Асламова190стр. Дарья Асламова Записки сумасшедшей журналистки
 Скачать 7.96 Mb.
|
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДРЯННОЙ ДЕВЧОНКИнапрашивающийся на поцелуи, глаза ведьмы с выражением хищного вожделения, пухлые руки, обремененные кольцами, лоб, похожий на выбеленную стену со спекшимися от жары хлопьями пудры. Перед ним была стареющая самка, беспощадная во всяческом насыщении похоти, но самка королевской крови, в чьих волосах невидимо светится корона. Он с трудом заставил себя поцеловать ее напудренную руку, и сквозь мускусную муть духов учуял кислый запах разлагающейся старости. Женщина зашевелилась во влажной неразберихе простыней и с царственным бесстыдством призывно раздвинула ноги. begging for kisses, the eyes of a witch with an expression of predatory lust, plump hands burdened with rings, a forehead like a whitewashed wall with flakes of powder baked from the heat. Before him was an aging female, merciless in every satiation of lust, but a female of royal blood, in whose hair the crown glows invisibly. He forced himself to kiss her powdered hand with difficulty, and through the musky haze of perfume he smelled the sour smell of decaying old age. The woman stirred in the wet mess of the sheets and with regal shamelessness invitingly spread her legs. С отрешенностью евнуха он глазел на это изобилие плоти и жира, страшно конфузясь тем, что не может выполнить свой мужской долг. Екатерина медленно приподнялась и в этот миг стала похожей на кобру, готовую к броску. Его верный дружок между ног онемел в жутком предвкушении соития. Он попятился к двери и вдруг сорвался с места и бросился вон из ужасной комнаты. Он бежал по бесконечным коридорам дворца, поскальзываясь на гладком паркете, падая и снова поднимаясь, кружил в лабиринте комнат, натыкаясь на острые углы драгоценной мебели, пока заверещавший будильник не врезался в его сон, как входит нож в масло. With the detachment of a eunuch, he stared at this abundance of flesh and fat, terribly embarrassed that he could not fulfill his manly duty. Ekaterina slowly rose up and at that moment she looked like a cobra ready to throw. His faithful friend between his legs was numb in terrible anticipation of intercourse. He backed towards the door and suddenly took off and rushed out of the terrible room. He ran through the endless corridors of the palace, slipping on the smooth parquet, falling and rising again, circling in the maze of rooms, bumping into the sharp corners of precious furniture, until the alarm clock screeched into his sleep like a knife into butter. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы вспомнить, кто он такой. Он – Николай Караченцов, актер, муж, отец. Все встало на свои места. Бр-р-р, ну и приснится же такое! Уже за завтраком, перебирая обрывки сна, он удивлялся тому, как по-разному стареют женщины. Он знал многих женщин на последнем круге беговой дорожки. Есть женщины, умеющие наслаждаться достойной, уважаемой старостью как вершиной своей жизни, итогом своих дел. It took him a few seconds to remember who he was. He is Nikolai Karachentsov, actor, husband, father. Everything fell into place. Br-r-r, well, I'll dream about it! Already at breakfast, sorting through fragments of sleep, he was surprised at how differently women age. He knew many women on the last lap of the treadmill. There are women who know how to enjoy a decent, respected old age as the pinnacle of their lives, the result of their affairs. Их сердца становятся мягче и чувствительней, они приобретают обаяние мудрости и прелесть снисходительности к людям. А есть покрытые коркой времени старухи. Их старость кажется прилипчивой, как заразная болезнь. Уязвленные утратой привлекательности, они пускаются во все тяжкие, пытаясь взять от жизни все. Он вспомнил старую французскую принцессу урожая 1920 года, владелицу прекрасных виноградников и старинного поместья, где в конюшне она устроила студию звукозаписи (там оказалась великолепная акустика). Their hearts become softer and more sensitive, they acquire the charm of wisdom and the charm of condescension towards people. And there are crusted old women. Their old age seems clingy, like a contagious disease. Stung by the loss of attractiveness, they go all out, trying to take everything from life. He remembered the old French princess of the 1920 harvest, the owner of beautiful vineyards and an old estate, where she set up a recording studio in the stable (there turned out to be excellent acoustics). Он записывал в студии свои песни и жил в замке, с интересом наблюдая за его экстравагантной, страшной, как