ЖанЖак Руссо Эмиль, или о воспитании Мультимедийное издательство Стрельбицкого
 Скачать 1.71 Mb.
|
|
У детей обоего пола много общих забав, да так и должно быть; разве у них нет общих забав, когда они вырастают? У них есть также свои особенные вкусы, отличающие их. Маль- чики ищут движения и шума, барабанов, тележек; девочки лучше любят то, что кидается в глаза и служит украшению: зеркала, безделушки, лоскутки, в особенности куклы; кукла – специальная забава этого пола; вот когда проявление ее вкуса весьма очевидно показывает ее назначение. Физическая сторона искусства нравиться заключается в нарядах; вот все, что доступно детям из этого искусства. Посмотрите, как маленькая девочка возится по целым дням с куклою, как она беспре- станно переменяет на ней наряд, сто раз одевает и раздевает ее, постоянно придумывает новые соображения по части украшения, хорошо или дурно подобранные – дело не в этом; в пальцах не достает ловкости, вкус еще не развит, но наклонность уже выказывается: в этом вечном заня- тии часы бегут незаметно, она забывает даже об обеде; она более заботится о наряде, нежели о пище. Но, скажете вы, она наряжает свою куклу, а не себя. Конечно, она видит куклу, а себя не видят: она ничего не может сделать для себя, она не развилась, у нее нет ни способности, ни Ж. Руссо. «Эмиль, или о воспитании» 192 силы, она еще ничто, она вся уходит в свою куклу, и ней сосредоточивается все ее кокетство. Это недолго будет продолжаться, она ждет момента сделаться своею собственною куклою. Итак, вот первая наклонность, весьма резвая: вам остается лишь следить за ней и регули- ровать ее. Без сомнения, девочка от всего сердца желала бы уметь убрать свою куклу, сделать банты на рукава, косынку, оборки, кружева; во всем этом ее с такою жесткостью подчиняют чужому произволу, что ей было бы гораздо приятнее всем быть обязанной своей собствен- ной изобретательностью. Итак, вот толкование для первых уроков, которые ей дают; ей задают не работу, а просто желают доставить ей удовольствие. И действительно почти все девочки неохотно учатся читать и писать; но что касается до иголки, они всегда с охотою учатся владеть ею. Они заранее воображают себя большими, и с удовольствием думают, что эти таланты могут со временем помочь им наряжать себя. Не трудно идти дальше, когда проложен этот первый путь: шитье, вышиванье, плетение кружев приходят сами собою. Вышиванье по канве не так им нравится: мебель не так близко касается их; она связана не с личностью, но с посторонними мнениями. Вышиванье по канве – забава для женщин; девушки никогда не любят его. Эти добровольные успехи легко распространятся и на рисование, потому что это искус- ство тоже связано с искусством одеваться со вкусом; но я не желал бы, чтобы их заставляли рисовать ландшафты, а тем менее лица. Листья, плоды, цветы, драпировки, все, что может служить за то, чтобы придать более изящный контур платью и сделать сам узор для вышива- ния, когда ни одного не находишь по своему вкусу, – этого для них достаточно. Вообще, если мужчинам следует ограничиваться в своих занятиях лишь полезными знаниями, то для жен- щин это еще важнее, потому что жизнь последних, хотя и менее трудолюбивая, должна быть усидчивее по своим занятиям. Что бы ни говорили шутники, но здравый смысл одинаково свойственен обоим полам. Девочки вообще послушнее, чем мальчики, да над ними и необходимо выказывать больше власти; но из этого не следует, чтобы от них нужно было требовать чего-нибудь такого, польза чего не была бы им ясна; искусство матерей должно состоять в том, чтобы показать им пользу всего, что они им предписывают, а это тем легче, что смышленость у девочек развивается раньше, чем у мальчиков. Это правило исключает для их пола, также как и для нашего, не только все праздные занятия, которые не приводят ни к чему хорошему и которые не делают людей более приятными, но даже и те, польза которых не ясна для возраста ребенка и не может предвидеться и в более зрелом возрасте. Если я не хочу, чтобы торопились учить читать маль- чиков, то тем менее желаю, чтобы принуждали к этому девочек, не дав им ясно сознать, на что служит чтение; а объясняя им, в чем заключается его польза, обыкновенно гораздо больше следят за своею собственною, нежели за их идеей. Да, наконец, какая необходимость девочке уметь так рано читать и писать? Разве ей придется так рано управлять хозяйством? Мало есть таких, которым эта пагубная наука не послужила бы скорее во вред, нежели на пользу, а все они слишком любопытны, чтобы не научиться ей и без всякого принуждения, когда у них будет на то досуг и случай. Может быть, им, прежде всего, следовало бы научиться