Орлов А.Б. - Психология личности и сущности человека - 2002. И сущности человека парадигмы, проекции, практики
 Скачать 1.69 Mb.
|
|
16 к решению важнейших проблем психологической науки. Не сразу была достигнута эта идейная сплоченность советских психологов. Потребовалась решительная и довольно длительная борьба не только с ярко выраженными идеалистическими и механистическими концепциями, но и с менее ясно выступавшими остатками ошибочных психологических взглядов, не всегда даже видных и ясно осознаваемых представителями этих воззрений. Нужна была упорная борьба с целым рядом зарубежных влияний, тормозивших первые шаги создававшейся (впервые в истории науки) марксистско-ленинской психологии. В конечном итоге борьба на два фронта, которую вели советские психологи, стоявшие на правильных, подлинно диалектико-материалистических позициях, была успешно завершена... Идейное единство советских психологов было достигнуто (разрядка наша. — А. О.)». Нам представляется, что большинство тех кризисных явлений в развитии отечественной психологии, которые мы наблюдаем сейчас, в начале XXI в., является вполне закономерным, даже неизбежным итогом этой «борьбы на два фронта», в которой на методологическом и конкретно научном уровнях была реализована стратегия «от идеала — к жизни». Данная стратегия (и объективно порождаемые ею схоластика, догматизм и императивность) действительно оказалась весьма эффективным средством борьбы в науке, однако такой борьбы, которая, как выяснилось, была борьбой с самой наукой. Духовность (в том числе и в науке) — всегда многоголосие, полилог. Поэтому унификация любой духовной сферы под влиянием отчужденного идеала есть ее смерть. Конечно, наука — это микрокосм того общества, в котором она существует и эволюционно или инволюционно развивается. В этом смысле кризисное состояние отечественной психологии есть естественное следствие хронической социально-экономической стагнации. Однако это вовсе не означает, что сами психологи являлись и являются лишь пассивными жертвами социальных процессов и не несут ответственности за современное состояние своей науки. За общей характеристикой данного кризисного, неблагополучного состояния открывается весьма непростой, запутанный комплекс взаимосвязанных проблем (кризисных проявлений) и их многочисленных и многоуровневых причин и следствий. Рассмотрим этот комплекс в двух плоскостях: с точки зрения проблематики и организации науки. Одна из особенностей пресловутой «борьбы на два фронта» состояла в том, что она была идеологической. Неукоснительное следование законам этой борьбы, ее логике неизбежно вытесняло задачи развития науки как таковой (т.е. жизнь самой науки) на глубокую периферию научного (и общественного, и индивидуального) сознания, изменяло научные приоритеты, приводило к 17 «закрытию» реальных проблем и возникновению псевдопроблематики. Например, «борьба» в психологии фактически вывела из поля зрения так до конца и не преодоленный в нашей психологии функционализм, неизбежно приводящий к дроблению и измельчанию собственно научной проблематики. В мировой психологии в XX в. одно за другим возникают и получают плодотворное развитие мощные, многочисленные и очень разные направления (психоанализ, бихевиоризм, гештальтпсихология, когнитивная психология, гуманистическая психология, онтопсихология и т.д.), каждое из которых по-своему преодолевает функционализм классической психологии XIX в. А в отечественной науке варианты целостного, в полном смысле системного подхода (например, теории установки и предметной деятельности) в силу ряда причин (прежде всего идеологического и методологического характера) не смогли полноценно реализовать свой общетеоретический потенциал. Таким образом, «идейное единство советских психологов» было достигнуто ценой дезинтеграции научной психологической проблематики. Важным следствием функционализма явился очевидный интеллектуализм отечественной психологии (в том числе возрастной и педагогической психологии). Односторонний, сугубо рациональный подход к человеку, к ребенку, при котором схемы анализа интеллектуальных действий использовались и при изучении всех прочих сторон и сфер психической жизни (эмоций, мотивации, воли и т.