смертный грех, 70-летней хозяйкой. Она жила с сорокалетним мужчиной в соку и, разогретая на медленном огне старческого желания, занималась с ним любовью во всякое время суток. Память услужливо нарисовала перед ним Другой женский образ. Пожилая красавица польско-французского розлива, в которую он был почти влюблен. Она была совсем девочкой, когда вместе с родителями попала в фашистский концентрационный лагерь во время войны. Родители ее умерли, и она осталась круглой сиротой. ° 15 лет ее изнасиловали лагерные охранники. He recorded his songs in the studio and lived in the castle, watching with interest his extravagant, terrible as a mortal sin, 70-year-old mistress. She lived with a forty-year-old man in juice and, warmed up on the slow fire of senile desire, made love to him at any time of the day. Memory obligingly drew Another female image in front of him. An elderly beauty of Polish-French bottling, with whom he was almost in love. She was just a girl when she and her parents went to a Nazi concentration camp during the war. Her parents died, and she was left an orphan. At the age of 15, she was raped by camp guards. После победы русских она как военнопленная попала в концентрационный лагерь в Казахстане" где ее снова изнасиловали вояки, на этот раз Русские. Какие-то далекие польские родственники сумели ее вытащить из этого ада, но она не хотела больше жить, пыталась наложить на себя руки. Волею судьбы она встретилась с богатым французским евреем средних лет, который влюбился в нее и увез к себе во Францию. Она стала его женой скорее из чувства благодарности, чем по страстной любви, – благодарности за то, что он отмыл ее от жизненной грязи, дал новые силы и новые крылья. После его смерти она оказалась богатой владелицей роскошных русских ресторанов "Шехерезада" и "Распутин" и нескольких злачных мест на улице Сен-Дени. Russian Russians defeated her, and she ended up in a concentration camp in Kazakhstan as a prisoner of war,"where she was raped again by soldiers, this time by Russians. Some distant Polish relatives managed to get her out of this hell, but she didn't want to live anymore, tried to commit suicide. By the will of fate, she met a rich middle-aged French Jew who fell in love with her and took her to France. She became his wife out of gratitude rather than out of passionate love–gratitude for the fact that he washed her from the dirt of life, gave her new strength and new wings. After his death, she turned out to be the wealthy owner of the luxurious Russian restaurants "Scheherazade" and "Rasputin" and several hot spots on the Rue Saint-Denis. Ей платили дань проститутки и сутенеры, с ней дружили самые знаменитые люди Парижа. Она жила как бы на грани двух миров – респектабельного, светского и криминально-делового. Когда Николай познакомился с ней, солнце ее жизни уже склонилось к 70 годам. Его поразила ее породистая, не поддающаяся времени красота и напряженная жизнь, сверкавшая в глазах этой видавшей виды женщины. Она состарилась красиво, как старится благородная слоновая кость, и, несмотря на все, что ей пришлось пережить, осталась настоящей дамой. Именно благодаря ей он понял, что особы женского пола после 50 лет делятся на женщин и старух. Prostitutes and pimps paid tribute to her, the most famous people of Paris were friends with her. She lived, as it were, on the edge of two worlds – respectable, secular and criminal-business. When Nikolai met her, the sun of her life had already declined to 70 years. He was struck by her thoroughbred, timeless beauty and the intense life that sparkled in the eyes of this battered woman. She has aged beautifully, as noble ivory ages, and, despite all that she had to go through, she remained a real lady. It was thanks to her that he realized that women after 50 years are divided into women and old women. Сон второй Ему снилось, что он безмятежно дремлет на вокзале, лежа прямо на полу на газетах. Мимо ходят ноги, множество ног всех размеров, в чистых ботинках и не очень, в туфельках на шпильках и со сбитыми каблуками, в тапочках и кроссовках. Ноги весьма бесцеремонно переступают через него. Он зевает, поднимается и садится на газетах в позе восточного божка. Ни дать ни взять индийский факир – только вместо чалмы потрепанная кепка, а вместо набедренной повязки – штаны и куртка из мусорного ящика (типичная униформа бомжа). Страшно хочется курить, он подбирает упавший мимо урны жирный бычок "Мальборо". Одна глубокая затяжка, и мир вполне сносен. Что наша жизнь? Папироса – выкуришь ее и бросишь. Он медленно обдумывает эту нехитрую мысль, снова