Быть-в-присутствии-другого-Робин. Ббк 53. 57 Р43 ЖанМари Робин

• Название: Ббк 53. 57 Р43 ЖанМари Робин
• Дата: 19.05.2022
• Размер: 1.55 Mb.
• Имя файла: Быть-в-присутствии-другого-Робин.doc
• Тип: Документы; #539274
• страница: 9 из 20

Дополнительные соображения о «ситуации»

Для гештальт-терапевта, которому привычно под­ходить к совокупности человеческих действий (мыш­лению, поступкам, речи, движению страстей, иссле­дованию среды и т. д.) как феноменам границы кон­такта, не составит труда увидеть в этих действиях «действия в ситуациях».

Чтобы использовать такое понимание ситуации в качестве основания моей практики терапевта, я изу­чал работы разных представителей гуманитарных наук (социологов, этнометодологов, семиотиков, фи­лософов и т. д.). Среди многих книг, которые я читал в основном по-английски, я сумел опереться, прежде всего, на «Логику ситуаций — Новые взгляды на эко­логию социальных действий», которая вышла под ре­дакцией Мишеля де Форнеля и Луи Кере в Школе вы­сших исследований в социальных науках. Этот труд имеет то преимущество, что сводит вместе отдельные тезисы, которые развиваются в других книгах. Я беру оттуда некоторые направления размышления, сущес­твенные для гештальт-терапевта, которые, разумеет­ся, хорошо бы развернуть.

Ситуация — это «часть среды, в которой находятся действующие лица и которую они определяют с по­мощью схем индивидуализации, не будучи в состоя­нии сделать ее объектом некоего объективного зна­ния, или определить полностью в содержании своих высказываний»³⁵.

³⁵ Barwise J. The Situation in Logic. Stanford, 1989.

120

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

121

а)Ситуация определяет опыт³⁶.

Ситуация способна определять опыт, она не прос­то вместилище опыта. Культурные правила управля­ют способом, которым индивиды должны себя вести в силу своего присутствия в ситуации³⁷.

б)Ситуация — объект представления.

Ситуации являются тем, к чему субъекты приспосаб­ливаются посредством определений, которые они им дают. Это определение (приписывание смысла), таким образом, обязательно предваряет всякий акт воли³⁸.

в)Действовать значит обращаться с ситуацией.
Человек не довольствуется анализом ситуации,

в которой он находится, а действительно ее строит. Уместные, выделенные и выбранные элементы, вы­страивающие ситуацию, формируют непосредствен­ный контекст действия.

г)Понимать ситуацию значит уметь объяснить
действие.

К. Поппер³⁹, в самом деле, доходит до утвержде­ния, что если в достаточной мере проанализировать ситуацию, в которой находится действующий субъ­ект, можно объяснить его действия исходя из ситуа­ции безо всякого обращения к психологии: действие присваивается ситуации. Субъект находится одновре­менно в поле возможностей и поле предопределен-ностей⁴⁰.

³⁶ Dewey J. Art as Experience. New York, 1993.

³⁷ Goffman E. La situation negligee // Les moments et leurs
hommes. P., 1988.

³⁸ У. Томас и Ф. Знанецкий, цит. по кн.: Fornel M. de, Quere
L. (dir.). Fornel M. de, Quere L. (dir.). La logique des situa­
tions — Nouveauxregards surl'ecologie desactivitessociales. P.,
1999.

³⁹ Цит. по кн.: Fornel M. de, Quere L. (dir.). Op. cit.

⁴⁰ См. выше у Перлза, Хефферлина и Гудмена об острой эк­
спериментальной ситуации.

д) Ситуации не предрешены.
Этнометодология, напротив, считает, что ситуации

в значительной мере не предрешены; они возникают и шаг за шагом раскрываются в протекании действия. Опираясь на гештальтпсихологию и феноменологию, этнометодологи считают, что обстоятельства, ситуа­ции, события обнаруживают относительную прозрач­ность ввиду прямой связи ощущения и значения, вос­приятия и движения. Смысл ситуаций возникает из существования в ситуациях, которое выступает ис­точником молчаливого понимания.

