био. Assassins Creed Братство. Assassins Creed. Братство И. Иванов, перевод, 2016
 Скачать 1.71 Mb.
|
|
– А что ты поручишь мне? – Мы с тобой будем работать вместе. – Трудно желать более заманчивого предложения. Но прежде чем переходить к тонкостям, я хочу задать тебе вопрос. – Задавай. – Почему бы тебе не воспользоваться помощью Яблока? Эцио вздохнул и как мог объяснил почему. Выслушав его объяснения, Макиавелли достал свою маленькую записную книжку в черном переплете и что-то долго туда записывал. Потом он убрал книжку, сел рядом с Эцио и дружески стиснул плечо последнего. Такие проявления чувств со стороны Никколо были чрезвычайно редки. – Я готов заняться делом, – сказал он. – Есть у меня одна задумка. – Говори. – В Риме есть женщины, которые могли бы нам помочь. Их нужно найти и побеседовать с ними. – Что ж, тогда ты выбрал себе подходящего помощника. Дипломатия – это по моей части. Разыскать первую женщину оказалось просто. Об этом позаботился папа Юлий. А вот разговор с ней не клеился. Нежданных гостей она принимала в просторной гостиной, в бельэтаже своего громадного дома. Все четыре стены имели окна, из которых открывался потрясающий вид на некогда великий город. Правда, Рим и сейчас частично сохранял свое великолепие, поскольку несколько последних пап весьма заботились о возвеличивании собственных персон и возводили красивые здания, не жалея денег. – Не знаю, смогу ли я вам помочь, – сказала она, узнав о цели визита, хотя Эцио сразу заметил, что дама старалась не смотреть им в глаза. – Если в городе затаились горстки сторонников Борджиа, нам необходимо знать о них, – сказал Макиавелли. – Ваша светлость, мы нуждаемся в вашей помощи. Если впоследствии обнаружится, что вы что-то утаили от нас… – Не угрожайте мне, молодой человек, – ответила Ванноцца деи Каттанеи. – Боже мой! Знаете ли вы, сколько времени прошло с тех пор, как закончились наши любовные отношения с Родриго? Больше двадцати лет! – Быть может, ваши дети… – намекнул Эцио. Госпожа Ванноцца мрачно улыбнулась. – Наверное, вас удивляет, как у женщины, подобной мне, появилось на свет такое отродье, – сказала она. – Должна вам признаться, в них очень мало крови рода Каттанеи. Может, в Лукреции. Но в Чезаре… Она умолкла. Ее глаза были полны душевной боли. – Вам известно, где сейчас находится Чезаре? – Я знаю не больше, чем вы, и меня это вполне устраивает. Я уже не помню, когда в последний раз виделась с ним, хотя мы и жили в одном городе. Для меня он умер. Чувствовалось, папа Юлий поостерегся что-либо сообщать ей о местонахождении сына. – Может, ваша дочь знает? – Если я не в курсе, откуда знать ей? Она теперь живет в Ферраре. Можете туда наведаться и поговорить с ней. Но ехать туда далеко. А ей самой его святейшество настрого запретил когда-либо возвращаться в Рим. – Вы видитесь с ней? – спросил Макиавелли. Женщина вздохнула: – Я же вам сказала: Феррара находится далеко на севере. Я нынче не расположена к столь длительным путешествиям. Она выразительно посмотрела на слугу, стоящего у двери, потом как бы невзначай бросила взгляд на водяные часы. Госпожа Ванноцца не предложила им угощения и, кажется, была рада поскорее выпроводить назойливых гостей. Деи Каттанеи производила впечатление несчастной, не особо здоровой женщины. Эцио заметил, что ее ладони не знали покоя. Разговаривая, она постоянно их растирала и разминала. Могло ли это быть просто болезненной привычкой? А может, она что-то скрывала? Или ей был неприятен разговор о тех, о ком она предпочла бы не говорить? – У меня восемь внуков… точнее, было восемь внуков, – вдруг сказала Ванноцца. Эцио и Макиавелли знали, что