Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, кто получит что, когда и как 978 5 91129 059 7
 Скачать 1.94 Mb.
|
|
оценивания последней ив более радикальных версиях — требований ее (максимально возможного) соответствия нормам морали. Эта область оказывается потусторонней политике как таковой. Находясь в ее пределах, невозможно ни вывести (генеалогически или функционально) моральные оценки и требования из логики самой политики, ни показать действительные политические механизмы, благодаря которым такие оценки и требования необходимым образом могли бы входить в реальную жизнь. Политическую философию, конечно, можно отождествить с таким нормативным подходом к политике и благодаря этому сохранить ее производность от моральной философии. Но ценой такой операции будет ее неспособность описывать и объяснять политику, вклю- ⁸ Так, Кант требует, чтобы политика преклонила колени перед правом и, следовательно, моралью. Он даже ищет эмпирические условия согласия политики с моралью (об обратном не может быть и речи, которые, сего точки зрения, обеспечиваются только федеративным союзом. См. Кант ИК вечному миру k Кант И. Собр. соч. в восьми томах. Т. 7. М Чоро, 1994, с. 49, 54. Kapustin.indb 12 Kapustin.indb 12 25.01.2010 20:04:43 25.01.2010 20:04:43 13 ^YenZ[bXpZe чая отмеченную выше роль в ней нравственного разума. Иными словами, ценой будет деполитизация политической философии, ре- грессирующей в морализаторство по поводу политики. Политической философии, чтобы остаться политической, необходимо преодолеть свою производность от моральной философии и подойти к нравственному долженствованию под своим специфическим углом зрения, а именно поставив вопрос о том, каким образом оно работает (или почему оно не работает) в политике. Именно он приходит на смену традиционным для моральной философии вопросам о том, как правильно нравственно оценивать политику или какой она должна быть в соответствии с нормами морали. С другой стороны, закат теорий онтологической морали привел к поиску иных «сущностей», детерминирующих политику. В разные эпохи ив разных теоретических школах на их роль претендовали неизменная природа человека, провиденциальный план истории, неумолимые законы прогресса или (уже социологически интерпретированной) эволюции, что угодно — вплоть до грубых мифологем Шпенглера о морфологическом строении историко-культурных форм и их неотвратимой судьбе. Все это — разные версии философии политики. Всем им политическая философия противопоставляет не только видение политики как действительности, не редуцируе- мой к дои внеполитическим «сущностям» и не выводимой из них. Она может делать это, только выявляя политическое происхожде- ⁹ Сказанное ярко иллюстрирует хабермасовская версия дискурсивной этики и попытка создания на ее основе политической теории. Эта операция является двухступенчатой. Первая ступень — обоснование моральных норм (эрзац классической моральной философии. Вторая ступень — их приложение к политическим явлениям. Но и на этой ступени моральные правила валиди- руют абстрактное состояние дел, способ регулирования содержания практики. О самом ее содержании, не говоря уже об объяснении того, что может сделать его податливым для морально валидированного регулирования, речь не идет вообще. (См. Habermas, J. «Remarks on Discourse Ethics», in Habermas, J. Justifi cation and Application, tr. C. Cronin. Cambridge ( ma ): mit Press, 1993, p. 36 ff. Курсив мой. — Б. К. Попытки же социологического описания содержания практик (современного демократического капитализма) выявляют лишь их вопиющие противоречия морально предписанным способам их регулирования. Такими антиномиями фактов и норм изобилует одна из самых значительных книг позднего периода творчества Хабермаса, носящая в высшей мере выразительное название Между фактами и нормами. (м. Habermas, J., Between Facts and Norms, tr. W. Rehg. Cambridge ( ma ): mit Press, 1996). Kapustin.indb 13 Kapustin.indb 13 25.01.2010 20:04:43 25.01.2010 20:04:43 14 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf hZbX[XhZZ ние самих таких «сущностей». Она должна показать, каким образом необходимость и разумный порядок образуются из того, что в ретроспективе сточки зрения сложившейся системы выглядит случаем и внеразумной и доисторической коллизией. Но именно благодаря этому политическая философия может утверждать достоинство человеческой деятельности в качестве первопричины всего сущего в истории. И вместе с этим — возможность свободы как творчества, а непознанной необходимости». Политическая наука как наука, а не как общая рубрикация всякого возможного знания о политике, есть объективирующий и кван- тифицирующий подход к ней, который по сути дела усматривает в ней только необходимость или, говоря кантовским языком, причинность природы, но никак не причинность свободы. Ведь для нее противоположностью и парной категорией необходимости будет иррациональность, а несвобода. Политическая наука не знает субъектов — она знает только агентов процессов, которые принято