е)«Смысл есть отношение между ситуациями»^.

ж)Зависимость значения от восприятия или от по­
нимания

Витгенштейн⁴², который был увлечен работами Кёлера и гештальтпсихологов, продолжил полемику по важному пункту: с его точки зрения, нельзя говорить о восприятии значения в чистом виде. Восприятие зна­чения выступает неотъемлемой частью восприятия ве­щей, что противоречит тезису Кёлера, высказывавше­гося в пользу того, что значения происходят из акта на­деления смыслом, или интерпретации, которая совер­шается после восприятия единиц информации, дан­ной в ощущениях. Витгенштейн здесь близок к фено­менологическому тезису «инструментальности»; речь идет о том, что в одном и том же акте мы схватываем слово «стул» и то, что «на нем сидят». Ниже мы обра­тимся к понятию возможность и остановимся подроб­нее. Мы непосредственно воспринимаем объекты, со­бытия, ситуации вместе с присущими им значениями.

з)Возможность

Возможность означает иметь ресурсы для того, что­бы сделать что-то. Понятие «возможности», возник-

⁴¹ Barwise J. Op. cit.

⁴² Wittgenstein L. Remarques sur la philosophie de la psycholo­
gic 1989 (§869).

122

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

123

шее в продолжение работ Левина о «валентности», ка­жется, ввел Гибсон⁴³. Оно подразумевает способ, ко­торым среда может быть воспринята в соответствии с теми средствами, которые есть в нашем распоряже­нии. Но для Гибсона возможность вещей среды не­посредственно воспринимается, и ценности и значе­ния являются внешними по отношению к восприни­мающему. Активное восприятие ситуации контроли­руется исследованием возможностей. Согласившись с Гибсоном, мы, таким образом, оказываемся в рядах противников конструктивистского тезиса, согласно которому не существует другой воспринимаемой ре­альности кроме той, которую мы же и строим. Меж­ду тем критическое исследование употребления этого понятия показывает, что «возможности» вещей, со­бытий и ситуаций зависят от намерений и от систе­мы стандартных и социально организованных перс­пектив.

Заключение

«Ситуации не вызывают наших действий, но и не представляют собой простой фон, на котором мы ре­ализуем наши намерения. Мы воспринимаем ситу­ацию только в зависимости от наших реальных спо­собностей и желания действовать»⁴⁴.

Я вернусь еще раз к одному из моих любимых при­меров. Одна шестидесятилетняя дама в ходе нашей первой и второй встречи мне обстоятельно рассказы­вала о том, как она устала от назойливости своих де­тей и внуков, которые завладели ее жизнью и загонят ее в гроб. Кончался прекрасный летний день, и яркий луч солнца упал на лицо дамы и ослепил ее. Но дама,

⁴³ Цит. по кн.: Fornel M. de, Quere L. (dir.). Op. cit.

⁴⁴ Joas H. La creativite de l'agir. P., 1999.

кажется, этого не заметила. (Как любят выражаться теоретики ситуации, — «Увиденный, но не замечен­ный»). Достаточно было отодвинуть кресло на не­сколько сантиметров в сторону, чтобы избавиться от луча солнца, который заставляло даму строить ужас­ные гримасы. Но, как говорил Йоас, «мы восприни­маем ситуацию только в зависимости от наших реаль­ных способностей и желания действовать». По всей вероятности, отсутствие готовности как-то поступить мешало даме заметить ситуацию... Работа над ее се­мейными отношениями, над тем, что мешает ей ус­танавливать и отстаивать свои личностные границы, вероятно, имела бы низкую эффективность, пока па­циентка недостаточно осознает свой прямой контакт с ситуацией, как это и проявилось.