Лукреция родила нескольких детей от разных мужей, но многие умерли в раннем детстве. Поговаривали, будто она никогда не принимала свою беременность всерьез, предпочитая развлекаться и танцевать вплоть до наступления схваток. Может, это было причиной, отдалившей Лукрецию от матери? У Чезаре была дочь Луиза – ребенок четырех лет от роду. – Вы видитесь с кем-нибудь из внуков? – спросил Макиавелли. – Нет. Полагаю, что Луиза и сейчас в Риме, но стараниями ее матери в малышке больше французского, чем итальянского. Ванноцца встала. Словно по сигналу, слуга распахнул затейливо украшенные двойные двери. – Жаль, что я не смогла вам чем-нибудь помочь… – Спасибо, что уделили нам ваше время, – сухо поблагодарил ее Никколо. – Есть другие люди, с которыми вам стоило бы побеседовать, – сказала Ванноцца. – Мы собираемся нанести визит герцогине д’Альбре. Ванноцца плотно сжала губы. – В таком случае удачи, – неуверенным тоном пожелала она. – И поторопитесь. Я слышала, она готовится уехать во Францию. Быть может, если мне повезет, она зайдет проститься со мной. Эцио с Никколо тоже встали, откланялись и ушли. – Думаю, нам стоит обратиться к Яблоку, – сказал Макиавелли, когда они очутились на улице. – Повременим. – Мое мнение может не совпадать с твоим, но мне кажется, ты поступаешь глупо. Что ж, пойдем теперь в гости к герцогине. На наше счастье, мы оба говорим по-французски. – Шарлотта д’Альбре уезжает во Францию не сегодня. Мои люди следят за ее домом. Вначале я хочу навестить другую женщину. Странно, что Ванноцца не упомянула ее имени. – И кто же она? – Джулия Фарнезе. – Разве она теперь не живет в Карбоньяно?[131] – Мои шпионы сообщили, что сейчас она в Риме, и нам грех не воспользоваться такой возможностью. – С чего ты решил, что от нее мы узнаем больше, чем от Ванноццы? – Джулия была последней любовницей Родриго, и он пылал к ней сильной страстью. – Помню, когда французы захватили ее в плен, Родриго рвал и метал. – А потом французы предложили за нее смешной выкуп – три тысячи дукатов. Они явно продешевили. Родриго заплатил бы им раз в двадцать больше, только бы вернуть Джулию. Ради нее он пошел бы на любые уступки. Наверное, так всегда бывает, когда любовница моложе тебя более чем на сорок лет. Страсть ударяет в голову, начисто вышибая разум. – Но страсть не помешала Родриго бросить Джулию, когда ей стукнуло двадцать пять. – Да. По его меркам, она стала слишком стара для него! Поспешим же. Они пошли по узким улочкам на север. По пути Никколо заметил, что Эцио ведет себя все более настороженно. – В чем дело? – спросил он. – Ты ничего не заметил? – А что я должен был заметить? – Не оборачивайся! – бросил Эцио. – Хорошо, не буду. – По-моему, за нами следят… Какая-то женщина. – Давно? – С тех пор, как мы ушли от Ванноццы. – Думаешь, это одна из ее служанок? – Возможно. – Одна? – Похоже, что да. – В таком случае давай ее схватим и вытрясем ответ. Подавив нетерпение, они замедлили шаг и двинулись неторопливо вдоль торговых лавок, а затем завернули в питейное заведение. Там, загородившись кружкой, Эцио мельком увидел высокую, крепко сложенную светловолосую женщину в добротной, но неприметной одежде темно-зеленого цвета, сшитой из легкой ткани. Одежда не стесняла движений и в случае чего позволяла двигаться достаточно быстро. – Я ее вижу, – сказал Эцио. Они оба внимательно осмотрели стену здания с выступающими закругленными камнями, к которому прилепилось питейное заведение. Этот стиль сейчас считался очень модным. В стену на одинаковом расстоянии было вделано несколько железных колец для привязывания лошадей. Идеально. Эцио и Никколо прошли в заднюю