Справедливость. Книга для руководителей компаний, органов государственного управления, специалистов по связям с общественностью и тех, кто интересуется политической философией
 Скачать 4.44 Mb.
|
|
Вопрос 1. Категорический императив Канта гласит: относись к любому человеку с уважением, как к цели самой по себе. Разве это, в сущности, не то же самое, что и «золотое правило» («Не делай другим того, что не хотел бы, чтобы сделали тебе»)? Ответ. Нет. «Золотое правило» зависит от непредвидимых, случайных обстоятельств, связанных с тем, как люди хоте- ли бы, чтобы к ним относились. Категорический императив требует, чтобы мы абстрагировались от таких обстоятельств и уважали других людей как мыслящих существ, независимо от того, чего они могут хотеть в конкретной ситуации. Предположим, вы узнаёте о том, что ваш брат погиб в ДТП. Ваша мать, находящаяся в приюте для престарелых по причине состояния ее здоровья, спрашивает вас о брате. Вас терзают сомнения: вы не знаете, то ли сказать матери правду, то ли пощадить ее, уберегая от по- трясения и мук. Как поступить правильно? В соответствии с «золотым 150 Справедливость правилом», вопрос следует поставить так: «Как вы хотели бы, чтобы в подобной ситуации отнеслись к вам?» Ответ, разумеется, весьма усло- вен. Некоторые люди предпочли бы, чтобы их пощадили, не открывая правды в моменты уязвимости, тогда как другие хотят знать правду, пусть и жестокую. Вы вполне можете прийти к выводу, что, будь вы в положении вашей матушки, вы предпочли бы не знать правды. Но, по мнению Канта, это неправильно поставленный вопрос. Зна- чение имеет не то, как вы (или ваша мать) будете думать в этих об- стоятельствах. Значение имеет то, что вы относитесь к людям как к мыслящим существам, заслуживающим уважения их достоинства. Это случай, когда сострадание может указывать на один поступок, а кантианское уважение — на другой. С позиции категорического императива можно утверждать, что, если вы солжете матери, заботясь о ее чувствах, вы используете ее как средство для достижения ее спо- койствия, а не проявите к ней уважение как к мыслящему существу. Вопрос 2. По-видимому, Кант предполагает, что действия в соответствии с долгом и автономные действия — это одно и то же. Но возможно ли это? Действие в соответствии с долгом означает повиновение закону. Можно ли совместить повиновение закону со свободой? Ответ. Долг и автономия идут рука об руку только в том осо- бом случае: если я сам являюсь автором закона, которому я должен подчиняться. Мое достоинство свободной личности состоит не в подчинении нравственному закону, а в том, что я и являюсь автором «этого закона… и подчиняюсь ему только на этом основании». Когда мы повинуемся категорическому императиву, мы подчиняемся закону, выбранному нами са- мими. «Достоинство личности… в том, что она устанавливает моральный закон и достоинство человечества состоит имен- но в этой способности устанавливать всеобщий закон, хотя бы и с условием, что в то же время оно само будет подчиняться именно этому закону» 26 Вопрос 3. Если автономия означает действие в соответ- ствии с законом, который я сам себе даю, что гарантирует то, что каждый изберет себе один и тот же нравственный закон? Если категорический императив — продукт моей воли, разве не возможно, что другие люди выдвинут другие категорические императивы? Кант, по-видимому, полагает, Глава 5. Иммануил Кант. Важность мотива: откуда берутся права человека 151 что все мы согласимся с одним и тем же нравственным зако- ном. Но как можно быть уверенным в том, что разные люди не думают по-разному и не приходят к разным нравственным законам? Ответ. Когда мы актом воли создаем моральный закон, то делаем выбор не между мной и вами, между конкретными личностями, каковыми мы являемся, а действуем как разум- ные существа, участвующие в том, что Кант называет «чистым практическим разумом». Так что считать, что моральный закон зависит от нас как от индивидов, — ошибка. Разумеется, если мы рассуждаем, руководствуясь своими индивидуальными интересами, желаниями и целями, мы можем прийти к ка- кому угодно количеству принципов. Но эти принципы будут принципами не морали, а всего лишь