Что своими аналогичными опытами ему удалось доказать про тивное, на что
 Скачать 2.08 Mb.
|
|
полнее их означающих понятий. Раз наши пред- ставления о природе регулируются понятиями, которые мы счи- таем достаточными, и раз в соответствии с этим мы привыкли к ожиданиям однозначной определенности, мы легко приходим к тому, чтобы применять мысль об однозначной определенности и в отрицательном смысле. Там, где известный результат, напри- мер результат движений, неоднозначно определен (например если три равные силы действуют на одну точку в направлениях, из которых каждая пара образует угол в 120°), мы ожидаем пол- ного отсутствия этого результата. Чтобы примененный в таком виде «закон достаточного основания» не вводил нас в заблужде- ние (ср. приведенные выше примеры), должна быть уверен- ность, что известны все имеющиеся значения условия. 11. Идеалу однозначной определенности соответствует только та теория, которая изображает факты наблюдения, всегда слож- ные и зависящие от многообразных побочных обстоятельств, проще и точнее, чем то может быть достигнуто собственно на- блюдением 8 . Эта определенность теории дозволяет нам выво- дить из нее, через ряд последовательных, однородных, или комбинацию неоднородных дедукций, далеко идущие следст- вия, согласие которых с теорией обеспечено. Но согласие или несогласие этих выводов с опытом дает часто (именно ввиду воз- можного накопления уклонений) гораздо более точную пробу правильности теории или необходимости ее исправления, чем прямое сравнение самих основных положений с наблюдением. Вспомним, например, основные положения механики Ньютона и выводы, сделанные из них в астрономии. 12. Общие, часто повторяющиеся формы положений теории становятся понятны, если рассматривать их с точки зрения на- шей потребности в определенности и в особенности в однознач- ной определенности. Все становится тогда прозрачнее, яснее. Немногих замечаний достаточно для физика. Физические разно- сти определяют все совершающееся в мире, и в том отрезке мира, который мы принимаем во внимание, преобладает уменьшение 8 См. Duhem, La Théorie physique, стр. 220 и след., 320 и след. 432 разностей. Там, где многие однородные разности одинаковым об- разом определяют событие в известной точке, определяющей яв- ляется средняя этих разностей. Уравнения Лапласа и Пуассона, которые нашли применение в стольких областях статики и дина- мики, учения о теплоте, электричестве и т. д., указывают 9 , и именно первые, что эта определяющая средняя имеет значение нуля, а вторые — какие она имеет другие значения. Симметриче- ские разности в отношении к известной точке определяют сим- метричность явления в ней, в особых же случаях многократной симметрии — отсутствие явления. Сложные функции, которые представляют системы ортогональных силовых линий уровня или токовых линий уровня и т. д., определяют в случаях их при- ложения симметрию явления в бесконечно малых элементах. Наибольшее и наименьшее среди множества многообразных близких друг другу возможностей всегда можно рассматривать как находящееся под одним рядом симметрических условий. Если раз- ности при каждом произвольно малом изменении какой-нибудь системы всесторонне растут или убывают в одном и том же на- правлении, то эта система всегда представляет в каком-нибудь от- ношении maximum или minimum. Случаи равновесия, не только состояния равновесия механического и динамического, бывают обыкновенно такого рода. В другом месте мы уже показали, что в динамических законах вроде принципа наименьшего действия и др., высказываемых в форме правил о maximum'e и minimum'e, вся суть не в maximum'e или minimum'e, а скорее в идее одно- значной определенности 10 . 13. Но можно ли сказать, что законы природы, как лишь субъективные предписания для ожидания наблюдателя, не свя- зывающие действительности, не имеют никакого значения? Ни- коим образом! Ибо, хотя наше ожидание лишь только в известных границах соответствует чувственной действительности, оно все же многократно оказывалось правильным и ежедневно все более оправдывается. Таким образом, вводя постулат единообразия природы, мы не совершаем никакой ошибки, хотя ввиду неисто- щимости опыта абсолютная применимость его никогда не может быть доказана в полном смысле временной и пространственной безграничности, и он, подобно всякому вспомогательному сред- ству науки, навсегда остается лишь идеалом. Притом в этом по- стулате говорится только вообще о единообразии, но ничего о 9 Wärmelehre, стр. 117 и след. 10 Mechanik, 5 изд., стр. 419-421. — Petzoldt, Das Gesetz der Eindeutigkeit. Viertel- jahrschrift für wiss. Philos. XIX, стр. 146 и след. 433 каком-нибудь роде этого единообразия. Поэтому в случае, если известное ожидание не оправдывается, мы всегда свободны вме- сто ожидавшегося единообразия искать нового. 