считать; потому что ничто не представляет более осязательной пользы во всякое время, не требует большей при- вычки и не ведет к таким ошибкам, как счеты. Если б малютка получал вишни за своим зав- траком лишь посредством арифметических упражнений, я вам ручаюсь, что она скоро научи- лась бы считать. Всегда объясняйте занятия, налагаемые вами молодых девушек, но всегда заставляйте исполнять их. Праздность и непокорность, вот два самые опасные в них недостатка, от которых их труднее всего исправить, если недостатки эти успели вкорениться. Девушки должны быть бдительны и трудолюбивы; это не все: они должны с ранних пор привыкать к стеснению. Это несчастье, если предположить, что стеснение для них несчастье, неизбежно для их пола; и если они когда-нибудь набавляются от него, то лишь для того, чтобы терпеть еще более жестокие Ж. Руссо. «Эмиль, или о воспитании» 193 несчастья. Они всю жизнь будут подчинены самому непрестанному и самому строгому стесне- нию, стеснению приличий. Нужно с самого начала приучить их к стеснению, дабы потом оно не казалось им трудным; приучить их обуздывать все свои прихоти и подчинять их чужой воле. Если б они захотели всегда работать, нужно было бы иногда принуждать их ничего не делать. Мотовство, пустота, непостоянство – вот недостатки, легко порождаемые испорченностью их первых наклонностей, от которых их не удерживали. Для предупреждения такого злоупотреб- ления, в особенности научите их побеждать себя. При наших безумных учреждениях жизнь честной женщины проходит в беспрерывной борьбе; справедливо, чтобы этот пол разделял тяжесть страданий, которые он нам причинил. Помешайте девушкам скучать за своими занятиями и пристращаться к увеселениям, как это всегда бывает при дюжинном воспитании, когда, по выражению Фенелона, вся скука на одной стороне, а все удовольствие на другой. Первое из этих двух неудобств, если будут сле- довать предшествовавшим правилам, возможно лишь тогда, когда особы, окружающие их, им не нравятся. Маленькая девочка, которая любит свою мать или свою няню, будет целый день работать возле нее без скуки; болтовня вознаградит ее за стеснение. Но если та, которая руко- водит ею, ей невыносима, она почувствует такое же отвращение и ко всему, что будет делать на ее глазах. Весьма сомнительно, чтобы когда-нибудь вышел прок из тех, которым общество их матери не нравится больше всякого другого; но, чтобы судить об их настоящих чувствах, нужно изучать эти чувства, а не доверяться тому, что говорят девушки; потому что они льстивы, скрытны т. е. ранних пор умеют маскироваться. Не нужно также приказывать им любить свою мать; любовь не приходит по долгу, и принуждение здесь бесполезно. Привязанность, заботы, одна привычка заставят дочь любить мать, если последние ничем не навлечет ее ненависть. Самое стеснение, в котором она ее держит, при хорошем руководстве не только не ослабит эту привязанность, но усилит ее: так как зависимость, есть состояние, свойственное женщинам, девушки чувствуют себя созданными для повиновения. По той же самой причине, что они не пользуются и не должны пользоваться большою свободою, они предаются до крайности той, которую им предоставляют; крайние во всем, они предаются своим играм еще с большим увлечением, чем мальчики; это – второе из неудобств, о которых я говорил. Это увлечение должно сдерживаться; потому что оно является причи- ною многих недостатков, свойственных женщинам, как например, между прочим, капризов и пристрастия, которым женщина проникнется к иному предмету сегодня, на который завтра не захочет и смотреть. Непостоянство вкусов так же пагубно для них, как и увлечения. И то и другое вытекает из одного инстинкта. Не мешайте им веселиться, смеяться, шуметь, резвиться, но не давайте им пресыщаться одной игрой и перебегать, к другой; не допускайте, чтобы, хотя на одну минуту в жизни, они не знали узды. Приучайте их прекращать на половине свои игры и переходить к другим занятиям безропотно. Для этого достаточно одной привычки, потому что она содействует природе. Из этого постоянного стеснения является покорность, в которой женщины нуждаются всю жизнь, потому что иногда, не перестают быть подчинены или мужчине, или суждениям мужчин, и что им никогда не позволительно пренебрегать этими суждениями. Первым и самым главным качеством женщины должна быть кротость: созданная на то, чтобы повиноваться такому несовершенному существу, как мужчина, так часто преисполненном пороками и все- гда преисполненному недостатками, она должна с ранних пор терпеть даже несправедливость и сносить вины мужа без жалобы: она должна быть кротка не для него, но для себя. Сварли- вость и упрямство женщин