часть заведения, однако привычной двери там не обнаружили. – Надо спешить, – сказал Макиавелли. – Лезь за мной! – ответил Аудиторе, поставив недопитую кружку на ближайший стол. Он полез на стену, Макиавелли за ним. Прохожие изумленно глазели, как двое мужчин в развевающихся на ветру накидках достигли крыши и исчезли из виду. Они неслись по крышам, перепрыгивая через улицы и переулки. Носки их сапог поддевали хлипко державшиеся черепичные плитки, и те падали на камни мостовых, на траву, а то и на прохожих. Последние торопились убраться подальше. Даже если эта женщина умела влезать на стены, она не могла этого сделать в столь длинной одежде. Однако Эцио заметил у нее на боку скрытый вырез, позволявший ей бежать. И теперь женщина со всех ног неслась вслед за ними, расталкивая всех, кто попадался ей на пути. Кем бы она ни была, чувствовалось, где-то она прошла хорошую выучку. Наконец они потеряли ее из виду Тяжело дыша, они остановились на крыше церкви Сан-Никола деи Портиис и легли на живот, внимательно оглядывая окрестные улицы. Ничего особо подозрительного они не увидели. Правда, Эцио показалось, что среди прохожих он заметил пару воришек Ла Вольпе, промышлявших в толпе. Маленькими острыми ножичками они срезали кошельки. Вероятно, они не были ни лучшими, ни надежными, чтобы Ла Вольпе отправил их в провинцию, но Эцио все равно решил уточнить у Лиса при первой же возможности. – Спускаемся, – предложил Макиавелли. – Нет. Так нам легче оставаться незаметными. Дом Джулии недалеко отсюда. – А ведь эта женщина с легкостью следовала за нами. Хорошо, что нам попалась крыша с высокими стенами. Мы запутали ей следы. Аудиторе кивнул. Кем бы ни была их преследовательница, сейчас она уже наверняка докладывала своим хозяевам о результатах своей миссии. Жаль, что эта женщина – не на стороне братства. Самым благоразумным сейчас было поскорее добраться до просторного дома Джулии, который она сохранила за собой в Риме, а потом столь же быстро покинуть квартал, где он располагался. Эцио решил, что в дальнейшем он попросит несколько добровольцев прикрывать их спины. Строгости, введенные папой Юлием, заставили сторонников Борджиа уйти в глубокое подполье и затаиться… на время, пока у властей не появится ложного ощущения безопасности. Орсино Орсини – первый муж Джулии – смотрел сквозь пальцы на любовный роман своей девятнадцатилетней жены с шестидесятидвухлетним Родриго Борджиа. Она родила дочь Лауру однако никто не знал, кто являлся отцом ребенка. Родриго, хотя и родился в Валенсии, всю сознательную жизнь провел в Италии, где последовательно возвышался в церковной иерархии, пока не получил папский престол. В качестве благодарности он построил для своей хорошенькой молодой любовницы новый дом вблизи Ватикана. (Правда, там она прожила недолго и была вынуждена оттуда съехать.) Благодарность Родриго распространилась и на ее брата Алессандро, которого он сделал кардиналом. Остальные кардиналы называли Родриго кардиналом юбок; разумеется, только за глаза. А Джулию они прозвали Христовой невестой. Эцио и Никколо спрыгнули на площадь, куда выходил фасадом дом Джулии. Поблизости стояли двое папских гвардейцев, на мундирах которых был вышит семейный герб делла Ровере: раскидистый дуб с широкими ветвями и корнями. Теперь к дубу прибавилась тройная тиара и ключи святого Петра. Эцио узнал этих людей. Полгода назад они были в мундирах Борджиа. Времена все-таки изменились, поскольку теперь они отсалютовали Эцио, а он ответил приветственным кивком. – Кобели, – шепотом выругался Макиавелли. – Людям нужна работа, – ответил Аудиторе. – Уж кто-кто, а ты должен это понимать и не