14. Кто, как натуралист, не смотрит на человеческого психи- ческого индивидуума, как на нечто изолированное, чуждое и противостоящее природе, но как на часть ее, кто рассматривает явления чувственно-физические и явления представлений как одно неразрывное целое, тот не будет удивляться, что целое не исчерпывается частью. Но правила, обнаружившиеся для него в части, поведут его к предположению правил и в целом. Он будет надеяться, что подобно тому, как ему удалось в меньшей области объяснять одни факты при помощи других, так, наконец, и все области физического и психического взаимно объяснят друг друга. Дело, ведь, только в том, чтобы результаты физического и психологического наблюдения привести в отдельных случаях к более точному соглашению, чем то было до сих пор; в связи обе- их областей в общем не сомневается уже более никто. О двух не- зависимых или находящихся только в слабой связи мирах теперь думать уже невозможно. Связь же обоих через неизвестное третье (!), как объяснение, не имеет никакого смысла; такие объяснения, можно надеяться, навсегда потеряли всякий кре- дит. 15. Происхождение затронутых воззрений вполне понятно. Человек посредством аналогии сделал открытие, что существуют еще другие подобные ему и действующие подобно ему существа, люди и животные. Он вынужден был ясно сознать, что он должен обсуждать их действия, принимая в соображение обстоятельства, которых он не может непосредственно чувственно воспринимать, но аналогичные с которыми обстоятельства ему однако известны из собственного его опыта. Тогда он по необходимости был вы- нужден разделить все процессы на два класса: на такие, которые могут быть воспринимаемы всеми, и такие, которые могут быть восприняты только одним (стр. 39). Этот исход был для него са- мым простым и вместе с тем практически самым удобным. Вме- сте с тем ему стала таким образом ясной мысль о чужом и о собственном своем Я. Обе мысли неразрывно между собой связа- ны. Если бы кто-нибудь случайно мог вырасти вне общения с живыми существами, он вряд ли противопоставлял бы свои скудные представления ощущениям, не дошел бы до мысли о своем Я, не противополагал бы его миру. Все явления были бы для него единым. Но раз возникла мысль о Я, легко удается обра- зовать абстракции физического и психического, собственного и чужого ощущения, собственного и чужого представления (см. 434 стр. 42). Обе точки зрения полезны для полного ориентирования и обеими следует пользоваться. Одна ведет к различению по- дробностей, другая — к тому, чтобы не терять общего взгляда на целое 11 16. Когда мир через абстракции разрезан, разделен на отде- льные части, эти последние кажутся столь воздушными и мало массивными, что возникают сомнения, можно ли из них снова склеить мир. Порой также с иронией спрашивают, не может ли какое-нибудь ощущение или представление, не принадлежащее никакому Я, само по себе разгуливать в мире? Так и математики, разделив мир на дифференциалы, немного трусили, удастся ли им без вреда снова сынтегрировать мир из таких ничтожно ма- лых элементов? На приведенный выше вопрос я ответил бы следующее: ощущение может встречаться, конечно, только в не- которых комплексах; но чтобы эти комплексы были всегда пол- ным, бодрствующим человеческим Я, весьма сомнительно, ибо существует же сознание во время сна, гипноза, экстаза, как и животное сознание различных степеней. Даже всякое тело, ку- сок свинца, самое грубое, что угодно, принадлежит всегда к ка- кому-нибудь комплексу и в конце концов к миру; ничто не существует изолированно 12 . Но как необходимо предоставить свободу физику разлагать на части материальный мир, в целях научного исследования, причем однако он не должен забывать из-за этого об общей мировой связи, так необходимо предоста- вить ту же свободу и психологу, если мы хотим, чтобы он вообще чего-нибудь добился (см. стр. 157). Говоря словами циника Де- монакса, ощущение столь же мало существует в отдельности как и что-либо другое. — Интроспективно я нахожу, что мое Я исчер- пывается комплексом конкретных содержаний сознания. Если иногда кажется, что кроме этого мы воспринимаем и еще что-ни- будь, то это может происходить по следующей причине. С абст- рактной мыслью о собственном Я тесно связана мысль о чужом Я и о различии между обоими, и, далее, еще мысль, что #не от- носится индифферентно к своему содержанию. Но спрашивает- ся, эти абстрактные мысли не скрывают ли то же, не прикрывают ли они чисто-конкретного содержания сознания и могли бы ли они быть вообще получены одною интроспекцией? Впрочем от- носительно физически-физиологической основы Я несомненно См. W. Jérusalem. Einleitung in die Philosophie, 2 изд., 1903, стр. 118 и след. («Monismus des Geschehens»). См. спор между Цигеном (Zeitschr. f. Psychologie и Physiologie der Sinnesorgane. T. 33. стр. 91) и Шуппе (ibid. T. 35, стр. 454) — «Анализ ощущений», изд. С. Скирмунта. 