Гештальт-терапевт работает над процессом пос­троения фигур⁴⁵. Но наше внимание привлекает не столько фигура сама по себе, сколько ее отношение с фоном, который ее образует и поддерживает. Одна фигура, взятая в отдельности, не имеет смысла. Мар­сель Дюшан, «вынеся» унитаз из дома и водрузив на постамент в музее скульптуры, замечательно это про­демонстрировал. Он переосмыслил ситуацию, иначе «расположив» действие и объект. В этом, наверное, и заключается первое действие гештальт-терапевта, а также то, что приковывает наше внимание к своеоб­разию «здесь», к «здесь» и «теперь» каждой сессии.

⁴⁵ О терапии - или анализе - гештальта см.: Perls E, Heffer-line R., Goodman P. Gestalt-therapie. I, 7.

Быть в присутствии другого

125

5. Линии времени

Несколько мыслей о понятии регрессии

В научной фантастике нередко возникает тема вре­мени, когда автор в интересах своего повествования должен перенести героя на несколько тысячелетий в прошлое или будущее. Помимо машин для путешес­твия во времени, которые регулярно бывают не в по­рядке, один из расхожих литературных топосов со­стоит в утверждении, что существуют пласты време­ни, которое течет одновременно по разным линиям. Якобы в одном и том же месте одновременно дейс­твуют разные временные измерения, которые никак не сообщаются между собой, что позволяет герою пе­ремещаться из одного времени в другое и менять ход истории, используя в одном измерении знания, полу­ченные в другом. Переход из одного времени в дру­гое, остается ключевой проблемой: он обычно совер­шается посредством «временных порталов»; несколь­ко таких «порталов» рассеяно по поверхности плане-

ты, и их отыскание является фабулой многих фантас­тических романов. Придя через такие «порталы», за­воеватели из других эпох вторгаются в эпоху, о кото­рой говорит рассказчик. Они же открывают перед ли­тературными героями возможность шагнуть в неиз­вестное, переместившись во время, которое не явля­ется их временем.

Так, наряду с линейной концепцией времени, пре­обладающей в наших мыслительных привычках, по­является некая другая концепция, тоже выдуманная людьми, которая утверждает одновременное сущест­вование разных временных измерений в одном и том же пространстве. Эти измерения не сообщаются меж­ду собой, а если это происходит, то только в исключи­тельных обстоятельствах.

Лет пятнадцать назад мне захотелось рассказать франкоязычным гештальт-терапевтам о жизни и творчестве Пола Гудмена и его роли в гештальт-те-рапии, и я отправился по его следам и переговорил с большим числом людей, хорошо знавших его лично, чтобы собрать их воспоминания⁴⁶. Среди этих людей оказался Ирвин Польстер, который обратил мое вни­мание на понимание Гудменом проблемы времени. Тем самым он глубоко изменил мой образ мысли, от­крыв передо мной другие перспективы, нежели та, ко­торой я подспудно придерживался и считал само со­бой разумеющейся. Он сказал буквально следующее: «Есть много вещей, которым я научился от него [Пола Гудмена] и которые представляют его фигуру в осо­бом свете. Одна из таких вещей касается места детства в жизни человека. Как он обычно говорил, взрослая жизнь — это не то, что сменяет детство, а то, что быва­ет помимо детства».

⁴⁶ Robine J.-M. Un album d'entretiens a propos de Paul Good­man // Gestalt, 1992, №3.

126Жан-Мари Робин

Внимательный читатель книги Перлза и Гудмена⁴⁷ обнаружит, что такая логика присутствует на ее стра­ницах: логика «в то время как», а не логика «вместо того, чтобы». Т. е., говоря схематично, быть пятиде­сятилетним не значит перестать быть сорокалетним, двадцатилетним, трехлетним. Это значит, что если вам пятьдесят, то одновременно вам сорок, тридцать, двадцать, десять, пять лет и два года. С такой точки зрения, если мы ведем себя как двухлетние дети, это не надо рассматривать в терминах регрессии, потому что нам два года, невзирая на наш возраст. Как в на­учно-фантастических романах, линии времени насла­иваются друг на друга и действуют одновременно.

