Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество. Грядущее постиндустриальное

• Название: Грядущее постиндустриальное
• Анкор: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Дата: 02.02.2017
• Размер: 5.69 Mb.
• Имя файла: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Тип: Книга; #1773
• страница: 22 из 51

ее от других видов деятельности, в том числе и от труда; именно этот ее характер отделяет опирающееся на науку общество от общества индустриального: “Наука обязана своим статусом прежде всего исключительной силе обобщения. В отличие от остальных продуктов, научный вывод не потребляется в ходе использования; напротив, он продолжает совершенствоваться и при этом ничего не стоит. Более того, наука обладает исключи­тельным потенциалом роста. Каждый вывод является как ре­зультатом, так и отправной точкой дальнейших исследований;

чем больше мы знаем, тем больше мы можем узнать. Эта внут­ренне присущая ей экспоненциальная функция резко выделяет науку из всех видов традиционной деятельности индустриаль­ного типа” **.

Из всего этого возникают три исключительно важные социо­логические проблемы. Во-первых, если рабочий класс не может возглавить научно-техническую революцию, то какова в таком случае его роль в будущем обществе? Во-вторых, система страти­фикации нового общества неизбежно подчеркнет особое значе­ние доминирующего положения профессиональных и технических классов. В-третьих, если формирование и поддержание научного

* Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 269.

** Ibid. P. 217.
мастерства потребуют наличия профессионально подготовленной научно-исследовательской элиты, подкрепленной многочисленным штатом технических работников, то не означает ли все это ха­рактерных признаков нового, потенциально правящего, класса?

Рихта и его коллеги пишут: “Любая революция в процессе производства — включая промышленную революцию — была до сих пор делом того класса, который обеспечивал ее проведение и который в этой роли приходил на смену прежнему правящему классу, осуществляя весь процесс преобразований за счет класса, составлявшего большинство общества. Если созданная нами мо­дель научно-технической революции соответствует действитель­ности, то следует предположить, что развитие этой специфиче­ской, всеобщей революции в области производительных сил бу­дет невозможно — во всяком случае в полной мере — без пози­тивного участия большинства населения, и в конечном счете всех членов социума”*.

“По мере изменения классовой структуры при социализме... главной чертой социального расслоения становится дифферен­циация прежде всего по признаку содержания трудовой деятель­ности. Длительное сосуществование двух работающих бок о бок различных групп — специалистов, выполняющих творческую работу, и людей, занятых рутинными производственными опера­циями, — следует рассматривать как серьезную проблему...

До тех пор, пока научные и технологические достижения не будут поставлены под рациональный контроль во всех их соци­альных и человеческих проявлениях, мы будем сталкиваться с рас­хождением между профессиональным и демократическим подхо­дами. Это может найти отражение в технократических тенденци­ях, которые не проистекают, однако, из науки и технологии как таковых, а скорее являются результатом условий, усиливающих классовые интересы тех групп, которым подчинены наука и тех­нологии. Между тем с самого начала научно-технической револю­ции практическое управление во многих капиталистических стра­нах переходит в руки высококвалифицированной управленческой элиты, которая в условиях государственной моноподии приобре­тает некоторую независимость — по крайней мере от традицион­

* Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 245.
ных капиталистических группировок, — хотя по своему положе­нию она еще вполне является прислужницей капитала”⁹⁰*.

При социализме подобное расхождение между профессиональ­ной элитой и остальной массой населения происходит в силу того, что рабочий класс не является руководящей силой нового обще­ства: “Столкнувшись с феноменом, который продемонстрирова­ла нам индустриальная цивилизация, нельзя не прийти к выводу, что даже при социализме рабочие не смогут быть в одночасье вовлечены в активное участие в научно-технической революции. В прежних социальных системах ощущался недостаток соответ­ствующих форм, и мы не можем рассчитывать на то, что сейчас процесс пойдет автоматически и без проблем; этого никогда не было ни на одном этапе революции”**.