435 почти все еще подлежит исследованию. Эта основа далеко не ничто наряду с живым содержанием сознания данного момента, представляющим всегда только ничтожно малую часть ее богато- го содержания. 17. Психологически понятно также то традиционное мне- ние, что между Я и миром, как и между различными Я, сущест- вуют непереходимые границы. Когда я что-нибудь ощущаю или представляю себе, то кажется, что это не имеет никакого влия- ния на мир и на другие Я. Но это только так кажется. Уже легкое участие в этом моих мышц принадлежит миру и каждому внима- тельному наблюдателю. Еще более это так, когда мои представ- ления переходят в речь или действие. Конечно, если один человек видит синее, а другой — шар, то отсюда не может еще получиться суждения: шар — синий. Недостает для того «синте- тического единства апперцепции», каковым красивым выраже- нием обозначают этот тривиальный факт 13 . Оба представления должны оказаться в близкой реакции совершенно так, как это происходит с телами в области физики. Но такие выражения не решают проблемы, а скорее способны ее прикрыть или исказить. Наше Я — не какой-нибудь горшок, куда синее и шар должны только упасть, чтобы получилось суждение. Наше Я есть нечто большее, чем простое единство, и уже вовсе не простая реалия Гербарта. Те самые пространственные элементы, которые обра- зуют шар, должны быть синими, и синее должно быть распозна- но как нечто отличное, отделимое от места, дабы суждение было возможно. Я есть психический организм, которому соответству- ет физический организм. Во всяком случае трудно предполагать, что это навсегда останется проблемой, что психологии и физиоло- гии вместе не удастся здесь ничего выяснить. Одна интроспекция, без помощи физики, не привела бы даже к анализу ощущений. Философы односторонне переоценивают интроспективный ана- лиз, а психиатры часто столь же односторонне переоценивают анализ физиологический, между тем как для полного успеха не- обходимо соединение обоих. У обеих этих групп исследователей продолжает влиять, по-видимому, тот, ведущий свое начало от примитивной культуры и не заглохший вполне, предрассудок, согласно которому психическое и физическое совершенно несо- измеримы. Как далеко приведет намеченное здесь исследование, покуда предвидеть невозможно. Если Я не есть какая-нибудь изолированная от мира монада, но часть его, находящаяся в его потоке, из которого она выдели- 13 Как отсюда вытекает неизменяемость нашего Я, для меня непонятно. 436 лась и с которым готова снова слиться, то мы не будем более склонны смотреть на мир как на нечто непознаваемое. Мы в таком случае достаточно близки миру и родственны другим частям его, чтобы могли надеяться на действительное познание (см. стр. 44). 18. Наука возникла сначала из биологического и культурно- го развития, как, по-видимому, некоторая излишняя и побочная его ветвь. Но в настоящее время не может уже быть сомнений, что она развилась в фактор, в биологическом и культурном от- ношении самый полезный. Она поставила себе задачей заменить бессознательное приспособление, приспособление ощупью, бо- лее быстрым, ясно сознанным методическим приспособлением. Покойный физик Рейтлингер так обыкновенно отвечал на пес- симистические рассуждения: «Когда человек появился в приро- де, были налицо только условия его существования, но не было еще условий его благоденствия». Действительно, человек дол- жен был сам создавать себе таковые, и я полагаю, что он их со- здал себе. Это можно сказать уже и в настоящее время, по меньшей мере, о материальных условиях благоденствия, хотя пока, к сожалению, только для части человечества. В будущем мы можем надеяться на лучшее 14 . Джон Леббок 15 высказывает надежду, «что блага цивилизации не только будут занесены в другие страны и к другим народам, но они и в нашем собствен- ном отечестве станут общим уделом, равномерно распределен- ным, так что мы перестанем встречать соотечественников, кото- рые среди нас влачат худшую жизнь, чем дикие, не наслаждаются более преимуществами и истинными, хотя и простыми радостями, красящими жизнь низших рас, и не умеют добиться высших и бо- лее благородных выгод, доступных человеку цивилизованному». Вспомним однако страдания, которые пришлось претерпеть на- шим предкам под тяжестью их социальных учреждений, право- вых норм, предрассудков, фанатизма, вспомним, рядом с этим, богатство настоящего в отношении этих благ, представим себе также, чего добьются еще в этом отношении наши потомки, и мы найдем в этом достаточно могущественное побуждение рев- ностно и сильно совместно работать для осуществления, нако- нец, идеала нравственного миропорядка при помощи наших психологических и социологических учений. А когда такой нравст- венный порядок будет создан, никто уже не скажет, что он не- возможен в мире, и никому не будет более нужды искать его в мистических высотах или глубинах. 14 И. Мечников, «Этюды о природе человека». 