Большой конфликт. Берт Хеллингер dergrobekonflikt большой конфликт
 Скачать 0.65 Mb.
|
|
Добро и зло Участник: У меня вопрос по последней расстановке. В вашей работе вы не проводите различие между добром и злом? Это первый вопрос. И второй вопрос: неужели не существует военных преступников? Или военные преступники тоже пленники судьбы? Хеллингер: Различия между добром и злом существуют только в личной, осознаваемой нами совести. Только в ней. Другими словами, различие между добром и злом означает всего-навсего, что добро — это то, что имеет право на принадлежность к системе, а зло — то, что не имеет право к ней принадлежать. Этой совести с ее разделением на заносчивых добрых и злых, которых нужно исключить и проклясть, следуют мировые религии. Это различие — всего лишь вывод из опыта личной совести и не имеет ничего общего с объективной действительностью. Но каким долгим оказался ошибочный путь разделения добра и зла, скольких людей сожгли на кострах, пока мы не пришли к убеждению, что это разделение верно только в узких рамках! И тем не менее, нет оправданий насильнику, скажем, убийце. Это совершенно ясно. Факт нахождения в плену судьбы не избавляет индивида от последствий своей вины. Если не разделять преступление и его последствия для преступника, легче проникнуться сочувствием к насильнику. Однажды я делал расстановки в лондонской тюрьме, и там мне попался один убийца. Мы расставили всего двоих людей: заместителя убийцы и заместителя убитого человека. Дальнейшие интервенции не понадобились, все происходило само собой, рождаясь из душевных импульсов заместителей. Убитый страшно злился и сжимал кулаки. Убийца согнулся под гнетом непреодолимой боли. Затем убитый поклонился ему и они обнялись. Потом убитый выпрямился и отошел назад. В конце расстановки я спросил преступника, что он об этом думает. И тот ответил: «Я давно это чувствовал». Между убийцами и убитыми в расстановке нередко проявляется невероятная любовь. В конце они чувствуют над собой власть некоей большей силы. Один преступник после расстановки с мертвыми жертвами и насильниками в Берне сказал: «Я чувствовал себя перстом могущественной руки». Эти опыты заставляют нас переосмыслить наши взгляды на насильников и на жертв. Только тогда возможно примирение. Самым большим препятствием на пути примирения добра и зла являются праведники. Самые агрессивные чувства — у них. Участнику: Я ответил на твой вопрос? Участник: Да. Пример. Беспокойный мальчик, его дед служил в войсках СС (из курса в Карлсруэ, 2004 г.) Воспитательница: Я опекаю одного мальчика одиннадцати лет. Мальчик гиперактивный. Ему поставили диагноз синдром дефицита внимания, с трех лет он постоянно принимает метилфенидат. Хеллингер: Мне не нужно много знать о мальчике. Проблема не в ребенке. Я думаю в другом направлении. А что с его родителями? Воспитательница: У его отца рассеянный склероз. Отец отца пока жив, он служил в войсках СС. Хеллингер выбирает из группы заместителя для отца и просит его занять свое место. Заместитель стоит не шелохнувшись. Хеллингер, обращаясь к группе: Она сказала, мальчик гиперактивный. И в то же время мы видим, что отец словно застыл. Разве это не странно? Воспитательнице: Что бы это значило? Это значит: мальчик двигается вместо отца. Тебе это о чем-нибудь говорит? Воспитательница: Да. Хеллингер: Что произойдет, если отец выйдет из оцепенения? Я видел, что у тебя есть наблюдение, но ты не решаешься его высказать. Воспитательница: Полагаю, у него случится нервный срыв, Хеллингер: Вероятно, он боится стать убийцей. Оцепенение — защита от желания стать убийцей. Хорошо, у нас уже есть предположение, откуда берется беспокойство мальчика. Через некоторое время Хеллингер выбирает из группы заместителя деда и просит его встать напротив отца. Дед смотрит вверх. Сын отворачивается в сторону. Хеллингер: Отец мальчика не смотрит на своего отца. Он полагает, что это для него опасно. Куда смотрит отец отца? Точнее говоря, куда он не смотрит? Воспитательнице: Если он служил в войсках СС, более или менее понятно, на что он не смотрит. Воспитательница: В России дед попал в плен, но ему удалось сбежать. Затем он эмигрировал в Австралию. Хеллингер: Ты нас отвлекла. Слишком много информации отвлекает от дела. Хеллингер выбирает четырех заместителей возможных жертв деда и просит их лечь на пол на спины. Отец мальчика еще больше отворачивается. Дед продолжает смотреть в потолок. Хеллингер: И от жертв