только усиливают их страдания и дурные поступки мужей; они чувствуют, что ее этим оружием должны они побеждать их. Не для того сделала их природа вкрадчивыми и красноречивыми, чтобы они делались сварливыми; она создала их слабыми, не для того, чтобы они делалась высокомерными; не затем, чтобы говорить бранные слова, наделила их природа таким нежным голосом; не для того наделила она их такими тонкими Ж. Руссо. «Эмиль, или о воспитании» 194 чертами, чтобы они обезображивались гневом. Когда они сердятся, то забываются: они часто правы в своих жалобах, но они всегда не правы, когда бранятся. Каждый должен сохранять тон своего пола; слишком кроткий муж может сделать жену дерзкою; но, если только мужчина не чудовище, кротость женщины усмиряет его и рано или поздно восторжествует над ним. Пусть дочери всегда остаются покорными, но пусть матери не будут всегда неумолимыми. Чтобы сделать покорною молодую девушку, не нужно делать ее несчастною; чтобы сделать ее скромною, не нужно доводить ее до отупения; напротив, я был бы даже не прочь, чтобы ее допускали иногда прибегать к ловкости, не для того, чтобы увернуться от наказания, в случае непослушания, но чтобы уклониться от необходимости слушаться. Дело идет не о том, чтобы сделать ей зависимость тяжелою; достаточно дать ей почувствовать ее. Хитрость – способность свойственная женскому полу; а убежденный, что все естественные наклонности хороши и пра- вильны сами по себе, я того мнения, что нужно развивать и эту способность, также как я вся- кую другую; следует только предупредить злоупотребления. Я ссылаюсь, в истине этого замечания, на всякого добросовестного наблюдателя. Я не хочу, чтобы наблюдали над санями женщинам: стеснительные учреждения наши могут вынуж- дать их изощрять свой ум. Пусть наблюдают над девочками, маленькими девочками, которые, так сказать, только что родились на свет; пусть сравнят их с маленькими мальчиками того же возраста, и если эти последние не покажутся тупыми, ветреными, глупыми – рядом с ними, то я сознаюсь в заблуждении. То, что существует, хорошо, и никакой общий закон не может быть дурен. Та особенная ловкость, которою наделен женский пол, является справедливым вознаграждением на силу, которой у него нет; иначе женщина была бы не подругою мужчины, а его рабою: помощью этого превосходства в способностях, она удерживается на равной с ним ноге и управляет им – повинуясь ему. Все против женщины, наши недостатки, ее застенчивость, ее слабость; за нее – лишь ее искусство и красота. Не должна ли она по справедливости изощрять и то и другое? Но красота не есть общее достояние; она погибает от тысячи случайностей, проходить с годами, привычка уничтожает ее действие. Ум – вот единственный ресурс женского пола; не тот глупый ум, которому придают столько цены в свете и который ни мало не служит на то, чтобы сделать жизнь счастливою, но ум, пригодный для его положения, искусство извлекать пользу из нашего ума и пользоваться нашими собственными преимуществами. Мы не знаем, как нам самим полезна эта женская ловкость, сколько прелести придает она сношениям между двумя полами, как помогает она обуздывать пылкость детей, смягчает грубость мужей, поддерживает спокойствие в семьях, которые без того волновали бы несогласия. Лукавые и злые женщины злоупотребляют ею, я это хорошо знаю: но чем не злоупотребляет порок? Не будем разбивать орудия счастья потому только, что злые пользуются им иногда, чтобы вредить. Можно блистать нарядом, но нравиться может лишь сама личность. Одежда не мы сами: часто изысканность одежды бывает не к лицу, и часто одежда, заставляющая замечать ту, кото- рая ее носит, наименее заметна сама по себе. Воспитание молодых девушек в этом отношении совершенно противно здравому смыслу. Им обещают украшения, как награду, их заставляют любить изысканные наряды: Как она хороша! говорят им, когда они разряжены. А, совсем наоборот, следовало бы дать им понять, что цель всех этих нарядов скрывать недостатки и что настоящее торжество красоты бывает тогда, когда она одной себе обязана своим блеском. Любовь к моде показывает дурной вкус, потому что лица не меняются вместе с модою, а потому и то, что идет к лицу, всегда к нему идет. Если б я видел, что молодая девушка тщеславится своим нарядом, я выказал бы беспо- койство о том, что лицо ее так замаскировано, и о том, какие мысли может это возбудить в других; я сказал бы: все эти украшения делают ее слишком нарядной – жалко; как вы думаете, может ли она носить более простое платье? достаточно ли она хороша, чтобы обойтись без многих принадлежностей ее наряда? Может быть, тогда девушка первая попросила бы снять с Ж. Руссо. «Эмиль, или