Большой конфликт. Берт Хеллингер dergrobekonflikt большой конфликт
 Скачать 0.65 Mb.
|
|
Душа В этом примере я работал непосредственно с членами семьи. Только для умершей сестры я выбрал заместительницу. А можно работать только с заместителями. То есть я мог с тем же успехом выбрать людей на роль родителей и мальчика и попросить маму их расставить по отношению друг к другу. Результат был бы одинаковым. Семейные расстановки показали, что заместители чувствуют и ведут себя как люди, которых они замешают, хотя им о них ничего не известно. Они связаны между собой общим знающим полем или — я предпочитаю это выражение — общей душой. С помощью общей души информация в расстановке передается от членов семьи заместителям, и от заместителей членам семьи. Значит, если в ходе расстановки удается найти решение, это непосредственно сказывается на отсутствующих членах семьи, даже если они не знают о расстановке. Например, в Израиле в ходе семейной расстановки выяснилось, что три сына одной женщины хотели последовать за рано умершим отцом. Каждый из них словно говорил про себя «я следую за тобой». И сам отец говорил своим погибшим в Холокост родителям: «я следую за вами». По крайней мере, так было в расстановке. В ходе работы заместитель отца сказал заместителям сыновей: «Если вы меня в самом деле любите, оставайтесь в живых». Затем каждый из сыновей ответил отцу: «Я дорожу подаренной тобою жизнью и в твою честь держусь за нее. Я останусь среди живых». На следующий день один из сыновей позвонил матери из Индии и, хотя он ничего не знал о расстановке, неожиданно сказал: «Теперь я остаюсь среди живых». Кто виноват или в чем причина? Когда видишь, что в семье произошло несчастье, видишь, как рушатся отношения в паре, или кто-то тяжело заболевает, иногда задаешься вопросом: «Кто виноват или в чем причина?» Как отзывается в душе этот вопрос? Люди думают: «Знать бы, в чем причина, я ли виноват или кто другой, можно было бы предупредить несчастье, что-то изменить». Если искать виноватых, возникает представление, словно в моих силах было что-то изменить или кто-то другой мог бы что-то исправить. Это означало бы вознестись над судьбой. Признать факт несчастья — не потому что кто-то виноват, а потому что это судьба — нелегко. Скажем, когда кто-то тяжело болеет, накладывает на себя руки, или отношения в паре расстраиваются. Но признание было бы адекватной реакцией. Кто пребывает в таком расположении духа, находит покой. Это означает отказаться от представления держать все под контролем. И тогда появляются силы для нового. Приведу еще один пример. Пример. Детские жертвы (семинар для раковых больных в Зальцбурге, 2000 г.) Райнхард: У меня карцинома предстательной железы, а моя дочь вот уже пять лет страдает анорексией. Ужасно. Хеллингер: Ты знаешь, что значит анорексия? Тебе знакома динамика анорексии? Дочь мысленно говорит тебе: «Лучше исчезну я, чем ты, милый папа». Это широко распространенная динамика анорексии. Какое здесь может быть решение? Скажи дочери: «Я останусь жить». В семейной расстановке три дочери стоят напротив матери. Райнхард поставил себя за плечами у жены. Стало ясно, что он хочет покинуть семью. Отец отходит на несколько шагов назад и отворачивается. Хеллингер ставит дочь, больную анорексией, спиной к отцу, словно она не дает ему уйти. Хеллингер дочери с анорексией: Как ты себя здесь чувствуешь? Дочь: Хочется плакать. И все-таки это хоть какое-то избавление. Здесь мне лучше. Хеллингер заместителю Райнхарда: Что изменилось с тех пор, как она здесь стоит? Муж: Мне лучше. Хеллингер Райнхарду: Если твоя дочь уйдет, тебе будет лучше. Это как