Проблема социальной дифференциации может возникнуть вновь вследствие возможного появления новых научных и техни­ческих элит и их усилий, направленных на укрепление их приви­легированного положения: “Нет никакого смысла закрывать гла­за на то, что острой проблемой нашего столетия станет преодо­ление острого противоречия внутри индустриальной цивилиза­ции, которая, как с огромной тревогой осознал А.Эйнштейн, от-

⁹⁰ Проблема определения класса управляющих, научной элиты и нового среднего класса остается явно сложной для группы чешских ученых, даже ото­шедших от догматических марксистских категорий. Ранее, характеризуя изме­нения в социальном расслоении при капитализме, авторы отмечали тенденцию (описанную рядом социологов) подъема “нового среднего класса”, трансфор­мации профессиональных и технических кадров и тому подобное. Это, по их утверждению, нельзя назвать тем не менее подлинной переменой. Не считая “небольшой группы администраторов, которые живут в основном за счет при­были, что является результатом классовой дифференциации внутри интелли­генции” [sic! ], рост класса специалистов отражает в значительной степени раз­витие нового рабочего класса. Однако очевидно, что, когда авторы обращаются к обсуждению социализма, проблема обостряется до предела (см.: Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 247). К числу работ, упоминаемых ими в связи с изменениями в социальной стратификации капиталистического общества, относятся: Young M. The Rise of the Meritocracy. L., 1958; Bell D. [статья в ] Dun's Review and Modem Industry. 1962. No 1; Schelsky H. Die Sozial Folgen der Automatisierung. Duesseldorf - Koein, 1957; Schelsky H. Auf der Suche nach Wirklichkeit. Koein - Duesseldorf, 1965.

* Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 249-250.

** Ibid. P. 252.
дает судьбы беззащитных масс населения в руки высокообразованной элиты, обладающей властью в сфере науки и технологии. Возможно, это будет одной из наиболее сложных задач, стоящих Д” перед социализмом. Обстоятельства ставят имеющую огромную важность науку и технологию под контроль сознательных, про­грессивных людей — профессионалов, ученых, технических спе­циалистов и организаторов, а также квалифицированных рабо­чих. Но даже при социализме Можно обнаружить тенденции к элитарности, монополию на образование, преувеличенные пре­тензии на более высокий уровень жизни и тому подобное; дан­ная группа может забыть, что эмансипация одной части обще­ства всегда связана с эмансипацией целого”*.

Вековая мечта социалистов о новом, гармоничном обществе обречена, таким образом, на несбыточность. Вместо этого новое общество породит конфликты и столкновения, причем не обяза­тельно на прежних направлениях классовой и политической борь­бы, но вызываемые различным отношением к происходящим из­менениям и к науке как таковой: “В условиях научно-техниче­ской революции любые представления о будущем обществе, ли­шенном конфликтов и столкновений, будут скорее всего опро­вергнуты. Идея, согласно которой вместе с социализмом челове­чество вступит в эпоху, где больше не будет личного напряжения и индивидуальных усилий и где общество позаботится обо всем необходимом, является одной из иллюзий индустриальной дей­ствительности, которая просто абстрагируется от обоюдоострой природы промышленного механизма... Трения могут возникнуть среди самых разных групп населения, причем наиболее устойчи­вые из них будут вызваны различиями в содержании трудовой деятельности и проистекающим отсюда несогласием с характе­ром жизни в свободное от работы время... В равной степени мо­жет обостриться непонимание между представителями различ­ных поколений, вызванное нарастающими различиями их обра­зов жизни в течение двух-трех десятилетий.

