Справедливость. Книга для руководителей компаний, органов государственного управления, специалистов по связям с общественностью и тех, кто интересуется политической философией
 Скачать 4.44 Mb.
|
|
Член палаты представителей Боб Инглис (республиканец от штата Южная Каролина): А теперь, м-р Крейг, скажи- те, лгал ли он [Клинтон] американскому народу, сказав: «У меня никогда не было секса с этой женщиной»? Он лгал? Крейг: Он определенно вводил в заблуждение и обманывал. Инглис: Подождите минуту. Он лгал? Крейг: Он ввел в заблуждение американский народ и в тот момент не сказал народу правду. Инглис: Хорошо, итак, вы не собираетесь полагаться на... а президент лично настаивал на том, что... никакие юри- дические или технические подробности не должны за- тмевать простой моральной правды. Так лгал ли он аме- риканскому народу, когда говорил: «У меня никогда не было секса с этой женщиной»? Крейг: Он не считает, что лгал, и потом способ... — позвольте мне объяснить это, конгрессмен. Инглис: Он не считает, что лгал? Крейг: Нет, он не считает, что лгал, поскольку его представле- ние о сексе соответствует тому определению этого слова, которое дано в словаре. Собственно, это нечто, с чем вы, пожалуй, не согласны, но, согласно его представлениям, это определение не… Инглис: Согласен, я принимаю этот довод. Крейг: Хорошо. Инглис: Удивительно, что теперь вы сидите перед нами и от- зываете все его… все его извинения. Крейг: Нет. Инглис: Вы забираете все его извинения, разве нет? Крейг: Нет, я не делаю этого. Инглис: Потому, что теперь вы вернулись к доводу, а вы мо- жете выдвинуть здесь много доводов. Один из них таков: у него не было секса с ней. Это был оральный секс, а не на- стоящий. Сегодня вы пришли сюда сказать нам, что у него не было секса с Моникой Левински? Крейг: Американскому народу он сказал, что у него не было сексуальных отношений с нею. Я понимаю, что вам, кон- грессмен, это не нравится, потому что вы станете рас- сматривать это как техническую защиту или крючкотвор- ство — это уклончивый ответ. Но сексуальные отношения в каждом словаре определены точным образом, и у него не было сексуального контакта с Моникой Левински в этом определении термина «сексуальные отношения»... Итак, обманывал ли он американский народ? Да. Было ли это неправильно? Да. Достойно ли это осуждения? Да 44 162 Справедливость Юридический представитель президента признал, как это ранее сде- лал сам Клинтон, что связь с практиканткой была неправильной, непри- емлемой и достойной осуждения, а заявления президента об этой связи «вводили в заблуждение и обманывали» общественность. Единственным, что отказался признавать юрист, было то, что президент лгал. Что было ставкой в этом отказе? Объяснение не может быть про- сто юридическим (президент сделал ложное заявление под присягой, в письменных показаниях или в суде), а потому есть основания для обвинений в лжесвидетельстве. Обсуждаемое выше заявление было сделано не под присягой, в телевизионном обращении к американскому народу. И все же и задававший вопросы республиканец, и защитник Клинтона считали, что в установлении истины в вопросе, лгал ли Клинтон или просто обманывал и вводил в заблуждение, есть нечто важное. Их оживленный обмен репликами о слове на букву «л» и спор о том, «лгал ли Клинтон», служит подтверждением мысли Канта о том, что между ложью и вводящей в заблуждение правдой есть различие, имеющее моральное значение. Но каково все же это различие? Можно доказать, что намерение присутствует в обоих случаях. Лгу ли я убийце на пороге моего дома или предлагаю ему умную увертку, неважно. Важно то, что в обоих случаях мое намерение состоит в том, чтобы ввести его в заблуждение, заставить подумать, что мой друг не прячется в моем доме. А согласно этической теории Канта, значение имеет именно намерение, мотив. Разница между ложью и введением в заблуждение состоит, по-моему, в следующем. Тщательно продуманная увертка отдает должное обязан- ности говорить правду в том смысле, в каком откровенная ложь этого не делает. Любой человек, озаботившийся выдумыванием вводящего в заблуждение, но верного в техническом смысле заявления в случае, когда ложь напрашивается сама собой, уважает нравственный закон, пусть и косвенным образом. Правда, вводящая в заблуждение, подразумевает не один, а два мо- тива. Если я просто лгу убийце, я руководствуюсь одним мотивом — стремлением защитить друга. А когда я рассказываю убийце, что недавно видел друга в бакалейном магазине, я руководствуюсь двумя мотивами — стремлением защитить друга и подтвердить обязанность Глава 5. Иммануил Кант. Важность мотива: откуда берутся права человека 163 говорить правду. В обоих случаях я преследую достойную цель: хочу защитить друга. Но только во втором случае я преследую эту цель об- разом, который соответствует мотиву долга. Некоторые люди могут возразить, сказав, что технически правдивое, но вводящее в заблуждение заявление, подобно лжи, нельзя универса- лизировать, не впадая в противоречие. Но рассмотрим различие: если каждый, столкнувшись с убийцей или с постыдным сексуальным скан- далом, будет лгать, тогда никто не будет верить подобным заявлениям, и они не будут «работать». Но этого нельзя сказать о правде, вводящей в заблуждение. Если каждый оказавшийся в опасной или затруднительной ситуации, прибегнет к тщательно продуманным уклончивым ответам, люди необязательно перестанут верить таким ответам. Вместо этого люди могут научиться слушать так, как слушают юристы, и анализи- ровать заявления, внимательно прислушиваясь к буквальному смыслу сказанного. Именно это и произошло, когда СМИ и общественность озна- комились с тщательно сформулированными опровержениями Клинтона. Суть утверждения Канта не в том, что состояние дел, при котором люди анализируют опровержения политиков, выискивая их букваль- ный смысл, чем-то лучше состояния, при котором вообще никто не верит политикам. Это было бы доводом от последствий. Тезис Канта, скорее, состоит в том, что вводящие в заблуждение заявления, являю- щиеся тем не менее правдивыми, не принуждают и не манипулируют слушателями так, как это происходит в случае, когда людям откровенно лгут. Всегда существует возможность, что внимательный слушатель сможет разобраться. Итак, есть причина прийти к выводу, что, согласно нравственной те- ории Канта, правдивые, но вводящие в заблуждение заявления, сделан- ные убийце, стоящему на пороге вашего дома, прусским цензорам или специальному следователю, морально допустимы в том смысле, в каком откровенная ложь недопустима. Утверждение Канта, что неправильно лгать пришедшему к вам в дом убийце, возможно, нельзя защитить. Но различие между откровенной ложью и вводящей в заблуждение правдой помогает проиллюстрировать нравственную теорию Канта. И это проявляет удивительное сходство, существующее между Биллом Клинтоном и моралистом-аскетом из Кёнигсберга. 164 Справедливость Кант и справедливость В отличие от Аристотеля, Бентама и Милля, Кант не создал крупного труда по политической теории, ограничившись несколькими эссе. И все же трактовка морали и свободы, возникающая из его этических работ, составляет мощные политические выводы. Хотя Кант не разрабатывал эти выводы в подробностях, политическая теория, которой он отдавал предпочтение, отвергает утилитаризм в пользу теории справедливо- сти, основанной на общественном договоре. Но этот общественный договор необычный. Что делает его необычным? Для Канта общественный договор, определяющий наши права, в реальности никогда не происходит. Он гипотетический — это «идея разума». Позвольте пояснить. Во-первых, Кант отвергает утилитаризм — не только как основу морали, но и как основу закона. Справедливая конституция, как ее понимает Кант, направлена на гармонизацию свободы каждого инди- видуума со свободой всех прочих. Она не имеет ничего общего с макси- мизацией пользы, которая «ни в коем случае не должна вмешиваться» в определение основных прав. Поскольку у людей разные взгляды на эмпирическое счастье как на цель и на то, в чем оно заключается, тог- да польза — или величайшее благо максимального числа людей — не может быть основой справедливости и прав. Почему не может? Потому что основание прав на пользе потребовало бы, чтобы общество утвер- дило или одобрило одну концепцию счастья, отдав ей предпочтение перед всеми другими концепциями счастья. Основание конституции на одной конкретной концепции счастья (такой, как счастье большин- ства) наложило бы на некоторых людей ценности других людей; такое основание не уважает права каждого человека преследовать свою цель. Кант писал: «Ни один не