раздражаться по пустякам. – Идем. Поскольку они заранее не уведомили о своем приходе, ассасинам пришлось долго убеждать слуг в плащах с гербом Фарнезе – шесть синих лилий на желтом фоне – впустить их. Однако Эцио знал, что синьора сейчас дома. Джулия приняла их в гостиной, обставленной куда менее кричаще и с куда большим вкусом, чем у Ванноццы. В свои тридцать Джулия сохранила обаяние юности. Красоту дополнял природный ум. Невзирая на их неожиданный приход, хозяйка сразу же приказала подать мускат и медовые пряники. Вскоре выяснилось, что она ничего не знает. Знакомство с мерзопакостным семейством Борджиа (как называл их Макиавелли) ничем ее не запятнало. Никколо понял, что все это Джулия оставила в прошлом. В свое время она была весьма дружна с Лукрецией, но, когда Эцио спросил ее об этом, синьора Фарнезе и здесь оказалась чиста. – Я видела в ней только хорошее. Думаю, она попала под губительное влияние отца и брата. Я благодарю Бога, что Он избавил ее от обоих. Если бы Пьетро встретился ей раньше… Они были родственными душами. Возможно, Пьетро увез бы ее в Венецию и уберег от ее темных сторон. – Вы по-прежнему видитесь с Лукрецией? – Увы, Феррара слишком далеко от наших краев. Мне хватает хлопот с Карбоньяно. Даже дружеские отношения способны умирать, уважаемый Эцио Аудиторе. Перед мысленным взором ассасина мелькнуло лицо Катерины Сфорца. У него защемило сердце. День давно перевалил на вторую половину. Выйдя от Джулии, Эцио и Никколо сразу же попытались выяснить, нет ли за ними слежки. На сей раз ее не было. – Нужно воспользоваться Яблоком, – снова сказал Макиавелли. – Сегодня только первый из трех дней поисков. Мы должны научиться доверять себе и своему разуму, а не полагаться на поводыря, вдруг попавшего к нам. – И все-таки время нас поджимает. – Никколо, у нас с тобой на сегодня запланирован еще один визит. А там посмотрим. Шарлотта д’Альбре занимала роскошную виллу в квартале Пинчиано. Привратник заявил, что госпожи Шалю, герцогини Валентинуа нет дома. Уставшие и потерявшие терпение, Эцио и Никколо попросту оттолкнули его и прошли внутрь. Через окно бельэтажа они увидели Шарлотту, поглощенную сборами. Полупустая гостиная была уставлена тяжелыми сундуками, полными дорогого белья, книг и украшений. В углу играла с деревянной куклой четырехлетняя Луиза – единственный законный ребенок Чезаре. Вид у малышки был смущенный и даже испуганный. – Мне противна ваша назойливость! – не поздоровавшись, холодно сказала им светловолосая герцогиня. В ее темно-карих глазах полыхал сердитый огонь. – У нас есть разрешение его святейшества папы, – ответил Эцио, потрясая пустым свитком, снабженным внушительной печатью. – Вот документ. – Ублюдки! – все с той же холодностью произнесла Шарлотта. – Если вы думаете, будто я знаю, куда упекли Чезаре, то вы просто глупцы. Я не желаю когда-либо увидеть его снова и молю Бога, чтобы ни одна капелька его sang maudit[132] не попала в жилы моей невинной малышки. – Мы разыскиваем еще и Микелетто, – не обращая внимания на ее злые слова, сообщил Никколо. – Откуда мне знать, где сейчас этот каталонский крестьянин? – презрительно поморщилась Шарлотта. – Ваш муж наверняка рассказывал вам о том, каким образом он совершит побег, если его арестуют, – предположил Макиавелли. – Он зависел от вашей помощи. – Вы так думаете? А вот я другого мнения! Возможно, Чезаре откровенничал о подобных вещах с одной из дюжин своих любовниц. Не удивлюсь, если одна из них наградила его malattia venerea![133] – Так вы… – Я не допускала его к себе с тех самых пор, как у него появились первые гнойники. Ему хватило ума держаться от меня