и снова ворочая ее в уме. The second dream He dreamed that he was peacefully dozing at the train station, lying right on the floor on newspapers. There are feet walking by, lots of feet of all sizes, in clean shoes and not so much, in stilettos and with knocked-down heels, in slippers and sneakers. The legs very unceremoniously step over it. He yawns, gets up and sits on the newspapers in the pose of an oriental god. It's like an Indian fakir – only instead of a turban, a battered cap, and instead of a loincloth, trousers and a jacket from a trash can (a typical homeless uniform). He wants to smoke terribly, he picks up a fat Marlboro bull that has fallen past the urn. One deep puff, and the world is quite bearable. What is our life? A cigarette – smoke it and throw it. He slowly ponders this simple thought, turning it over and over in his mind. Куда спешат все эти люди? И зачем? Все равно не успеют. То ли дело мирная, неспешная жизнь бомжа, который ютится и питается по обстоятельствам. Он так и не узнает, кто победит на президентских выборах или чья партия наберет большее количество голосов, его волнует только одно – жизнь. Он абонирует себе лучшую ложу в ее театре – пятачок на вокзале, где картинки постоянно меняются. Для полного счастья не хватает только глотка портвейна и, может быть, женщины. Вон бредет его старая подружка, вокзальная проститутка Нюра с изношенным лицом, богиня сточных канав. По ее усталым глазам в трещинках морщин видно, что ночь была бурной. Where are all these people rushing to? And why? They won't have time anyway. Whether it's the peaceful, unhurried life of a homeless man who huddles and eats according to circumstances. He will never know who will win the presidential election or whose party will get the most votes, he cares only about one thing – life. He gets himself the best box in her theater – a piglet at the train station, where the pictures are constantly changing. For complete happiness, only a sip of port and, perhaps, a woman is not enough. There's his old girlfriend, the station prostitute Nyura with a worn-out face, the goddess of the gutters, wandering. Her tired eyes, with their cracks of wrinkles, show that the night was stormy. Он любит свое состояние после женщины и вина. Тогда он философствует и сочиняет горькие, как хина, стихи. Он научился писать без бума и петь без звука. Он – поэт… Жизнь проходящих мимо кажется ему дракой мартышек из-за ореха. А орех-то этот пустой! Он довольно хихикает. Откуда-то тянет запахом хорошего кофе, он блаженно потягивает носом и… просыпается. Аромат крепкого кофе, приплывший с кухни, щекочет ему ноздри. Как и во сне, наяву ему стращно хочется курить. Затягиваясь своей первой "Примой", он усмехается. He loves his fortune after a woman and wine. Then he philosophizes and composes poems as bitter as hina. He learned to write without boom and sing without sound. He is a poet... the life of people passing by seems to him like a monkey fight over a nut. And this nut is empty! He chuckles contentedly. The smell of good coffee comes from somewhere, he blissfully sips his nose and ... wakes up. The aroma of strong coffee, floating in from the kitchen, tickles his nostrils. As in a dream, in reality he wants to smoke terribly. Inhaling his first "Prima", he grins. , Кем был сегодня ночью Коля Караченцов? Бомжем. И ему это нравилось? Признаться, да. Его всегда интересовало, почему люди так охотно, даже с радостью освобождаются от социальных уз, возвращаются к первобытной простоте и неустроенности, к дикому образу существования – только позволь обстоятельства. Почему ребенок не пройдет мимо грязной лужи? Почему люди с азартом наблюдают, как две женщины дерутся в грязи? Может ли быть радость от сидения в болоте? Может. Это радость независимости от чужого мнения. Не надо спрашивать себя: а что подумают обо мне люди? А как они к этому отнесутся? А никак. Who was Kolya Karachentsov tonight? Homeless. And he liked it? Admittedly, yes. He has always been interested in why people are so willing, even happy to free themselves from social ties, return to primitive simplicity and disorder, to a wild way of existence – only allow circumstances. Why won't a child walk past a dirty puddle? Why do people watch with excitement as two women fight in the mud? Can there be joy from sitting in a swamp? Can. This is the joy of independence from other people's opinions. Don't ask yourself: what will people think of me? And how will they react to this? But nothing. Кайф, когда вещи не имеют над тобой власти, когда они ничего не решают. Он вспомнил, как