может принудить меня быть счастливым так, как он хочет (так, как он представляет себе благополучие других людей); каждый вправе искать свое счастье на том пути, который ему самому представляется хорошим, если только он этим не наносит ущерба свободе стремиться к подобной цели — свободе, совместимой по некоторому возможному общему закону со свободой всех…» 45 Вторая отличительная черта политической теории Канта — то, что эта теория выводит справедливость и права из общественного дого- Глава 5. Иммануил Кант. Важность мотива: откуда берутся права человека 165 вора, но общественного договора с удивительной особенностью. До Канта мыслители, выдвигавшие идею общественного договора (в том числе и Локк), утверждали, что законное правительство возникает из общественного договора между мужчинами и женщинами, которые в тот или другой момент совместно определяют принципы, которые будут регулировать их коллективную жизнь. Кант понимает контраст иначе. Хотя законное правительство должно быть основано на перво- начальном договоре, этот договор «нет нужды предположить как факт, (более того, как таковой, он вообще невозможен)». Кант утверждает, что первоначальный договор «всего лишь идея разума» 46 Зачем выводить справедливую конституцию из воображаемого, а не реального договора? Одна из причин — практическая: исто- рически зачастую трудно доказать, что в древней истории народов существовал подобный договор. Вторая причина — философская: нравственные принципы нельзя вывести из одних эмпирических фактов. Точно так же как нравственный закон не может зиждиться на интересах или желаниях индивидуумов, принципы справедливо- сти не могут быть основаны на интересах или желаниях сообщества. Одного факта, что когда-то в прошлом группа людей согласилась с конституцией, недостаточен для того, чтобы сделать конституцию справедливой. Какой воображаемый общественный договор мог бы избежать этой проблемы? Кант называет такой договор просто «идеей разума, кото- рая, однако, имеет несомненную (практическую) реальность в том смысле, что договор налагает на каждого законодателя обязанность издавать свои законы таким образом, чтобы они могли исходить от объединенной воли народа, и что на каждого подданного, поскольку он желает быть гражданином, следует смотреть так, как если бы он наряду с другими дал свое согласие на эти законы». Кант приходит к выводу, что этот воображаемый акт коллективного согласия «и есть тест на правильность каждого общественного закона» 47 Кант не говорил, на что походил бы этот воображаемый договор и какие принципы справедливости он может породить. Спустя почти 200 лет после смерти Иммануила Канта на эти вопросы попытается ответить американский политический философ Джон Роулз. 166 Справедливость Глава 6 Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства Договорные принципы справедливости Большинство американцев никогда не подписывали общественный до- говор. В сущности, единственные американцы, которые действительно дали согласие соблюдать конституцию США (помимо государственных служащих), это натурализовавшиеся граждане — иммигранты, даю- щие присягу, которая является условием получения ими гражданства. От всех остальных никогда не требовали (и даже не просили) согласия с конституцией. Так почему мы должны подчиняться закону? И как можно говорить о том, что наше правление основано на согласии управляемых? Джон Локк говорит, что мы дали молчаливое согласие. Любой, кто пользуется выгодами, которые предоставляет государство, хотя бы пу- тешествующий по дорогам, неявным образом, молчаливо соглашается с законом и обязан ему повиноваться 1 . Но молчаливое согласие — блед- ная копия подлинного согласия. Понять, каким образом проезд через город подобен ратификации конституции, трудно. Иммануил Кант обращается к гипотетическому согласию. Закон справедлив, если он согласован народом в целом. Но и это — озада- чивающая альтернатива реальному общественному договору. Каким образом гипотетическое соглашение может выполнить нравственное дело реального соглашения? Джон Роулз (1991–2002), американский политический философ, предлагает проясняющий суть дела ответ на этот вопрос. В книге Theory of Jusice («Теория справедливости», 1971) Роулз утверждает, что правильный способ размышления о справедливости — это постановка вопроса о том, с какими принципами мы согласились бы, пребывая в первоначальном состоянии равенства 2 Роулз рассуждает следующим образом. Предположим, мы, каковы мы ни есть, собрались, чтобы избрать принципы, которые будут управлять нашей коллективной жизнью, то есть для написания общественного договора. Какие принципы изберем? Вероятно, мы обнаружим, что прийти к согласию трудно. Разным людям будут нравиться разные принципы, отражающие их разные интересы, моральные и религи- озные убеждения и социальное положение. Некоторые люди богаты, другие — бедны; одни могущественны и имеют хорошие связи, а другие не так могущественны и имеют связи похуже. Некоторые люди — члены расовых, этнических или религиозных меньшинств, а другие входят в большие сообщества. Можно согласиться на компромисс. Но даже компромисс будет, вероятно, отражать превосходство, которое при переговорах одни имеют над другими. Нет причин полагать, что до- стигнутый таким образом общественный договор будет справедливым компромиссным соглашением. Теперь проведем мысленный эксперимент. Предположим, что ког- да мы собираемся для избрания принципов, то не знаем, куда пойдет развитие нашего общества. Вообразим, что мы предпочтем остаться за «завесой неведенья», которая временно не позволяет нам знать, ка- ковы мы в действительности. Нам неизвестно, к какому классу и полу, к какой расе или этнической группе мы принадлежим. Не знаем мы и того, каковы наши политические или религиозные взгляды; каковы наши преимущества и недостатки — здоровы мы или больны, имеем ли высшее образование или бросили школу в старших классах, родились ли в семье, где заботятся друг о друге, или в неполной семье. Если бы никто ничего подобного про себя не знал, мы делали бы свой выбор, пребывая, в сущности, в изначальном состоянии равенства. Поскольку никто не имел бы превосходства при переговорах и обсуждениях, со- гласованные нами принципы были бы справедливы. 168 Справедливость Это теория общественного договора, которую выдвигает Роулз. Теория предполагает гипотетическое соглашение, заключенное в из- начальном состоянии равенства. Роулз приглашает нас задаться вопро- сом: «Какие принципы избрали бы мы как рациональные, эгоистичные существа, если бы оказались в таком положении». Роулз не предпо- лагает, что в реальной жизни все мы руководствуемся эгоизмом; он лишь представляет, что мы отодвигаем в сторону свои моральные и религиозные убеждения в целях мысленного эксперимента. Так какие принципы мы бы избрали? Во-первых, мы не выбрали бы утилитаризм. Прикрываясь неве- дением, каждый из нас стал бы думать: «Из всего, что мне известно, я, возможно, окажусь членом угнетенного меньшинства». И никто не решился бы оказаться христианином, которого бросают львам для развлечения толпы. Не выбрали бы мы и либертарианскую доктрину государственного невмешательства, поскольку она дает людям право удерживать все деньги, заработанные ими в условиях рыночной эконо- мики. Каждый стал бы думать: «Я, возможно, стану Биллом Гейтсом, но могу оказаться и бездомным. Пожалуй, лучше избегать системы, при которой я могу остаться нищим, не имеющим даже шанса на помощь». Роулз уверен, что из такого гипотетического договора появятся два принципа справедливости. Первый принцип обеспечивает всем гражданам равенство основных свобод — свободу слова, совести, вероисповедания и т.д. Этот принцип получает первенство над сооб- ражениями общественной пользы и благоденствия. Второй принцип касается социального и экономического равенства. Хотя этот принцип не требует равного распределения доходов и богатств, он допускает лишь такое социальное и экономическое неравенство, какое работает на благо наименее благополучных членов общества. Философы продолжают спорить, какие принципы избрали бы участ- ники этого гипотетического общественного договора. Вскоре мы уви- дим, почему Роулз считал, что участники гипотетической ситуации изберут именно эти два принципа. Но прежде поставим вопросы: «Является ли мысленный эксперимент Роулза правильным способом размышлений о справедливости? Как можно вывести принципы спра- ведливости из соглашения, которого никогда не было?» Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 169 Нравственные пределы договоров Чтобы оценить моральную силу придуманного Роулзом гипотети- ческого договора, стоит обратить внимание на моральные пределы реальных договоров. Порой мы полагаем, что, если двое заключают сделку, условия их соглашения должны быть справедливыми. А они не таковы (по меньшей мере, сами по себе). Реальные договоры — не самодостаточные нравственные инструменты. Один лишь факт заклю- чения сделки между мной и вами недостаточен для того, чтобы сделать наше соглашение справедливым. В отношении любого договора всегда можно задать вопрос: «Справедливо ли то, о чем они договорились?» Для ответа нельзя просто указать на факт соглашения. Для этого нужен некий независимый стандарт справедливости. Откуда может взяться такой стандарт? Возможно, вы думаете, что стандарт берется из какого-то более крупного, ранее заключенного договора — скажем, из конституции. Но конституции открыты для тех же вопросов, которые задают в отношении других соглашений. Тот факт, что конституция ратифицирована народом, не доказывает справедливости ее положений. Рассмотрим конституцию США 1787 г. Несмотря на ее многие достоинства, она запятнана признанием раб- ства, и этот изъян просуществовал до окончания Гражданской войны. То, что конституцию согласовали — сначала делегаты в Филадельфии, а затем штаты, недостаточно для того, чтобы сделать ее справедливой. Можно было бы утверждать, что причиной этого изъяна был дефект согласия. Ни рабы-афроамериканцы, ни женщины, которые не имели права голоса еще более века, не были включены в состав Конституци- онного конвента. Определенно возможно, что более представитель- ный конвент дал бы более справедливую конституцию. Но все это домыслы. Никакой реальный общественный договор, никакой сколь угодно представительный, конституционный конвент не гарантирует справедливых условий социального взаимодействия. Людям, которые считают, что мораль начинается и заканчивается согласием, это может показаться потрясающим утверждением. Однако оно вовсе не так уж противоречиво. Мы часто ставим под сомнение справедливость сделок, заключаемых людьми. И нам известны обсто- 170 Справедливость ятельства, которые могут привести к недобросовестным сделкам: одна из сторон может быть более опытным и изобретательным переговорщи- ком, или иметь преимущества при переговорах, или лучше понимать ценность предметов, которыми обмениваются стороны. Знаменитые слова дона Корлеоне из «Крестного отца»: «Я делаю ему предложение, от которого невозможно отказаться» предполагают, причем в крайней форме, давление, которое в той или иной степени испытывают очень многие договаривающиеся стороны. Признание того, что договоры не придают справедливости условиям, которые войдут в их состав, не означает, что нам следует нарушать свои соглашения всякий раз, когда захочется. Мы можем быть обязаны вы- полнять даже несправедливые соглашения. По крайней мере, до какого- то момента. Согласие имеет значение в плане справедливости, даже если соглашения не вполне справедливы. Но согласие имеет меньшее значение, чем мы иногда думаем. Мы часто путаем моральное действие согласия с другими источниками обязательств. Допустим, мы заключаем сделку. Вы должны поставить мне 100 лоб- стеров, за которые я заплачу вам 1000 долл. Вы добываете и поставляете мне лобстеров, я с удовольствием съедаю их, но платить отказываюсь. Вы говорите, что я должен вам деньги. А я спрашиваю почему. Вы мо- жете сослаться на наше соглашение, но можете обоснованно сказать, что я несу обязательство оплатить выгоды, которыми я насладился благодаря вам. Теперь предположим, что мы заключаем ту же самую сделку, но на этот раз я передумываю как раз тогда, когда вы, отправившись ловить лобстеров, добыли их и привезли их к моему порогу. Но мне доставленные вами лобстеры вообще не нужны. И я говорю: «Я вам ничего не должен. На этот-то раз я не получил от лобстеров никакого удовольствия». В этот момент вы можете указать на наше соглашение или на то, что добыча лобстеров была трудным делом, предпринятым в расчете на мою покупку улова. Вы могли бы сказать, что я обязан за- платить за усилия, предпринятые ради меня. А теперь посмотрим, можно ли вообразить случай, когда обязатель- ства основаны на одном лишь согласии без дополнительного мораль- ного веса, который имеют оплата выгоды или вознаграждение за труд, Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 171 совершенный ради меня? На этот раз мы заключаем все ту же сделку, но чуть позднее, еще до того, как вы потратите время на ловлю лобсте- ров, я звоню вам и говорю: «Я передумал. Не хочу лобстеров». Буду ли я должен вам 1000 долл.? Скажете ли вы: «Сделка есть сделка» и будете ли настаивать, что мое согласие порождает обязательство даже в том случае, если вы не извлекаете из сделки никаких выгод? Философы права уже давно обсуждают этот вопрос. Может ли согла- сие само по себе порождать обязательство или же какой-то элемент вы- годы или расчета здесь все же необходим? 3 Обсуждение этого вопроса сообщает нам кое-что о нравственности договоров, которую мы часто упускаем из виду: реальные договоры имеют моральный вес постоль- ку, поскольку они реализуют два идеала — автономию и взаимность. Как добровольные акты, договоры выражают нашу автономию; по- рожденные ими обязательства имеют нравственный вес потому, что мы принимаем эти обязательства сами, добровольно и свободно. Как ин- струменты взаимной выгоды, договоры основываются на идеале взаим- ности; обязательство выполнять договоры возникает из обязательства оплачивать другим людям выгоды, которые эти люди оказывают нам. В действительности эти идеалы — автономии и взаимности — реали- зованы несовершенным образом. Некоторые соглашения хотя и добро- вольно, но не взаимовыгодны. А иногда мы можем нести обязанность оплатить какую-то выгоду просто на основании взаимности, даже в отсутствие договора. Это указывает на моральные пределы согласия. В некоторых случаях для создания имеющего моральную силу обя- зательства согласия может быть недостаточно; в других же случаях согласие может быть и ненужным. Когда согласия недостаточно: баскетбольные карточки и протекающий туалет Рассмотрим два примера, показывающие, что одного согласия недоста- точно. Когда мои два сына были мальчишками, они собирали баскет- больные карточки и обменивались ими друг с другом. Старший сын знал об игроках и ценности карточек больше, чем младший. Иногда он 172 Справедливость предлагал младшему обмены, которые были несправедливы: скажем, предлагал две карточки с изображениями рядовых игроков каких-то заштатных команд за карточку с изображением лучшего нападающего сезона. Поэтому я ввел правило: ни одна сделка между братьями не за- вершена до тех пор, пока не будет одобрена мною. Вы можете подумать, что это правило было патерналистским. И это действительно так. (Для того-то и существует патернализм.) В подобных обстоятельствах добро- вольные обмены могут быть явно несправедливыми. Несколько лет назад я прочел в газете статью о еще более вопиющем случае. В квартире пожилой вдовы, проживавшей в Глазго, протекал туалет. Она наняла подрядчика, который обязался отремонтировать туалет за «какие-то жалкие» 50 тыс. долл. Она подписала договор, обязывавший ее выплатить аванс в размере 25 тыс. долл., а остальную сумму выплатить долями. Схема вскрылась, когда вдова пришла в банк, чтобы снять со счета 25 тыс. долл. Банковский служащий поинтересо- вался, зачем ей снимать такую большую сумму, и женщина ответила, что делает это для того, чтобы заплатить сантехнику. Служащий свя- зался с полицией, которая и задержала бессовестного подрядчика за мошенничество 4 Все, кроме самых оголтелых приверженцев договоров как источни- ков обязательств, признают, что 50 тыс. долл. за ремонт туалета — это страшно несправедливо, несмотря на то что с такой суммой охотно согласились обе стороны. Этот случай иллюстрирует два момента, име- ющие отношение к моральным пределам договоров: во-первых, факт соглашения не гарантирует справедливости соглашения; во-вторых, согласия недостаточно для возникновения требований, которые име- ют обязывающую моральную силу. Вовсе не будучи инструментом взаимной выгоды, такой договор просто извращает идеал взаимности. Думаю, это объясняет, почему немногие люди скажут, что пожилая женщина была морально обязана выплатить сумасшедшие деньги за ремонт туалета. Могут возразить: мошенничество с ремонтом туалета было не поис- тине добровольным договором, а примером эксплуатации: недобро- совестный сантехник воспользовался незнанием пожилой женщины. Не знаком с подробностями этого дела, но давайте предположим, что Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 173 