благоразумия. Если мы используем чистый практический разум, мы абстрагируемся от своих особых интересов. Это означает, что каждый, кто ис- пользует чистый практический разум, достигает одного и того же вывода и придет к единственному (всеобщему) категори- ческому императиву. Таким образом, «свободная воля и воля, подчиненная нравственным законам, — это одно и то же» 27 Вопрос 4. Кант утверждает: если мораль — нечто большее, чем дело благоразумного расчета, то она непременно долж- на принимать форму категорического императива. Но каким образом мы можем узнать, что мораль существует помимо и вне игры власти и интересов? Можно ли быть уверенным в своей способности действовать автономно, со свободной волей? А если ученые установят (скажем, с помощью скани- рования мозга или когнитивной нейробиологии), что у нас, в конце концов, нет никакой свободной воли? Опровергнут ли такие открытия нравственную философию Канта? Ответ. Свобода воли — не тот предмет, который может быть доказан или опровергнут наукой. То же следует сказать и от- носительно морали. Действительно, люди живут в царстве природы. Все, что мы делаем, можно описать с физической или биологической точки зрения. Когда я поднимаю руку, что- бы проголосовать, мой поступок можно объяснить сокраще- ниями мышц, сигналами, проходящими по нейронам, синап- сами, клетками. Но тот же самый поступок можно объяснить идеями и убеждениями. Кант говорит, что мы не можем не понимать себя с обеих точек зрения — чувственно воспри- нимаемого царства физики и биологии и «умопостигаемого» царства свободной человеческой субъектности. 152 Справедливость Чтобы полнее ответить на этот вопрос, мне надо сказать еще кое-что об обеих точках зрения или позициях. Они, по сути дела, — две пер- спективы, в которых можно рассматривать человеческие действия и за- коны, управляющие действиями людей. Вот как Кант пишет об этом: «У разумного существа наличествуют, как правило, две точки зрения, с которых он может рассматривать себя и познавать законы приложения своих сил, то есть законы всех своих дей- ствий; во-первых, поскольку оно принадлежит к чувственно воспринимаемому миру, оно может рассматривать себя как подчиненное законам природы (гетерономия); во-вторых, поскольку оно принадлежит к умопостигаемому миру — и как подчиненное законам, которые, будучи независимы от при- роды, основаны не эмпирически, а только в разуме» 28 Контраст между этими двумя перспективами можно связать с тре- мя противопоставлениями, которые мы уже рассматривали, добавив к ним еще одно. МОРАЛЬ (контраст I) Противопоставление долга склонности или предрасположенности СВОБОДА (контраст II) Противопоставление автономии гетерономии РАЗУМ (контраст III) Противопоставление категорических и гипотетических императивов ТОЧКИ ЗРЕНИЯ (контраст IIII) Противопоставление царства разума и царства чувств Как естественное существо, я принадлежу чувственно воспринима- емому миру. Мои действия определены законами природы и законо- мерностями причины и следствия. Это аспект человеческих действий, описываемый физикой, биологией и неврологией. А как существо мыслящее, я живу в мире разума. Именно здесь, будучи освобожден от действий законов природы, я способен к автономии, к действиям, соответствующим закону, который и даю себе сам. Кант утверждает, что только с этой второй (разумной) точки зрения я могу считать себя свободным: «Ведь независимость от определяющих причин чувственно воспринимаемого мира (каковую разум должен всегда приписывать самому себе) есть свобода» 29 Глава 5. Иммануил Кант. Важность мотива: откуда берутся права человека 153 Будь я всецело и исключительно эмпирическим существом, я был бы неспособен к свободе; любое осуществление воли могло быть обусловлено каким-либо интересом или желанием. Все решения были бы гетерономными, управляемыми преследованием какой-то цели. Моя воля никогда не смогла бы стать первопричиной, а оставалась бы следствием некой более важной и предшествующей причиной, инстру- ментом того или другого импульса или склонности. В той мере, в какой мы считаем себя свободными, мы не можем мыс- лить о себе как о чисто эмпирических существах. «Если мы мыслим себя свободными, то