отец сразу отводит взгляд. Что будет, если один из них зашевелится? Тогда игра кончится. А сейчас я введу в расстановку мальчика. Хеллингер выбирает заместителя гиперактивному мальчику и вводит его в расстановку. Отец смотрит на него. Мальчик беспокойно зашевелился. Хеллингер, обращаясь к группе: Теперь мальчик проявляет беспокойство. Мальчику, спустя некоторое время: Скажи деду «дорогой дедушка». И смотри на него при этом. Мальчик отворачивается и намеревается убежать. Хеллингер останавливает его и отводит обратно на его место. Хеллингер: Вернись сюда и скажи ему «дорогой дедушка». Мальчик: Дорогой дедушка. Начинает хихикать. Хеллингер: Я тебя люблю. Мальчик тяжело вздыхает и говорит чуть слышно: Я тебя люблю. Хеллингер: Я тебя люблю. Мальчик: Я тебя люблю. Хватает себя правой рукой за горло. Хеллингер: Скажи, как я говорю «я тебя люблю». Мальчик: Я тебя люблю. Я тебя люблю. Хеллингер: Правильно. А теперь подойди к нему. Мальчик идет очень медленно и опасливо к деду. Берет деда за руку, поворачивается и смотрит на жертв на полу. Дед кладет руки ему на плечи и при этом не смотрит на жертв. Отец мальчика повернулся к мертвым и смотрит на них. Хеллингер: Теперь отец может смотреть на жертв. Через некоторое время, обращаясь к отцу: Следуй своему импульсу. Отец мальчика лег рядом с жертвами. Хеллингер: Правильно. Это и есть импульс. Еще через некоторое время, группе: Придется вмешаться, чтобы дело продвинулось. Дед отворачивается, это отодвигает решение вопроса. Здесь проходит граница, которую он не переступает. Хеллингер поворачивает деда спиной к мальчику и лицом к жертвам. Отец мальчика, лежащий среди мертвых, тотчас отворачивает лицо от отца. Последний наконец развернулся и глядит на жертв. Хеллингер отцу мальчика: Посмотри на отца. Теперь отец смотрит на деда. Мальчик очень взволнован. Спустя некоторое время дед опускается на колени. Мальчик постепенно успокаивается. Хеллингер отцу мальчика: Скажи отцу «дорогой папа». Отец: Дорогой папа. Через какое-то время дед поднимается и направляется к сыну. Хеллингер мальчику: Тебе надо отвернуться. Просто отвернись. Мальчик отворачивается и делает шаг вперед. Одновременно дед встает на колени и обнимает сына. Они смотрят друг на друга. Хеллингер, подождав немного, отцу мальчика: Скажи своему отцу «я вместо тебя здесь лежу». Отец: Я вместо тебя "здесь лежу. Дед немного выпрямляется, не поднимаясь с колен, и смотрит на жертв. Хеллингер, обращаясь к группе: Теперь и дед смотрит на жертв. Дед подвигается ближе к мертвым. Хеллингер отцу мальчика: А теперь встань и подойди к сыну. Он медленно идет к сыну и все время оглядывается на жертв и на отца. И, стоя перед сыном, он по-прежнему оглядывается. Дед ложится рядом с мертвыми. Только теперь отец нежно обнимает сына. Он крепко держит мальчика в объятьях. Тот всхлипывает. Так они долго стоят. Дед бросает на них короткий взгляд, затем закрывает глаза. Через некоторое время сын выпрямляется в объятиях отца. Хеллингер отцу: Скажи сыну «я крепко тебя держу». Отец: Я крепко тебя держу. Отец и сын смотрят друг на друга. Хеллингер: Теперь я крепко тебя держу. Отец: Теперь я крепко тебя держу. Мальчик кивает папе и говорит: Мальчик: Приятно слышать. Они улыбаются друг другу. Хеллингер: Думаю, мы подошли к концу. Заместителям: Спасибо всем. Алгоритм Хеллингер, обращаясь к группе: А сейчас я подробно объясню, что тут происходило. Может быть, последовательность моих шагов некоторых из вас удивила. Воспитательнице: Как ты сейчас себя чувствуешь? Воспитательница: Хорошо. Хеллингер: Теперь у мальчика появился шанс. Знаешь, что тебе надо делать? Я объясню. Попроси прийти отца и расскажи, что здесь произошло, но не комментируй. Просто расскажи. И не отвечай на вопросы! Только скажи, что ты видела, и пусть он уйдет. А мальчику ничего не говори. Просто понаблюдай, что с ним будет происходить, Группе: Итак, алгоритм. Вместо того, чтобы расставлять семью, я начинаю работу с самого важного человека, ключевой фигуры для мальчика. Ключевой фигурой для мальчика является прежде всего отец. Но он, как мы видели, не мог пошелохнуться. Когда расставляешь человека, он сразу включается в поле семьи клиента и показывает нам, в чем дело. Воспитательнице: Что бы ты нам еще ни рассказала об отце, оно бы делу не послужило. Мы видели, что отец был в оцепенении. Это самое главное. Рассеянный склероз выражает неподвижность. Напрашивалась гипотеза, что его неподвижность связана с