сантехник не принуждал пожилую даму заключать такой договор, что дама была в здравом уме (хотя и осведомлена о ценах на услуги слесарей-сантехников), когда соглашалась на сделку. Тот факт, что со- глашение было добровольным, никоим образом не гарантирует обмена равными или сопоставимыми благами. До сих пор я утверждал, что согласие — недостаточное условие воз- никновения морального обязательства; сделка, искаженная в пользу одной стороны, настолько не дотягивает до взаимной выгоды, что даже добровольный характер сделки не искупает этот перекос. Сейчас же я хотел бы выдвинуть другое, более провокационное утверждение: со- гласие не является обязательным условием морального обязательства. Если взаимная выгода достаточно очевидна, моральные притязания, вытекающие из взаимности, могут иметь силу даже при отсутствии акта согласия. Когда согласие несущественно: дом Юма и люди со швабрами Со случаем, который я имею в виду, некогда столкнулся Дэвид Юм, шотландский философ-моралист XVIII в. Будучи молодым, Юм напи- сал ядовитую критику выдвинутой Локком идеи общественного до- говора. Он назвал эту идею «философской фикцией, которой никогда не было в действительности, да и быть не могло» 5 , и «одним из самых таинственных и невообразимых действий, какие только можно вооб- разить» 6 . Годы спустя Юм получил опыт, который стал испытанием для его отрицания согласия как основы обязательства 7 У Юма был дом в Эдинбурге. Он сдал дом в аренду своему приятелю Джеймсу Босуэллу, который, в свою очередь, сдал дом в субаренду. Не советуясь с Юмом, он нанял подрядчика, который выполнил ремонт и отправил счет Юму. Юм отказался платить на том основании, что не давал согласия на проведение каких-либо работ. Подрядчика нанимал не он. Дело ушло в суд. Подрядчик признал, что Юм не давал согласия на проведение работ в его доме, который, однако, нуждался в произ- веденном им ремонте. 174 Справедливость Юм счел доводы подрядчика неправильными. В сущности, подряд- чик просто утверждал, что «работу надо было сделать», — сказал Юм суду. Но это утверждение — «неправильный ответ, потому что, следуя такому правилу, подрядчик может приходить в любой дом в Эдинбурге и делать там то, что он считает нужным сделать, без согласия владельца дома… и приводить ту же причину своих действий — мол, работа была необходима, и дому от ремонта только лучше». Но это, утверждал Юм, было «совершенно новой и несостоятельной доктриной» 8 Когда речь зашла о ремонте его дома, Юму не понравилась теория обязательств, основанная на теории выгод. Но его защита оказалась не- удачной, и суд вынес решение о том, что он должен заплатить за ремонт. Мысль о том, что обязательство оплатить выгоду может возникать без согласия, в моральном плане вполне приемлема в случае с домом Юма. Но она может легко превратиться в тактику сильного давления при продажах и в другие злоупотребления. В 80-х и 90-х гг. ХХ в. на улицах Нью-Йорка пугающим явлением стали «люди со швабрами». Вооруженные швабрами и ведром воды, они подходили к машинам, остановившимся на красный свет, протирали ветровые стекла (часто не спрашивая на то разрешения водителя), а затем требовали оплаты. Эти люди действовали на основании теории основанных на выгоде обязательств (именно на эту теорию и ссылался подрядчик, отремон- тировавший дом Юма). В отсутствие согласия линия, отделяющая оказание услуг от попрошайничества, часто оказывается размытой. Мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани решил запретить такое попро- шайничество и приказал полиции задерживать «людей со швабрами» 9 Выгода или согласие: передвижная авторемонтная мастерская Сэма Приведу еще один пример путаницы, которая может возникать в слу- чаях, когда не проводят четкого различия между основанным на со- гласии аспектом обязательства и аспектом обязательства, основанным на выгоде. Много лет назад, когда я был студентом-старшекурсником, я вместе с друзьями совершил путешествие по стране. Остановившись Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 175 на отдых в городе Хэммонд, штат Индиана, мы отправились в продук- товый магазинчик, а когда вернулись, обнаружили, что наша машина не заводится. Никто из нас толком не разбирался в ремонте машин. Пока мы раздумывали, что делать дальше, рядом с нашей машиной припарковался микроавтобус. На микроавтобусе был какой-то знак и красовалась надпись: «Передвижная авторемонтная мастерская Сэма». Из микроавтобуса вылез человек, предположительно, Сэм. Он подошел к нам и спросил, не нужна ли помощь. «Я работаю так, — пояснил он. — Беру 50 долл. за час работы. Если я починю вашу машину за 5 минут, вы все равно будете должны мне 50 долл. Если я провожусь с вашей машиной час и не починю ее, вы все равно будете мне должны 50 долл.» Я спросил: «Каковы шансы на то, что вы сможете починить маши- ну?» Он не дал прямого ответа на мой вопрос, но начал ковыряться в колонке рулевого управления. Я не знал, что делать, и обернулся на друзей, чтобы понять, что думают они. Через непродолжительное время малый вылез из-под колонки рулевого управления и сказал: «Думаю, с зажиганием все в порядке, и у вас есть еще 45 минут. Хотите, чтобы я заглянул под капот?» «Подождите, — сказал я, — я ведь вас не нанимал! Мы не заключили никакого соглашения». Малый сильно рассердился и сказал: «Хотите сказать, что, если б я починил вашу машину после осмотра колонки рулевого управления, вы бы мне не заплатили?» «Это другой вопрос», — ответил я. Я не стал вдаваться в подробности различия между обязательства- ми, основанными на согласии и выгоде. Не думаю, что это как-нибудь помогло бы делу. Но неприятность с автомехаником Сэмом выявляет распространенную путаницу, связанную с согласием. Сэм полагал, что, если б починил машину почти моментально, я был бы ему должен 50 долл. С этим я согласен. Но причиной моей обязанности заплатить была бы польза, которую он принес бы мне, — исправленная маши- на. Он же делал вывод о том, что, поскольку я должен ему, я обязан (по умолчанию) согласиться нанять его. Однако такой вывод ошибочен. Такой вывод предполагает, что всякий раз, когда возникает обязатель- ство, должно существовать и соглашение, некий акт согласия. При этом 176 Справедливость упускают из виду, что обязательство может возникнуть и без согласия. Если бы Сэм починил машину, я был бы должен ему на основании вза- имности. Просто поблагодарить его и уехать было бы несправедливо. Но все это не означает того, что я его нанял. Когда я рассказываю эту историю своим студентам, большинство из них соглашается, что при тех обстоятельствах я не был должен Сэму 50 долл. Но многие приходят к этому мнению по причинам, отличным от тех, которыми руководствовался я. Они утверждают, что, посколь- ку я явным образом не нанял Сэма, я ничего не был ему должен. И не был бы ему должен даже в том случае, если б он починил мне машину. Любой платеж был бы с моей стороны актом щедрости — вознагражде- нием, а не долгом. Таким образом, студенты встают на мою защиту, не принимая мой широкий взгляд на обязательства, а утверждая строгое представление о согласии. Несмотря на человеческую склонность находить согласие в любом нравственном притязании, трудно придать смысл нашей нравствен- ной жизни, не признавая независимый вес взаимности. Рассмотрим брачный контракт. Предположим, я обнаруживаю, что после 20 лет супружеской верности с моей стороны моя жена встречается с другим. У моего негодования есть две различные причины. Одна из них связана с согласием: «Но ведь у нас соглашение. Ты поклялась. И нарушила свое обещание». Вторая причина касается взаимности: «Ведь я был тебе верен. Конечно, я заслуживаю лучшего отношения. Так верность не вознаграждают». И так далее. Вторая жалоба не имеет ни малейшего отношения к согласию и не требует согласия. Оно было бы морально оправданно, даже если бы мы не обменивались брачными клятвами, а все эти годы были бы сожителями. Вообразим идеальный контракт Что говорят эти непохожие друг на друга неприятности о морали до- говоров? Договоры черпают свою нравственную силу из двух различ- ных идеалов — автономии и взаимности. Но большинство реальных договоров не «дотягивают» до этих идеалов. Если я сталкиваюсь с человеком, обладающим преимуществами при заключении договоров, Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 177 мое согласие может быть не вполне добровольным, а вынужденным и, в крайнем случае, даже данным под принуждением. Если же я веду переговоры с кем-то, кто лучше разбирается в вещах, которыми мы обмениваемся, сделка может быть не взаимовыгодной. В крайнем случае, меня могут даже надуть. В