Быть-в-присутствии-другого-Робин. Ббк 53. 57 Р43 ЖанМари Робин
Скачать 1.55 Mb.
|
ос довать этим путем, завязывать, устанавливать связь»0. Минковски дал набросок артикуляции, существующей между смешением и механизмом связи. «В смешении вещи, которые должны существовать отдельно, посягают друг на друга, вступают друг в дру- 84 Minkowski E. Op. cit., p. 694. 85 Ibid., p. 696. 152 Жан-Мари Робин Быть в присутствии другого 153 га, короче говоря, смешиваются»86. Переживания являются агломератами, амальгамами, смесями. Никакая фигура не может появиться с точными контурами, границами, рельефностью, яркостью, содержательностью. Гештальт-терапевт узнает в этом одну из клинических форм слияния, которая, по словам наших основателей, препятствует открытию-и-изобре-тению фигуры, выделяемой из фона. Как мы смогли показать в одной из предыдущих работ87, хотя слияние позволяет связать опыт, оно может также его отчуждать, поддерживая в пациенте ощущение тумана, из которого фигура едва ли может быть извлечена. К другой характерной черте опыта слияния можно приблизиться посредством предложенного Мин-ковски понятия «неясного». В данном случае, также «контуры, пределы, границы подорваны, отчасти стерты, раздерганы по нитке, лишены точности, перестают быть проведенными контурами и границами, но эта дефективность происходит не из-за того, что разные объекты подменяют друг друга и спутаны; стирание относится к самому объекту»88. Речь неясна, потребность неясна, интенциональность неясна, и доколе она остается неясной, будет трудно наложить фигуру как таковую в поле опыта субъекта. Между тем фигура есть; она, если так можно выразиться, пребывает в состоянии рождения, ибо только формируется. Смешение, наверное, предшествует, ибо заражает появление. Из этого неточного появления выделяется некая форма с более дифференцированными контурами, сначала не очень ясно, и она может стать более точной, т. 86 Ibid., р. 699. 87 Robine J.-M., Lapeyronnie В. La confluence, l'experience liee et l'experience alienee // Robine J.-M. Gestalt-Therapie, la construction du soi. P., 1998. 88 Minkowski E. Op. cit., p. 700. е. унифицированной. Смешение, наверное, находится в большей мере на уровне содержания ощущений, переживаний, тогда как неясное начинает ограничивать, извлекать, мыслить, собирать в одну фигуру. Неясное и запутанное делают возможными заблуждения и ошибки. Прогрессивная дифференциация в деле обретения формы, которую при поддержке терапевта они могут вызвать, составляет главный момент предконтакта конструирования гештальта. Из первоначального смешения вычленяются начатки осознания; прочесывание позволяет собрать неясные формы, экстракты опыта, которые, будучи собраны вместе, будут образовывать фигуру все более и более точную, все более содержательную. Смешение и неясность могут вызывать беспокойство, и это может побудить субъекта к поспешным дифференциациям, которые с обретением зафиксированной формы могут потерять подвижность. Фиксированная форма есть довод, помогающий сдержать тревожность в некоей данной ситуации. И она будет воспроизводиться, игнорируя трансформации исходной ситуации. Появление некоей точной фигуры также также может вызвать тревожность. Слияние позволяет прервать процесс путем возвращения к смешению, неясности, недифференцированности. Данный момент конструирования гештальта есть, таким образом, особенно заметный и потенциально плодотворный момент терапевтической встречи, так как он возвращает в работу процесс индивидуа-ции, который начинается с нуля. Мыслительная парадигма, которая существовала, вероятно, со времен Аристотеля, свела индивидуацию к индивидуальному (Гindividuation a l'individue). Это значит, что конституированный индивид структурирует реальное, а не ре- 154 Жан-Мари Робин Быть в присутствии другого 155 альное руководит индивидуацией. Стабильное состояние, на котором зиждется понятие индивида, мыслится, в таком случае как сама форма существования. Но самое стабильное состояние во всех сферах — это смерть. Жизнь, напротив, есть мобильность и процесс. Каждый момент — это возможность нового зарождения, становления исходя из сложных ситуаций настоящего и тем самым возможность включиться в переустройство процессов исходя из состояний. Терапевт в силах способствовать разъединению, дифференциации сплавов, сепарации слитного. Речь не идет, разумеется, о том, чтобы заменить старые связи, которые воспринимаются как