Использование термина «регрессия», как это рас­сматривается многими психотерапевтами, далеко не избавлено от оценочных суждений. То, что думали об этом Перлз и Гудмен, можно расценить как пригла­шение к регрессии: «Ощущения детства важны не по­тому, что они составляют прошлое, которое необходи­мо преодолеть, а потому что они составляют некото­рые из самых удивительных сил взрослой жизни, и речь идет о том, чтобы их заново открыть: непосредствен­ность, воображение, прямота мыслей и действий. То, что надо, как говорил Шахтель, это заново открыть способ, которым ребенок приобретает опыт мира»⁴⁸.

Одна из главных трудностей, с которой сталкива­ется психотерапевт, связана с необдуманным упот­реблением понятий, взятых из клинической практи­ки. Парадокс? Сфера клиники строится на основе фе­номенологии пациентов. Описание и анализ собран­ных данных по большей части вписываются в «пси­хологию одного лица», то есть в индивидуалистичес-

⁴⁷ Perls К, Hefferline R., Goodman P. Gestalt-therapie. Bor­deaux, 2001. ⁴⁸Ibid.,ch.V.

Быть в присутствии другого127

кую перспективу. Дело выглядит так, как если бы соб­ранные таким способом данные могли быть расце­нены как объективные и не зависели бы от «клини­циста», который их собирает. Однако в перспективе поля сама терапевтическая встреча и выступает инс­трументом, который производит ту или иную патоло­гию опыта, и, разумеется, психотерапевт не может от­рицать, что его присутствие сказывается на получен­ных им данных. Кроме того, намерения обеих сторон в терапевтической ситуации не могут быть такими же, как, например, в клиническом обследовании.

Мое убеждение заключается в следующем: если ка­кие-то понятия доказали свою уместность в клини­ческом или патопсихологическом подходе, это не оз­начает ipso facto их пригодность в психотерапевти­ческой сфере. На самом деле они могут структури­ровать мысли и чувства терапевта таким образом, что это идет вразрез с идеей психотерапии. Например, в педагогике многие исследования показали, что опре­деление уровня учащихся («диагностика») влияет на отношение преподавателей и, как следствие, на успе­ваемость, которая тем самым подтверждает первона­чальную диагностику. Так что я думаю, что «диагноз» в терминах регрессии (например, когда говорят о «по­лярностях», «внутренних объектах» и т. д.) противоре­чит самому принципу терапии.

Что бы мы не имели в виду, простое упоминание термина «регрессия» рождает у нас представления о возвращении в некое предшествующее состояние. Хотя Фрейд на протяжении своего творчества исполь­зует это понятие не только для описания «регрессии во времени», но говорит также о «регрессии места», «регрессии формы», а позднее о «либидозной регрес­сии», сама идея протекания, развития и, стало быть, темпоральное™ составляет суть данного понятия.

128

Жан-Мари Робин

Понятие развития само рождается из представле­ний, которые являются элементами нашей антропо­логии и, соответственно, наших теоретических и ме­тодологических установок. Как я уже сказал, в тео­рии гештальт-терапии с самого начала была заложена идея, согласно которой развитие — не только последо­вательность, но и одновременность. Взрослая жизнь не прилагается к детству как его простое продолже­ние. Отсюда вытекает тот факт, что в каждый конк­ретный момент прошлое, настоящее и планы на буду­щее определяют настоящее и переживание.