реальной жизни люди занимают разные положения. Это означает, что различия в силе при заключении соглашений и в знаниях всегда возможны. И до тех пор, пока эти различия возможны, факт заключе- ния соглашения сам по себе не гарантирует справедливости соглаше- ния. Поэтому-то реальные договоры не являются самодостаточными моральными инструментами. Всегда есть смысл задаться вопросом: «А справедливо ли то, на что они согласились?» Но представим себе договор между сторонами, занимающими оди- наковое положение. И представим, что предметом договора является не оказание услуг сантехником или какая-то обыкновенная сделка, а принципы, управляющие нашей совместной жизнью и определяю- щие наши права и обязанности, которыми мы пользуемся и исполняем как граждане. Подобный договор, заключенный такими сторонами, не оставляет возможностей для принуждения, обмана или других несправедливых преимуществ. Каковы ни были бы условия этого до- говора, они будут справедливыми уже в силу согласия сторон. Если вы можете вообразить подобный договор, вы пришли к вы- двинутой Роулзом идее гипотетического соглашения, заключенного в исходной ситуации равенства. Завеса невежества обеспечивает равенство сил и знаний, которого требует эта исходная позиция. Обеспечив положение, при котором никто не знает своего места в обществе, своих сил или слабостей, своих ценностей или целей, завеса неведения гарантирует, что никто не может, даже непредна- меренно, воспользоваться преимуществами более выгодной позиции при переговорах. «Если допустить знание частностей, исход переговоров будет смещен произвольными непредвиденными обстоятельствами… Если исходное положение должно принести справедливые соглашения, стороны долж- ны находиться в одинаковом положении, и к ним следует одинаково относиться как к моральным личностям. Произвольность мира должна 178 Справедливость быть исправлена путем регулирования обстоятельств ситуации, в ко- торой заключают первоначальный договор» 10 Ирония заключается в том, что гипотетическое соглашение, заклю- чаемое под завесой неведенья, — это даже не бледная копия реального договора и потому более слабая в моральном отношении; это чистая форма реального договора, которая имеет больший моральный вес. Два принципа справедливости Предположим, что Роулз прав: постановка вопроса о том, какие прин- ципы мы избрали бы, находясь в состоянии первоначального равенства и действуя под завесой неведения, — способ размышления о справед- ливости. Так какие принципы мы бы избрали? По Роулзу, мы не избрали бы утилитаризм. Под завесой неведения мы не знаем, куда повернем в обществе. Мы знаем лишь то, что хотим преследовать свои цели и чтобы к нам относились с уважением. Если мы оказываемся членами этнического или религиозного меньшинства, то не хотим подвергаться угнетению, даже если такое угнетение при- носит удовольствие большинству. Когда завеса неведения исчезнет и начнется реальная жизнь, мы не хотим оказаться жертвами рели- гиозных гонений или расовой дискриминации. Чтобы обезопасить себя от таких несчастий, мы отвергнем утилитаризм и согласимся с принципом равных основных свобод для всех граждан, в том числе со свободой совести и свободой мысли. И мы будем настаивать, что этот принцип имеет превосходство над попытками максимизации обще- го благосостояния. Мы не станем приносить свои фундаментальные права и свободы в жертву социальным или экономическим выгодам. Какие принципы мы изберем для управления проявлениями со- циального и экономического неравенства? Чтобы оградить себя от риска оказаться в крайней нищете, мы поначалу, возможно, отдадим предпочтение равному распределению доходов и богатств. Но затем нам придет в голову, что у этой проблемы может быть лучшее решение, лучшее даже для самых бедных. Предположим, что, допустив некото- рое неравенство (скажем, мы станем платить врачам больше, чем во- дителям автобусов), мы сможем улучшить положение самых бедных, Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 179 расширив им доступ к здравоохранению. Допустив эту возможность, мы достигнем так называемого принципа различий (по Роузу): мы примем только такие проявления неравенства, которые работают на благо наименее успешных членов общества. Насколько эгалитарен принцип различий? Сказать трудно, по- скольку эффект различий заработной платы зависит от социальных и экономических обстоятельств. Допустим, что более высокая оплата врачей привела к большему и лучшему медицинскому обслуживанию населения обнищавших сельских районов. В этом случае различия зара- ботных плат могут соответствовать предложенному Роулзом принципу. Но предположим, что более высокая оплата врачей не оказала никакого воздействия на состояние здравоохранения в Аппалачах и привела лишь к тому, что в Беверли-Хиллс стало больше хирургов-косметологов. В таком случае различия заработных плат трудно оправдать с позиций Роулза. А что сказать о больших заработках Майкла Джордана или огром- ном состоянии Билла Гейтса? Могут ли эти проявления неравенства соответствовать принципу различий заработков? Конечно, теория Роулза не позволяет оценивать справедливость заработка того или другого человека; эта теория касается основной структуры общества и способа распределения в этом обществе прав и обязанностей, до- ходов и богатств, власти и возможностей. Для Роулза вопрос, который следует поставить в отношении богатства Гейтса, таков: возникло ли это богатство как часть системы, которая, будучи взята в целом, работает на благо наименее успешных членов общества? Например, подвергается ли богатство Гейтса прогрессивному налогообложению, которое забирает деньги у богатых на нужду здравоохранения, образо- вания и благосостояния бедных? Если да и если эта система улучшает положение бедных по сравнению с тем, в каком они оказались бы при соблюдении строгого равенства, тогда эти проявления неравенства соответствуют принципу различий. Некоторые люди сомневаются, что стороны в исходном положении избрали бы принцип различий. Откуда Роулзу известно, что под покро- вом завесы неведения люди не будут азартными игроками, желающими воспользоваться своими шансами в обществе крайнего неравенства 180 Справедливость в надежде добраться до вершины этого общества? Возможно, неко- торые даже сделают выбор в пользу феодального общества и рискнут стать безземельными крепостными в надежде на то, что когда-нибудь станут королями. Роулз не верит, что люди, избирающие принципы регулирования их фундаментальных жизненных перспектив, воспользуются такими шансами. Если только им неизвестно, что они — любители риска (а это качество скрыто завесой неведения), люди не станут заключать риско- ванные пари с высокими ставками. Но доводы Роулза в пользу принципа различий не основываются исключительно на предположении о том, что находящиеся в исходном положении люди будут избегать риска. В основании завесы неведения положен моральный довод, который можно представить как не зависящий от мысленного эксперимента. Основная идея этого довода такова: распределение доходов и возмож- ностей не должно основываться на факторах, произвольных с мораль- ной точки зрения. Аргументация с позиции нравственного произвола Роулз представляет этот аргумент, сравнивая несколько конкуриру- ющих теорий справедливости — начиная с феодальной аристокра- тии. Сегодня никто не станет защищать справедливость феодальных аристократий или кастовых систем. Эти системы несправедливы, замечает Роулз, потому, что они распределяют доходы, возможности и власть по обстоятельствам рождения. Если вам посчастливилось родиться в благородном сословии, у вас есть права и возможности, в которым отказано тем, кто родился крепостным. Но обстоятельства рождения — результат не ваших усилий. Итак, несправедливо делать жизненные перспективы зависимыми от произвольного, случайного обстоятельства. В рыночных обществах этот произвол исправлен, по крайней мере в какой-то степени. Рыночные общества открывают возможности карьеры для людей, обладающих необходимыми талантами, и обе- Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 181 спечивают равенство всех перед законом. Гражданам гарантированы равные основные свободы, а распределение доходов и богатств опреде- ляет свободный рынок. Эта система — свободный рынок и формальное равенство возможностей — соответствует либертарианской теории справедливости и представляется улучшенным устройством по срав- нению с феодальным и кастовым обществами, поскольку отвергает устойчивые иерархии рождения. Юридически данная система позво- ляет каждому добиваться целей и конкурировать, однако на практике возможности