био. Assassins Creed Братство. Assassins Creed. Братство И. Иванов, перевод, 2016
 Скачать 1.71 Mb.
|
|
Часть вторая Ничто не истинно. Все дозволено. Dogma Sicarii[130] I, 1 49  Была поздняя весна 1504 года от Рождества Христова. Папа вскрыл привезенное курьером письмо, внимательно прочитал и торжествующе ударил мясистым кулаком по столу. – Да благословит Господь короля Фердинанда и королеву Изабеллу – правителей Арагона и Кастилии! – воскликнул он. – Ваше святейшество получили хорошее известие? – спросил Эцио, сидевший напротив. Юлий II зловеще улыбнулся: – Да! Чезаре Борджиа благополучно помещен в одну из их надежнейших крепостей! – Куда? – Эти сведения я не могу сообщить даже вам. Я не хочу никаких… случайностей в отношении Чезаре. Эцио закусил губу. Может, Юлий догадался, как бы он поступил, если бы знал местонахождение крепости? – Ну что вы так печалитесь, дорогой Эцио? – продолжал папа, желая его ободрить. – Кое-что я могу вам рассказать. Это большая крепость, стоящая на равнинах северо-восточной Испании. Где-то в центральной части тех мест. Крепость совершенно неприступная. Эцио понимал: у Юлия II были свои причины уберечь Чезаре от сожжения. Казнь сделала бы Чезаре мучеником… И папа выбрал заточение в крепость. Однако слова Чезаре: «Оковы меня не удержат» – до сих пор не давали покоя ассасину. В глубине души он чувствовал: по-настоящему остановить Чезаре может только смерть. – Камера, куда его поместили, расположена на верхнем этаже центральной башни. Оттуда до земли сорок метров, – продолжал Юлий. – Мы можем больше не страшиться угроз со стороны Чезаре. – Папа пристально взглянул на Эцио. – Сообщенные мною сведения тоже не подлежат разглашению. И прошу вас: не пытайтесь строить замыслы. В случае чего по первому моему слову испанцы изменят его местонахождение. Если я вдруг узнаю, что кто-то его разыскивает, я не премину их известить. Эцио дипломатично переменил тему: – А как Лукреция? Какие новости из Феррары? – Похоже, третий брак пошел ей на пользу, хотя, должен признаться, поначалу я был насторожен. Семейство д’Эсте отличается такой нетерпимостью и высокомерием, что я сомневался в возможности этого союза. Мне казалось, что старый герцог никогда на него не согласится. Подумать только: жениться на женщине из семейства Борджиа! На той, кто ниже по происхождению да еще имеет скандальную репутацию! Для них это было равнозначно женитьбе на какой-нибудь кухарке! – Папа раскатисто засмеялся. – Но она там прижилась. Ни на что не жалуется. Обменивается романтическими письмами и даже стихами со своим давним другом Пьетро. Открыто и целиком в рамках приличий. – Юлий подмигнул Эцио. – В общем, ведет себя как хорошая и верная жена герцога Альфонсо. Она даже ходит в церковь и вышивает шпалеры. Разумеется, о ее возвращении в Рим не может быть и речи; ни сейчас, ни когда-либо. Лукреция останется в Ферраре навсегда! Там она окончит свои дни, и пусть благодарит Бога, что ей сохранили голову на плечах. Думаю, мы имеем все основания считать, что навсегда избавились от этих каталонских извращенцев. Интересно, шпионская сеть Ватикана столь же хорошо осведомлена о тамплиерах, как о семействе Борджиа? Даже находясь в заточении, Чезаре оставался великим магистром ордена. Но если папа что-то и знал об этом, то предпочитал молчать. Италия видела времена и похуже, чем нынешние. В Ватикане сидел сильный папа, у которого хватило здравого смысла оставить Агостино Киджи в должности казначея. Французы не представляли былой угрозы. Правда, король Людовик окончательно не ушел из Италии, но отступил на север, где и окопался, не имея поползновений к новым походам. Неаполь Людовик уступил королю Фердинанду Арагонскому. – Будем надеяться, ваше святейшество, – дипломатично