дисфункциональные, новыми связями, которые воспринимаются Как присвоенные. В гораздо большей мере речь идет о том, чтобы ввести мобильность таким образом, чтобы опыт в состоянии зарождения мог моделировать наличные и доступные материалы в форме творческих, постоянно обновляемых конфигураций. На этой фазе опыта терапевт призван исполнять поистине эстетическую функцию: он сопровождает процесс придания формы, Gestaltung, гештальтирование. И точно так же пациент для придания конфигурации элементам, существующим в настоящий момент, пускает в ход свои эстетические функции. Фрейд в свое время противопоставлял действие художника действию скульптора. Первый работает путем прибавления материи, последовательными слоями, посредством присоединений и перекрытий. Скульптор, - пояснял Фрейд, — действует путем последовательных удалений: он заставляет форму появиться, удаляя материал, стружку за стружкой, удар за ударом. Творчество в XX веке изменило модальности создания формы: художник может разрывать холст, протыкать и склеивать, царапать и резать; скульптор может объединять разнородные материалы (Больтански, Аннет Мессажер и др.), работать при помощи сжатия и растяжения (Сезар и др.), собирания и рядоположения (Арман и др.), упаковки и покрытия (Христо и др.), сварки (Джакометти и др.), ready-made (Дюшан и др.), конструкций (военные машины или летательные машины Панамаренко, иглу Марио Меца и др.) и т. д. И почему бы не распространить метафору на другие практики формы, как-то заставлять вибрировать струну виолончели, танцевать, делать постановку, делать оркестровку, петь, быть клоуном, рассказывать, воображать и т. д. Каждая художественная практика включает в себя свои границы и требует своих талантов; каждая может научить нас новым особенностям придания формы. И точно так же фабрикация симптомов и дисфункции подчинена той же динамике придания формы, как это хорошо показал Ранк89, а такие гештальтистские авторы, как Майкл В. Миллер90, стремяться подступиться этим путем к факту психопатологии. Эта модальность позволяет подступиться к тому, что Мерло-Понти называет «говорящая речь» (la parole parlante)91. To, что он обозначает таким образом, есть такая речь, которая в момент рождения вдохновляется значимой интенцией и которая стремиться «преобразовать в слова некоторое молчание»92, которое ей предшествует. Такую «говорящую речь» Мерло-Понти противопоставляет «сказанной речи» (la parole parlee), которая опирается на устоявшиеся значения и «пользуется имеющимися значениями как неким накопленным 89 Rank О. L'art et l'artiste. P., 1984. 90 Miller M. V. La poetique de la Gestalt-therapie. Bordeaux, 2002. 91 Merleau-Ponty M. Phenomenologie de la perception, P., 1976, p. 229 (русск. пер.: Мерло-Понти М. Феноменология вос приятия. СПб., 1999, с. 254-255). 92 Idem. Le visible et l'invisible, P., 1964, p. 166 (русск. пер.: Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. Минск, 2006). 156 Жан-Мари Робин Быть в присутствии другого157 богатством»93. Исходя из этих благоприобретенных и наличествующих значений художник и ребенок могут производить другие акты выражения, трансформировать сказанную речь в речь, которая снова будет говорящей. С немалой пользой для себя в этой связи можно перечесть страницы, которые в 7 главе «Гештальт-терапии» Гудмен посвятил болтовне и поэзии94. Интенция, рождающаяся в теле Посреди этого первоначального хаоса, неясного и расплывчатого, имеющегося или приобретаемого слияния, пред-дифференциации, находящейся у истоков преждевременной дифференциации, динамика индивидуации опирается на явление интенции, ее идентификацию и ее признание. Если мы принимаем гипотезу поля и тем самым гипотезу локализованной активности, локализованной речи, неясная интенци-ональность, которая изначально является всего лишь направленность понимания, в гораздо большей степени должна служить открытию и/или изобретению говорящей речи, чем сказанной речи; по крайней мере, надо искать говорящую речь в сказанной речи. Тело «не просто одно среди множества всех выразительных пространств... Наше тело — первопричина всех остальных [пространств], само движение выражения... первоисходная операция означения, в рамках которой выражаемое не существует отдельно от выражения»95. Значение делает одушевленным мое 93 Merleau-Ponty M. Phenomenologie de la perception, p. 229 (русск. пер.: Мерло-Понти М. Феноменология воспри ятия, с. 254-255) 94 