переносим себя в умопостигаемый мир в качестве его членов и познаем автономию воли вместе с ее следствием — мо- ральностью» 30 Вернемся к поставленному выше вопросу. Итак, почему возможны категорические императивы? Только потому, что «идея свободы дела- ет меня членом умопостигаемого мира» 31 . Идею того, что мы можем действовать свободно, принимать моральную ответственность за наши действия и считать других людей морально ответственными за совершаемые ими поступки, требует, чтобы мы рассматривали себя с точки зрения субъекта, а не только объекта. Если вы действительно хотите отказаться от этой точки зрения и утверждаете, что человече- ская свобода и моральная ответственность — это всего лишь иллюзии, то логика Канта не может доказать вашу неправоту. Но нам было бы трудно (а то и невозможно) понять самих себя, найти смысл в нашей жизни без какой-либо концепции свободы и морали. По мнению Канта, любая такая концепция обязывает нас занять две позиции — позицию субъекта и позицию объекта. И как только вы поймете силу и убеди- тельность этой картины, вы увидите, почему наука никогда не сможет доказать или опровергнуть возможность свободы. Вспомните: Кант признаёт, что мы не только разумные существа. Мы обитаем не только в мире разума. Будь мы только разумными, мыслящими существами, не подчиненными законам природы и ее закономерностям, тогда все наши действия «были бы сообразны с ав- тономией воли» 32 . Поскольку мы обитаем одновременно в двух мирах, правомерны обе точки зрения: одна учитывающая царство необходи- мости, другая — царство свободы, и всегда существует возможность 154 Справедливость разрыва между тем, что мы делаем, и тем, что должны были бы делать; между тем, как обстоят дела, и тем, как они должны бы обстоять. Это положение можно выразить иначе, сказав, что мораль — не эм- пирическая наука. Она стоит на некотором расстоянии от чувственно воспринимаемого, физического мира. Она судит этот мир. Наука, при всем ее могуществе и проницательности, не может решать нравствен- ные вопросы, поскольку действует в рамках чувственно воспринима- емого мира. «Самой утонченной философии, так же как и самому обыденному уму, невозможно устранить свободу какими бы то ни было умствова- ниями» 33 , — пишет Кант. Он мог бы добавить, что столь же невозможно отрицать свободу и с позиций неврологии, даже самой изощренной. Наука может исследовать природу и изучать эмпирический мир, но не может отвечать на вопросы морали или опровергать свободу воли. Это происходит потому, что мораль и свобода — не эмпирические кон- цепции. Нельзя доказать их существование, но невозможно и придать смысл нашей нравственной жизни, не предположив существования морали и свободы. Секс, ложь и политика Один из способов изучения моральной философии Канта — понимание того, как он прилагает ее к некоторым конкретным вопросам. Я хотел бы рассмотреть три случая такого применения моральной философии Канта — секс, ложь и политику. Философы не всегда лучшие авторитеты в том, как применять их теории к практике. Но применения моральной философии Кантом интересны сами по себе и, кроме того, проливают некоторый свет на философию Канта в целом. Довод Канта против случайного секса Взгляды Канта на сексуальную мораль традиционны и консервативны. Он возражает против любой мыслимой сексуальной практики кроме супружеской. Все ли взгляды Канта на секс действительно вытекают из его моральной философии, не так важно, как и то, что они отражают фундаментальную мысль — мысль о том, что мы не являемся собствен- Глава 5. Иммануил Кант. Важность мотива: откуда берутся права человека 155 никами самих себя и собой не распоряжаемся. Кант возражает против случайного секса (под которым он имеет в виду внебрачный секс), даже если такой секс происходит с полного согласия сторон, на тех основа- ниях, что случайный секс унижает обоих партнеров и превращает их в предметы, объекты. Случайный секс предосудителен, считает Кант, потому что он всецело сосредоточен на удовлетворении сексуального желания, а не на уважении человеческого достоинства партнера: «Вожделение мужчины к женщине обращено на нее не по- тому, что она — человек, а потому, что