тайное жертвоприношение ребенка, старый обычай, который здесь находит продолжение. Родители считают: «Если ребенок уйдет, мы сможем остаться». Послание родителей, или в данном конкретном случае, послание отца ребенку следующее: «Умри, чтобы я смог остаться в живых». А ребенок говорит тебе: «Я умру, чтобы ты остался жить». Здесь имеет место очень архаичная динамика. Обращаясь к группе: Если встречается такой набор фактов, решение следует искать в роду. Только на уровне родительской семьи решения не найти. Райнхарду: Твоя добрая воля или добрая воля жены здесь не помогут. Нам нужно найти решение для ребенка. Отрицание несправедливости Хеллингер Райнхарду, узнав о депортации семьи жены из Чехии: Родители твоей жены были нацисты? Райнхард: Нет, совсем наоборот. Случилось так, что немцам пришлось уехать и все бросить. Хеллингер: Аффект тебя выдал, скоропалительный ответ и аффект тебя выдали. Хеллингер выбирает трех женщин и одного мужчину на роль чехов и ставит их в ряд. Хеллингер жене Райнхарда: Что изменилось? Жена: Мне приятно их видеть. Хеллингер: Как ты думаешь, кто это? Жена: Не знаю, но мне приятно их видеть. В этом что-то есть. Хеллингер: Они замещают чехов. Жена: Мне нравится на них смотреть. Женщина подходит к заместительнице второй чешки, они обнимаются. Затем она остается стоять рядом с ней. Хеллингер жене Райнхарда: А как ты сейчас? Жена: Мне здесь хорошо, Я словно вырастаю. Хеллингер первой чешке: Что происходит с тобой? Первая чешка: Сердце колотится. Что-то здесь не так. Меня куда-то тянет. Она делает шаг вперед и смотрит при этом в пол, на миг замирает в нерешительности, оборачивается, смотрит на других чехов и ложится перед ними на землю. Хеллингер выбирает заместителей для родителей жены и ставит их перед лежащей на полу женщиной. Третью чешку бросило в дрожь. Хеллингер матери жены: Что с тобой происходит? Мать жены: Мне ужасно страшно. Кажется, впереди угроза. Хочется к детям. Да, наверное, так лучше. Хеллингер: Следуй своему импульсу. Мать жены: Я не могу пошевелиться. Хеллингер отцу жены: А что с тобой? Отец жены: Мне становится безмерно грустно, когда я смотрю на чехов. Хеллингер третьей чешке: Что с тобой происходит? Третья чешка: Мой взгляд целиком прикован к отцу жены, только и думаю: «Не причини мне зла». Она по-прежнему сильно дрожит. Теперь и чешский мужнина ложится поодаль на пол. Вторая и третья чешки тоже опустились на пол. Хеллингер родителям жены, увидев, что они хотят отвернуться: Вы должны смотреть на мертвых, вы должны смотреть на них. Родители жены неподвижно стоят и смотрят на мертвых. Потом мать жены отводит взгляд в сторону. Хеллингер родителям жены: Ложитесь рядом с ними. Детям: Подойдите к родителям, все втроем, и встаньте напротив. Дети встали напротив родителей и почувствовали тягу к ним. Хеллингер отцу женщины: Как ты сейчас себя чувствуешь? Отец жены: Я краем глаза наблюдал, что происходило с чехами. Так мне хорошо. Мать жены: Наверное, единственным выходом для меня было лечь рядом с ними. Все другое было бы невозможно. Хеллингер обращаясь к группе: Из поведения заместителей можно заключить, что родители жены отчасти виноваты в смерти чехов. Сама динамика и ее трагизм заставляют думать в этом направлении. Еще мы увидели, что насильники обретают покой только лежа рядом с мертвыми жертвами, что бы там в конкретном случае ни происходило, а жертвы обретают покой, только приняв насильников такими какие они есть. Только что мертвая женщина положила руку на руку отца жены. Теперь они обрели мир. Конец разрешительного процесса для насильников и для жертв наступает, когда они находят друг друга. Когда