д.), представляет собой не что иное, как вариант деформации научной проблематики. Работа исследователей с раздробленной и деформированной проблематикой неизбежно провоцировала ее дальнейшее упрощение, примитивизацию. Данная тенденция не замедлила проявиться, с одной стороны, в нормативном подходе к психическому развитию, а с другой — в так называемом формирующем подходе. Нормативный подход постепенно привел к тому, что в центре внимания психологов оказался абстракт «нормального» (усредненного) человека. При этом все особые траектории психического развития в пределах нормы (связанные, например, с различными проявлениями одаренности и таланта) или особые проявления психического развития (сексуальность, агрессивность, конформность и т.д.) все более и более исключались из поля зрения психологов. В результате проблематика психологических исследований еще более ограничивалась и примитивизировалась. Формирующий подход также внес свою негативную лепту в инволюцию научной проблематики. Идея о том, что в психике человека все можно сформировать, а при желании и переформировать, привела к уплощению (а подчас и полной профанации) многих научных проблем, связанных прежде всего с проявления- 18 ми субъективности (активности, предметности, пристрастности), сензитивности и индивидуализированное™ процессов психического развития, к полному забвению одного из важнейших, на наш взгляд, положений всякой подлинно научной и гуманистической психологии — «человек есть тайна». Неудивительно, что раздробленная на отдельные функции, интеллектуалистически понимаемая, определенная через перечень возрастных нормативов и «насквозь формируемая» психика человека оказалась в плену еще одного стереотипа, долгое время господствовавшего в отечественной науке. Сведение человека к совокупности общественных отношений (и в конечном счете к набору социальных ролей), к социальному функционированию, игнорирование всего, что коренится не в социальном, а в индивидуальном опыте самого человека, а также в его видовом опыте, всего, что связано не с интериоризацией (усвоением и овладением), а с экстериоризацией (самовыражением, самореализацией, личностным ростом) психического, — вот те основные ограничения, которые налагал данный стереотип (его можно, по-видимому, обозначить как своего рода «психологический макиавеллизм») на психологическую проблематику [135]. Положение советских психологов в ситуации «осязаемой тьмы» реального социализма В. П. Зинченко и Е. Б. Моргунов характеризуют следующим образом: «Вынужденные соблюдать правила «идеологического общежития», они метались между психикой и рефлексом, сознанием и мозгом, сознанием и правильным мировоззрением, детерминизмом и спонтанностью развития (артикулированной еще в книге Бытия), порождением (творчеством) и отражением (сигнальностью), внешним и внутренним (интериоризацией и экстериоризацией), личностью и «новым человеком», поступком и физиологическим или технологическим актом, развитием и «присвоением» социального опыта, между «быть» или «иметь». Число таких оппозиций может быть умножено. Внешние запреты и табу интериоризировались, становились собственными и далеко не всегда замечаемыми самими учеными» [14, с. 97]. Естественным следствием разрушительной работы указанных тенденций и стереотипов явилась общая догматизация научного мышления. Нельзя сказать, что последняя осталась незамеченной, однако она была воспринята и проинтерпретирована крайне односторонне: в догматизации (унификации) научного мышления увидели только (!) «идейное единство советских психологов». Догматизированное мышление — ненаучное мышление. По самой своей сути оно либо пассивно, либо активно (всегда агрессивно) игнорирует научную проблематику. Оно хронически бесплодно в области фундаментальных исследований и способно лишь к созданию квазинаучных изолированных друг от друга направлений-тупиков, обрастающих со временем собственной теорией и тер- 19 минологией, диагностикой и формирующими технологиями. Эти «дороги никуда» — миниатюрные модели общей ситуации, сложившейся к середине 80-х гг. в советской марксистско-ленинской психологической науке. Если же обратиться к характеристике организационного аспекта этой науки и тех партийных принципов, в соответствии с которыми осуществлялись ее организационное строительство и кадровая политика, то главными среди них следует назвать авторитаризм и единоначалие. Недаром все основные и даже сколько-нибудь заметные направления были здесь всегда однозначно персонифицированы. Естественный факт духовного, интеллектуального лидерства был противоестественно зафиксирован, а затем и законсервирован в научных организационных структурах. Научное психологическое сообщество было вынуждено обживать «пирамиды власти». Все это не могло не породить ложно понимаемый традиционализм, эпигонство, монополизм и ритуали-зацию межличностных отношений в науке, что в свою очередь привело к неуклонному снижению