подальше, а свои плотские страсти удовлетворять со шлюхами. Они родили ему одиннадцать детей. Для меня главное, что я чиста и моя дочь тоже. Как видите, я собираю вещи, чтобы уехать отсюда. Франция мне намного милее, чем этот римский вертеп. Я возвращаюсь в Ла-Мотт-Фёй. – Значит, не в Наварру? – лукаво улыбаясь, спросил Макиавелли. – Вы пытаетесь поймать меня на слове. Шарлотта повернула к ним свое холодное худощавое лицо с ямочкой на подбородке. Кто-то считал это изъяном, а кто-то – пикантным дополнением, усиливающим красоту. – Я не собираюсь ехать в ту дыру лишь потому, что мой брат женился на наследнице престола и стал королем. – Ваш брат остается верным Чезаре? – спросил Эцио. – Сомневаюсь. А почему бы вам не спросить у него самого? Все лучше, чем отнимать у меня время. – Наварра слишком далеко от Рима. – Верно. Потому я и предлагаю вам и вашему угрюмому приятелю поскорее туда отправиться… Время уже позднее. Мне надо собираться. Прошу вас уйти. Тени на улицах становились все длиннее и гуще. – День, потраченный зря, – посетовал Макиавелли. – Я так не думаю. Мы узнали, что все эти женщины не поддерживают Чезаре и не защищают его, – возразил Аудиторе. – Более того, все они с ненавистью относятся к отцу и сыну Борджиа. Даже у Джулии не нашлось доброго слова о Родриго. Никколо поморщился: – А ты представь, что тебя трахает старик, годящийся тебе в деды. – Но она соглашалась явно не из корыстных побуждений. – Главное – мы так и не узнали, где Чезаре. Спроси у Яблока. – Не сейчас. Пока мы должны пользоваться собственными мозгами и интуицией. – Ладно, – вздохнул Макиавелли. – Слава богу, мозгами мы не обижены. Откуда ни возьмись, к ним подбежал запыхавшийся шпион Никколо. Это был лысый человечек с беспокойными глазами и свирепым лицом. – Бруно? – удивился и одновременно встревожился Макиавелли. – Мастер, как хорошо, что я сумел вас найти, – выдохнул шпион. – Что случилось? – Сторонники Чезаре! Они послали своего шпиона следить за вами и господином Эцио. – И? – Пока вы ходили по своим делам, они захватили Клаудию! – Мою сестру? – У Эцио внутри все похолодело. – Боже мой, как это произошло? – Она была на площади возле собора Святого Петра. Возле ветхой деревянной колоннады, которую новый папа хочет снести. – Дальше! – рявкнул Макиавелли. – Они ее схватили, пока она давала распоряжения своим куртизанкам, чтобы вынюхивали сведения… – Где она сейчас? – У них есть логово в Прати – к востоку от Ватикана, вблизи него. Ее потащили туда. Бруно скороговоркой рассказал, как найти место, где Клаудию держали в плену. – Никколо, бежим туда! – сказал Эцио. – По крайней мере, мы теперь знаем, где у них логово, – как всегда, сухо констатировал Макиавелли. И вновь они бежали по крышам, перепрыгивая через улицы и переулки, пока не достигли Тибра. Там они пересекли реку по Понте делла Ровере и продолжили путь к логову сторонников Чезаре. Место, указанное Бруно, представляло собой обветшавшую виллу. Она стояла чуть к северу от рынка Прати. Щербатые стены, обвалившаяся штукатурка, но при этом – новенькая дверь, окованная железом, и новые железные решетки на окнах. Чувствовалось, их ставили и красили совсем недавно. Прежде чем Никколо успел его остановить, Эцио кулаком постучал в дверь. В ней открылось маленькое квадратное отверстие. Блеснул чей-то глаз. Затем дверь вдруг бесшумно распахнулась на щедро смазанных петлях. Аудиторе и Макиавелли очутились в пустом внутреннем дворе. Тот, кто открыл им дверь, тут же ее захлопнул и исчез. Дверь, находившаяся напротив входной, была открыта. Над ней висело потрепанное знамя с изображением красного быка на золотистом поле. |