Существуют признаки того, что общество подвергнется но­вой, более сильной, чем когда-либо, поляризации, элементами которой станут прогрессивные и консервативные силы. Это вы­

* Richta R. Civilization at the Crossroads. P. 250.
двинет на первый план исследование роли социальных условий, в которых происходит такая дивергенция сил, изучение того, на­сколько эти тенденции связаны с неумолимой пожизненной разделенностью людей по признакам классовой принадлежности, собственности и власти, пусть даже антагонизмы между ними уже не будут приводить к жестокой борьбе. Это требует созда­ния условий, позволяющих дивергенции принимать мобильные, функциональные формы, адекватные подлинной диалектике кон­фликта. Усилия, предпринимаемые отдельными лицами и груп­пами, будут, разумеется, сопровождаться риском, столкновения­ми, в которых неизбежны победители и побежденные, хотя про­извол со стороны победителей и унижение потерпевших пораже­ние могут и должны исчезнуть со сцены. И в самом деле, истори­ческая миссия социализма заключается именно в этом — в пре­одолении подобных (возникающих и заканчивающихся) соци­альных расколов, которые не основаны на классовых различиях, с помощью системы новых, приемлемых методов, использующих псе подходящие средства из арсенала прежних общественных форм — экономические рычаги, демократические, социальные и политические институты и так далее”*.

Исследованием Р.Рихты мы завершаем полный цикл. Его идеи, выходящие за пределы марксистского учения, знаменуют то, что можно было бы назвать постсоциадистическим обществом. Это общество относится в то же время к разряду постиндустриаль­ных. Однако оно также сливается — по своим проблемам, но не обязательно по их последствиям — с посткапиталистическими обществами, определяющей особенностью социальной структу­ры которых (хотя, возможно, не политики и культуры) стада научно-техническая революция, или то, что я в своих работах называю центральной ролью теоретического знания как главного принципа социальной организации, тогда как отличительным признаком новой системы расслоения станет разделение между научными и техническими классами, с одной стороны, и теми, кто останется вне этой категории, — с другой.

Приставка “пост-” уместна во всех наших рассуждениях не потому, что она служит определением новой общественной фор-

* Ibid. P. 257-258.
мы, а потому, что обозначает процесс перехода. Следует подождать и увидеть, каким в реальности окажется новое общество ибо роль определяющего органа в нем играет не технология, и характер политических менеджеров, которые придадут органи­зованную форму этому новому стратегическому ресурсу и ис­пользуют его для формирования новой политической системы.

При всем вышеизложенном, находясь у истоков новых головоломных социальных перемен, мы должны отступить от тео­рии, если под таковой понимается модель социальной структуры, конкретизирующая определенное взаимодействие основных переменных величин системы, устанавливающая эмпирические закономерности, позволяющие предсказать будущие формы со­циальных взаимосвязей, и обеспечивающая принципиальное разъяснение их истории и функционирования. Мы вынуждены возвратиться к созданию новых парадигм в том смысле, в кото­ром использовал данное понятие Т.Кун, то есть концептуальных построений, которые сами по себе не являются ни моделями, ни теориями, а точками зрения; на их основе могут строиться моде­ли и развиваться теории.

ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО:

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СХЕМА

Понятие “постиндустриальное общество” делает упор на цент­ральное место теоретических знаний как на тот стержень, вокруг которого будут организованы новые технологии, экономический рост и социальная стратификация. Эмпирически можно пока­зать, что этот осевой принцип становится все более доминирую­щим в развитых индустриальных обществах.

В данном случае речь идет не о принципе конвергенции. Он базируется на предпосылке, согласно которой существует один основополагающий институт, определяющий общество. Так, много лет назад П.Сорокин и Ч. Райт Миллс пришли к выводу, что Советский Союз и Соединенные Штаты становятся “похожими” друг на друга, поскольку обе державы превращаются в централи­зованные бюрократизированные общества, подчиненные един­ственной цели — подготовке к войне. Несколько иным образом Я.Тинберген и его коллеги утверждали, что в силу экономиче­ской рациональности и коммунистические, и капиталистические страны развиваются в направлении единой модели модифициро­ванного планирования (прямого или индикативного), связанно­го с использованием рынков. М.Леви и в некоторой степени У.Мур доказывали, что в своих главных чертах все индустриальные об­щества оказываются схожими вследствие унифицированных тре­бований промышленного производства, взаимозависимости об­разования и профессиональной принадлежности, а также харак­тера технических знаний⁹¹. Однако немногие общества как сло­жившиеся исторические и политические единицы могут быть определены исключительно исходя из единственного института, как это полагал К.Маркс; вряд ли возможно охарактеризовать систему как капиталистическую и полагать, что все остальные взаимоотношения — культурные, религиозные, политические — вытекают из этого базового принципа. Общества отличаются друг

