Билеты ИРЛ. Билеты ИРЛ 2. Интеллигенция и революция Ещё в 1908 году он посвятил этой теме 2 статьи Народ и интеллигенция
 Скачать 209.94 Kb.
|
|
16.Жанр рассказа в творчестве А.Платонова. Типология художественных образов. Мироощущение автора и героев. Андрей Платонов относится к тому числу писателей, кто довольно рано почувствовал и осознал в себе творца, способного сотворить мир. С ним это случилось на излете второго десятилетия его жизни, счастливо и драматически совпавшего с грозовым первым двадцатилетием XX столетия. Рассказ - это жанровая константа в художественном мире Платонова. К нему он неизменно обращается и возвращается на протяжении всех трех десятилетий своего творчества. Первый сборник прозы писателя, «Епифанские шлюзы», увидел свет в 1927 году. В него помимо двух повестей («Епифанские шлюзы» и «Город Градов») вошли 17 рассказов, 12 из которых составили циклы «Записи потомка» и «Из Генерального сочинения». В драматических 30-х писатель смог опубликовать лишь одну книгу - «Река Потудань» (1937), в которую включены семь рассказов - семь шедевров платоновской новеллистики. И, наконец, в трагическое военное десятилетие вышли пять сборников55 военной прозы: «Одухотворенные люди» (1942), «Под небесами родины. Рассказы» (1942); «Рассказы о родине» (1943); «Броня. Рассказы» (1943), «В сторону заката солнца» (1945). Безусловно, прижизненные сборники далеко не исчерпывают всего наследия платоновской малой прозы -большая часть его осталась за их пределами и вот уже пятьдесят лет постепенно возвращается к своим читателям, обретая все новых и новых.Постоянство, с которым Платонов обращается к жанровой форме рассказа, огромное количество фрагментов, не нашедших завершения, но ставших «зерном сюжета» в других произведениях, заставляют задуматься о своеобразии художественного мышления писателя, о природе уникальности созданного им художественного мира и о жанровых стратегиях, которыми обусловлено внутреннее единство его творчества. Можно сказать, что мета-жанровой единицей в масштабах всей прозы Платонова является рассказ, за- ряженный эпической энергией фрагмента, а его художественное мышление имеет черты ансамблевого. Особенно надо подчеркнуть, что данный жанр выделен нами в качестве метажанровой единицы не только и не столько по причине численного превосходства перед другими жанрами, но, главным образом, потому, что специфика платоновских повести и романа (не говоря уже о цикле) такова, что они, в большинстве своем, новеллистичны, то есть их жанровая структура может быть описана языком новеллы/рассказа. Всякий субъект (в том числе и повествователь) в платоновских произведениях выглядит в первую очередь участником универсального «метаконфликта», пронизывающего каждый момент действия, каждый характер, каждую деталь, находящего выражение в самой структуре художественной речи. Этот гносеологический конфликт – драматическая коллизия неполноты, «частичности» любого акта познания, освоения мира человеком. Испытавший и синтезировавший в своем творчестве влияние двух мощных философских «потоков» – русского религиозного космизма и «философии жизни» – писатель уже в начале 1920-х годов обнаруживает знакомство как с идеями Н. Федорова и Н. Бердяева, так и с концепциями Ф. Ницше, А. Бергсона, О. Шпенглера. Внешне «железный», космически-преобразовательный пафос героев раннего Платонова проистекает из очевидной невозможности для них обрести гармоничное равновесие в мире, «вернуться» в природу, преодолеть разрыв субъекта с объектом. Может быть, наиболее отчетливо эта драма воссоздана в рассказе «В звездной пустыне» (1922), о герое которого Игнате Чагове говорится: «Он не мог видеть равнодушно всю эту нестерпимую рыдающую красоту мира. Ее надо или уничтожать или с ней слиться. Стоять отдельно нельзя». В платоновском творчестве широко распространены персонажи, пребывающие в состоянии, почти исключающем волю к жизни и оттого близком к смерти – сонному оцепенению, в котором пребывает