дедом. Поэтому я поставил деда напротив него. Заместителю деда: Кстати, ты замечательно справился с заданием. Обращаясь к группе: Ничто не могло сбить его с толку. Он строго следовал своим душевным импульсам. Нет ничего ужаснее заместителя, ведущего себя как терапевт, который пытается сделать приятное другому человеку. Нет, он оставался верным себе, и я мог на него положиться. Процесс протекал очень медленно, дешевыми решениями наскоро тут ничего не добиться. Итак, я поставил его напротив отца. Отец тотчас отвел глаза. Он не хотел смотреть на своего отца. Из динамики было ясно, что произошло что-то ужасное. А больше нам знать не надо. Дед смотрел в потолок, куда угодно, только не на пол, уклоняясь от чего-то. Было очевидно, что здесь есть жертвы. Какого рода жертвы, нам знать неважно. Может, это враги, а может, мирное население. Не имеет значения. Было ясно, что дед уклоняется от ответственности. Войска СС — это насильники. Не обязательно в дурном смысле. Многие из войск СС не были преступниками. Но они сражались. И были убитые, много убитых. Воспитательнице: Факт эмиграции в Австралию говорит о том, что здесь длящего уже не было места. Значит, он был не просто солдат, а кое-кто еще. Обращаясь к группе: Следующий шаг — наглядно представить жертв. Выбираешь заместителей и просишь их лечь на пол. Но отец продолжал смотреть в сторону. Куда угодно, только не на жертв! Только бы не встретиться глазами! И вот настал час сына. Сразу стало понятно, отчего он такой беспокойный. Он чувствовал вытесненное, в мальчике оно нашло выражение. Воспитательнице: Он чувствует себя в ответе за всю семью. Поэтому он добрый мальчик. Добрый ребенок. Он несет на своих плечах груз за тех, кто не может пошевелиться. Затем я сделал принципиальную вещь. Мальчик хотел убежать. По сути, его беспокойство — инстинкт к бегству. Я заставил его посмотреть на деда и сказать «дорогой дедушка». И он не смог сразу, ему понадобилось много времени. Тогда я попросил его сказать еще «я люблю тебя». Я — в отличие от других. Я люблю тебя. Что это значит? Другая мораль Убийца не может пошевелиться и ничего не может поделать, пока его не полюбишь. Это революционное утверждение. Только любовь может сдвинуть дело с мертвой точки. Заместителю деда: Тебя его слова тронули. Это было видно. Заместителю сына: Тогда я отправил тебя к нему. Тебе было сложно подойти к нему, очень сложно. Но дед придал тебе силы. Обращаясь к группе: Здесь обыденная мораль бессильна. Когда говоришь, например: «Злодея нужно исключить из общества, его место — за решеткой», — сам становишься насильником. Отвергая насильников, находишь в себе те же преступные чувства, которые приписываешь другим. Пока проводишь моральные различия между добрыми и злыми, помочь нельзя. И за преступником надо признать право, что он тоже человек, как и мы с вами. Существует расхожее мнение, что преступники национал-социализма лично в ответе за свои преступления, мол, их никто не принуждал к насилию. Поэтому они должны нести ответственность за свои преступления лично. А они с этим не согласны. Потому что это неправда. Ими руководило охватившее их мощное движение. Всеми немцами, не только членами национал-социалистической немецкой рабочей партии и СС. Весь народ был охвачен мощной силой, которой индивид не в силах противиться, по крайней мере, большинство людей. Только те смогли себя защитить, у кого была еще другая опора. Только они могли, а другие не могли. Другой бог Откуда приходит это движение? От бога. Больше неоткуда. Откуда еще оно может прийти? Все другие предположения абсурдны. Конечно, от бога. Бог в данном случае только метафора. Движение посылается всемогущей силой, которая всем управляет. Это нехорошая сила. Она могущественная и добрая, но не для нас. Эти движения — божественные движения. Если признать этот факт, увидишь в преступнике орудие этой неведанной силы. Эту всемогущую силу я не стал вводить в расстановку. А можно было. Поначалу дед туда смотрел, на неведанную силу, в чьей власти он находился. Ведь преступники, собственно, тоже жертвы, жертвы из жертв. В конечном итоге им хуже всех приходится. Насильники и жертвы Только после того как деда признали человеком, и внук назвал его дорогим дедушкой, он почувствовал себя человеком и смог вести себя по-человечески. Это было непросто. Дед не смотрел на жертв, поэтому в тот момент я вмешался. Было ясно, что его оцепеневшего сына тянуло к жертвам вместо отца. Насильников, в