⁹¹ Тезис о конвергенции Советского Союза и Соединенных Штатов как цент­рализованных, бюрократических обществ развивается в работах: Wright Mills С. The Causes of World War Three. N.Y., 1958; Sorofcin P. The Basic Trends of Our Times. New Haven (N.J.), 1964. Противоположная точка зрения изложена в:

Wolfe B.D. Russia and the USA: A Challenge to the Convergence Theory // The Humanist. September - October 1968. По вопросу экономической конвергенции см.: TInbergen J. Do Communist and Free Economics Show a Converging Pattern? // Soviet Studies. April 1961; Linnemam H., Prank J.P., Tinbergen J. Convergence of Kronomic Systems in East and West. Rotterdam, Netherlands Economic Institute, 1965. Противоположная точка зрения содержится в: Halm C.N. Will Market Econo­mies and Planned Economies Converge?//Streissler A., etal. (Eds.) Essays in Honour of Friedrich A. von Hayek. L., 1969. По проблеме индустриальных обществ имеется обширная литература. Основное заявление о конвергенции принадлежит: Levy М., ;r. Modernization and the Structure of Societies. Princeton (N.J.), 1966. Более осто-1>ожное мнение высказали: Feldman Д., Moore W. Industrialization and Industrialism: Convergence and Differentiation // Transactions of the Fifth World Congress of Socio­logy. Washington (D.C.) September 1962. Хотя понятие “индустриальное обще­ство” интерпретируется советскими авторами в качестве главного примера теории конвергенции (краткий обзор этого вопроса см. в: Black С. Marx and Modernization // Slavic Review. June 1970), а Р.Арон считается родоначальником теории индуст­риального общества, сам Р.Арон выразил большое сомнение по поводу тезиса о конвергенции (см.: Aron R. The Industrial Society. N.Y., 1967. P. 105-130). Два основных обзора литературы и полемики относительно конвергенции см. в: Weinberg } The Problem of Convergence of Industrial Societies: a Critical Look at the State of Theory // Comparative Studies in Society and History. January 1969; Meyer A.G. Theories of Convergence // Johnson Ch. (Ed.) Change in Communist Systems. Stanford (Ca.), 1970.
от друга типом соотношения их политических систем с социальной структурой и культурой. Внутри же самой социальной структуры (как и внутри политического строя и культуры) существуют различные осевые принципы, вокруг которых строятся общественные институты. И даже когда различные общества относительно сходны в экономическом или социальном аспектах, они могут заметно отличаться, если за основу сравнения будет взят иной принцип. Так, исходя из осевого принципа собственности, ряд обществ может быть определен как капиталистические; однако если взять, скажем, принцип политического консенсуса, то эти общества распадаются на демократические и авторитарные.

В несколько ином смысле можно утверждать, что оба последоватедьных ряда — феодализм, капитализм и социализм, а так­же доиндустриальное и постиндустриальное общества — исходят от К.Маркса. Он определил способ производства состоящим из общественных отношений и производительных сил (то есть технических средств). К.Маркс назвал существующий способ про­изводства капиталистическим, но если мы отнесем термин “ка­питалистический” только к социальным отношениям, а “индуст­риальный” — к техническим средствам, то сможем понять, ка­ким образом развертываются различные ряды последовательно­сти. В этом смысле возможно существование как социалистиче­ских, так и капиталистических постиндустриальных обществ, а Советский Союз и Соединенные Штаты, хотя и разделены осе­вым принципом собственности, являются индустриальными дер­жавами.