неодухотворенная материя; это, так сказать, люди, еще «не выделившиеся» из природы и в этом смысле «естественные» существа. Живущие «нечаянно», подобно Филату из повести «Ямская слобода», они вполне могут забыть о том, что необходимо поддерживать собственную жизнь. Таковы «прочие» в романе «Чевенгур», у которых «сил хватало для жизни только в текущий момент, они жили без всякого излишка»; таков Прохор Абрамович Дванов, отец Прошки, существующий, «как живут травы на дне лощины». Социальные предпосылки появления такого типа, конечно, ясны. В статье «У начала царства сознания» (1921) Платонов утверждал: «В России по понятным причинам осталось столько жизненной энергии, что ее хватает только на поддержание, на сохранение организма. На развертывание, усиление жизни энергии нет». Рисуя персонажей, подобных прочим и джан, писатель показывает, что они не могут и не хотят решать свою судьбу. Их, действительно, в равной степени можно считать как людьми, так и некими «природными» телами, поскольку они лишены места в социуме и движутся, как перекати-поле, в зависимости от внешних факторов. «Мы куда попало идем, где нас окоротят. Поверни нас, мы назад пойдем», – говорит в «Чевенгуре» один из таких персонажей. Личности здесь нет, она не выделена из стадообразной толпы; «мертвые души» выключены из истории и пребывают в «неисторическом», или «доисторическом», состоянии – их кружение по миру напоминает природный круговорот. Человек живет инстинктом рода, в котором потомок равен предку. Не будучи общественными существами, подобные персонажи пребывают вне морали, они вне идеалов, и к счастью их можно лишь вести, причем в буквальном смысле, как ведут «прочих» Прокофий и Пиюся, а народ джан – Назар Чагатаев. Бюрократизм» и «романтика» растут в произведениях Платонова из одного корня: то и другое проистекает из необходимости для рассудка заключить Универсум в клетку «категорий» и таким образом героически «превзойти» бытие. Сознание, как показывает писатель, по своей сущностной природе содержит тенденцию к утопизму, стремится «обрубить» бесконечно многообразные связи между явлениями и некий фрагмент реальности, соответствующий «горизонту» сознания, выдать за всю реальность в целом. Платоновские «бюрократы-романтики» стремятся прежде всего ограничить пространство и остановить время – по существу, отменить то и другое: чают конца света и стремятся «жить между собой без паузы» («Чевенгур»). Потребность в странствовании изображается Платоновым как почти физиологическая. Так, в «Эфирном тракте» о Егоре Кирпичникове говорится: «От отца или от давних предков в нем сохранилась страсть к движению, странствованию и к утолению чувства зрения. Быть может, его далекие деды ходили куда-то с сумочками и палочками на богомолье из Воронежа в Киев». В романе «Чевенгур» получают специфически-«платоновское» истолкование идеи Эйнштейна: «В кабинете он вспомнил про одно чтение научной книги, что от скорости тяготения, вес тела и жизни уменьшаются, стало быть, оттого людей в несчастии стараются двигаться. Русские странники и богомольцы потому и брели постоянно, что они рассеивали на своем ходу тяжесть горюющей души народа». Удел платоновского героя – бесконечное странствие в бесконечном мире. По мнению Е. Толстой, позиция автора у Платонова – «позиция человека, не знающего ответа. Действительно, если понимать «ответ» чисто рационально – как «снятие» противоречий, примирение противоположностей, то таких решений писатель не давал. Дихотомия «безобразно-живого» и «бесчувственно-прекрасного» («Чевенгур») может быть «снята» лишь эстетически – путем изображения, констатации существующего в мире трагического разрыва. Билет № 17. Судьба и творчество поэтов-акмеистов 1920-1930 годы. (А. Ахматов, Н. Гумилёв, О. Мандельштам). Анна Андреевна Ахматова родилась в Одессе 23 июня 1889 года. Бурные политические события начала 20 века не могли не отразиться на поэтических взглядах еще юной Ахматовой. Темы поэта и родины