чьей бы власти они ни находились, тянет к жертвам. Только приблизившись к ним, они обретают покой. Но дед не мог к ним подойти. Почему? Потому что за него это сделал сын. Заместителю отца: Только когда ты сказал отцу «я делаю это за тебя», что было очень важно, он подполз к жертвам. И только тогда ты смог свободно подняться, обратиться к сыну и обнять его. Судьба и ее благосклонность Душа велика. И просторна. И широка. Только душа нам не принадлежит. Смешно думать, что мы хозяева своих душ. Мы пребываем в душе. Мы — часть нее. С ее позволения мы сопричастны ей. По тому, как душа работает, становится понятным, что она объединяет различное. То, что мы на поверхностном уровне воспринимаем как противоположности, в душе находит свое место. Если мы позволим душе стать нашим проводником, мы поймем, что то, что мы отвергаем, считаем неправильным и чего боимся, объединяется в душе в общее целое — противоположности оказываются необходимыми; и если принять это в себе, горизонт становится шире. Что противостоит душе? В первую очередь, наши желания. Затем страх. Вместо этого можно довериться душе и позволить ей привести тебя к неведомому. Если это удается, и ты доверяешься ей, тебе открывается, что дары души больше наших желаний и по ту сторону наших страхов. И еще кое-что противостоит душе — наша судьба. Нередко мы являемся пленниками судьбы, пойманными влияющими на нас связями, а мы и не знаем почему. Эти связи затрудняют наше личностное развитие. Но стоит вверить себя душе, стоит довериться ее глубинам, и душа нам поможет перерасти судьбу. Многие остаются в плену судьбы, не потому что судьба против них, а потому что они хотят эту судьбу. Как можно хотеть тяжелой судьбы? Многие чувствуют себя великими, смиряясь с судьбой. И невиновными. Чтобы изменить судьбу, нужно перерасти ее. Как правило, это означает, что нужно отказаться от чего-то, на что ты мог положиться, и вверить себя новому. Если удастся изменить судьбу, придет что-то другое. Многие воспринимают как благосклонность судьбы, когда им что-либо удается. Однажды я написал об этом маленькую историю. Свобода Один человек обратился к Учителю: Скажи мне, что такое свобода? Какая именно? — сказал Учитель. — Первая свобода — это глупость. Она сродни жеребцу, со ржанием сбрасывающего с себя наездника. Зато потом удары шпор станут только сильнее. Вторая свобода — это раскаяние. Она сродни штурману, сидящему на обломках судна после кораблекрушения вместо того, чтобы прыгать в спасательную лодку. Третья свобода — эго озарение. Она следует за глупостью и раскаянием. Она сродни травинке, ветер прибивает ее к земле, слабая, она гнется и снова выпрямляется. Ученик спросил: — И это все? Учитель ответил: — Некоторые думают, что они сами ищут правды для души. Но нет, великая душа сама мыслит и ищет с их помощью. Как природа, она может позволить себе множество ошибок, поскольку заблудших игроков она без труда замещает новыми. Но тому, кто следует ее мысли, душа подчас дает больше игрового пространства и, словно течение реки пловца, несет его к новым берегам, объединяя свои усилия с усилиями человека. Принципы работы совести Вступительное слово Чистая совесть — является двигательной силой почти во всех больших конфликтах. Потому ниже в четырех объемных главах я описал принципы работы совести. Иногда я буду повторяться — так, поднимаясь на вершину горы, чтобы полюбоваться панорамой, на каждом витке горного серпантина попадаешь на места с одинаковым видом. Но каждый раз оказываешься немного выше и дальше на своем пути. Совесть как судьба Узы совести В первую очередь совесть служит семейным узам. Поэтому наша совесть чиста, если мы ведем себя так, что можем рассчитывать на принадлежность к семейной системе. А нечистая совесть появляется, если мы ведем себя так, что приходится опасаться, не проиграли ли мы право на данную принадлежность. Совесть позволяет точно распознавать, что нужно делать, чтобы оставаться членом семьи, и каких поступков следует избегать, чтобы не потерять это право. Это восприятие инстинктивно. Его можно сравнить с чувством равновесия. Когда мы теряем равновесие, нам становится так плохо, что мы сразу пытаемся что-то исправить, пока баланс не восстановится. Подобное происходит и с совестью. Как только мы чувствуем, что теряем связь с семьей, нас начинает мучить совесть. Угрызения совести настолько неприятны, что мы меняем поведение, чтобы снова принадлежать к семье. 4-1778 • 49 |