15 Джон Леббок, «Происхождение цивилизации». 437 ПРИЛОЖЕНИЕ. ВРЕМЯ И ПРОСТРАНСТВО. Эрнст Мах С.-Петербург, 1913 «Новые идеи в математике» 59—73 с. Сборник второй Пространство и время Издательство «Образование» СПБ Наше заглавие с первого взгляда обещает как будто мало инте- ресного и поучительного. Но присмотримся поближе, действите- льно ли затронутые здесь вопросы представляют мало интереса? Пространство есть порядок существующих рядом вещей; время есть порядок следования изменений. Таков — в свободной передаче - взгляд великого философа, математика и естествоиспытателя Лей- бница. Вы, конечно, скажете, что, ведь; это только описание того, что мы и без того знаем, что здесь ничего нового. По учению дру- гого великого философа, Канта, время и пространство находятся не столько в вещах, сколько в нас, как неизбежная форма воззре- ния внешнего или внутреннего чувства — формы, в которых мы необходимо наблюдаем как внешний мир, так и наше внутреннее Я. Если просто и внимательно поразмыслить, мы очень будем склонны согласиться с Кантом. Действительно, мы никак не мо- жем отделить себя от пространства и времени: чтобы мы ни на- блюдали как вне нас, так и в нас, они уже тут как тут. Не изучая еще геометрии или хронометрии, мы уже умеем различать между прямой и кривой линиями, между плоскостью и кривой поверхно- стью, мы различаем, находятся ли деревья, аллеи, железные прутья решетки на равном друг от друга расстоянии или нет, мы слышим, следуют ли удары колокола друг за другом в равные промежутки времени или нет, мы даже различаем, знакома ли эта мелодия или нет. Если внимательно наблюдать молодых животных, например, едва вылупившегося из яйца цыпленка, уверенно поклевывающего зерна, нетрудно заметить, что здесь происходит то же самое. Раз- ница только та, что эти животные являются на свет Божий с более зрелым, более развитым воззрением пространства и времени, чем человек, который еще по истечении многих месяцев пытается схватить луну, но который зато впоследствии делает большие успе- хи, чем какое бы то ни было животное. Но если воззрение пространства и времени есть лишь необ- ходимая форма понимания человека, то дальнейшему изучению этой формы нет места, ибо мы ничего, ведь, в ней изменить не можем. Философ нам ничего здесь сказать не может. Но, может 438 быть, нам может что-нибудь сказать физик. Правда, он весьма мало занимается психологией, но, связанный с традициями ре- месла и начиная свои исследования от вещей, он может нас по- вести дальше по совсем другим путям. Человек когда-то сравни- вал размеры тел с размерами своих рук, ног и т. д., которые ему были известны, как неизменные. Затем он заменил эти масшта- бы еще более неизменными и общедоступными масштабами и, как ремесленник, преуспевающий в области своего искусства — в искусстве измерения пространства — создал науку геометрии. Эта наука заключается в сравнении твердых неизменных тел между собой. В основе ее лежит то простое допущение, что тела, точно совпадающие по размерам в одном месте, могущие занять место друг друга (покрывают друг друга), обнаруживают те же свойства и во всяком другом месте. Человек в собственном своем теле знает также процессы равной продолжительности, дыхание, например, или в особенности удары пульса, и сравни- вает другие процессы в отношении их продолжительности с эти- ми процессами своего тела. Еще юношей Галилей при помощи счетов ударов своего пульса открыл, что продолжительность ко- лебания церковной лампы не зависит от размаха колебания, что рядом с другими открытиями легло в основу его великих откры- тий в механике. Наблюдая, что продолжительность ударов пуль- са изменяется в зависимости от физического своего состояния, для более точных сравнений охотнее пользуются чисто физиче- скими процессами, как истечение воды при данной высоте дав- ления (водяные часы), или колебания маятника данной длины, которыми пользовались еще арабы средневековья в своих астро- номических наблюдениях. Итак, в основе измерений времени физика лежит сравнение изменений между собой. Как и с изме- рениями пространства, в основе этих измерений времени лежит простое допущение: два изменения, которые при вполне опреде- ленных условиях одновременно начинаются и одновременно кончаются, которые, следовательно, временно друг друга по- крывают, будут обнаруживать и в другой раз при тех же условиях те же черты. Ограничим пока наши рассуждения только време- нем. Что такое время в физическом смысле? Мы можем на это ответить только следующее: время есть зависимость изменений друг от друга. Если мы избрали в качестве масштаба для сравне- ния подходящее изменение, например, изменение положения земли в ее движении вокруг солнца и около своей оси, то даже все остальные изменения оказываются зависимыми от этого од- ного. В то время, например, как земля совершает 1/86400-ую часть своего оборота вокруг оси и проходит соответственную |