в лирике А. Ахматовой неразрывно связаны между собой. Трагедия народа: будь то война или жестокие репрессии против невиновных людей - все это перекликалось с ее личной трагедией. Сначала это был арест мужа, а потом и его расстрел; затем многочисленные аресты сына. Брак Ахматовой (Горенко) и Гумилева распался в августе 1918 года. Поэтесса вышла замуж за Владимира Шилейко — востоковеда и поэта, специалиста по Древнему Египту. В 1921 году Гумилева арестовали, а затем расстреляли — поэта обвинили в причастности к контрреволюционному заговору. Год потрясений и утрат стал плодотворным для поэтического творчества Ахматовой. "Все расхищено, предано, продано..." (1921), первая строчка которого цитировалась много раз для доказательства мысли о враждебном отношении поэтессы к советскому обществу и революции, даже в нем можно было услышать по крайней мере доброжелательное любопытство и несомненный интерес к обступающим поэта явлениям новизны: «Bce расхищено, предано, продано, Черной смерти мелькало крыло, Все голодной тоскою изглодано, Отчего же нам стало светло? Днем дыханьями веет вишневыми Небывалый под городом лес, Ночью блещет созвездьями новыми Глубь прозрачных июльских небес, - И так близко подходит чудесное К развалившимся грязным домам... Никому, никому не известное, Но от века желанное нам. Все расхищено, предано, продано..». Это - 1921 год, разруха, голод, самый конец гражданской войны, из которой страна выходила с неимоверным напряжением сил. Старый мир был разрушен, новый только еще начинал жить. Для Ахматовой и тех, кого она в этом стихотворении объединяет вместе с собой, разрушенное прошлое было хорошо обжитым и знакомым домом. И все же внутренняя сила жизни заставила ее посреди обломков старого, чувствовать предвкушение жизни, которая словно бы начинается сначала. В апреле 1921 года вышел сборник стихов «Подорожник». С середины 20-х годов новые стихи Ахматовой перестали печатать, а старые не переиздавали. Её не арестовали, но и не печатали. Она была против революции. Восприятие Ахматовой в среде эмиграции было сложным и противоречивым. В глазах многих она была и оставалась представительницей дворянского искусства, акмеисткой. В 1924 году было напечатано ее стихотворение «Лотова жена». В нем нашли свое выражение боль за погибшего мужа, одиночество души, взгляд в прошлое. Власти же расценили это по-своему: тяга в прошлое, сочувствие бывшим «господам», верность расстрелянному «предателю» Гумилеву, скрытую контрреволюцию. 30-е годы оказываются самыми тяжелыми: одного за другим арестовывают ее лучшего друга - О. Э. Мандельштама. В 1938 году Льва Гумилёва (сына) приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. О чувствах жен и матерей «врагов народа» — жертв репрессий 1930-х годов — Ахматова позже написала одно из своих знаменитых произведений — автобиографическую поэму «Реквием». Николая Степановича Гумилева можно называть поэтом-акмеистом. Изменения в его творчестве происходят в 1910-е годы. И связаны они во многом с личными обстоятельствами: со знакомством, а затем и женитьбой на А. Ахматовой (тогда еще Анной Горенко). Осенью 1912 года у автора родился его единственный сын Лев, но проживал всегда с бабушкой. Когда началась первая мировая война (1914-1918 гг.), то Гумилев добровольцем ушел на фронт. Гумилев, который не скрывал своего отрицательного отношения к большевистскому строю в России, был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности, за недоносительство, а затем приговорен к смерти. До 1923 года еще выходили из печати отдельные сборники его стихотворений и прозы, с 1938 его имя вычеркнуто из советской литературы. Его более поздние сборники, например, "Огненный столп" (1921) и "Шатер" (1921) свидетельствуют об обращении автора к проблемам духовного порядка. Николай Гумилев писал также прозу и пьесы: 6 драм неоромантического характера; он завоевал репутацию самого значительного теоретика акмеизма и литературного критика. Только в 1986 