в ее рамках считать политическими, даже не задаваясь вопросами о том, в чем именно состоит их политическое качество и при каких условиях оно может быть утрачено или обретено вновь. Свобода, как и любое другое понятие политической нравственности, выступает в политической науке эвфемизмом. Свобода оказывается уже не характеристикой деятельности, в качестве которой она может иметь единственный смысл освобождения, всегда неокончательного и условного преодоления некоторой гетерономии, а предметом обладания. В этом смысле говорят, например, о свободном обществе, которое ведь в любом случае есть совокупность некоторых механизмов социальной спайки и уже поэтому — институтов субординации и принуждения, или даже о партии свободы, что уже совсем беззастенчиво объявляет о приватизации свободы определенной группой лиц, данную партию образующих. При всем своем презрении к метафизичности и беллетристичности философии политики политическая ¹⁰ Суть генеалогического метода, пишет Фуко, состоит в познании того, что разум рождается совершенно разумным образом — из случайности. То, что можно найти у исторического истока вещей, — это не нерушимая идентичность их происхождения, а разлад между другими вещами. Их несоответствие и неравенство. (Foucault, M., «Nietzsche, Genealogy, History», in Foucault, M., Language, Counter-Memory, Practice. Selected Essays and Interviews. Ed. D. F. Bouchard and S. Simon. Ithaca ( ny ): Cornell University Press, 1977, p. 142). В этом плане генеалогия Фуко есть специфическая, но характерная версия метода политической философии. Kapustin.indb 14 Kapustin.indb 14 25.01.2010 20:04:43 25.01.2010 20:04:43 15 ^YenZ[bXpZe наука отмечена той же печатью эссенциализма, как и ее в этом отношении мнимый антипод. Для нее политика тоже — лишь проявление неких не- и внеполитических сущностей. В настоящее время в роли такой сущности обычно выступает экономика. Вследствие этого сама политическая наука все больше становится «экономорфной» ¹¹ , подобно тому как, скажем, томистская философия политики была «тео- логичной. Ленинская формула — политика есть концентрированное выражение экономики — представляет собою лишь четкое и емкое выражение магистральной тенденции трансформации современной политической науки как таковой. Раскрытие же того, что экономика завоевала титул королевы социальных наук, выбрав в качестве своей области проблемы, уже решенные политически, стало важной задачей политической философии, а также одним из направлений ее борьбы с методологическим эссенциализмом. . Антиэссенциализм политической философии обусловливает ее полемичность по отношению к доминантным сциентистским и сохраняющимся метафизическим формам обществознания. Но такая полемика выходит за рамки собственно академических дискуссий. Это означает, что политическая философия воспринимает своих оппонентов не в качестве самодостаточных явлений изолированной сферы академической жизни, а как необходимые (интеллектуальные) моменты производства и воспроизводства общества — со всеми присущими ему структурами неравенства, угнетения и насилия. Самовыявление способов участия теоретических продуктов в производстве и воспроизводстве общества означает их идеологическую критику, те. критику реифицированных форм их существования в качестве якобы только знания и чистой теории. Реализуя эту функцию, политическая философия существует в логике критической теории, как ее описывал Хоркхаймер, — в противопоставлении логике традиционной теории. Последовательный антиэссенциализм ¹¹ См. Shapiro, i ., The Evolution of Rights in Liberal Tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 1986, p. 198 ff. ¹² Ленин В. И. Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках т. т. Троц- кого и Бухарина k Полн. собр. соч. Т. 42, с. 278. ¹³ Эта формулировка принадлежит американскому экономисту А. Лернеру. Цит. по Capitalism and Democracy: Schumpeter Revisited, ed. R. D. Coe and C. K. Wilber. Notre Dame ( in ): University of Notre Dame Press, 1985, p. 154. ¹⁴ Классическое изложение этого противопоставления см. Horkheimer, M., «Traditional and Critical Theory», in Critical Sociology. Selected Readings, ed. Kapustin.indb 15 Kapustin.indb 15 25.01.2010 20:04:43 25.01.2010 20:04:43 16 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf есть критика форм и условий господства в обществе, проведенная и на уровне их культурного и теоретического инструментария. Поэтому последовательная политическая философия с необходимостью есть критика статус-кво, есть оппозиционная мысль — мысль в оппозиции к господству, даже если она не отождествляет себя с идеологией и программой той или иной партии и движения. (Но это неравнозначно утверждению о том, что оппозиционная мысль — даже в современном «постметафизическом» мире — не может быть эссенциалистской). . Критичность и оппозиционность политической философии означают, что она сознательно становится, или стремится встать, на точку зрения тех общественных сил, чье сопротивление определенным существующим институтами