они вместе, живые могут отвернуться, как мы здесь видели. Тогда прошлое перестает их беспокоить. Обращаясь к жене: Как ты теперь себя чувствуешь? Мать: Мне здесь хорошо. Хеллингер Райнхарду: А ты как себя чувствуешь? Райнхард: Сначала мне было очень грустно, а сейчас получше. Хеллингер группе: Вот пример тому, сколько еще, должно быть, люди скрывают и отрицают в Германии и в Австрии: непризнанные преступления, замолчанная несправедливость. Как выясняется, столько потомков страдают от этого, вплоть до третьего поколения, даже до четвертого. А путь к примирению следующий: преступники должны увидеть жертв, посмотреть им в глаза и отдаться им на суд. Тогда что-то сдвинется с места. В данном случае жертвы не питали вообще никакой ненависти к насильникам. Самое важное здесь — почтить жертв и в конце положить насильников рядом с ними. Райнхарду: Я расскажу тебе еще одну историю, важную для тебя и твоей страдающей анорексией дочери. Любовь Одному человеку приснилось, будто он услышал голос бога, сказавший: «Вставай, возьми сына, единственного и любимого, отведи его на гору, которую я тебе укажу, и принеси его там мне в жертву!» Утром мужчина поднялся, посмотрел на сына, единственного и любимого, посмотрел на жену, мать его сына, и посмотрел на бога. Взял ребенка, отвел его на гору, соорудил алтарь, связал сыну руки, занес нож и собрался его убить. Тут он услышал другой голос и вместо сына зарезал овцу. Как смотрит сын на отца? Как смотрит отец на сына? Как смотрит жена на мужа? Как смотрит муж на жену? Как они смотрят на бога? И если бог есть, как он смотрит на них? Другому человеку приснилось, будто он услышал голос бога, сказавший: «Вставай, возьми сына, единственного и любимого, отведи его на гору, которую я тебе укажу, и принеси его там мне в жертву!» Утром мужчина поднялся, посмотрел на сына, единственного и любимого, посмотрел на жену, мать его сына и посмотрел на бога. И ответил богу, прямо в лицо: «Я этого не сделаю!" Как смотрит сын на отца? Как смотрит отец на сына ? Как смотрит жена на мужа ? Как смотрит муж на жену? Как они смотрят на бога? И если бог есть, как он смотрит на них? Хеллингер, обращаясь к группе: К этой истории я ничего добавлять не стану. Но она показывает, что очень часто для решения требуется невероятный скачок во внутреннем развитии. Движения души Участник: Как еще, помимо семейных расстановок, можно обнаружить несправедливость? Хеллингер: Семейные расстановки — всего лишь одна из возможностей докопаться до скрытого. Когда учишься следовать движениям своей души, появляются и другие возможности. Если скрытое проявилось и освобождающие движения души наметились, как в нашем случае, этот образ и опыт нас уже не покинут. Если в других ситуациях мы столкнемся с подобным, нам уже известны необходимые шаги к примирению и уважению. Тогда к полученному нами здесь опыту добавится еще кое-что, и динамика примирения будет развиваться дальше. Недавно я был в Израиле, работал там с расстановками. И расстановки вышли особенно насыщенными. В конце наметились те же движения души к примирению, что и здесь. Еще выяснилось, что приближением к решению нельзя управлять так, будто ты призван освободить других людей. Они рождаются сами собой из душевных импульсов. Терапия и политика Участник: Вы сказали, что постигнутое в данной работе нельзя переносить в политику. Попытки обернулись бы крахом. Вы можете сказать пару слов об этом? Хеллингер: Я — терапевт и не могу переходить на уровень политики. Там действуют другие силы. Мне ясно, что политика призвана по-своему искать пути примирения. Но у политиков — другое призвание, и нельзя мешать