году произошла его литературная реабилитация и включение в признанную в СССР русскую литературу. Сборник "Огненный столп" (1921) это вершина творческого развития Гумилева. Размышления Гумилева в "Огненном столпе" неразрывно связаны с новым пониманием личности, которая воплощает в себе конкретно-историческое, религиозно-мистическое начало. Сборник открывает стихотворение "Память", в котором лирический герой, анализируя свое прошлое, представляет бытие своего "Я. Осип Эмильевич Мандельштам – русский поэт ХХ века, эссеист, переводчик и литературный критик. В 1908 году Осип учился в Париже, в Сорбонне. Там он проводит два года и знакомится с Николаем Гумилевым. Он часто бывает в доме Гумилева, знакомится с Анной Ахматовой. Впоследствии дружбу с ними он считает одной из самых больших удач в жизни. В период с 1924 по 1926 год Мандельштам пишет стихотворения для детей: цикл «Примус», стихотворение «Два трамвая Клик и Трам», книгу стихов «Шары». С 1925 по 1930 год Мандельштам берет поэтическую паузу. Зарабатывает на жизнь он в основном переводами. Пишет прозу. В этот период Мандельштам создает повесть «Египетская марка». В 1928 году выпускается последний сборник поэта "Стихотворения" и сборник статей "О поэзии". В 1930 он путешествует по Кавказу, куда поэт уехал в командировку. По возвращении домой поэт пишет стихотворение «Ленинград», которое Мандельштам начинает ставшей крылатой строчкой «Я вернулся в мой город, знакомый до слёз» и в котором признается в любви к родному городу. В 30-х годах наступает третий период поэтики Мандельштама, в котором главенствует искусство метафорического шифра. 18. Драматургия Е.Л. Шварца. Пьеса «Тень». Основные идеи и принципы организации сюжета. «У пьес Евгения Шварца, в каком бы театре они ни ставились, такая же судьба, как у цветов, морского прибоя и других даров природы: их любят все, независимо от возраста. …Секрет успеха сказок в том, что, рассказывая о волшебниках, принцессах, говорящих котах, юноше, превращённом в медведя, он выражает наши мысли о справедливости, наше представление о счастье, наши взгляды на добро и зло» (Н. Акимов, исследователь творчества Шварца) Во многих пьесах Шварца просматриваются мотивы «чужих» сказок, но невозможно назвать пьесы Евгения Шварца инсценировками. Шварц брал известные сюжеты, как в своё время делали Шекспир и Гёте, Крылов и Алексей Толстой. Старые, хорошо известные образы начинали у Шварца жить новой жизнью, освещались новым светом. Он создавал свой мир – мир грустных, ироничных сказок для детей и взрослых. Сюжет для пьесы «Тень» Шварц взял у одноименной сказки Андерсена; примечательным оказывает эпиграф к пьесе, где также взяты слова знаменитого сказочника: «…Чужой сюжет как бы вошел в мою кровь и плоть, я пересоздал его и тогда только выпустил в свет». Слова эти объясняют природу многих замыслов Шварца. Обличительный гнев писателя в «Тени» был направлен против того, что А. Куприн назвал когда-то «тихим оподлением человеческой души». Поединок творческого начала в человеке с бесплодной догмой, борьба равнодушного потребительства и страстного подвижничества. Андерсеновскую «Тень» принято именовать «философской сказкой». Ученый у Андерсена полон напрасного доверия и симпатии к человеку, в обличье которого выступает его собственная тень. Ученый и его тень отправились вместе путешествовать, и однажды ученый сказал тени: «Мы путешествуем вместе, да к тому же знакомы с детства, так не выпить ли нам на «ты»? Так мы будем чувствовать себя гораздо свободнее друг с другом». – «Вы сказали это очень откровенно, желая нам обоим добра, - отозвалась тень, которая, в сущности, была теперь господином. – И я отвечу вам так же откровенно, желая вам только добра. Вы, как ученый, должны знать: некоторые не выносят прикосновения шершавой бумаги, другие содрогаются, слыша, как водят гвоздем по стеклу. Такое же неприятное ощущение испытываю я, когда вы говорите мне «ты». Меня словно придавливает к земле, как в то