она женщина; то, что она — человек, неважно мужчине; объект желаний мужчи- ны — только сексуальные способности женщины» 34 Даже если случайный секс связан с взаимным удовлетворени- ем партнеров, «каждый из них не уважает человеческую природу другого. Они делают человечность инструментом удовлетворения своего желания и склонностей» 35 . (По причинам, которых мы вскоре коснемся, Кант считает, что брак возвышает секс, выводя его за рам- ки физического удовлетворения, и связывает секс с человеческим достоинством.) Обращаясь к вопросу, нравственна или безнравственна проституция, Кант спрашивает, при каких условиях использование сексуальных способностей согласуется с моралью. В этом случае, как и в других, его ответ таков: нам не следует относиться к другим (или к самим себе) просто как к объектам. Мы не распоряжаемся собой. В резком противоречии с либертарианскими идеями собственности людей на самих себя Кант настаивает, что люди — не собственники самих себя. Требование морали относиться к личностям как к целям, а не только как к средствам ограничивает способ нашего отношения к нашим те- лам и самим себе. Человек «не может распоряжаться человеком в моем лице, калечить его, губить или убивать» потому, что человек «не есть какая-нибудь вещь»; он — не собственность самого себя 36 В современных дебатах о сексуальной морали люди, взывающие к правам автономии, утверждают, что индивидуумы должны быть свободны в выборе способов использования своих тел. Но это не то, что Кант называет автономией. Выдвинутая Кантом концепция ав- 156 Справедливость тономии парадоксальным образом ограничивает наше отношение к себе самим. Стоит напомнить: быть автономным — значит следовать закону, который я сам себе даю, то есть следовать категорическому императиву. А категорический императив требует, чтобы я относился ко всем людям (в том числе к себе самому) с уважением, как к цели, а не просто как к средству. Итак, для Канта автономные действия требуют, чтобы мы относились к самим себе с уважением и не пре- вращали себя в предметы. Мы не можем использовать свои тела так, как нам заблагорассудится. Рынка по пересадке органов во времена Канта не было, но богатые люди покупали у бедняков зубы для имплантации. (На рисунке ан- глийского карикатуриста XVII в. Томаса Роулендсона «Пересадка зубов» изображена сцена в кабинете дантиста: врач вырывает зубы у трубо- чиста, а богатая женщина ожидает пересадки зубов.) Кант считал эту практику нарушением человеческого достоинства. Человек «не имеет права продавать свою конечность, хотя бы даже один свой зуб» 37 . По- ступать таким образом — значит относиться к человеку как к предмету, как просто к средству, инструменту получения прибыли. Кант считал проституцию предосудительной по тем же причинам. «Допускать, чтобы одного человека, получающего от этого прибыль, использовал другой человек ради удовлетворения сексуального жела- ния, означает делать такого человека объектом спроса, превращать его в вещь, которой другой удовлетворяет свою инстинктивную по- требность точно так же, как он удовлетворяет свой голод куском мяса». Люди «не имеют права предлагать себя по соображениям прибыли как вещи, которыми другие пользуются для удовлетворения своих сексуальных способностей». Поступая таким образом, вы используете другого человека просто как предмет пользования. «Фундаментальный моральный принцип гласит: человек — не собственность самого себя и не может делать со своим телом, что пожелает» 38 Неприятие Кантом проституции и случайного секса проявляет контраст между автономией, как ее понимает Кант (а он понимает ее как свободную волю разумного существа), и личных актов согласия. Нравственный закон, к которому мы приходим посредством актов нашей воли, требует, чтобы мы никогда не относились к человече- Глава 5. Иммануил Кант. Важность мотива: откуда берутся права человека 157 ству (в нашем собственном лице и в лице других людей) только как к средству, но как к цели самой по себе. Хотя это моральное требование основано на автономии, оно исключает совершение определенных актов между согласующимися с этими актами взрослыми людьми, а именно актов, противоречащих человеческому