ответил Эцио. Юлий вновь наградил его пристальным взглядом: – Послушайте, Эцио, я же не дурак. Как вы думаете, почему я сделал вас своим советником? Я ведь знаю: у Борджиа в провинции остались сторонники. Даже в самом Риме есть горстка его верных псов. Но нынче меня заботят не Борджиа, а иные враги. – От семейства Борджиа по-прежнему может исходить угроза. – Я так не думаю. – А что вы предпринимаете относительно других своих врагов? – Я провожу реформу папской гвардии. Видели швейцарцев? Какие отменные солдаты! Лучшие наемники в мире! Лет пять или шесть назад они добились независимости от императора Максимилиана и с тех пор предлагают свои услуги. Они отличаются верностью и не слишком эмоциональны, чего не скажешь о наших дорогих соотечественниках. Я думаю создать из них целый отряд моих личных телохранителей. Соблюдая традицию, я вооружу их алебардами и все такое. Но для надежности у них будут и мушкеты Леонардо… Осталось придумать название для этого отряда. Может, подскажете что-нибудь? – спросил папа, лукаво улыбаясь. – Как насчет Швейцарской гвардии? – спросил Эцио, начинавший уставать от их разговора. Папа задумался. – Но, Эцио, в таком названии нет ничего ошеломляюще нового. Если честно, я подумывал назвать их Юлианской гвардией. Однако многим может не понравиться столь эгоистичное название. – Юлий улыбнулся. – Ладно. Воспользуюсь вашим предложением. В любом случае сейчас оно уместнее. Их разговор был прерван перестуком молотков и звуками других строительных работ, которые раздавались сверху и из других частей Ватикана. – Проклятые строители, – поморщился папа. – Но такая у них работа, а откладывать ее нельзя. Он прошел в другой конец комнаты и взялся за шнурок звонка. – Пошлю сейчас кого-нибудь. Пусть утихомирятся, пока мы не кончим разговор. Иногда мне думается, что строители – это самое разрушительное изобретение рода человеческого. Вошел слуга. Папа отдал ему распоряжение. Через несколько минут, под аккомпанемент ругательств, произносимых вполголоса, строители побросали инструменты, произведя еще одну порцию шума. – А чем заняты строители? – спросил Эцио, зная, что у нынешнего папы было две соперничающие страсти: военное дело и архитектура. – Я приказал заколотить все покои Борджиа и большинство помещений, которыми они пользовались, – ответил Юлий. – Слишком уж просторные и роскошные. Такое скорее пристало Нерону, чем главе христианской церкви. И еще я приказал снести все их постройки на крыше замка Кастель Сант-Анджело. Я превращу крышу в большой сад. Возможно, возведу там небольшой летний домик. – Прекрасная мысль, – ответил Эцио, улыбаясь про себя. Вне всякого сомнения, летний домик станет домом наслаждений и обставлен будет если не с королевской роскошью, то с достаточной для интимных встреч папы с его любовницами и любовниками. Эцио не было дела до личной жизни папы. Главное, Юлий был хорошим человеком и надежным союзником. По сравнению с Родриго его страсти и забавы были подобны детским капризам. Более того, Юлий последовательно осуществлял моральные реформы, начатые его предшественником Пием III. – И потом, надо же завершить внутреннюю отделку Сикстинской капеллы, – продолжал папа. – Сейчас там так уныло! Я пригласил одного талантливого молодого художника из Флоренции – Микеланджело… фамилию запамятовал. Пусть расписывает фресками потолок. Тьма-тьмущая религиозных сюжетов. Да вы и сами представляете. Подумывал я позвать Леонардо, но у того голова полна замыслов. Разбрасывается. Слышал, он почти никогда не может закончить большое полотно. Вот на портреты его хватает. Мне понравился портрет жены Франческо дель Джокондо… Юлий умолк и посмотрел на Эцио: – Но вы же пришли сюда не затем, чтобы побеседовать со мной о