время, когда я занимал мое прежнее положение при вас». Оказывается, совместное «путешествие» по жизни само по себе еще не делает людей друзьями; еще гнездятся в человеческих душах надменная неприязнь друг к другу, тщеславная и злая потребность господствовать, пользоваться привилегиями, выставлять напоказ свое жульнически обретенное превосходство. В сказке Андерсена это психологическое зло воплощено в личности напыщенной и бездарной Тени, оно никак не связано с той общественной средой и общественными отношениями, благодаря которым Тень умудряется восторжествовать над Ученым. И, отталкиваясь от сказки Андерсена, развивая и конкретизируя ее сложный психологический конфликт, Шварц изменил ее идейно-философский смысл. В сказке Шварца ученый оказывается сильнее своей бесплотной и ничтожной тени, тогда как у Андерсена он погибает. Здесь можно увидеть и различие более глубокое. В «Тени», как и во всех других сказках Шварца, происходит ожесточенная борьба живого и мертвого в людях. Вокруг драматической борьбы ученого с тенью в пьесе Шварца возникают фигуры, которые в своей совокупности и дают возможность почувствовать всю социальную атмосферу. Так появился в «Тени» Шварца персонаж, которого вовсе не было, да и не могло быть у Андерсена, - милая и трогательная Аннунциата, преданная и бескорыстная любовь которой вознаграждается в пьесе спасением ученого и открывшейся ему правдой жизни. Эта милая девушка всегда готова помочь другому, всегда в движении. И хотя по своему положению (сирота без матери) и характеру (легкая, приветливая) она чем-то напоминает Золушку, всем своим существом Аннунциата доказывает, что она – настоящая добрая принцесса, которая обязательно должна быть в каждой сказке. Многое в замысле Шварца объясняет важный разговор, происходящий между Аннунциатой и ученым. С едва заметным укором Аннунциата напоминала ученому, что ему известно об их стране то, что написано в книгах. «Но то, что там о нас не написано, вам неизвестно». «Вы не знаете, что живете в совсем особенной стране, - продолжает Аннунциата. – Все, что рассказывают в сказках, все, что кажется у других народов выдумкой, - бывает у нас на самом деле каждый день». Но ученый грустно разубеждает девушку: «Ваша страна – увы! – похожа на все страны в мире. Богатство и бедность, знатность и рабство, смерть и несчастье, разум и глупость, святость, преступление, совесть, бесстыдство – все это перемешалось так тесно, что просто ужасаешься. Очень трудно будет все это распутать, разобрать и привести в порядок, чтобы не повредить ничему живому. В сказках все это гораздо проще». Подлинный смысл этих слов ученого заключается, помимо всего прочего, в том, что и в сказках все должно обстоять не так уж просто, если только сказки правдивы и если сказочники мужественно смотрят в лицо действительности. «Чтобы победить, надо идти и на смерть, - объясняет ученый в конце сказки. – И вот я победил». Также Шварц показал в «Тени» большую группу людей, которые своей слабостью, или угодничеством, или подлостью поощряли тень, позволили ей обнаглеть и распоясаться, открыли ей путь к преуспеванию. При этом драматург поломал многие укоренившиеся в нас представления о героях сказки и открыл нам их с самой неожиданной стороны. Прошли, например, времена людоедов, сердито вращавших зрачками и угрожающе скаливших зубы. Приноравливаясь к новым обстоятельствам, людоед Пьетро поступил на службу в городской ломбард, и от его свирепого прошлого только и остались вспышки бешенства, во время которых он палит из пистолета и тут же возмущается, что его собственная дочь не оказывает ему достаточного дочернего внимания. В одной из сцен «Тени» изображается собравшаяся ночью перед королевским дворцом толпа; преуспевшая в подлостях и плутовстве Тень становится королем, и в коротких репликах людей, в их равнодушной болтовне можно услышать ответ на вопрос о том, кто именно помог Тени добиться своего. Это люди, которым ни до чего нет дела, кроме как до