Акадаем чтение????Воображаемые сообщества. Benedictandersonimaginedcommunities
 Скачать 7.04 Mb.
|
|
145 была поставлена в зависимость от письменных экзаменов на знание конфуцианской классики династические документы составлялись с помощью китайских иероглифов вся культура правящего класса была насквозь ки таизирована. Эти прочные вековые связи начали приобретать еще более нежелательный характер примерно после г, когда через северную границу колонии стали проникать сочинения таких китайских реформаторов, как Кан Ювэй и Лян Цичао, и таких националистов, как Сунь Ятсен22. Соответственно, в 1915 г. в «Тонкине», а в 1918 г. в «Аннаме» были последовательно отменены конфуцианские экзамены. Отныне вербовка на гражданскую службу в Индокитае стала производиться исключительно через каналы развивающейся французской колониальной системы образования. Кроме того, отныне стало сознательно поощряться quôc ngû (куок-нгы), романизированное фонетическое письмо, изобретенное в XVII в. иезуитскими миссионерами и уже в е годы XIX в. принятое властями для использования в «Кохинхине». Оно призвано было разрушить связи с Китаем, а также, возможно, и с коренным прошлым, сделав недоступными для нового поколения колонизированных вьетнамцев династические хроники и древнюю литературу24. Второй целью образовательной политики было производство строго отмеренного числа индокитайцев, умеющих говорить и писать по-французски» которые выполняли бы роль политически надежной, благодарной и окультуренной коренной элиты, заполняя должностные вакансии в низших эшелонах колониальной бюрократии и крупных коммерческих предприятий25. Нам нет нужды вдаваться здесь в тонкости колониальной системы образования. Имея ввиду цели нашего исследования, ключевая особенность этой системы состояла в том, что она формировала единственную, пусть даже и неустойчивую, пирамиду, верхние этажи которой до середины х годов располагались исключительно на востоке. Например, единственные лицеи, финансируемые государством, находились вплоть до указанного времени в Ханое и Сайгоне; а единственный университет, работавший в Индокитае на протяжении всего довоенного колониального периода, располагался в Ханое, так ска- Б. Андерсон. Воображаемые сообщества зать, вниз по улице от дворца генерал-губернатора26. В число покорителей этих вершин входили подданные этого французского владения, говорившие на всех основных местных языках вьетнамском, китайском, кхмерском и лаосском (а также немало проживавших в колонии молодых французов. Для этих покорителей, прибывавших сюда, скажем, из Митхо, Баттамбанга, Вьентьяна и Виня, смыслом их встречи здесь должно было быть превращение в «индокитайцев», подобно тому, как многоязычное и многоэтническое студенчество Батавии и Бандунга должно было увидеть в себе индонезийцев. Эта индо- китайскость, хотя и была вполне реальна, тем не менее, была воображена небольшой группой, причем воображена ненадолго. Почему она оказалась такой недолговечной, в то время как индонезийскость сохранилась и пустила глубокие корни? Во-первых, примерно с 1917 г. в колониальном образовании наметилась отчетливая перемена курса, и прежде всего это касается Восточного Индокитая. Реальное, неумолимо надвигающееся упразднение традиционной конфуцианской системы экзаменов все больше убеждало членов вьетнамской элиты в необходимости пристраивать детей в тамошние лучшие французские школы, дабы гарантировать им бюрократическое будущее. Возникшая в итоге конкуренция за места в немногочисленных хороших школах вызвала сильную реакцию среди colons*, считавших, что эти школы по праву принадлежат прежде всего французам. Для решения этой проблемы колониальный режим создал отдельную подчиненную «франко-вьетнамскую» образовательную структуру, на низших ступенях которой делался особый акцент на преподавании вьетнамского куок-нгы (французский преподавался как второй язык, уже через посредство куок- нгы)28. Этот сдвиг в политике привел к двум взаимодополняющим результатам. С одной стороны, издание государством сотен тысяч учебников на куок-нгы значительно ускорило распространение этой изобретенной европейцами системы письма, непроизвольно способствуя ее превращению в период с 1920 по 1945 г. в массовое сред Колонистов фр. (Прим. ред 7. Последняя волна 147 ство выражения вьетнамской культурной (и национальной) солидарности. Ибо если к концу тридцатых годов грамоте были обучены всего 10 процентов вьетнамоязыч ного населения, то даже и такая доля была беспрецедентна в истории этого народа. Более того, эти грамотные люди, в отличие от конфуцианских ученых, горячо поддерживали быстрый рост своей численности. (Аналогичным образом, в Камбодже и Лаосе, хотя ив более скромных масштабах, власти приветствовали печатание учебников для начальных классов на местных языках сначала