современном искусстве. – Не затем. – Далась вам эта угроза восстановления власти Борджиа. Вы уверены, что не преувеличиваете ее? – Я думаю, мы должны отнестись к ней со всей серьезностью. – Но моя армия вернула под власть Ватикана большую часть Романьи. У Борджиа нет армии. – Поймите: Борджиа жив. С ним в качестве подставного лица… – Эцио, надеюсь, вы не подвергаете сомнению уместность моих решений? Вы знаете, по каким причинам я сохранил ему жизнь. В любом случае для Чезаре оказаться там, где он сейчас, равнозначно сожжению у столба. – Помимо Чезаре, остается еще и Микелетто. – Скажете тоже! Без Чезаре Микелетто – пустое место. – Микелетто прекрасно знает Испанию. – Говорю вам: он никто и ничто. – А я вам говорю: Испания ему хорошо знакома. Он родился в Валенсии. Незаконнорожденный племянник Родриго. Во время этого разговора папа мерил шагами свой кабинет. Невзирая на достаточно почтенный возраст, он был бодр и энергичен. Вернувшись к столу, Юлий уперся в столешницу своими могучими руками и наклонился к Эцио. На многих это действовало убеждающе. – Вы позволяете вашим худшим страхам верховодить вами, – сказал папа. – Мы ведь даже не знаем, жив Микелетто или нет. – Вот мы и должны узнать это со всей достоверностью. Папа задумался над словами Эцио. Его лицо чуть смягчилось. Он снова сел и принялся постукивать указательным пальцем правой руки по тяжелому перстню-печатке на левой. – Что вы намерены сделать? – угрюмо спросил папа. – От меня не ждите никакой помощи. Мы и так с головы до ног опутаны расходами. – Перво-наперво нужно выследить и уничтожить всех сторонников Чезаре в Риме. Среди них, возможно, отыщется тот, кто знает о Микелетто. О его судьбе, местонахождении и так далее. И потом… – Что – потом? – Если он жив… – Вы его уничтожите? – Да, – ответил Эцио, но сам подумал: «Если только он не окажется мне полезнее живым». Юлий откинулся на спинку стула: – Эцио, меня восхищает ваша решимость. Она почти что меня пугает. И я рад, что не являюсь врагом ассасинов. Аудиторе резко посмотрел на него: – Вы знаете о братстве? Папа сложил пальцы шалашиком: – Я всегда стремился узнать, кем являются враги моих врагов. Но я надежно сохраню вашу тайну. Как я уже вам сказал, я не дурак. 50 – Твоя интуиция верна. Я буду вести и охранять тебя. Но тебе я не принадлежу и вскоре ты должен будешь отпустить меня. У меня нет власти над тем, кто повелевает мною. Я должно подчиняться воле хозяина Яблока. Эцио был один на Тиберине. Яблоко лежало у него на ладони. С его помощью ассасин пытался узнать местонахождение оставшихся сторонников Борджиа, прячущихся в Риме. Он вновь услышал этот таинственный голос, принадлежавший не то мужчине, не то женщине. Не знал он и откуда голос раздается: из Яблока или из его собственной головы. «Твоя интуиция верна». Но тут же: «У меня нет власти над тем, кто повелевает мною». Тогда почему Яблоко показывало ему лишь туманное изображение Микелетто? Может, для подтверждения, что «правая рука» Чезаре по-прежнему жив? А указать местонахождение самого Чезаре Яблоко не могло или не хотело. По крайней мере сейчас. И вдруг Эцио отчетливо понял то, что подсознательно знал всегда: нельзя злоупотреблять силой Яблока и становиться зависимым от Частицы Эдема. Ассасин также понимал, что это его собственная воля делает ответы Яблока туманными. Нельзя быть таким ленивым. Нужно уметь постоять за себя. Рано или поздно это придется сделать снова в любом случае. Эцио подумал о Леонардо. Что смог бы сотворить этот гений, окажись Яблоко у него? Леонардо – лучший из людей – изобретал разрушительное оружие с такой же легкостью, с какой писал изумительные картины. Быть может, Яблоко обладает силой не только помогать человечеству, но и развращать его? В