политику с терапией. Здесь мы видели терапевтическую интервенцию для семьи Райнхарда. Но если захотеть перенести это в политическую сферу, что-то было бы потеряно, а не прибавлено. Движениям души это не надо. Они достаточно сильны и действуют в свое время. А через некоторое время, быть может, в общем поле произойдет смена сознания. Следует заметить, что такая динамика работает в различных контекстах. Между жертвами Холокоста и нацистами-насильниками она, как правило, значительнее, хотя и здесь она проявилась достаточно сильно. Эта проблематика наблюдается в других странах тоже и требует тех же решений. Например, в Чили подобное происходило между жертвами режима и насильниками, в Буэнос-Айресе с матерями пропавших без вести или в Испании между жертвами обоих сторон гражданской войны. Расстановка с жертвами гражданской войны существует на видео и описана в книге «Где бессилие приносит мир» (Wo Ohnmacht Frieden stiftet). В ходе расстановки мертвые с одной стороны и мертвые с другой стороны приближались друг к другу и лежали в посмертии друг рядом с другом, наконец примирившись. Выжившие солдаты Существует еще одна динамика, на которую важно в данной связи обратить внимание. Она касается вернувшихся с войны солдат. Многих из них тянет и к мертвым товарищам по оружию, и к мертвым врагам, — и к тем, и к другим. Это тоже очень трогательно проявляется в расстановках. Приведу пример. В Вашингтоне я сделал расстановку с одним мужчиной, его отец еще будучи ребенком посещал военную школу, а во время Второй мировой войны был офицером и командовал подразделением, захватившим японский остров Ио. В ходе операции они понесли большие потери. В расстановке отец стоял словно мертвый. Тогда мы расставили пятерых боевых товарищей, погибших в операции. Пришедший на расстановку сын испытывал невероятно сильную тягу к умершим соратникам отца. Его невозможно было удержать, казалось, его засасывала необоримая сила. Я предпринял последнюю попытку удержать его и поставил перед ним сына. Но мужчина сказал сыну: «Тебе меня не удержать. Я хочу к ним, и ты мне безразличен». И это правда. Такой сильной была его тяга. Тогда я сказал ему: «Теперь посмотри сыну в глаза». Только в эту секунду, когда он взглянул сыну в глаза, вдруг что-то изменилось. Кого на самом деле тянуло к умершим бойцам, так это, разумеется, отца того мужчины. А у потомка была другая динамика — он хотел умереть вместо отца. Стремление к сближению с жертвами наблюдается во многих случаях. Эту динамику нельзя ограничить жертвами и насильниками Холокоста. Эти динамики существуют в различных контекстах, и нам следует подобным образом подталкивать пострадавших к примирению. Ведь мы работаем во имя мира. Стоит внутренне отдаться этой динамике, и почувствуешь глубокий покой. Если просто представить себе число жертв, скажем, два миллиона убитых, упускаешь из виду отдельные судьбы. А если представить, что они все по отдельности тут лежат, два миллиона погибших, чувствуешь совсем другое. По большому счету, все мы жертвы Важно обратить внимание еще на одну вещь: насильников не существует — в том смысле, что они злые. В судьбах проявляются динамики, за которыми скрывается некая сила, которая управляет насильниками и жертвами. По большому счету, все мы жертвы. Этот факт проливает новый свет на наши религиозные воззрения. В расстановке Райнхарда, когда они все здесь лежали, уже не было ни насильников, ни жертв. А были только жертвы. Пример. Чехи и немцы (из курса в Праге, 2004 г.) Хеллингер группе: Вацлав меня попросил поработать с ним. Я не буду говорить, в чем дело. Я и сам не знаю, в чем дело. Сейчас мы будем учиться только с помощью расстановки проливать свет на вещи. Я расставлю ряд предков. То есть я поставлю несколько мужчин друг за другом. Каждый из них — поколение. Наблюдая за заместителями, постараемся понять, в каком поколении произошло решающее событие. Хеллингер выбирает из группы шесть мужчин-заместителей и ставит их друг за другом: один — отец и его поколение, другой — дед и его поколение, третий — прадед и его поколение и т.