Кроме того, следует проводить различие между конвергенци­ей и интернационализацией. Возможна, например, интернацио­нализация стиля, вследствие чего “современные” художники во Франции, в Англии, Японии и Мексике создают одинаковые по манере исполнения полотна. Возможна и интернационализация научных знаний и технологических процессов, но общества как специфические исторические единицы представляют собой осо­бые институционализированные системы, которые трудно не­посредственно сопоставить друг с другом. В некоторых измере­ниях (технология, архитектура) они могут иметь сходство и от­талкиваться от общего источника знаний иди стиля; при этом в других (ценности, политическая структура, традиции), а также в способах их закрепления, например, в системах образования,

они могут различаться. Если идея конвергенции и имеет смысл, ю он состоит том, что общества сходны друг с другом до некото­рой степени в определенных измерениях или могут сталкиваться с похожими совокупностями проблем. Тем не менее это ни в коей мере не гарантирует аналогичного или даже схожего отклика на них. Отклик будет зависеть от политической и культурной орга­низации конкретного общества.

Идея постиндустриального общества, равно как и идея инду­стриального общества, или капитализма, имеет значение лишь в качестве концептуальной схемы. Она обозначает новый осевой принцип социальной организации и определяет единую сумму проблем, с которыми придется столкнуться обществам, становя­щимся постиндустриальными. Идея постиндустриального обще­ства не опирается, как считает Ж.Флу, на концепцию социаль­ной системы. Я не думаю, что общества являются столь органич­ными иди настолько интегрированными, чтобы их можно было рассматривать как единую систему. В действительности сегодня в теоретическом плане меня больше всего волнует разрушающая­ся в западном обществе связь между культурой и социальной структурой, когда первая становится все более антиинституцио­нальной и антиномичной, а вторая ориентируется на функцио­нальную рациональность и меритократию. Концепция постинду­стриализма служит попыткой обозначить перемены в социальной структуре. Однако, как я неоднократно доказывал, не существует очевидной зависимости между изменениями в данной области и и двух других аналитических измерениях общества — полити­ческом и культурном.

Я полагаю, что основные установления, иди сферы, общества лучше всего изучать, определяя осевые институты иди принципы, вокруг которых сосредоточиваются другие институты и которые ставят перед обществом важнейшие проблемы, требующие своего решения. В капиталистическом обществе осевым институтом была частная собственность, в постиндустриальном им является цент­ральная роль теоретических знаний. В западной культуре после­днего столетия в качестве осевого принципа утвердился “модернизм” с его яростными атаками на традиции и укоренившиеся институты. В политических системах западных обществ на место ключевой проблемы выдвинулось противоречие между стремлени­ем населения участвовать в дедах общества и бюрократией. Одна из трудностей социального анализа заключается в пере­плетении и противоречивом характере этих принципов, если срав­нивать их друг с другом в пределах одной и той же системы. Так, в системе стратификации, которую социологи считают осново­полагающей для любого общества, исторической базой власти служила собственность, а способом ее получения было наследо­вание. Сегодня, хотя собственность и остается важным базовым принципом, еще одним, иногда конкурирующим с ней принци­пом становится техническое мастерство, доступ к которому обес­печивается образованием. В равной степени политические долж­ности превращаются в основу власти и привилегий (особенно для некоторых групп, таких, как этнические, встречающих пре­пятствия на путях использования двух других способов), а поли­тическая активность и кооптация становятся средствами досту­па к этим постам. Именно противоречивый характер трех спосо­бов достижения власти делает столь трудной идентификацию соответствующих социальных групп и политических интересов⁹². Культурная сфера заменила технологию в качестве источника социальных изменений, и напряженность, возникшая в отноше­ниях между размываемой протестантской этикой и альтернатив­ной ей культурой, стада источником заметных противоречий в системе ценностей американского общества⁹³,

Каким образом постиндустриальное общество отличается от предшествующего? В историческом аспекте К.Томинага прав: постиндустриальное общество есть продолжение тенденций, вы­текающих из индустриального, и многие новые явления были предсказаны довольно-таки давно. Для А. де Сен-Симона и К.Маркса, например, были очевидны идеи решающей роли ин­женерных работников (в первом случае) и науки (во втором) в преобразовании общества, хотя ни один из них не имел иди не мог иметь никакого представления о коренном изменении взаи­мозависимости между наукой, экономическим и технологиче­ским развитием, так как большинство ведущих отраслей эконо-

⁹² См.: Survey. Winter 1971. Vol. 16. No 1. Там приведены высказывания д-ра Фдоуда, а также комментарии, сделанные позднее профессорами Ф.Бур рйко и К.Томинагой.