руках Родриго или Чезаре, при условии, что они смогли бы управлять Яблоком, оно стало бы не орудием спасения, а орудием разрушения. Власть – сильнодействующий наркотик. Эцио не хотелось становиться ее жертвой. Он снова взглянул на Яблоко. Сейчас оно никак себя не проявляло, но стоило Эцио убрать Частицу Эдема в шкатулку, он едва заставил себя закрыть крышку. Какие пути оно еще не успело открыть перед ним? Нет, он должен похоронить Яблоко. Должен научиться жить без него, подчиняясь Кредо. Но не сейчас! Сердце постоянно подсказывало ему, что Микелетто уцелел. Теперь Эцио знал это наверняка. И пока Микелетто жив, он сделает все возможное и невозможное, чтобы освободить своего злодея-хозяина Чезаре. Эцио раскрыл папе Юлию лишь часть своего замысла. В действительности он намеревался отыскать и убить Чезаре или погибнуть, пытаясь это сделать. Иного способа не существовало. Эцио решил, что пока будет обращаться к Яблоку лишь в случае острой необходимости. Нельзя допускать, чтобы затупилась его собственная интуиция, его способность мыслить и анализировать. Нужно готовиться к тому времени, когда он расстанется с Яблоком. Он самостоятельно выследит и уничтожит римских приспешников Борджиа. И сделает это в течение ближайших трех дней. А если не сделает… только тогда он обратится к Яблоку. У него ведь столько друзей и помощников: куртизанки из «Цветущей розы», воры Ла Вольпе. Наконец, его собратья-ассасины. Разве при такой обширной поддержке он может потерпеть неудачу? Эцио знал: пока он с уважением относится к возможностям Яблока, оно непостижимым для него образом будет ему помогать. Возможно, в этом и состоял секрет Частицы Эдема. Возможно также, что никто не мог стать полновластным хозяином Яблока, кроме древнего народа. Они, настоящие боги, покинувшие здешний мир, верили, что человечество или спасет, или погубит себя, оставляя выбор за людьми. Аудиторе закрыл крышку и запер шкатулку. Тем же вечером Эцио назначил встречу членов братства в штаб-квартире ассасинов на Тиберине. – Друзья мои, – начал он, – мы приложили немало усилий. Я верю: победа уже близка, но нам нужно еще немало потрудиться. Все, кроме Макиавелли, удивленно смотрели на него. – Но Чезаре надежно заперт! – воскликнул Ла Вольпе. – И навсегда! – И новый папа всегда был врагом семейства Борджиа, – подхватила Клаудия. – Французов мы прогнали, – добавил Бартоломео. – В провинции нынче спокойно. И Романья вернулась в состав Папской области. Эцио поднял руку, прекращая их возражения: – Нам всем известно: победа должна быть абсолютной, иначе это не победа. – И Чезаре по-прежнему жив, пусть даже и за крепкими замками, – тихо сказал Макиавелли. – А Микелетто… – Вот именно! – воскликнул Эцио. – Пока у Борджиа остаются сторонники в Риме и в пределах Папской области, семя зла может снова дать всходы. – Дался тебе этот Чезаре, Эцио. Мы победили, – сказал Бартоломео. – Барто, ты не хуже меня знаешь: несколько городов-государств Романьи по-прежнему верны Чезаре. И все эти города сильно укреплены. – Тогда я пойду и выбью из них дурь. – Они выдержат твои атаки. Армия Катерины Сфорца недостаточно сильна, чтобы атаковать их из Форли. Я отправил ей послание и попросил пристально наблюдать за этими островками сторонников Борджиа. А для тебя, Барто, у меня есть более важное поручение. «Боже мой, – подумал Эцио, – почему у меня до сих пор начинает биться сердце при упоминании имени этой женщины?» – Это какое же? – Возьми отряд кондотьеров и отправляйся в Остию. Нужно установить пристальное наблюдение за гаванью. Я хочу знать обо всех подозрительных кораблях. Если узнаешь что-то важное, сразу же посылай всадника с донесением. Бартоломео сердито фыркнул: – Караульная служба! Я привык к сражениям, а не к