о воспитании» 195 нее украшения и судить: тогда похвалите, если есть за что. Никогда не хвалил бы я ее столько, как тогда, когда она была бы всего проще одета. Когда она будет считать наряд заменою пре- лестей особы и молчаливым признанием, что она нуждается в вспомогательных средствах для того, чтобы нравиться, она перестанет гордиться своим нарядом и будет стыдиться его, и если, будучи наряднее обыкновенного, услышит, что скажут, «как она хороша!» то покраснеет от досады. Впрочем, есть лица, нуждающиеся в наряде, но нет таких, которые бы нуждались в бога- тых украшениях. Разорительные наряды являются представителями чванства своим положе- нием, но не лицом; они связаны с предрассудком. Настоящее кокетство бывает иногда изыскан- ным, но не допускает пышности. Юнона одевалась великолепнее, чем Венера. Не умея сделать ее прекрасною, та делаешь ее богатою, говорил Апеллес плохому живописцу, который рисо- вал Елену покрытою богатыми нарядами. Я также замечал, что самые пышные наряды всего чаще носятся некрасивыми женщинами: трудно придумать более неуместное тщеславие. Дайте молодой девушке, у которой есть вкус и которая презирает моду, лент, газа, кисеи и цветов, без бриллиантов, без кружев: она устроит себе наряд, который сделает ее во сто раз прекраснее, чем все блестящие тряпки. Женщины, у которых кожа достаточно бела, чтобы позволить им обойтись без кружев, весьма досадили бы другим, если б перестали их носить. Почтя всегда некрасивые особы выдумывают моды, которым красивые имеют глупость подчиняться. Так как то, что хорошо, всегда остается хорошим, а нужно стараться быть всегда воз- можно лучше, то женщины, знающие толк в нарядах, выбирают хорошие наряды и держатся их; они не меняют их каждый день и меньше занимаются ими, нежели те, которые не знают, что выбрать. Истинная заботливость о наряде не требует много труда: Молодые барышни редко имеют парадные наряды; работа, уроки наполняют весь день: между тем, вообще они так же заботливо одеваются, как и даны (только что не румянятся, как последние), и часто с лучшим вкусом. Чрезмерно долгое занятие туалетом происходит от иной причины, нежели думают, это – порождение скорее скуки, нежели тщеславия. Женщина, проводящая шесть часов за туале- том, знает, что выходит не лучше одетою, чем та, которая провела за ним всего полчаса; не таким образов убивается скука длинного дня, и лучше забавляться собой, нежели от всего зевать. Без туалета, на что тратить жизнь от полудня до девяти часов? Собирая вокруг себя женщин, забавляешься, досаждая им, и это уже приятно; избегаешь свиданий глаз на глаз с мужем, которого только и можно видеть в эти часы, – это еще приятней; а затем являются магазинщицы, торговцы, щеголя, сочинители, стихи, песни, брошюры: не будь туалета, все это невозможно было бы так хорошо соединять. Единственная действительная выгода, которая навлекается из самой вещи, есть случай несколько больше выставиться на показ, но выгода эта, может быть, не так велика, как думают, и женщины за туалетом не так выигрывают, как им хотелось бы. Давайте, откинув все сомнения, женщинам женское воспитание; заставьте их полюбить заботы, лежащие на их поле, пусть будут они скромны, пусть умеют смотреть за хозяйством и заниматься в своем доме: пышные туалеты уничтожатся сами собою, а одеты будут они еще с большим вкусом. Первое, что бросается в глаза молодым особам, когда они вырастают, это то, что все посторонние украшения недостаточны, если у них нет собственной красоты. Наделить себя красотою невозможно, а научиться хозяйству тоже нельзя вдруг; но можно постараться при- дать грациозность жестам, приятный звук голосу, держать себя хорошо, легко ходить, прини- мать грациозные позы и всегда пользоваться всеми своими преимуществами. Голос увеличи- вается, становятся тверже, получает звонкость; руки развиваются, походка делается тверже, и замечаешь, что каков бы ни был наряд, но всегда можно искусно привлечь взгляды. С этих пор дело зайдет уже не об одной иголке и изобретательности; являются на сцену новые таланты и дают уже чувствовать свою полезность. Ж. Руссо. «Эмиль, или о воспитании» 196 Я знаю, что строгие воспитатели не хотят, чтобы молодых девушек учили пению, танцам и изящным искусствам. Это мне мажется забавным: а кого же следует им учит? мальчиков что ли? Кому, мужчинам или женщинам предпочтительно следует иметь эти таланты? Никому, отвечают они: петь светские песня преступление, танцы – выдумка дьявола; молодая девушка не должна иметь других забавь, кроме своей работы и молитвы. Вот странные забавы дли деся- тилетнего ребенка! Что до меня касается, то я очень боюсь, чтобы все эти маленькие святоши, |