Perls E, Hefferline R., Goodman P. Op. cit. 95 Merleau-Ponty M. Phenomenologie de la perception, p. 171, 193 (русск. пер.: Мерло-Понти М. Феноменология воспри ятия, с. 195 - 196, 220). тело точно так же, как оно одушевляет мою рождающуюся речь. Интенциональность и телесность пробуждают друг друга. И это не в связи с ясными значениями, выработанной идеей, что другой общается со мной или скорее я общаюсь с ним, но в силу некоего телесного стиля бытия, говорящей речи, которая может быть вербальной или невербальной. И принятие мной интенциональности другого не является обдуманной мыслью, рефлексивным и эксплицитным осознанием, а есть некоторая модальность моего существования в модусе «затронутого бытия». «Общение, или понимание жестов, достигается во взаимности моих интенций и жестов другого, моих жестов и интенций, читающихся в поведении другого. Все происходит так, как если бы интенции другого населяли мое тело, а мои интенции населяли тело другого. Жест, свидетелем которого я являюсь, "очерчивает пунктиром" интенциональный объект. Этот объект становится актуальным и полностью понимается, когда способности моего тела приспосабливаются к нему и его охватывают. Жест находится передо мной как вопрос, он указывает мне определенные чувствительные точки мира, призывает меня присоединиться к нему»96, — замечательно пишет Мерло-Понти. Первый контакт устанавливают не столько слова, а некая значимая интенция, которая приводит в движение речь и тело в некоем имплицитном регистре. Пациент встречает некое лицо, и осознанно или неосознанно испытывает на себе действие его интенциональности. В таком именно смысле совершающееся на ощупь переведение в слова того, как другой затрагивает меня, отражает некоторое число признаков, 96 Merleau-Ponty M. Phenomenologie de la perception, p. 215-216 (русск. пер.: Мерло-Понти М. Феноменология восприятия, с. 242). 158 Жан-Мари Робин Быть в присутствии другого159 которые могут позволить сообразовывать его имплицитную нацеленность и тем самым способствовать его дифференциации. Экспрессивность тела необходимо отличать от намерения обозначать. В самом деле, факт обозначения состоит в использовании некоего знака для указания другому человеку на объект и его смысл. Выражать нечто не подразумевает опосредования при помощи знака. Улыбка не знак, в котором я мог бы увидеть некий смысл; она телесная модальность смысла, интенциональность, переживаемая субъектом; и она будет наделена смыслом в ее восприятии другим человеком; смысл создает ответная реакция. Телесное переживание субъекта редко бывает независимым от интенциональности, которой оно чревато. Чтобы убедиться в этом, я предлагаю читателю проделать небольшой и очень простой эксперимент. Сосредоточтесь, вытените руки перед собой и слегка коснитесь кончиком указательного пальца левой руки указательного пальца правой руки. Удержите в памяти те ощущения, которые вы смогли идентифицировать в каждом из ваших указательных пальцев. Затем повторите тот же жест наоборот, т. е. указательным пальцем правой руки коснитесь указательного пальца на левой. Вы, без сомнения, заметите, что ощущения двух ваших указательных пальцев различны и зависят от того, была ли вашему указательному пальцу присуща интенциональность «коснуться» или «чтобы его коснулись». Со строго механической точки зрения ощущение должно быть одним и тем же. Но когда тот палец, который касается, превращается в палец, которого касаются, вдруг возникает разница, которая продиктована спецификой интенциональности, а не каким-то объективным фактором. Но единственный доступ, который я могу иметь к интенциональности другого, связан с его экспрес- сивностью. «Другой a priori определяется в каждой из систем своей выразительной, то есть имплицитной и упакованной ценностью... Другой неотделим от составляющей его экспрессивности... ради постижения другого как такового мы были вправе потребовать особые опытные условия... : момент, когда выраженное еще не существует (для нас) вне того, что выражено»97, — так утверждает Делез, и он даже прибавляет следующее: «Нужно понять, что другой — отнюдь не одна среди прочих структур в перцептивном поле... Это та структура, которая обусловливает все поле и его функционирование»98. Феноменология научила нас тому, что невозможно отделить вещи от их способа кому-то представляться. Данная гипотеза заставляет самым радикальным образом отринуть от себя веру в нейтральность