и главным образом с применением традиционных орфографий, а позднее и уже не так энергично — с применением латинизированных систем письма) С другой стороны, эта политика имела следствием исключение некоренного вьетнамоязычного населения, проживавшего в Восточном Индокитае. В случае «кохинхинских» кхмер-кромцев она, соединившись с готовностью колониального режима разрешить им иметь «франко-кхмер- ские» начальные школы наподобие тех, создание которых поощрялось в Протекторате, способствовала переориентации их амбиций в обратном направлении — в сторону Меконга. Таким образом, кхмер-кромские подростки, стремившиеся получить высшее образование в административной столице Индокитая (а немногие избранные даже в метропольной Франции, все чаще выбирали обходной путь через Пномпень, а не столбовую дорогу через Сайгон. Во-вторых, в 1935 г. Коллеж Сисоват в Пномпене был превращен в полноценный государственный лицей ста ким же статусом, который имели существующие государственные лицеи Сайгона и Ханоя, и идентичной учебной программой Хотя вначале, по традиции Коллежа, студенты в него набирались главным образом из местных китайско-кхмерских торговых семей и семей проживавших здесь вьетнамских функционеров, доля коренных кхмеров среди них неуклонно возрастала. Вероятно, справедливо будет сказать, что с 1940 г. подавляющее большинство кхмероязычных подростков, получавших солидное французское среднее образование, получали его в опрятной и ухоженной колониальной столице, построенной колониалистами для Нородомов. Б. Андерсон. Воображаемые сообщества В-третьих, в Индокитае не было реального изоморфизма между образовательными и административными па ломничествами. Французы, не стесняясь, высказывали мнение, что хотя вьетнамцы не заслуживают доверия и отличаются жадностью, они все-таки заметно энергичнее и умнее «по-детски непосредственных кхмеров и лаос цев. Соответственно, в Западном Индокитае они широко привлекали на службу вьетнамских функционеров. Из 176 000 вьетнамцев, проживавших в 1937 г. в Камбодже которые составляли менее 1 процента миллионного вьетнамоязычного населения колонии, но около 6 процентов всего населения Протектората, — сформировалась относительно преуспевающая группа, для которой, следовательно, Индокитай обладал весьма важным смыслом, также как и для 50 тыс. вьетнамцев, отправленных дог. на работу в Лаос. Они, а в их числе особенно функционеры, которых могли переставлять с места на место во всех пяти подразделениях колонии, вполне могли представить в воображении Индокитай как широкую сцену, на которой могла далее продолжиться их служба. Гораздо труднее давалось такое воображение лаосскими кхмерским функционерам, хотя формально или законодательно делать всеиндокитайские карьеры им не запрещалось. Даже сравнительно более амбициозные юноши из тысячного (1937) кхмер-кромского сообщества в Восточном Индокитае (которое представляло около процентов всего кхмероязычного населения) сталкивались стем, что на практике перспективы сделать карьеру за пределами Камбоджи были для них крайне ограничены. Таким образом, кхмеры и лао могли сидеть на одной скамье с вьетнамцами во франкоязычных средних и высших учебных заведениях Сайгона и Ханоя, ноу них не было никаких шансов получить здесь в дальнейшем административные посты. Подобно юношам из Ко тону и Абиджана, учившимся в Дакаре, они были обречены возвращаться по окончании учебы в те дома, границы которых были очерчены для них колониализмом. Иными словами, в то время каких образовательные паломничества влекли их в сторону Ханоя, их административные путешествия заканчивались в Пномпене или во Вьентьяне. Последняя волна 149 Благодаря этим противоречиям появилась группа кхмероязычных студентов, которых память сохранила впоследствии как первых камбоджийских националистов. Человек, которого можно с полным правом назвать отцом кхмерского национализма, Сон Нгок Тхань, был как видно из его вьетнамизированного имени) кхмер- кромцем, который получил образование в Сайгоне ив течение некоторого времени занимал в этом городе скромную судебную должность. В середине тридцатых он, однако, покинул этот Париж меконгской дельты, дабы искать более многообещающего будущего в ее Блуа. Принц Сисоват Йутевонг учился в средней школе в Сай гоне, прежде чем отправиться на дальнейшую учебу во Францию. Вернувшись через 15 лет, после второй мировой войны, в Пномпень, он принимал участие в создании Кхмерской) Демократической Партии, а в 1946—1947 гг. занимал пост премьер-министра. Его министр обороны Сонн Воеуннсай совершил практически те же самые путешествия. Хуй Кантхуль, демократический премьер-ми нистр 1951—1952 гг., закончил в 1931 г. école normale в Ханое, после чего вернулся в Пномпень, где со временем занял должность преподавателя в Лицее Сисовата33. Возможно, наиболее