могут быть далеко не равными. Люди, которые пользуются поддержкой своих семей и имеют хо- рошее образование, обладают явными преимуществами над теми, у кого нет ни семейной поддержки, ни образования. То, что в забеге разрешено участвовать каждому, конечно, хорошо. Но если бегуны начинают с разных стартовых позиций, забег вряд ли можно считать справедливым. Вот почему, доказывает Роулз, распределение доходов и богатств, которое создает свободный рынок, дополненный формаль- ным равенством, нельзя считать справедливым. Самая вопиющая несправедливость либертарианской системы заключается в том, что «она допускает ненадлежащее влияние факторов, которые произволь- ны с моральной точки зрения, на доли, получающиеся в результате распределения» 11 Один из способов исправления этой несправедливости — устране- ние социальных и экономических неравенств. Исповедующая спра- ведливость меритократия пытается сделать это, выходя за пределы формального равенства. Она устраняет препятствия, предоставляя равные возможности для получения образования, так, чтобы выход- цы из бедных семей могли на равных конкурировать с людьми более привилегированного происхождения. Меритократия учреждает про- граммы типа «Хорошее начало», программы питания детей и развития здравоохранения, программы образования и профессионального обу- чения — делает все, что необходимо для выведения всех на одинаковые стартовые позиции, независимо от классового или семейного проис- хождения. Согласно меритократической концепции, распределение доходов и богатств свободным рынком справедливо, но только в том случае, если у всех есть одинаковые возможности развивать таланты. 182 Справедливость Только если все начинают с одной и той же стартовой линии, можно сказать, что победители забега заслуживают своих наград. Роулз уверен, что меритократическая концепция устраняет опре- деленные произвольные преимущества, но и она не дотягивает до справедливости. Ибо, даже если вам удается поставить всех на одну стартовую позицию, более или менее понятно, кто выиграет забег. Его выиграют самые быстрые бегуны. Но быстрота бегуна не вполне зави- сит от самого бегуна. С моральной точки зрения, быстрота случайна в той же мере, в какой случайно рождение в богатой семье. Роулз пишет: «Даже если меритократия идеально устраняет влияние случайных социальных обстоятельств», она «все равно допускает распределение богатств и доходов, определенное естественным распределением спо- собностей и талантов» 12 Если Роулз прав, то даже свободный рынок, функционирующий в об- ществе равных возможностей в сфере образования, не дает справедли- вого распределения доходов и богатств. Причина: «…доли, получаемые в результате распределения, определены результатами естественной лотереи; и эти результаты с нравственной точки зрения произвольны. Причин допускать распределение доходов и богатств, определяемое распределением даров природы, не больше, чем допускать распреде- ление доходов и богатств, определяемое историческим и социальным везением» 13 Роулз приходит к выводу: меритократическая концепция справедли- вости дефектна по той же причине, что либертарианская концепция, хотя и в меньшей мере. Обе концепции, определяющие доли, полу- чаемые в результате распределения, основаны на факторах, которые в моральном отношении произвольны. «Раз уж мы озабочены влия- нием социальных обстоятельств или естественных вероятностей на определение долей при распределении, мы должны, поразмыслив, обеспокоиться влиянием другого фактора. С моральной точки зрения, и то и другое представляется в равной мере произвольным» 14 Роулз утверждает: как только мы замечаем моральную произволь- ность, пятнающую и либертарианскую, и меритократическую док- трины справедливости, нас может удовлетворить более эгалитарная концепция. Но что это за концепция? Одно дело — устранить неравен- Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 183 ство возможностей в сфере образования, но исправление врожденного неравенства способностей, данных природой, — совсем другое дело. Если нас тревожит факт, что некоторые бегуны бегут быстрее других, не следует ли выдавать одаренным бегунам спортивную обувь со свинцовыми подошвами? Некоторые критики эгалитаризма счита- ют, что единственная альтернатива меритократичскому рыночному обществу — уравнительное равенство, которое ставит препятствия для одаренных людей. Эгалитарный кошмар Курт Воннегут-мл. в коротком рассказе «Гаррисон Бержерон» * разыгры- вает это опасение в научной антиутопии. Рассказ начинается так: «Был 2081 год, и все стали наконец равными… Ни один человек не был умнее другого. Ни один человек не был красивее другого. Никто не был сильнее или быстрее всех прочих». Это радикальное равенство принудительно обеспечивали агенты службы Генерального постановщика препятствий для граждан США. От граждан, обладавших интеллектом выше среднего, требовали носить наушники и слушать радиопрограммы, подавлявшие умственные способности. Примерно раз в 20 секунд государственный передатчик посылал резкий звуковой сигнал, мешавший «умникам» «получать несправедливое преимущество за счет ума» 15 14-летний Гаррисон Бержерон необычайно умен, хорош собой и чрез- вычайно одарен, а потому должен преодолевать препятствия более трудные по сравнению с теми, что ставят перед большинством людей. Вместо маленького ушного микрофона он «носил пару огромных на- ушников и очки с толстыми линзами, искажавшими изображение». Чтобы скрыть его красоту, от Гаррисона требовали носить «на носу красный резиновый мячик», сбривать брови и покрывать ровные белые зубы черными, искривляющими некоторые зубы коронками. А для того чтобы нейтрализовать его физическую силу, Гаррисону приходилось ходить с тяжеленными кусками металлолома на ногах. «В гонке жизни Гаррисон тащил на себе 120 кг железа» 16 * Курт Воннегут. Гаррисон Бержерон / Пер. с англ. // НФ: альманах научной фанта- стики. Вып. 27. М.: Знание, 1982. — Прим. ред. 184 Справедливость В один прекрасный день Гаррисон героически бросил вызов тирании эгалитаризма и сбросил свои оковы. Не стану портить рассказ сообщением о развязке. И без того должно уже быть ясно, как рассказ Воннегута ожив- ляет известное возражение против эгалитарных теорий справедливости. Однако теория Роулза закрыта для таких возражений. Он показы- вает, что уравнительная справедливость — не только единственная альтернатива меритократическому рыночному обществу. Выдвигаемая Роулзом альтернатива (сам он называет ее «принципом различий») исправляет неравное распределение талантов и дарований, не созда- вая препятствий для талантливых людей. Каким образом? Поощряя одаренных развивать и практиковать их таланты, но при условии, что вознаграждения, получаемые за эти таланты на рынке, принадлежат обществу в целом. Не надо создавать препятствия лучшим бегунам; пусть себе бегут изо всех сил. Просто надо заранее признать, что призы принадлежат не только соревнующимся, которые должны поделиться выигрышами с теми, у кого нет таких дарований. Хотя принцип различий не требует равного распределения доходов и богатств, лежащая в его основе идея выражает мощное, даже вдох- новляющее видение равенства: «В сущности, принцип различий представляет собой согла- шение о том, что к естественному распределению талантов следует относиться как к общему достоянию, а выгодами естественного распределения дарований, каковы бы они ни были, следует делиться. Люди, которых природа щедро на- делила талантами, кем бы они ни были, могут извлекать вы- году из милостей природы только на условиях, улучшающих положение тех, кого природа обнесла своими милостями. Одаренные от природы не должны извлекать выгоды толь- ко потому, что они одарены. Они должны извлекать выгоды, которые только позволяют покрыть расходы по обучению, образованию и использованию данных им талантов таким об- разом, какой помогает и менее одаренным. В обществе никто не заслуживает ни больших естественных возможностей, ни больших привилегий на старте. Однако из этого не следует, что эти различия надо устранить. Есть другой способ приме- нения естественных различий. Основную структуру общества можно организовать так, что эти „случайности“ будут рабо- тать на благо наименее успешных людей» 17 Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 185 Итак, рассмотрим четыре соперничающие теории дистрибутивной справедливости: 1) феодальную или кастовую систему: неизменные иерархии, осно- ванные на рождении; 2) либертарианскую теорию: свободный рынок, дополненный фор- мальным равенством возможностей; 3) меритократическую теорию: свободный рынок, дополненный