квалификационных требований к профессиональным, деловым и человеческим качествам ученых [141]. Возникновение крайне дифференцированной статусной структуры в научном сообществе парадоксально сочеталось с почти полным отсутствием его «вертикальной» дифференциации в соответствии со своеобразием зон компетентности, исследовательских и практических задач и т. п. В результате психологическое сообщество все более и более лишалось «внутреннего рынка сбыта» психологических идей и разработок, переключалось на обслуживание «внешнего потребителя» в соответствии со стопроцентным госзаказом. Именно данное обстоятельство являлось, на наш взгляд, основной причиной возникновения пресловутой «проблемы внедрения» психологических разработок в практику: вместо того чтобы получать конечные продукты с «психологического конвейера» (идея — диагностика — эксперимент — технология), практика вплоть до настоящего времени вынуждена иметь дело с недееспособными психологическими полуфабрикатами. С нашей точки зрения, в сложном комплексе проблем, причин и следствий, характеризующих современное состояние отечественной психологии, все же можно вычленить то, что обеспечивает возможность развития психологии в нашей стране. Основной резерв прогрессивной эволюции — плюрализм научных идей. Только стимулирование плюралистических тенденций, только всемерная терпимость и забвение пресловутой «борьбы на два фронта» могут привести к созданию полноценного рынка психологических идей и технологий, к полноценным и взаимообогащающим контактам психологии с практикой. Движение в данном направлении, отказ от любых проявлений монополизма и унификации в науке поз- 20 волят со временем регенерировать научную проблематику, постепенно восстановить в отечественной психологии во всех правах и во всем объеме ту целостную «вселенную», которую представляет собой душа, внутренний мир (психокосмос) человека. Плюрализм и, следовательно, отказ от научной стратегии «от идеала—к жизни» можно назвать основными условиями интеграции психологической науки и человека как ее главного, центрального предмета. Психология и современность От анализа «внутренней картины болезни» перейдем к рассмотрению общего социального контекста, в котором существует сейчас психология. Современную ситуацию развития мировой психологической науки характеризует одно обстоятельство, имеющее принципиально важное значение, делающее эту ситуацию абсолютно новой для самой психологии. До недавнего времени психология (как, впрочем, и все другие науки) существовала в контексте локальных (частных) социальных проблем (государственных, национальных, классовых и т.п.) и, следовательно, развивалась как одно из научных средств решения этих проблем. Но современный мир — это мир уже не столько локальных, сколько глобальных проблем. Осознание новых реальностей сегодняшнего (и в еще большей мере завтрашнего) мира неразрывно связано с формированием и формулированием принципиально нового социального заказа психологической науке — на разработку таких психологических теорий и практик, которые могут обеспечить решение глобальных проблем. Новое научное мышление, ядром которого является признание приоритета общечеловеческих ценностей над любыми иными ценностями и интересами, убедительно демонстрирует несостоятельность старых, традиционных форм мышления, ограниченного узким горизонтом частных проблем. Несостоятельность старого мышления заключается, на наш взгляд, прежде всего в том, что вырабатываемые им способы решения локальных проблем оказывались, как правило, способами создания, порождения глобальных проблем. Иначе говоря, главной причиной глобализации проблем оказалась деятельность частного (частичного) человека, т.е. человека, жившего и действовавшего в логике и масштабе локальных проблем и стремившегося любыми средствами решить эти проблемы. Ясно, однако, что решение глобальных проблем возможно лишь в деятельности человека, живущего и действующего в контексте и масштабе именно данных проблем, способного видеть и формулировать эти проблемы как свои собственные и, следовательно, способного ис- 21 кать их продуктивные решения: «Мы — люди XX века, и нам не уйти от глобальности его проблем» [119, с. 189]. Таким образом, именно развитие старого мышления породило новое мышление, развитие и аккумулирование локальных проблем — породило проблемы глобальные, развитие локального (частичного) человека — человека человечества. В связи с этим крайне актуальными, жизненно важными в условиях современного мира становятся задачи изучения субъектов нового мышления, задачи исследования и практического освоения условий, обеспечивающих преобразование локальных (частичных) людей в людей вообще. Как показано выше, именно эти задачи всегда являлись центральными для гуманистической традиции в психологии. На рубеже 60-х гг., размышляя о судьбах психологии, С.