примечательна среди всех фигура Иеу Коеуса, открывшего печальный список злодейски убитых кхмерских политических лидеров. Родившись в провинции Баттамбанг в 1905 г, когда она еще управлялась из Бангкока, он посещал местную обновленную школу при пагоде, после чего поступил в индокитайскую начальную школу в городе Баттамбанге. В 1921 гон продолжил учебу в Коллеже Сисовата в столице Протектората, а затем — в college de commerce в Ханое, который закончил в 1927 г. лучшим в своем франкоязычном классе. Надеясь изучать химию в Бордо, он набрался смелости и сдал вступительные экзамены. Однако колониальное государство перекрыло ему выезд заграницу. Он вернулся в родной Баттамбанг, где занялся фармацевтикой и продолжал ею заниматься даже после того, как Бангкок вернул себе в 1941 г. эту провинцию. Послевоенного поражения Японии в августе 1945 гон вновь появился в Камбодже, на этот разв роли демократического парламентария. Заслуживает внимания то, что он Б. Андерсон. Воображаемые сообщества был в своем роде прямым потомком выдающихся филологов ранней Европы, ибо изобрел машинописную клавиатуру для кхмерского шрифта и опубликовал увесистый двухтомник « Феаса Кхмаэъ Кхмерский язык, или, как обманчиво указывается на титульной странице издания 1967 г, «La langue cambodgienne (Un essai d'étude raison- né)» 35. Однако впервые этот текст — сначала только й том — вышел в свет в 1947 г, когда его автор был председателем Конституционного Собрания в Пномпене, а не в 1937 г, когда он прозябал в Баттамбанге, когда Лицей Сисовата еще не создал ни одного кхмероязычного лицея и когда Индокитай еще обладал своей эфемерной реальностью. Кг. носители кхмерского языка — по крайней мере из Камбоджи — уже не посещали школьных занятий в Сайгоне и Ханое. На сцену выходило новое поколение, для которого «Индокитай» стал историей, а Вьетнам — теперь уже реальной и чужой страной. Необходимо признать, что жестокие вторжения и завоевания в, под началом правившей в Хюэ династией Нгуенов, оставили горький след в народной памяти кхмеров, в том числе в «Кохинхине», которым суждено было стать частью Вьетнама. Но подобные горькие чувства существовали ив Нидерландской Индии у сундан- цев — к яванцам у батаков — к минангкабау; у саса- ков — к балийцам; у тораджей — к бугам; у яванцев — к амбонцам, и т. д. Так называемая федералистская политика, проводившаяся в 1945—1948 гг. грозным вице- генерал-губернатором Хубертусом ван Мооком с целью нанесения удара с фланга новорожденной Индонезийской Республике, была попыткой воспользоваться именно этими горькими чувствами. Однако несмотря на половодье этнических восстаний, захлестнувших в 1950— 1964 гг. почти все части независимой Индонезии, Индонезия все-таки выжила. Отчасти она выжила потому, что Батавия так до конца и осталась образовательной вершиной, ноне только поэтому. В известной степени это произошло потому, что политика колониальной администрации не изгоняла образованных сунданцев обратно в «Сундаленды», а батаков в их родные места, затерянные в горных районах Северной Суматры. Практически все основные этноязыковые группы к концу колониальной 7. Последняя волна 151 эпохи свыклись с мыслью о том, что есть сцена, охватывающая весь архипелаг, на которой для них предусмотрены определенные роли. А потому из восстаний 1950— 1964 гг. только одно имело сепаратистские амбиции все остальные имели состязательный характер и укладывались в рамки единой индонезийской политической системы37. Кроме того, нельзя упустить из внимания то любопытное обстоятельство, что к двадцатым годам нашего столетия вошел в стадию осознанного существования индонезийский язык. То, как это произошло, настолько поучительно, что, видимо, заслуживает краткого отступления. Ранее уже говорилось, что управление ост-инд- скими территориями осуществлялось с помощью голландского языка лишь в очень ограниченной и незначительной степени. А разве могло быть иначе, если к тамошним своим завоеваниям голландцы приступили еще вначале в, но до начала X X в. даже не предприняли серьезных попыток организовать изучение голландского языка для коренного населения Вместо этого произошло медленное и по большей части непредусмотренное рождение странного государственного языка на базе древнего межостровного lingua franccP8. Он получил название dienstmaleisch (возможно, служебный малайский или административный малайский. По типу он принадлежал к той же группе, что и оттоманский или казенный немецкий, родившийся в многоязычных казармах империи Габсбургов39. К началу XIX вон прочно закрепился в бюрократическом аппарате. Когда, начиная со второй половины XIX в, на сцену вышел во всей красе печатный капитализм, этот язык проник нары нок ив средства массовой информации. Если вначале им в основном пользовались китайские и евразийские газетчики