в детстве мама возила его в дом отдыха актеров, в бывшее имение Островского. Там процветало чудесное наплевательское отношение к внешним формам и условностям. Особым шармом считалось ходить в тренировочных штанах с 33 дырками. Когда кто-то из актеров рискнул прийти на ужин в пиджаке, его заставили вывернуть пиджак наизнанку и лишь потом пустили в столовую. Чтобы стать бомжем, надо обладать немалым мужеством. Свобода на всех уровнях достается дорого. Бомж – это не вид человеческого падения. Бомж – это жизненная позиция. It's a thrill when things don't have power over you, when they don't solve anything. He remembered how, as a child, his mother took him to the actors' rest house, to Ostrovsky's former estate. There flourished a wonderful disregard for external forms and conventions. Walking in sweatpants with 33 holes was considered a special charm. When one of the actors ventured to come to dinner in a jacket, he was forced to turn the jacket inside out and only then allowed into the dining room. To become a homeless person, you need to have a lot of courage. Freedom at all levels comes at a high price. A homeless person is not a kind of human fall. A homeless person is a life position. Сон третий Он взглядывался в сон, точно медиум, подстерегающий появление картинки в хрустальном шаре. И она появилась. Перо, чернильница, свеча. Он сидит за столом и пишет прощальное письмо перед дуэлью. Лицо его бледнеет и дергается, во рту противная сухость, сердце бьется где-то в пищеводе. Буквы прыгают на бумаге, никак не желая складываться в полноценные слова. The third dream He looked into a dream, like a medium waiting for the appearance of a picture in a crystal ball. And she appeared. Pen, inkwell, candle. He sits at the table and writes a farewell letter before the duel. His face turns pale and twitches, there is a nasty dryness in his mouth, his heart is beating somewhere in the esophagus. Letters jump on paper, not wanting to form into full-fledged words in any way. Ему приходит на ум солдатская поговорка: "Лучше пять минут быть трусом, чем весь век мертвецом". Он никак не может сделать выбор, кем же ему быть – трусом или мертвецом? Его душа сейчас, как площадь для боя быков, где идет генеральное сражение между мужеством и страхом. Вдруг его осеняет: надо просто первым выстрелить в воздух! За этим достойным решением кроется недостойный расчет. Если обязать противника благородством, можно предотвратить его роковой выстрел. A soldier's saying comes to mind: "It's better to be a coward for five minutes than a dead man for the whole century." He can't make a choice in any way, who should he be – a coward or a dead man? His soul is now like a bullfight square, where there is a general battle between courage and fear. Suddenly it dawns on him: you just have to be the first to shoot into the air! Behind this worthy decision lies an unworthy calculation. If you oblige the enemy with nobility, you can prevent his fatal shot. Как в тумане он бредет к месту дуэли. Как узнать, чье счастье перетянет? Он пытается отыскать на лице противника признаки тайного страха, но тот лишь усмехается в ответ на его безмолвный вопрос. Ему приходится напрячь все Мускулы воли в борьбе с демоном страха, жарко и Дико колотится обезумевшее сердце. В подвалах своих мыслей он тысячекратно празднует труса. Наконец он дрожащей рукой стреляет в воздух. Театральная пауза. Противник с гаденькой улыбочкой поднимает пистолет, целится прямо ему в голову, и в глазах его – убийство. As if in a fog, he wanders to the place of the duel. How to find out whose happiness will drag? He tries to find signs of secret fear on the opponent's face, but he only grins in response to his silent question. He has to strain all the Muscles of his will in the fight against the demon of fear, his frantic heart is pounding hot and wildly. In the basements of his thoughts, he celebrates the coward a thousand times. Finally, with a trembling hand, he shoots into the air. Theatrical pause. The opponent with a nasty smile raises the gun, aims directly at his head, and in his eyes – murder. Он проснулся в холодном поту. Стрелки циферблата, светящиеся в темноте, показывали три часа. Скотт Фицджеральд утверждал, что в потемках человеческой души всегда три часа ночи. Что за сны живут в его подушке? А может быть, днем они прячутся в подземных пещерах, как летучие мыши, и ждут наступления темноты? За окном хлещет дождь, рядом тихонько дышит спящая жена. В такую ночь нет ничего лучше, чем лежать в теплой постели, обнимая спящую женщину и слушая, как снаружи стонет ветер. |