своего собственного благополучия, - откровенные угодники, лакеи, лжецы и притворщики. Они-то больше всего шумят в толпе, поэтому и кажется, что их большинство. Но это обманчивое впечатление, на самом деле большинству собравшихся Тень ненавистна. Недаром работающий теперь в полиции людоед Пьетро явился на площадь, вопреки приказу, не в штатском костюме и обуви, а в сапогах со шпорами. «Тебе я могу признаться, - объясняет он капралу, - я нарочно вышел в сапогах со шпорами. Пусть уж лучше узнают меня, а то наслушаешься такого, что потом три ночи не спишь». Коротенькая сказка Андерсена – это европейский роман XIX века в миниатюре. Ее тема – карьера наглой, беспринципной тени, история ее пути наверх: через шантаж, обман, к королевскому трону. Попытка Тени уговорить Ученого сделаться его тенью – лишь один из многих ее путей наверх. Несогласие Ученого ни к чему не приводит, не случайно его даже не пустили никуда после отказа служить тенью, о его смерти никто не узнал. В пьесе Шварца все этапы переговоров ученого с тенью особо акцентированы, они имеют принципиально важное значение, выявляя самостоятельность и силу ученого. В сказке Андерсена тень практически неуязвима, она многого достигла, сама сделалась богата, ее все боятся. В пьесе Шварца подчеркнут именно момент зависимости тени от ученого. Она показана не только в прямых диалогах и сценах, но выявлена в самом характере поведения тени. Так, тень вынуждена притворяться, обманывать, уговаривать ученого, чтобы добиться в письменном виде его отказа от брака с принцессой, иначе не получить ее руки. В конце пьесы драматург показывает уже не просто зависимость тени от ученого, но невозможность ее самостоятельного существования вообще: казнили ученого - отлетела голова у тени. Сам Шварц отношения между ученым и тенью понимал следующим образом: «Карьерист, человек без идей, чиновник может победить человека, одушевленного идеями и большими мыслями, только временно. В конце концов побеждает живая жизнь». Это уже иная, нежели у Андерсена, тема, иная философия. Героям пьесы известно, как складывалась судьба человека без тени прежде. Аннунциата, живущая в стране, где сказки – это и есть жизнь, говорит: «Человек без тени – ведь это одна из самых печальных сказок на свете». Доктор напоминает ученому: «В народных преданиях о человеке, который потерял тень, в монографии Шамиссо и вашего друга Ганса-Христиана Андерсена говорится, что…» Ученый: «Не будем вспоминать о том, что там говорится. У меня все кончится иначе». И вся эта история взаимоотношений ученого и тени строится как преодоление «печальной сказки». При этом отношение Шварца к ученому не сводится к беспрекословному утверждению, а его благородный, возвышенный герой, мечтающий сделать весь мир счастливым, в начале пьесы показан человеком еще во многом наивным, знающим жизнь лишь по книгам. По ходу действия пьесы он «спускается» к реальной жизни, к ее повседневности и меняется, избавляясь от наивного представления каких-то вещей, уточняя и конкретизируя формы и методы борьбы за счастье людей. Ученый все время обращается к людям, пытаясь убедить их в необходимости жить иначе. В пьесе «Тень» сказочная страна представала вовсе не сказочной в старом добром смысле, волшебство отступало перед реальностью, приноравливаясь к ней. Мальчик-с-пальчик жестоко торговался на базаре, а бывшие людоеды стали – один продажным журналистом, другой – хозяином гостиницы, выжигой и скандалистом. Друзья предавали друзей, торжествовали равнодушие и притворство, и сам хэппи-энд, по давней традиции неизбежный для волшебной сказки, сохранившись внешне, в то же время переродился. Теодор, Учёный, рекомендованный как друг самого Андерсена, не одерживал уверенной победы над Тенью, этим существом оборотного мира, воплощением антикачеств, а всего лишь спасался, бежал из бывшей сказочной страны. Его финальная реплика: «Аннунциата, в путь!» звучала ничуть не оптимистичнее, чем: «Карету мне, карету!» Чацкого. |