справедливым равенством возможностей; 4) эгалитаристскую теорию: выдвинутый Роулзом принцип раз- личий. Роулз утверждает, что каждая из трех первых теорий основывает доли, получаемые при распределении, на факторах, которые, с мо- ральной точки зрения, произвольны — то ли это случайности рожде- ния, то ли социальные и экономические преимущества, то ли данные природой таланты и способности. Только принцип различий избегает обоснования распределения доходов и богатств этими случайными обстоятельствами. Хотя доводы, выдвигаемые из моральной произвольности, не основа- ны на доводах, связанных с исходным состоянием, они похожи в одном отношении: и те и другие утверждают, что при размышлениях о том, что есть справедливость, необходимо полностью абстрагироваться от случайных фактов, касающихся личностей или положения личностей в обществе (такие факты следует отодвинуть в сторону). Первое возражение: стимулы Доводы, приводимые Роулзом в пользу принципа различий, вызывают два основных возражения. Во-первых, а как будут обстоять дела со стимулами? Если талантливые люди смогут извлечь выгоды из своих дарований только при условии, что помогут наиболее нуждающимся, то не предпочтут ли они работать меньше или попросту не развивать свои способности? Если ставки налогообложения высоки, а различия в заработках невелики, то не пойдут ли люди, которые могли бы стать хирургами, на менее ответственную работу? Не станет ли Майкл Джордан хуже выполнять броски в прыжке и не уйдет ли он на пенсию раньше, чем мог бы при иных условиях? 186 Справедливость Роулз отвечает так: принцип различий допускает неравенство до- ходов ради сохранения стимулов, но при условии, что стимулы нужны для улучшения участи наименее успешных членов общества. Более высокой заработной платы генерального директора компании или снижения налогов на богатых просто ради увеличения валового вну- треннего продукта будет недостаточно. Но если стимулы генерируют экономический рост, в результате которого положение самых бедных улучшается сильнее, чем оно улучшилось бы при более равном рас- пределении доходов, то принцип различий допускает такие стимулы. Важно заметить: допущение различий в заработных платах ради стимулов отличается от утверждения, что у успешных людей есть привилегированное моральное право на плоды их трудов. Если Роулз прав, неравенство доходов справедливо лишь постольку, поскольку оно стимулирует усилия, которые в конечном счете помогают бедным, а не потому, что генеральные директора компаний или звезды спорта заслуживают того, чтобы зарабатывать больше фабричных рабочих. Второе возражение: усилия Это подводит нас ко второму и более серьезному возражению против выдвинутой Роулзом теории справедливости: а как будут обстоять дела с усилиями? Роулз отвергает меритократическую теорию справедли- вости на том основании, что врожденные таланты людей не являются результатами их собственных усилий. Но что сказать о тяжелой, напря- женной работе, которую совершают люди для развития своих талантов? Чтобы создать и развивать Microsoft, Билл Гейтс напряженно и долго трудился. А Майкл Джордан затратил бессчетное количество часов, оттачивая свои баскетбольные навыки. Разве эти люди не заслужива- ют вознаграждений, принесенных их усилиями, даже несмотря на их таланты и дарования? Роулз отвечает, что даже усилия могут быть результатом воспита- ния в благоприятной среде. «Даже стремление к усилиям, к попыткам и к заслугам в обычном понимании этих слов само по себе зависит от счастливой семьи и благоприятных социальных обстоятельств» 18 . Как и на другие факторы успеха, на усилия оказывают влияние случай- ные обстоятельства, за которые мы не можем нести ответственность. Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 187 «Представляется ясным, что усилия, которые человек готов приложить, обусловлены его прирожденными способностями и навыками, и что перед человеком открыты альтернативы. При равенстве прочих условий вероятность того, что более одаренные будут сознательно и целеустрем- ленно стремиться к цели, выше…» 19 Когда мои студенты сталкиваются с доводами, которые выдвигает Роулз относительно усилий, многие из них энергично возражают. Они доказывают, что их достижения, включая поступление в Гарвард, от- ражает их напряженный труд, а не морально произвольные факторы, находящиеся вне их контроля. Многие с подозрением рассматривают любые теории справедливости, предполагающие, что мы морально не заслуживаем вознаграждений, которые приносят наши усилия. После обсуждения утверждений Роулза об усилиях я провожу нена- учный опрос. Я указываю на то, что психологи говорят: очередность рождения детей в семье оказывает влияние на усилия и устремления — такие, как усилия, прилагаемые абитуриентами для поступления в Гарвард. Говорят, у первенцев более развита трудовая этика. Они и зарабатывают больше, и достигают большего успеха в традицион- ном смысле этого слова, чем их младшие братья и сестры. Результаты этих исследований противоречивы, и я не знаю, правильны ли они. Но, просто чтобы поразвлечься, я спрашиваю моих студентов, кто из них первенец в семье. Руки поднимают от 75 до 89% студентов. И этот результат повторяется всякий раз, когда я провожу опрос. Никто не станет утверждать, что стать первым ребенком в семье — это заслуга самого ребенка. Если что-то настолько морально произволь- ное, как очередность рождения детей в семье, может оказывать влияние на нашу склонность к напряженному труду и целеустремленности, тогда Роулз, пожалуй, и прав. Даже усилия не могут быть основанием для моральной пустыни. Утверждение, что люди заслуживают вознаграждений, которые приносят усилия и тяжелый труд, сомнительно и по следующей при- чине: хотя сторонники меритократии часто взывают к добродетелям усилий, они на самом деле не верят в то, что усилие само по себе долж- но быть основой доходов и богатств. Рассмотрим двух строительных рабочих. Один из них сильный, дюжий малый, способный выложить 188 Справедливость из кирпича четыре стены за день, даже не вспотев. Другой рабо- чий — слабый и тощий; он может за один раз принести не более двух кирпичей. Хотя он трудится очень усердно, для выполнения работы, которую его мускулистый товарищ проделывает, причем без особых усилий, за день, ему приходится вкалывать целую неделю. Ни один поборник меритократии не скажет, что слабый, но усердный строи- тель заслуживает, уже в силу его большей старательности, большей оплаты, чем сильный малый. Или рассмотрим пример с Майклом Джорданом. Действительно, он много тренировался. Но некоторые баскетболисты рангом пониже тре- нировались еще напряженнее. Но никто не скажет, что они заслужива- ют контрактов более выгодных, чем контракты Джордана, за все часы, проведенные ими на тренировках. Итак, несмотря на все разговоры об усилиях, меритократы на самом деле считают, что вознаграждения за- служивают результаты или достижения. Неважно, является ли наша трудовая этика результатом нашего труда, но наш вклад зависит, по меньшей мере отчасти, от наших природных дарований, которые уж точно не результаты наших собственных усилий. Отвергая «моральную пустыню» Если доводы Роулза относительно моральной произвольности талантов правильны, то это приводит к удивительному выводу: дистрибутивная справедливость — не вопрос вознаграждения в «моральной пустыне». Роулз признаёт, что этот вывод противоречит нашему обычному способу размышлений о справедливости: «В здравом смысле есть тенденция полагать, что доходы и богатства, а также все блага жизни вообще должны распределяться как в „моральной пустыне“. Справед- ливость — счастье в соответствии с добродетелью… Но справедливость как беспристрастность отвергает эту концепцию» 20 Роулз подрывает меритократическую позицию, ставя под сомнение ее основную посылку, а именно утверждение о том, что, как только мы устраним социальные и экономические препятствия к успеху, можно будет сказать, что люди заслуживают вознаграждений, которые при- носят им их таланты: Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 189 «Мы заслуживаем своего места в распределении врожденных дарований не более, чем заслуживаем точки старта в обще- стве. Проблематично и то, что мы заслуживаем тот особенный характер, который позволяет прилагать усилия к культивиро- ванию своих способностей, ибо такой характер в значитель- ной мере зависит от удачной семьи и удачных социальных обстоятельств, в которых протекало наше детство и которые уж никак не дело наших рук. Идея „пустыни“ в данном случае неприменима» 21 Если дистрибутивная справедливость — не вопрос вознаграждения «моральной