д. Хеллингер, обращаясь к заместителям: Соберитесь и следуйте вашим импульсам. Дед подхватил отца, когда тот закачался. Стоящий за прадедом предок сделал шаг назад. Прадед повернулся направо и принялся отталкивать руками заместителей справа и слева от себя. Отец упал на пол. Его отец опустился вместе и с ним и обнял его сзади. Хеллингер выбирает заместителей для умерших людей и кладет их на спины на пол перед прадедом. Все заместители, кроме отца смотрят на мертвых. Прадед подходит на шаг ближе к ним. Он беспомощно разводит руками, поворачивается направо и налево и закрывает лицо ладонями. Через некоторое время руки у него опускаются и беспомощно шевелятся. Затем он отходит на два шага назад, снова приближается к мертвым, дотрагивается до них и снова отходит. Между тем дед сел. Обнимая сына за спину, он, сидя на полу, придвигается с сыном к прадеду и облокачивается на него. Прадед склоняется над ним и кладет руки ему на плечи. Затем кладет руку на голову сына и выпрямляется. Отец смотрит на пол прямо перед собой, обнимаемый своим отцом сзади. Теперь прадед опускается на колени и глубоко склоняется перед умершими. Спустя некоторое время он выпрямляется, садится на пятки и прикасается левой рукой к спине деда. Стоящий за прадедом предок подходит к сыну и гладит его по спине. Прадед поднимается и поворачивается к нему. Они обнимаются и при этом смотрят на мертвых. Хеллингер Вацлаву. Встань рядом с ними и смотри на умерших. Вацлав встает перед умершими и смотрит на них. Отец поднимает голову и смотрит на Вацлава. Прадед и его предок разнимают руки. Они становятся в ряд, держась за руки и продолжая смотреть на мертвых. Через некоторое время Хеллингер просит отца и деда подняться и посмотреть на мертвых. Предка прадеда он попросил отойти. Еще через какое-то время Хеллингер просит всех, кроме прадеда, отвернуться от умерших. Прадед сжимает кулаки. Хеллингер группе: Посмотрите на его кулаки. Прадед подходит ближе к мертвым и снова сжимает кулаки. Затем делает беспомощный жест рукой, касается ноги одного из умерших и снова совершает беспомощные движения. Потом закрывает лицо руками и планет. Опускается к мертвым, касается каждого, встает, снова беспомощно разводит руками и оглядывается. Затем он отворачивается от мертвых. Хеллингер прадеду: Нет-нет-нет. Он снова поворачивается к мертвым. Хеллингер: Скажи им: «Я вас убил». Прадед: Я вас убил. Отец стал проявлять беспокойство. Дед удерживает его. Тогда отец ставит перед собой сына, Вацлава, спиной к себе и обнимает его. Дед подходит сзади к отцу и обнимает обоих за спины. Через какое-то время прадед сделал глубокий выдох. Он двигается по-прежнему беспомощно, смотрит попеременно вдаль и на мертвых. Затем он озирается направо и налево на других заместителей. Потом встает на колени перед мертвыми, приподнимает их, словно пытаясь оживить, и, наконец, ложится между ними. Предки с четвертого по шестого, обнявшись за спины, смотрят в пол. По прошествии какого-то времени Хеллингер просит Вацлава, его отца и деда обернуться и посмотреть на мертвых с прадедом между ними. Отец глубоко поклонился. И Вацлав тоже. Затем он выпрямляется и с облегчением выдыхает. Он то и дело