слежке. – Сражений у тебя будет с избытком, когда мы двинемся против мятежных городов. А пока пусть тешат себя надеждой и ждут сигнала от Чезаре. Сейчас нам это выгодно. Но наша задача – навсегда лишить их всяких надежд. – Я согласен с Эцио, – улыбнулся Никколо. – Ладно. Если ты настаиваешь, – проворчал Бартоломео. – После всего, что случилось с Пантасилеей, морской воздух пойдет ей на пользу. – Я как-то не подумал об этом, – признался просиявший верзила. – Прекрасно. – Эцио повернулся к сестре. – Клаудия, я думаю, смена власти не повлияла на поток посетителей «Цветущей розы»? Клаудия усмехнулась: – Знали бы вы, как тяжело отцам Церкви сдерживать дьявола, живущего у них между ног. Даже холодные купания не помогают. – Пусть твои девицы будут начеку. Юлий крепко держит Коллегию кардиналов в своих руках, однако врагов у него по-прежнему хватает. И кто-то из них вполне может лелеять безумную мысль, что освобождение Чезаре поможет осуществлению их собственных амбиций. И не спускайте глаз с Иоганна Бурхарда. – Ты про церемониймейстера Родриго? Он вполне безобиден. Он говорил, как ему было ненавистно устройство борджиевских оргий. Разве он не был просто старшим слугой? – И тем не менее. Я должен знать обо всем. Особенно если кто-то проболтается об оставшихся в подполье сторонниках Чезаре. – Сейчас это стало проще. А прежде солдаты Борджиа буквально дышали нам в затылок, – сказала Клаудия. Эцио рассеянно улыбнулся: – Сестра, у меня к тебе еще вопрос. Все это время мне было недосуг навестить нашу мать. Как она? Я переживаю за нее. Лицо Клаудии помрачнело. – Продолжает вести счета заведения, но, если честно… Эцио, я боюсь, что она начинает угасать. Из дому выходит редко, зато все чаще стала говорить о Джованни, Федерико и Петруччо. Эцио замолчал, вспоминая казненного отца и братьев. – Я обязательно навещу ее при первой же возможности. Поцелуй ее за меня и попроси простить за сыновнюю невнимательность. – Мама понимает, что ты занят важным делом. Результаты которого скажутся не только на живых, но и на тех, кого нет с нами. – Пусть уничтожение Чезаре и его приспешников станет памятником нашему отцу и братьям, – решительно произнес Эцио. – А про моих воришек ты не забыл? – спросил Ла Вольпе. – Джильберто, твои люди для меня очень важны. Мои добровольцы – не солдаты. Они готовы преданно сражаться. Но стоит им увидеть, что жизнь возвращается в нормальную колею, им тоже захочется вернуться к привычным занятиям. Мы же просили их о помощи в свержении ярма Борджиа. Естественно, полученные навыки остаются с ними. Но они не члены братства. Я не вправе возложить на их плечи груз, который мы сами поклялись нести до смерти. – Понимаю. – Твои люди родились и выросли в Риме. Пусть немного расширят свой кругозор. – Что ты задумал? – насторожился Ла Вольпе. – Выбери лучших и наиболее надежных из своих людей и отправь их в окрестные города и селения. Далеко забираться не стоит. Достаточно побывать в Витербо, Терни, Л’Акиле, Авеццано и Неттуно. Если там ничего не обнаружится, вряд ли мы что-то найдем в глубокой провинции. Я не думаю, что у Борджиа осталось много сторонников, но последние явно предпочтут держаться поближе к Риму. – Их будет трудно найти. – Надо постараться. Сам знаешь: чтобы сжечь дом, достаточно бросить в окно горящий прутик. – Я пошлю своих лучших воров под видом бродячих торговцев. – Обо всем подозрительном сообщать мне, – сказал Эцио. – Особенно сведения о Микелетто. – Ты всерьез считаешь, что он скрывается где-то поблизости? Не исключено, что Корелья сбежал в Испанию или в тот же Неаполь. А может, его вообще уже нет в живых. – Я уверен, что он жив. – Там видно будет, – пожал плечами Ла Вольпе. Когда остальные ушли, Макиавелли повернулся к Эцио: |