терапевта и побуждает нас, напротив, рассмотреть модальности, в которых они появляются как конститутивные для самого феномена. Вместо того, чтобы оплакивать присутствие моей субъективности, включая то, что в ней можеть быть детерминирующего для организации поля, я претендую на мое «затронутое бытие» как орудие понимания другого. Брак говорил, что художник стремится «не воссоздать некий жизненный факт, а создать изобразительный факт»99. По аналогии я бы сказал, что терапевт стремится не воссоздать некий жизненный факт, а создать терапевтический факт. Мы, таким образом, удаляемся от подхода, который объявляется научным, и непосредственно приоб- 97 Deleuze G. Difference et repetition. P., 1968, p. 334-335 (русск. пер.: Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998, с. 314-315). 98 Deleuze G. Logique du sens. P., 1969, p. 58 (русск. пер.: Де лез Ж. Логика смысла. Екатеринбург, 1998, с. 404). 99 Braque G. Cahier (1917-1955). P., 1994, p. 30. 160Жан-Мари Робин щаемся к эстетической практике. Если я хочу понять (я говорю «понять» (com-prendre), а не «объяснить» (ex-pliquer)100) и почувствовать свет, надо ли мне обратиться скорее к физикам, которые расскажут мне о фотонах и волновых явлениях, или же к картинам художников минувших столетий? Терапевтическая ситуация есть ситуация придания формы, конструирования и деконструкции форм (гештальтов) в ходе и посредством встречи — которая может оказаться конфликтной — двух интенциональностей. Предварительное заключение Изрядное число философских, социологических, психологических или психотерапевтических подходов ставят понятие субъекта в центр своих теорий и своей практики. Наши мыслительные схемы построены на этом предрассудке. В рамках данных подходов понятие self (или субъекта и т. п. — название роли не играет) отправлено на задворки, поскольку оно смешано с понятием индивида. От него отгораживаются, и его отвергают. Гештальт-терапия, зародившаяся в 1940—1950-х годах, приняла на себя труд теоретической работы для психотерапии, отчего та пошла трещинами, которые эта новая мыслительная система начала обнаруживать. Трещины стали брешью, провалом, а затем обернулись сменой парадигмы. Все 100 Автор обращает внимание на морфемы, из которых состоят эти два французских глагола. Com-prendre, «понимать», можно буквально истолковать как «с-хватывать». В слове ex-pliquer, «объяснить», автору слышится слово 1е pli, «складка, сгиб», и, соответственно, глагол в буквальном смысле означает действие «раскрытия, развертывания» (например, сложенного письма и т. д.). То и другое верно (Dauzat A. et al. Nouveau dictionnaire etymologique et historique. P., 1971, p. 184, 289). - Прим. пер. Быть в присутствии другого161 должно быть перестроено в перспективе поля, терапия должна быть переосмыслена как ситуация, практика — как контакт, выражение — как эффект поля, не как манифестация психики, которую выражение скорее порождает, нежели является ее следствием. В ходе терапевтической встречи оба ее участника могут стремиться позиционировать себя в качестве существующих a priori, индивидуализированных участников взаимодействия. Это образ действия, за которым стоят десятилетия практики. Другой образ действия может возникнуть на том фундаменте, который заложили основатели гештальт-терапии, и исходя из данного ими определения self. Self, катализатор функций нужных для того, чтобы вступить в контакт с новым и осуществлять акты творческого приспособления, включен в ситуацию. Гештальт-терапевт включен в ситуацию, и эта включенность составляет часть самой структурации поля. Он влияет на другого, и другой на него влияет. Имплицитная интенция каждого может быть проговорена на основе опыта, переживаемого каждым в своих чувствах и в своем восприятии. В таком отношении момент предконтакта, появления и/или конструирования фигуры является решающим. Действительно, он позволяет ориентироваться в том, что есть то же самое, в том, что известно, в том, что рассказывается; он также может позволить уйти от недифференцированного, которое должно индивидуализироваться всегда-и-постоянно. Как в сказке Медарда Босса, процитированной в начале этой статьи, терапевт должен добавить своего «верблюда» к данным ситуации, даже если он не подозревает о том, что из этого получится. Его интенциональ-ностью будет просто открывать условия возможного. Формы должны из этого возникнуть. 7. «Я - это я и мои обстоятельства» |