явлениям культуры позволяет опознать их в качестве институтов и культурных явлений господства. По большому счету, политическая философия — в самых новаторских и глубоких своих выражениях — была рационализированной и акцентированной артикуляцией сознания таких сил. В этом отношении политическая философия сохраняет верность той общей, базовой установке критической философии как таковой, которую еще Кант, обращаясь к своим оппонентам, формулировал следующим образом Но неужели вытребуете, чтобы знание, касающееся всех людей, превосходило силы обыденного рассудка и открывалось вам только философами. В вопросе, касающемся всех людей безразличия, природу нельзя обвинять в пристрастном распределении своих даров, ив отношении существенных целей человеческой природы высшая философия может вести не иначе как путем, предначертанным природой также и самому обыденному рассудку. Политическая философия сохраняет, таким образом, демократизм кантовского привязывания критической философии к обыденному рассудку и размежевания с любой эзотерикой. Но политическая философия делает сам этот рассудок, а вместе с ним — универсалистские претензии Канта, объектом идеологической критики. Историческая и политическая контекстуализация и конкретизация обыденного рассудка показывают его как определенную структуру гегемонии (которая — в тех или иных ее формах — может быть прогрессивной для данной исторической ситуации) и потому ставят задачу перехода от его (мнимой) универсальности к пар- тикулярности точек зрения борющихся социальных сил. Connerton. Harmondsworth ( uk ): Penguin, 1976, pp. 212 ff. ¹⁵ Кант И. Критика чистого разума. Пер. Н. Лосского. М Мысль, 1994, с. 485 – 486. Kapustin.indb 16 Kapustin.indb 16 25.01.2010 20:04:43 25.01.2010 20:04:43 Относительно связи политической философии с такими точками зрения следует отметить два момента, создающих для нее немалые трудности и вызывающих активные дебаты. Первый. Эта связь вовсе не сводится к улавливанию, систематической «тематиза- ции» и публичному оглашению мнений, высказываемых с позиций тех сил, с которыми политическая философия в качестве оппозиционной мысли ассоциирует себя. Напротив, политическая философия оставляет за собой право критики и тех мнений, которые исходят от сил сопротивления. В отличие от льстивого и всегда мани- пулятивного «народопоклонства» такая критика сама по себе есть свидетельство демократического признания равными тех, кому она адресована, и тех, кто ее высказывает. Она есть важный показатель отказа политически ангажированных интеллектуалов от элитизма и политического авангардизма. Второй момент. Политическая философия может оказаться в сложной ситуации, в которой она утрачивает свои социологически идентифицируемые референты. Говоря прямо, она может не находить силы сопротивления, артикуляция сознания которых является ее modus operandi и сообщает ей политически актуальное значение. В такой ситуации политической философии остается критиковать статус-кво сточки зрения абстрактной возможности освобождения, честно признавая таящуюся в этом угрозу собственной трансформации в еще одну академическую дисциплину, политически выхолощенную истеблишментом и инкорпорированную в него. Это неизбежно создает двусмысленность ее положения. Единственной реакцией на него, если политическая философия желает спасти себя как таковую, будет следование максиме, которую Мерло-Понти формулирует следующим образом. Мы должны сохранить свободу (как практику критической дискуссии и как ориентир общественной практики. — Б. К, ожидая новый истори- ¹⁶ В этом плане наше понимание политической философии противоположно трактовке публичной сферы и описывающей ее демократической теории (поздним) Хабермасом. Напомним, что, сего точки зрения, публичная сфера является в первую очередь сенсором мнений общественности, а также каналом трансляции таких мнений в правительственные сферы. См. Habermas, J., «Civil Society, Public Opinion, and Communicative Power», in Between Facts and Norms, pp. 359 – 387. ¹⁷ Быть демократом, как верно отмечает Касториадис, означает быть способным сказать людям вы ошибаетесь, если таково его суждение. Castoriadis, C., «Intellectuals and History», in Castoriadis, C., Philosophy, Politics, Autonomy. Essays in Political Philosophy, ed. D. A. Curtis. ny : Oxford University Press, 1991, p. 12. Kapustin.indb 17 Kapustin.indb 17 25.01.2010 20:04:44 25.01.2010 20:04:44 18 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf hZbX[XhZZ ческий импульс, который может позволить нам без двусмысленности включиться в народное движение. Но что в плане познания социальной действительности дает ассоциация политической философии с силами сопротивления даже тогда, когда такая ассоциация возможна Может ли принятие партикулярной точки зрения вести к раскрытию истины, если последней приписываются такие (так или иначе понятые) свойства, как объективность, общезначимость, достоверность Современной политической философии приходится отказаться оттого утвердительного ответа на этот