достоинству и ува- жению к себе. Кант приходит к выводу, что только секс в браке может избавить «че- ловечество от унижения». Только когда две личности отдают друг другу себя без остатка, а не только для использования сексуальных способ- ностей, секс может не вызывать возражений. Только если оба партнера делят друг с другом «личность, тело и душу в радости и в горе», сексу- альность супругов может привести к «союзу человеческих существ» 39 Кант не говорит, что каждый брак создает подобный союз. И он, воз- можно, ошибался, полагая, что подобные союзы не могут возникнуть вне брака или что сексуальные отношения вне брака не сопряжены с чем-то иным, кроме сексуального удовлетворения. Но представления Канта о сексе акцентируют разницу между двумя идеями, которые часто смешивают в современных спорах, — различие между этикой ничем не ограниченного согласия и этикой уважения автономии и до- стоинства личности. Что неправильного в лжи, сказанной убийце? В вопросе лжи Кант занимает очень жесткую позицию. В «Основах метафизики нравственности» ложь служит главным примером без- нравственного поведения. Но предположим, что в вашем доме скры- вается ваш друг, а на пороге дома появляется ищущий его убийца. Разве не правильно солгать убийце? Кант говорит: неправильно. Человек обязан говорить правду, независимо от последствий такого поведения. Бенжамен Констан, французский мыслитель и современник Кан- та, ставит эту жесткую, не допускающую компромиссов позицию под сомнение. Обязанность говорить правду, утверждает Констан, применима только к тем, кто имеет право на правду, а убийца явно правды не заслуживает. Кант ответил, что ложь убийце неправильна не потому, что вредит ему, а потому, что нарушает принцип права: 158 Справедливость «Правдивость в показаниях, которых никак нельзя избежать, есть формальный долг человека по отношению ко всякому, как бы ни был велик вред, который произойдет отсюда для него или для кого другого» 40 Надо признать, что оказание помощи убийце в исполнении его зло- деяния — весьма существенная «неприятность». Но вспомните: для Канта нравственность не имеет отношения к последствиям; нравствен- ность — вопрос принципа. Невозможно контролировать последствия своего поступка (в данном случае последствия правдивого ответа на вопрос убийцы), поскольку последствия обусловлены множеством изменчивых обстоятельств. Все, что вы знаете, это то, что ваш друг, опасающийся встречи с убийцей, уже ускользнул из вашего дома через заднюю дверь. Причина, по которой вы должны говорить правду, за- являет Кант, состоит не в том, что убийца имеет право знать правду, и не в том, что ложь повредит ему. Причина в том, что ложь, любая ложь, разрушает источник права… Таким образом, правдивость есть «священная, безусловно повелевающая и никакими внешними требо- ваниями не ограничиваемая заповедь разума: во всех показаниях быть правдивым (честным)» 41 Такая позиция кажется странной и экстремальной. Разумеется, у нас нет моральной обязанности рассказывать штурмовикам-нацистам о том, что на чердаке прячутся Анна Франк и члены ее семьи. Представ- ляется, что настойчивое требование Канта говорить правду появивше- муся у вас на пороге убийце либо неверно применяет категорический императив, либо доказывает свою несостоятельность. Сколь невероятным ни казалось бы требование Канта, я хотел бы выступить с какой-то защитой этого требования. Хотя моя защита отличается от доводов, которые были приведены самим Кантом, она тем не менее соответствует духу его философии и, надеюсь, прольет на нее некоторый свет. Вообразите себя в затруднительном положении: ваш приятель пря- чется у вас в чулане, а на пороге вашего дома стоит убийца. Разумеется, вы не хотите помогать убийце в исполнении злодеяния. Это само со- бой разумеется. Вы не хотите сообщать убийце ничего, что приведет его к вашему другу. Перед вами стоит вопрос: «Что сказать убийце?» Глава 5. Иммануил Кант. Важность мотива: откуда берутся права человека 159 У вас есть два варианта. Вы можете откровенно солгать: «Нет, его здесь нет». Или же вы можете сделать правдивое, но вводящее в заблуждение заявление: «Примерно час назад я видел его по дороге, в бакалейном