Л.Рубинштейн предсказал, что в будущем «...изменится соотношение между политикой и этикой: политические проблемы бесконечно приблизятся к этическим, проблема человека встанет как центральная. В предвидении этого надо ставить ее уже сейчас» [35, с. 362]. Мы видим, что это предсказание сбывается. И неудивительно, что именно гуманистическое направление в современной психологии оказывается сейчас наиболее адекватным при решении комплекса злободневных политических глобальных проблем международной безопасности, разоружения, войны и мира. Свое самое выдающееся методологическое исследование Л. С. Выготский начал со следующего утверждения: «Очевидно, отдельные психологические дисциплины в развитии исследования, накопления фактического материала, систематизации знания и в формулировке основных положений и законов дошли до некоторого поворотного пункта. Дальнейшее продвижение по прямой линии, простое продолжение все той же работы, постепенное накопление материала оказываются уже бесплодными или даже невозможными. Чтобы идти дальше, надо наметить путь» [9, с. 292]. Для сегодняшнего мира и для сегодняшней психологии это высказывание приобретает особый, новый смысл. Сейчас, как никогда раньше, важно понять будущее, важно увидеть основную тенденцию, трансформирующую сегодняшний (в том числе и психологический) мир в мир завтрашнего дня. Такая тенденция — поиск продуктивных решений глобальных проблем. Альтернативы этому просто не существует. Персонаж одного из фильмов А. Тарковского приходит в своих размышлениях о природе любви к следующему выводу: «...человек может испытывать любовь только по отношению к тому, что он может потерять: к любимой, своему ребенку, родителям, родине...» В этом смысле любовь к человечеству на протяжении всей человеческой истории была чувством чисто умозрительным, абстрактным. И лишь сейчас, когда глобализация проблем представ- 22 ляет реальную угрозу для существования всего человечества, появилась возможность для осознания людьми чувства любви к человечеству и, стало быть, появилось реальное основание для возникновения принципиально новой личности глобального человека (человека мира), ибо именно «любовь выступает как утверждение бытия человека» [35, с. 369]. Более того, чувство любви к человечеству может быть не только осознано, но и реально пережито человеком. В одной из своих лекций Ошо спрашивает: «Знаете ли вы, какое было самое сильное переживание у человека, идущего по Луне?» — и отвечает: «Это была не Луна. Его самым сильным переживанием была Земля! Из космоса, с расстояния он мог видеть Землю как целое. Границы исчезли, нации исчезли. Не было ни Индии, ни Германии, ни Англии, ни Америки; была одна Земля, целая Земля. Это было величайшим переживанием там, на Луне. Впервые человеческие существа смогли почувствовать, что Земля едина» [28, с. 442]. Во введении к своему учебнику «Человек развивающийся. Очерки российской психологии» В.П.Зинченко и Е.Б.Моргунов так характеризуют status quo психологии: «Для психологии настали новые времена, открылись новые перспективы. Вместе с ветром перемен возобновился интерес общества к их субъекту — человеку, была провозглашена ориентация общества на новые ценности. Стало актуальным широкое практическое использование тех потенциалов психологической науки, которые не находили спроса в застойные годы. Неверно думать, что психология раньше не имела выхода в практику. Однако абсурдные идеологические требования привели к созданию целого ряда психологических мифов, например, о формируемости психики под воздействием упорядоченных педагогических процедур, о едином идеальном лике человека будущего — о homo soveticus. Все они не прошли проверку практикой. Новое время требует новых решений» [14, с. 10]. * * * Итак, сама жизнь порождает предмет и задачи новой психологии, психологии гуманистической, сама жизнь превращает одну из школ, одно из направлений мировой психологии в центральную школу, в ведущее направление. В этом мы видим основной смысл современного глубоко противоречивого и кризисного этапа развития психологической науки. И чем быстрее и адекватнее научное психологическое сообщество осознает объективную необходимость гуманизации своей науки, тем продуктивнее и весомее будет вклад психологов в решение наиболее актуальных проблем современности. |