вопрос, который в наиболее решительной форме дает ортодоксальный марксизм Лукача: Только тогда, когда появляется пролетариат, познание общественной действительности приобретает завершенность. Это достигается благодаря тому, что классовая точка зрения пролетариата и есть тот наконец-то найденный пункт, откуда становится обозримым общество в целом. Теоретически такой отказ вызван неокончательным разочарованием в освободительной миссии пролетариата. Он мотивирован тем соображением, что ничья освободительная миссия — при самом успешном ее осуществлении — неспособна установить царство целей на земле бесклассовое общество, прибегая к марксистскому вокабуляру). Иными словами, недостижим тот пункт, в котором особый интерес особой социальной силы отождествится с интересом человечества, что позволило бы беспристрастно (в интересах всех) и объективно обозреть человечество в целом. Коли так, мы всегда будем оставаться с перспективами (в ницшеанском смысле) тех или иных общественных сил и никогда не выйдем на объективную истину. А это значит, что невозможно общезначимым образом ответить на вопросы типа в чем состоит в данном деле правильная политика, каков (общенациональный интерес данной страны, в чем, ¹⁸ Merleau-Ponty, M., Humanism and Terror, tr. J. O’Neill. Boston: Beacon Press, 2001, p. xxiii (курсив мой. — Б. К ¹⁹ Лукач Д. Что такое ортодоксальный марксизм. В кн. Лукач Д. Политические тексты. М Три квадрата, 2006, с. 69 – 70. ²⁰ Будь это возможно, особый интерес, сливающийся с интересом человечества, в полном смысле слова превратился бы в чистый моральный (в кантовском смысле) долг. Веря в это, Лукач совершенно серьезно, вовсе не играя словами, пишет о том, что пролетариат превращает игнорирующий все земные связи этический идеализм (Канта и Фихте) в практическое действие. См. Лукач Д. Большевизм как моральная проблема. В указ. соч, св самом деле, суть нашей (этнической, национальной или иной) идентичности. Абстрактности всех этих вопросов будет противостоять перспективизм конкретизаций для кого (правильна данная политика, с чьей точки зрения (это является национальным интересом, кто (определяет границы мы, о чьей идентичности идет речь И дело политической философии настаивать на необходимости таких конкретизаций. Но означает ли сказанное, что перспективизм политической философии делает бессмысленным само понятие истины, коли достижение в делах людей истины объективной и общезначимой невозможно Франц Фанон как-то написал Что же касается феллаха, безработного, голодного, то он не претендует на истину. Он не говорит, что представляет истину, поскольку является истиной в самом своем бытии. Быть истиной можно только в истории, только принадлежа конкретной ситуации. Это, конечно, не более чем иносказание гегелевской концепции историчности и конкретности истины. Ноу Фанона достоинство историчности и конкретности бытующая истина обретает уже не в качестве определенной ступени развития духа, руководящего ходом мировых событий. Поэтому у него истина не воплощается в исторически определенных коллективных индивидуумах, а является ими. Причем такими индивидуумами выступают уже не духи народов — с атрибутом единства, обусловленного их духовными сущностями» (sic!) ²² . В качестве их выступают угнетенные. Соответственно, достоверность истине (данной исторической ситуации) сообщает страдание, а политической ее делает борьба стем, что это страдание вызывает. Такая экзистенциальная трансформация исторической, но остающейся эссенциалистской истины Гегеля непросто выводит за рамки его (и любой другой) философии истории, но создает прямо противоположную ей политическую перспективу. У Гегеля частное в большинстве случаев слишком мелко по сравнению со всеобщим индивидуумы приносятся в жертву и обрекаются на гибель. Идея уплачивает дань наличного бытия и бренности не из себя, а из страстей индивидуумов. Историческая истина страдания и борьбы есть бунт про ²¹ Фанон Ф. О насилии (пер. М. Федоровой). В кн. Мораль в политике. Хрестоматия. Отв. ред. Б. Г. Капустин. М изд-во Московского университета — Книжный дом Университет, 2004, с. 75. ²² См. Гегель. Философия истории k Гегель. Сочинения. Т. viii . МЛ Соцэкгиз, 1935, с. 50. ²³ Там же, с. 32. Kapustin.indb 19 Kapustin.indb 19 25.01.2010 20:04:44 25.01.2010 20:04:44 20 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf hZbX[XhZZ тив любой идеи, провиденциальной или технократической, заставляющей расплачиваться за свое осуществление страстями других и полагающей, что этот трюк не компрометирует ее разумность и необходимость. Этот бунт опровергает ее претензии на всеобщность и низводит ее к статусу частного — одной из возможностей исторического движения, одной из точек зрения на него, а именно точки зрения господствующих. Точка зрения поднимающихся угнетенных, конечно, тоже является частной и не совпадает, как отмечалось выше, с интересом человечества. Нов ней есть момент всеобщего. Он заключается в отношении к угнетению, осознаваемому угнетенными в качестве такового, как к |