магазине». С точки зрения Канта, вторая линия поведения нравственно допу- стима, но первая не имеет оправданий. У вас, возможно, возникнут возражения: а какова, с моральной точки зрения, разница между чисто технически правдивым, но вводящим в заблуждение заявле- нием и откровенной ложью? В обоих случаях вы надеетесь ввести убийцу в заблуждение, заставляете его поверить в то, что ваш друг не прячется в вашем доме. Кант убежден, что в этом различии на карту поставлено очень многое. Рассмотрим «белую ложь», мелкие неправды, которые мы иногда говорим из вежливости, чтобы не уязвить чувства других людей. Допустим, приятель делает вам подарок. Вы открываете коробку и находите отвратительный галстук, который вы ни за что не станете носить. Что вы делаете? Возможно, вы скажете: «Какой красивый галстук!» Это будет «белой ложью». Или, может быть, вос- кликнете: «Тебе не следовало это делать!» Или скажете: «Никогда такого галстука не видел. Спасибо». Подобно «белой лжи», такие заявления могут создать у вашего приятеля ложное впечатление, будто вам нравится галстук. Однако все ваши изумления и восторги будут подлинными. Кант отверг бы «белую ложь» потому, что она является исключе- нием из нравственного закона, сделанным по соображениям послед- ствий. Чуткое отношение к чувствам другого человека — превосход- ная, достойнейшая цель, но преследовать ее надо образом, который соответствует категорическому императиву, а тот требует, чтобы мы универсализировали принцип, согласно которому действуем. Если мы можем допускать исключения всякий раз, когда считаем, что наши цели недостаточно убедительны, категорический характер нравствен- ного закона рассыпается. Правдивое, но вводящее в заблуждение заявление, напротив, не создает подобной угрозы категорическому императиву. В сущности, Кант, столкнувшись с собственной дилем- мой, однажды ссылается на это различие. 160 Справедливость Стал бы Кант защищать Билла Клинтона? За несколько лет до обмена письмами с Констаном у Канта возникли неприятности с королем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом II. Король и его цензоры сочли религиозные труды Канта унижающими христи- анство и потребовали, чтобы философ обязался воздерживаться от любых дальнейших высказываний по религиозной проблематике. Кант ответил тщательно сформулированным заявлением: «Как верный под- данный Вашего Величества, в будущем я полностью воздержусь от всех публичных лекций или докладов, касающихся религии» 42 Делая это заявление, Кант понимал, что король вряд ли проживет долго. Когда через несколько лет король умер, Кант счел себя освобож- денным от обещания, которое обязывало его только «как преданного подданного Его Величества». Позднее Кант объяснил, что выбирал сло- ва «самым тщательным образом, так, чтобы мне не надо было лишать себя свободы… навечно, а только до тех пор, пока Его Величество был жив» 43 . С помощью этой умной уловки образцу прусской честности удалось ввести в заблуждение цензоров, не опускаясь при этом до лжи. Мелочность и крючкотворство? Возможно. Но в разнице между от- кровенной, наглой ложью и искусной уловкой, по-видимому, ставкой является нечто, имеющее моральное значение. Рассмотрим случай президента США Билла Клинтона. Ни один современный американ- ский общественный деятель не выбирал слова и не конструировал свои отрицания тщательнее Клинтона. Когда его во время первой президентской кампании спросили, баловался ли он когда-нибудь нар- котиками, Клинтон ответил, что никогда не нарушал действовавших в США или в его родном штате законов против наркотиков. Позднее он признал, что пробовал курить марихуану, будучи студентом Оксфорда в Великобритании. Самое памятное из отрицаний было сделано Клинтоном в ответ на сообщения о том, что у президента в Белом доме был секс с 22-летней практиканткой Моникой Левински. Разразившийся скандал привел к процедуре импичмента. Во время слушаний некий конгрессмен- республиканец вступил в спор с одним из юридических представите- лей Клинтона Грегори Крейгом по вопросу, не является ли отрицание президентом «сексуальных отношений» ложью. Глава 5. Иммануил Кант. Важность мотива: откуда берутся права человека 161 |