вытирает слезы на лице. Еще через какое-то время Хеллингер выбирает из группы очередного заместителя и ставит его напротив всех. Хеллингер заместителю: Ты — могущественная судьба. Остальным заместителям: Посмотрите-ка все на него. Все поворачиваются к судьбе и смотрят на нее. Хеллингер спустя некоторое время: А сейчас посмотрите сквозь судьбу вдаль и мысленно скажите «да». Еще через некоторое время, обращаясь к лежащим на полу мертвым и прадеду: Теперь закройте глаза. Вацлав, его отец и дед держатся за руки. Хеллингер, подождав немного, Вацлаву. Встань на колени перед судьбой. Поклонись глубоко и ложись перед ней на живот. Заместителю судьбы: Смотри по-прежнему вдаль поверх их всех. Спустя некоторое время заместителям: Спасибо всем. На этом все. Обращаясь к сидящему снова рядом Вацлаву: Как ты сейчас себя чувствуешь? Вацлав: Как груз с меня свалился. Хеллингер группе: То, что мы здесь видели, — основная динамика шизофрении. Вацлав рассказал мне о брате и о том, что вообще происходит в семье. И мне стало ясно: здесь имеет место динамика шизофрении. Шизофрения — не личная болезнь отдельного человека. Она указывает на беспорядок в системе. Мои наблюдения показывают, что в семьях со случаями шизофрении происходили убийства, иногда несколько поколений назад. Вацлаву: Ты знаешь, кто эти мертвые? Вацлав: Нет. Хеллингер: Это немцы. Сначала Вацлав с недоверием качает головой, затем, соглашаясь, кивает. Хеллингер Вацлаву: Эти мертвые были не только жертвами. По жестам их рук было видно, что они были и насильниками. То, что мы здесь наблюдали, — это война. Вацлав долго думает, кивает, глубоко вздыхает и порывается что-то сказать. Хеллингер: Тебе не нужно ничего говорить. Мы видим, как ты тронут (в душе). Группе: Жесты заместителей были невероятно точны. Например, отец ни за что не хотел смотреть на мертвых. Тогда дед подтащил его ближе, чтобы тот смог их увидеть. Но все напрасно. «Убийца» — я ставлю кавычки, поскольку в данном контексте это слово имеет широкое значение, — свалил свою судьбу на других. Ему не удалось по-настоящему взглянуть на мертвых, и другие взяли на себя эту задачу, в том числе и предки из предыдущих поколений. Поэтому я попросил всех отвернуться, пока он не остался один лицом к лицу с мертвыми. Основная динамика «убийцы» — сближение с жертвами. Мы здесь это видели. Только когда он лег среди жертв, наступил мир. Однако о происходившем здесь нельзя судить в категориях насильники и жертвы или убийцы и жертвы. Контекст судьбы шире, мы все в ее власти. А кто самый главный убийца? Вацлаву: Можешь не отвечать. Я сомневаюсь, что ты это знаешь. Ни один убийца не убивает без веления бога. Обращаясь к группе: На этом уровне границы между добром и злом стираются. В конечном итоге мы все жертвы. Нам остается уповать на неведомое. Вацлаву: Остановимся здесь, согласен? Вацлав: Да, спасибо. Хеллингер: А теперь сделаем с тобой еще одно маленькое упражнение. Хеллингер ставит «убийцу» и Вацлава друг напротив друга. И просит Вацлава до земли поклониться. Вацлав встает на колени и низко кланяется. «Убийца» опускается на колени, гладит Вацлава по спине и кладет голову между его лопаток. Через некоторое время они встают, улыбаются друг другу и нежно обнимаются. Хеллингер, когда они разнимают руки: Так. Хорошо. Они отступают на шаг назад и слегка кланяются. Хеллингер: Хорошо. На этом все. Обращаясь к группе: Мы видим нечто, несовместимое с нашим обыденным мышлением (в голове не умещается). Целительная сила исходит от насильников. Еще один вопрос: где божественное сильнее? (Помолчав) Думаю, ответ не нужен. Вацлаву: Хорошо. Тогда всего доброго. |