⁹³ Эти темы развиваются в Эпилоге — в разделе, относящемся к культуре и самосознанию.
мики девятнадцатого и начала двадцатого столетия — сталели­тейная промышленность, телеграф, телефон, электричество, ав­томобилестроение и авиация — в значительной степени разви­вались талантливыми одиночками, действовавшими независимо от фундаментальных научных исследований, а первой современ­ной отраслью экономики стада химия, поскольку здесь необхо­димы априорные теоретические знания о свойствах молекул, манипулирование с которыми должно привести к созданию но-пых продуктов.

Однако для аналитических целей можно подразделить обще­ства на доиндустриальные, индустриальные и постиндустриаль­ные и противопоставить их в различных аспектах. Поступая таким образом, я попытался показать в прилагаемой схемати­ческой таблице, насколько три упомянутых типа общества ра­дикально отличаются друг от друга по отдельным признакам (см. таблицу 1-1). Это, конечно, идеальные типы, но цель такой конструкции — наглядно показать существенные различия. Так, доиндустриальное общество организовано вокруг “взаимодей­ствия с природой”: ресурсы обеспечиваются добывающими от­раслями промышленности, а общество подчиняется законам сни­жающейся отдачи и низкой производительности. Индустриаль­ное общество — это “взаимодействие с преобразованной при­родой”, которое основано на взаимоотношениях человека и машины и использует энергию для превращения естественной окружающей среды в техническую. Постиндустриальное обще­ство основано на “игре между людьми”, в которой на фоне ма­шинной технологии поднимается технология интеллектуальная, основанная на информации. Вследствие столь серьезных разли­чий существуют огромные расхождения в характере экономи­ческого сектора и типах занятости. Методологическая основа каждого общества различна, и, что более важно, существуют качественно отличные осевые принципы, вокруг которых скон­центрированы институциональные и организационные атрибуты того иди иного социума.

Результатом всего этого становятся резкие отличия характе­ра структурных проблем, с которыми сталкивается общество каж­дого типа. В индустриальном обществе главной экономической проблемой была проблема капитала: как институционадизировать процесс накопления достаточных сбережений и превратить их в



инвестиции? Ее решили с помощью фондового рынка, инвести­ционных банков, самофинансирования и государственного нало­гообложения. Ячейкой социальных отношений являлись предпри­ятие или фирма, а основной социальной проблемой — проблема конфликта между работодателем и рабочим. В той мере, в какой инвестиционные процессы приобрели рутинный порядок, а “клас­совые конфликты” были изолированы таким образом, что вопрос классовой борьбы перестал быть единственным фактором соци­альной поляризации, прежние проблемы индустриального обще­ства оказались если не “решенными”, то, во всяком случае, ли­шенными остроты.

В постиндустриальном обществе главная проблема состоит в организации науки, а важнейшим институтом выступает универ­ситет иди научно-исследовательская лаборатория, где проводит­ся эта работа. В девятнадцатом и начале двадцатого века влия­ние государств определялось их производственной мощностью, основным показателем которой был выпуск стали. Мощь Герма­нии накануне первой мировой войны оценивалась по тому фак­ту, что она перегнала Великобританию по производству стали. После второй мировой войны научные возможности страны ста­ли решающим показателем ее потенциала, а исследования и раз­работки пришли на смену производству стали в качестве относи­тельного критерия силы государства. По этой причине характер и формы государственной поддержки науки, ее политизация, со­циологические проблемы организации научных исследований за­няли центральное место среди политических проблем постиндус­триального общества (см. таблицу 1-2).



