морфема действительно является более удобной единицей, так как наличие в языке огромного количества слов не позволяет составить задание (программу) для машины. С другой стороны, для общего языкознания, для лексикографии, для стилистики и, естественно, для науки о слове, лексикологии, основной единицей является слово.

5. Выделение слов в языке (Проблема тождества слова)

§ 34. Рассмотрение в предыдущем разделе проблемы отдельности слова имело целью установить границы между словами в потоке связной речи. Поэтому основным вопросом, который надо было решить при анализе примера I kept on walking along, было: сколько в этом предложении отдельных слов.

Если же задача заключается в установлении границ между разными словами не в речи, а в языке, в разграничении омонимов, то возникает так называемая проблема тождества слова, и основной вопрос, который задает себе исследователь, это вопрос о том, сколько в словарном составе языка в том или ином случае имеется равнозвучащих или почти равнозвучащих, но разных слов. Сколько должно быть в англо-русском словаре слов saw, чтобы можно было перевести, например, английскую скороговорку:

"Of all the saws I ever saw saw I never saw a saw saw as that saw saws"?

Сколько я ни видел как пилят пилы, я никогда не видел, чтобы пила пилила так, как пилит эта пила.

Со звуковой и графической точек зрения здесь как будто бы два разных слова: saw и saws. В действительности же пример содержит трижды повторенное существительное saw пила, причем один раз во множественном числе, трижды повторенный глагол того же корня saw пилить, в том числе один раз в 3-м лице единств. числа наст. вр., т.е. в форме омонимической, форме множ. числа существительного, и наконец, дважды употреблено прошедшее время глагола see, являющееся случайным частичным омонимом (омоформой) двух предыдущих.

Будучи единицей словарного состава, слово в то же время имеет и грамматическую сторону, т.е. передает не только лексическое, но и грамматическое значение, является той основной единицей, с которой имеет дело и грамматика. Слова могут при помощи морфем, флексий или супплетивно менять свою форму. Способность слова грамматически изменяться, сохраняя лексическое значение, делает его потенциально целой системой форм. Ввиду чрезвычайной многозначности слова «форма» удобнее пользоваться термином «словоформа»¹. Словоформами называются те видоизменения одного и того же слова, которые, не различаясь по лексическому значению, передают разные грамматические значения. В своих различных словоформах слово остается тождественным себе, а совокупность всех словоформ характеризует и определяет принадлежность слова к тому или иному лексико-грамматическому разряду, т.е. части речи.

Наличие у слова saw пила двух словоформ: saw для единственного числа и saws для множественного, характеризует его как единицу, принадлежащую к определенному разряду слов, а именно к существительным.

Вторая из указанных словоформ омонимична словоформе saws пилит, т.е. форме третьего лица единственного числа настоящего времени изъявительного наклонения действительного залога глагола saw, которая входит в другую систему словоформ: saw, saws, sawed, sawing и вместе с ними характеризует saw пилить, как глагол.

Таким образом, в английском языке два разных слова saw, каждое из которых образует систему форм, т.е. имеет свою парадигму.²

Что же касается saw прошедшего времени глагола видеть, то оно самостоятельным словом признано быть не может, а является словоформой от слова see видеть.

§ 35. Современная дескриптивная лингвистика подходит к вопросу о тождестве слова иначе, полагая, что, строго говоря, при каждом изменении значения или звучания получается новое слово, т.е. считается, например, что ряд: pavement, pave, paves, paved, paving состоит из пяти различных слов. Разница между ними заключается только в том, что первое является производным, второе корневым, а остальные - флективными.

Но проводится эта точка зрения не очень жестко, и удобства ради в одно слово объединяются «близкие формы, образующие одну парадигму и имеющие семантическую и формальную общность»³, т.е. получается, что pave, paves, paved, paving - формы одного слова; pave - pavement - два различных слова.

§ 36. Проблема разграничения разных слов в языке имеет и еще одну сторону - семантическую, это проблема разграничения между полисемантичными словами и омонимами.

Слово может иметь не только несколько форм, но и несколько значений. Так, прилагательное sweet может означать: сладкий, нежный, мягкий, привлекательный, милый, пресный. Но это не значит, что в английском языке имеется пять прилагательных sweet. Поскольку все эти значения семантически тесно между собой связаны, их следует считать за систему значений одного слова.

В «Оде к жаворонку» Шелли спрашивает птицу, о чем она думает:

"Teach us, sprite or bird, what sweet thoughts are thine"; здесь слово sweet является образным, но это то же самое слово, что и в бытовой фразе:

«I take my tea very sweet and very hot.»

Только в том случае, когда семантическая связь между словами утрачена и несколько значений одного звукового комплекса не имеют общего семантического центра, различают разные слова омонимы, например, bill счет (документ) и bill законопроект; stand fast стоять неподвижно и run fast бежать быстро.

Многозначное слово, имея много значений, не перестает быть единым, семантическое единство системы его значений определяется общими семантическими закономерностями системы языка в целом.

Четкой границы между полисемантичным словом и омонимами однако не существует, и возможны многочисленные спорные случаи.