Тем не менее, отдельные эпизоды терапевтических встреч заставляют терапевта вспомнить понятие рег­рессии. То, что предстает глазам последнего, кажет­ся, устойчиво напоминает формы функционирова­ния, свойственные более ранним стадиям развития. Единственное, что можно воспринять феноменоло­гически, — это повторяемость. «Регрессия» не являет­ся опытом, доступным феноменологическому наблю­дению, ибо она есть интерпретация, односторонняя реконструкция смысла опыта другого. Вопрос, к ко­торому я подбираюсь, приобретает в логике поля сле­дующий вид: «Если эта повторяемость существует, то что есть такого, о чем я до такой степени не хочу слы­шать? В чем заключается «id ситуации», что оно не мо­жет развернуться? Или я мешаю ему развернуться?» Понятие «повторение» (la repetition) при этом возвра­щает себе свое этимологическое значение «повтор­ной просьбы» (la nouvelle petition). В такие моменты субъект, кажется, не в состоянии употреблять неко­торые формы ориентирования и действия, чтобы раз­вернуть построение гештальта (как сказали бы неко­торые: «зрелые формы»), и используют тогда формы, которые представляются ему в данный момент наибо­лее подходящими.

Быть в присутствии другого129

В «Метапсихологическом дополнении к учению о сновидениях», как уверяет Р. Руссийон, Фрейд пред­ложил модель, которая может служить альтернативой модели регрессии. Как человек, который идет спать, снимает очки, накладные волосы, зубные протезы, необходимые ему в жизни, так и терапевт должен от­крывать перед пациентом возможность «деконструк­ции защитных структур, которые маскируют его ис­тинное отношение к самому себе и своей истории»⁴⁹. Будучи гештальт-терапевтом, я бы к этому добавил: «... и маскируют возможности контакта с миром во­обще и с другим человеком, в частности».

И эта идея снятия мне прямо напоминает идею ка­тарсиса. Действительно, эпизоды, которые квалифи­цируются в качестве регрессивных, зачастую соединя­ются в катарсическую абреакцию*. Абреакция долж­на создавать что-то вроде дыр в устойчивых пережи­ваниях, выметать вспомогательные конструкции, по­добные протезам, открывая тем самым доступ к не­оконченным ситуациям и навязчивым идеям и позво­ляя вернуть им подвижность. Если продолжить ана­логию с научно-фантастическими романами, на ка­тарсическую абреакцию можно взглянуть как на одну из возможных «дверей времени», которая открывают доступ к иным линиям времени.

Фасилитация абреакции — к тому же, одна из со­ставляющих ситуации групповой терапии (через ра­зыгрывание аффекта, взаимную поддержку, позволя­ющую пойти на риск, через — не всегда уместную — деконструкцию «протезов», через редукцию игр пере­носа). Мы должны изучить заложенные в ней побуж­дения к регрессии.

⁴⁹ Roussillon R. Voyager dans le temps // Revue Francaise de Psychanalyse, LVI, Oct.-Dec. 1992.

130

Жан-Мари Робин

Завершая эти вариации на тему, мне приятно спря­таться за некоторые высказывания Даниэля Стерна, который по-новому ставит вопрос о связи клиники и терапии: «Важно напомнить, что оценка клиничес­ких теорий на основе прямого наблюдения грудных детей не позволяет сделать никакого заключения от­носительно их пригодности в качестве терапевтичес­ких конструкций»⁵⁰. Или еще: «Классические вопро­сы... развития не были рассмотрены как происходя­щие из одной особенной точки или на особенном эта­пе в ходе развития. Эти вопросы были рассмотрены здесь как линии развития — т. е. этапы, относящиеся ко всей жизни, а не как фазы жизни»⁵¹.

Размышления над употреблением таких понятий, как регрессия, интересны тем, что они рождают воп­росы об эпистемологических основаниях психотера­пии. Мне кажется, пришло время отделить регрессию в психотерапевтическом смысле от регрессии клини­ческой и психопатологической, не для того, чтобы ее игнорировать или критиковать, а чтобы ее дифферен­цировать, лишить ее статуса «прикладной психопа­тологии» и укоренить ее в ее специфике — ситуации встречи, понятой как первый инструмент развития.

⁵⁰ Stern D. Le monde interpersonnel du nourrisson. P., 1989, p.
292. Межличностный мир младенца.

⁵¹ Ibid., p. 323.