и издатели, тов конце века его стали употреблять и коренные жители. Dienst служебную ветвь его фамильного древа вскоре забыли и заменили ее древним предком, существовавшим будто бы на островах Риау важнейший среди которых с 1819 г. — возможно, к счастью для самого себя — стал британским Сингапуром. Кг. этот язык, отшлифованный двумя поколениями городских писателей и читателей, был готов к тому Б. Андерсон. Воображаемые сообщества чтобы быть принятым Молодой Индонезией в качестве национального (националистического) языка bahasa Indo nesia («бахаса индонесиа»). С тех пор он больше никогда не оглядывался в прошлое. Тем не менее, индонезийский случай, сколь бы он ни был сам по себе интересен, не должен в конце концов привести нас к неверному заключению, что если бы Голландия была более крупной державой и заявилась сюда не в 1600 гав, то национальным языком не мог бы стать в равной степени и голландский. Нет никаких оснований считать, что ганский национализм сколь-ни- будь менее реален по сравнению с индонезийским просто потому, что его национальным языком является английский, а не ашанти. Всегда будет ошибкой трактовать языки так, как трактуют их некоторые националистические идеологии — а именно, как внешние символы национальности стоящие водном ряду с флагами, костюмами, народными танцами и прочим. Несоизмеримо важнее способность языка генерировать воображаемые сообщества и выстраивать в итоге партикулярные солидарности В конце концов, имперские языки — это все-таки национальные языки, а, стало быть, особые национальные языки среди многих. Если радикальный Мозамбик говорит по-португальски, то смысл этого заключается в том, что португальский язык является тем средством, с помощью которого Мозамбик представляется в воображении (и одновременно средством, ограничивающим его протяженность в сторону Танзании и Замбии. С этой точки зрения, употребление португальского языка в Мозамбике или английского в Индии) по сути ничем не отличается от употребления английского в Австралии или португальского в Бразилии. Язык — это не инструмент исключения каждый человек в принципе может овладеть каким угодно языком. Более того, язык по самой природе своей воссоединяет, и единственный предел этому воссоединению задается фатальностью Вавилона никто не живет достаточно долго, чтобы освоить все языки. Печатный языка не партикулярный язык как таковой, изобретает национализм. Единственный знак вопроса, который стоит в отношение таких языков, как португальский в Мозамбике и английский в Индии, это мо 7. Последняя волна 153 гут ли административная и образовательная система, особенно последняя, породить достаточное с политической точки зрения распространение двуязычия Тридцать лет назад почти не было индонезийцев, которые бы говорили на bahasa Indonesia как на своем родном языке практически у каждого из них был свой собственный этнический языки лишь некоторые, особенно участники националистического движения, владели также bahasa Indo- nesia/dienstmaleisch. Сегодня, наверное, уже миллионы молодых индонезийцев из десятков этноязыковых сред говорят на индонезийском как своем родном языке. Не ясно, сформируется ли через тридцать лет поколение мозамбикцев, говорящих только на мозамбикско-пор тугальском. Однако сегодня, на исходе X X в, появление такого поколения уже необязательно является sine qua поп мозамбикской национальной солидарности. Во-пер вых, прогресс технических средств коммуникации, особенно радио и телевидения, дает печати таких союзников, каких столетие назад у нее еще не было. Многоязычное вещание способно убедить своими чарами даже неграмотные народы и населения, говорящие на разных языках, в их воображаемой общности. (Здесь есть сходство с рождением в воображении христианского мира, которое происходило через визуальные репрезентации и двуязычное образованное сословие) Во-вторых, национализмы X X в. имеют, как я доказывал, глубоко модульный характер. Они могут опираться и опираются на более чем полуторавековой человеческий опыт и три ранние модели национализма. Следовательно, националистические лидеры располагают возможностью сознательно внедрять гражданские и военные системы образования, скопированные с официальных национализмов, выборы, партийные организации и культурные торжества, скопированные с массовых национализмов Европы XIX в, и граж данско-республиканскую идею, впервые изобретенную Америками. Но прежде всего, сама идея нации прочно угнездилась ныне практически во всех печатных языках а даджтнальность стала практически неотделимой от политического сознания. В мире, где всепреобладающей нормой стало национальное государство, все это означает, что теперь нации Б. Андерсон. Воображаемые сообщества могут представляться в воображении и при отсутствии языковой общности — не в наивном духе |