Крупные социальные перемены порождают соответствующую реакцию. Студенческие волнения конца 60-х годов отчасти яви­лись отражением влияния новой, альтернативной культуры, со­противляющейся развитию общества, базирующемуся на дости­жениях науки. Однако в еще большей степени студенческие волнения стали реакцией на “организационные шоры”, которые пост­индустриальное общество навязывает науке, что выражалось в усилении давления на молодых людей все более и более раннего возраста с целью заставить их выбрать хороший колледж, основ­ной предмет, а также сориентироваться в вопросах, относящих­ся к будущей деятельности и карьере.

С политической точки зрения проблемой постиндустриаль­ного общества, как правильно отмечает Ф.Буррико, является развитие нерыночной экономики благосостояния и отсутствие адекватных механизмов оценки общественных благ. По техни­ческим и концептуальным причинам невозможно определить стоимость таких товаров в рыночных категориях; вследствие того, что они распределяются между всеми людьми, некоторая часть населения проявляет сдержанность при одобрении осуще­ствляемых затрат. Наиболее важно то, что природа нерыноч­ных политических решений ведет к прямому конфликту: в про­тивоположность рынку, который рассредоточивает ответствен­ность, в политике суть решений доступна и очевидна; ясны и их последствия; понятно, кто понесет потери, а кто получит пре­имущества. При наличии такого узлового момента, когда дело доходит до принятия политических решений, конфликт вспы­хивает без особого труда.

В самом широком смысле наиболее сложной дилеммой, с ко­торой сталкиваются все современные общества, является бюрок­ратизация, иди “власть правил”. Исторически бюрократизация сыграла положительную роль в укреплении гражданских свобод. В условиях деспотической и непредсказуемой власти принятие обезличенных правил было гарантией соблюдения прав человека. Однако когда обезличенным становится весь мир и организации автоматически руководствуются существующими правилами (при­чем часто ради блага и в интересах бюрократического персона­ла), приходится констатировать, что действие упомянутого прин­ципа, бесспорно, зашло слишком далеко.

Все эти изменения происходят в недрах общества, которое наращивает свою внутреннюю сложность (особенно в сфере на­уки и технологий), смешивает технократические и политические решения и становится свидетелем подъема нового класса, спо­собного как вступить в борьбу за конституирование самого себя в качестве нового правящего класса, так и отказаться от нее. Именно такие вопросы определяют основные проблемы постин­дустриального общества.

Концепция постиндустриального общества не есть закончен­ная картина социального устройства, а лишь попытка охаракте­ризовать и объяснить коренное изменение в социальной струк­туре (определяемой как совокупность экономики, технологии и системы стратификации). Однако подобное изменение не пред­полагает определенности соотношения между “надстройкой” и “базисом”; напротив, инициатива реорганизации общества се­годня исходит в значительной степени от политической систе­мы. Как различные индустриальные общества — Соединенные Штаты, Великобритания, нацистская Германия, Советский Союз и Япония послевоенных лет — заметно расходились между со­бой в политическом и культурном отношении, так и многие об­щества, вступающие в постиндустриальный период развития, вполне вероятно, будут иметь разные политические и культур­ные конфигурации. Принципиальный водораздел современного общества не проходит между собственниками средств произ­водства и однородным пролетариатом, а обозначен бюрократи­ческими и властными отношениями между теми, кто имеет пол­номочия принимать решения, и теми, кто лишен таковых, и это касается любых организационных единиц — политических, эко­номических и социальных. Задачей политической системы ста­новится управление этими отношениями в соответствии с разного рода давлениями, оказываемыми с цедью перераспределе­ния национального достояния и обеспечения социальной спра­ведливости.

Концепция постиндустриального общества наводит на мысль, что существует общий круг проблем, во многом зависящих от взаимоотношений между наукой и политикой, которые придется решать этим обществам; однако они могут быть решены разны­ми методами и в разных целях. Социолог стремится найти те “определяющие механизмы”, которые позволяют понять путь, по которому направляются социальные изменения. Концепция пост­индустриального общества выступает в качестве одного из меха­низмов, позволяющих сделать более понятными сложные изме­нения в социальной структуре западных стран.