пустыни», то не значит ли это, что напряженно работаю- щие и играющие по правилам люди не имеют никаких прав на возна- граждения, которые они получают благодаря своим усилиям? Нет, не совсем так. Здесь Роулз проводит важное, но тонкое различие — между «моральной пустыней» и тем, что он называет «правами на законные ожидания». Различие таково: в отличие от притязаний «пустыни», «пра- во» может возникать только после того, как установлены определенные правила игры. Но нам не говорят, как устанавливать эти правила. Конфликт между «моральной пустыней» и «правами» лежит в ос- нове многих наших наиболее острых споров о справедливости. Не- которые говорят, что повышение налогов на богатых лишает богатых чего-то такого, чего они морально заслуживают. Или учет расового и этнического происхождения как фактора, сказывающегося на при- еме абитуриентов, набирающих высокие баллы на вступительных экзаменах, и лишающего таких абитуриентов преимуществ, которых они морально заслуживают. Другие говорят: нет, люди морально не за- служивают таких преимуществ; во-первых, сначала надо определить, какими должны быть правила игры (налоговые ставки, критерии зачисления в студенты). И только после этого мы можем сказать, кто и на что имеет право. Рассмотрим различие между «игрой случая» и «игрой навыков». Предположим, я играю в государственную лотерею. Если выпадает мой номер, я имею право на выигрыш. Но сказать, что я заслуживаю выигрыша, я не могу, поскольку лотерея — игра случая. Мой выигрыш (или проигрыш) не имеет ничего общего с моими добродетелями или умением играть. 190 Справедливость А теперь представим, что Boston Red Sox выигрывает в Мировой серии (решающей серии игр в сезоне Главной лиги бейсбола). Сделав это, команда получает право на трофей. Заслужили они победу или нет — другой вопрос. Ответ будет зависеть от того, как они провели игру. Выиграют ли они благодаря счастливому случаю (скажем, благо- даря тому, что судья в решающий момент даст неправильный сигнал) или потому, что они действительно сыграли лучше, чем соперники, проявив совершенства и добродетели (хорошие подачи, своевременный отбой мячей, отличную защиту), которые определяют бейсбол в его лучшем виде? При «играх навыков», в отличие от «игр случая», возможна разница между теми, кто имеет право на выигрыши, и теми, кто заслуживает выигрыш. Происходит это потому, что игры, требующие умения, воз- награждают тренировки и проявление определенных добродетелей. Роулз утверждает, что дистрибутивная справедливость не имеет отношения к вознаграждению добродетели или к «моральной пусты- не». Вместо этого дистрибутивная справедливость имеет отношение к удовлетворению законных ожиданий, которые возникают после того, как установлены правила. Как только принципы справедливости опре- деляют условия общественного сотрудничества, люди получают права на блага, которые они заработали при этих правилах. Но если налоговая система требует, чтобы они передали какую-то часть своего дохода на помощь неимущим, они не могут жаловаться на то, что налоги лишают их чего-то такого, что они морально заслуживают. «Справедливая система отвечает, таким образом, на вопрос о том, на что люди имеют право; она удовлетворяет закон- ные ожидания, основанные на социальных институтах. Но то, на что люди имеют право, непропорционально их внутренней ценности и не зависит от нее. Принципы справедливости, ре- гулирующие основную структуру общества… не упоминают о „моральной пустыне“ и не обнаруживают тенденции к опре- делению распределяемых долей в соответствии с принципа- ми „моральной пустыни“» 22 Роулз отвергает «моральную пустыню» как основу дистрибутивной справедливости по двум причинам. Во-первых, как мы уже видели, то, Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 191 что у меня есть таланты, позволяющие мне более успешно конкури- ровать с другими, — не всецело результат моего труда и моя заслуга. Но второе случайное обстоятельство является столь же решающим: качества, которые (так уж случилось) общество ценит в настоящий момент, тоже морально произвольны. Даже если б у меня было един- ственное, не вызывающее сомнений и исключительное право на мои таланты, все равно можно было бы утверждать, что вознаграждения, которые приносят эти таланты, будут зависеть от случайного соот- ношения спроса и предложения. В средневековой Тоскане высоко ценили мастеров, писавших фрески, а в Калифорнии XXI в. высоко ценят программистов. И так далее. Приносят ли мои навыки много или мало, зависит от того, в чем нуждается общество. Значение име- ет вклад, а это зависит от качеств, которые ценят и вознаграждают в данном обществе. Рассмотрим различия заработных плат: — средний американский школьный учитель зарабатывает около 43 тыс. долл. в год. Дэвид Леттерман, ведущий ночного ток-шоу, получает 31 млн долл. в год; — Джон Робертс, старший судья Верховного суда США, зарабатыва- ет 217,4 тыс. долл. в год, а судья Джуди из одноименного сериала * получает 25 млн долл. в год ** Справедливы ли такие различия заработных плат? По Роулзу, ответ на этот вопрос будет зависеть от того, возникли ли эти различия при системе налогов и перераспределения, работающей на благо наи- менее состоятельных граждан. Если да, то Леттерман и судья Джуди заслуживают заработков, которые в 100 раз превышают зарплату Верховного судьи Робертса, — или, если говорить о Леттермане, то он заслуживает заработка, который в 700 раз превышает зарплату школьного учителя. Тот факт, что они живут в обществе, которое * Джудит Шейндлин (англ. Judith Sheindlin, более известная как Судья Джуди, род. 21 октября 1942) — американский адвокат, судья, телеведущая и писатель. Она наиболее известна широкой публики как телеведущая собственного шоу «Судья Джуди», которое она ведет с 1996 г. по настоящее время. Ее проект является од- ним из самых рейтинговых дневных программ в истории американского телевиде- ния. — Прим. ред. ** По последним данным Forbes, Джудит Шейндлин входит в десятку самых богатых женщин в шоу-бизнесе с годовым доходом в размере 45 млн долл. — Прим. ред. 192 Справедливость щедро вознаграждает звезд телевиденья, — это их везение, а не то, чего они заслуживают. Успешные люди часто упускают из виду этот случайный аспект своего успеха. Многим из нас повезло обладать (по меньшей мере, в какой-то степени) качествами, которые, как оказывается, весьма ценятся обществом. В капиталистическом обществе это помогает пробуждению предпринимательского духа. В бюрократическом обще- стве это помогает легко и гладко строить отношения с вышестоящими начальниками. В массовом демократическом обществе это помогает хорошо смотреться на телевидении, издавать короткие, поверхностные фразы. В обществе сутяг это помогает попасть в школу права и обрести те навыки логического рассуждения, которые позволят набирать хоро- шие баллы на приемных экзаменах в школу права. То, что общество ценит такие вещи, — не результат нашей собствен- ной деятельности. Предположим, что мы, при всех своих талантах, жили бы не в технологически передовом, очень склонном к сутяж- ничеству обществе вроде современного, а в обществе охотников или воинов. Или в обществе, дающем самые высокие вознаграждения и престиж своим самым физически сильным членам. Или в обществе религиозного благочестия. Что произошло бы тогда с нашими талан- тами? Уж точно они бы не увезли нас далеко. И нет сомнений в том, что некоторые из нас развили бы в себе другие таланты. Но стали бы мы от этого менее достойными или менее добродетельными людьми по сравнению со своим нынешним состоянием? Роулз отвечает: нет, не стали бы. Возможно, мы будем получать меньше, чем получаем теперь, но так и должно быть. Но хотя мы и будем иметь право на меньшее, мы не утратим ни йоты нашего до- стоинства и будем заслуживать не меньше, чем другие. То же самое справедливо и в отношении тех членов нашего общества, у которых нет престижных позиций и у которых меньше талантов, вознаграж- даемых обществом. Итак, хотя мы имеем право на блага, которые обещают нам правила игры за реализацию наших талантов, предполагать, что мы заслужи- ваем прежде всего общества, которое ценит те качества, каких у нас полным-полно, — ошибка и самонадеянность. Глава 6. Джон Роулз. Аргументы в пользу равенства 193 Сходную мысль высказывает в своем фильме Stardust Memories («Вос- поминания о звездной пыли») известный кинорежиссер Вуди Аллен * В фильме Аллен играет роль известного комика по имени Сэнди, то есть персонажа, который похож на него самого. Сэнди встречается с Джерри, приятелем из квартала, где когда-то жил. Джерри удручен тем, что он таксист. |