Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, кто получит что, когда и как 978 5 91129 059 7
 Скачать 1.94 Mb.
|
|
The Kapustin.indb 37 Kapustin.indb 37 25.01.2010 20:04:46 25.01.2010 20:04:46 38 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf то мы будем иметь ситуацию столкновения нескольких разновидностей гражданского общества. Она вовсе не является гипотетической. К примеру, коллапс Веймарской республики и происходил в условиях конфронтации разных видов гражданского общества, одним из которых, причем победоносным, оказалось именно нацистское гражданское общество ²² Уже этого примера достаточно для того, чтобы отказаться от безоговорочного отождествления гражданского общества совсем нравственно хорошим — свободой, равенством, солидарностью, правами человека и т. д. Такое отождествление есть не более чем идеологический жест, на место которого теория должна поставить конкретный анализ деятельности гражданского общества в конкретных исторических ситуациях, который только и может раскрыть по- литико-социологическую реальность гражданского общества. Впрочем, тоже самое можно сказать о любых других категориях политической мысли — демократии, авторитаризме, государстве, власти и т. д, которые лишь метафизический подход к политике наделяет неизменными хорошими или плохими сущностями, тогда как все их сущности сугубо историчны и контекстуальны. 3. ¯Y]°n]a[\Xe XW±e[`pX \]\ Однако частью политико-социологической реальности гражданского общества (если оно заслуживает этого названия) является его устремленность поту сторону статус-кво. У него обязательно должен быть утопический горизонт (Хабермас), то, что Джин Коэн и Эндрю Арато определяли как утопию гражданского общества, правда, связывая ее только с нормативно хорошим — свободной, доб Society Reader, ed. v . A. Hodgkinson and M. W. Foley. Hanover — L.: University Press of New England, 2003, p. 190. ²² Известно, что нацизм победил не только на основе демократических процедур, но ив условиях высокоразвитого гражданского общества (интенсивность гражданской ассоциативной жизни Макс Вебер считал отличительной чертой еще кайзеровской Германии. Американский историк Шери Берман убедительно документирует это и показывает, каким образом германское гражданское общество способствовало приходу нацистов к власти и трансформировалось в те нацифицированные сети ассоциативной жизни, которые стали базой нацистского Machtergreifung. См. Berman, S., «Civil Society and the Collapse of the Weimar Republic», in World Politics, 1997, vol. 49, no. 3, p. 401 – 402 ff. Kapustin.indb 38 Kapustin.indb 38 25.01.2010 20:04:46 25.01.2010 20:04:46 39 d`X `]\Xe «¯Y]°n]a[\Xe XW±e[`pX»? ровольной, демократически структурированной и коммуникатив- но скоординированной ассоциацией, утопию, которая служит для критической мысли регулятивной идеей посредством ее сцепления с другой идеей — создания институтов, способных обеспечить полную реализацию потенциала коммуникативного воспроизводства современного жизненного мира» ²³ Но что понимается под таким сцеплением Означает ли оно, что мы при помощи утопии гражданского общества как добровольной ассоциации всего лишь критически оцениваем существующие институты и призываем их совершенствовать в соответствии с нашим идеалом Но что может дать такой подход для познания общества, не говоря уже о его преобразовании Неудивительно, что его критики настаивают на строгом различении нормативных (подобных описанному выше) и собственно социологических подходов к гражданскому обществу, имея ввиду, что лишь последние могут иметь на- учно-теоретическое значение. Такое различение приводит исследователя позитивистской ориентации к выводу о том, что гражданское общество должно быть нейтральным понятием, не содержащим ценности (вроде свободы, равенства и т. д. Оно может лишь указывать место в социальном пространстве, где разворачивается борьба между силами, которые руководствуются различными ценностями, но это никак не свидетельствует о том, что данное место, те. гражданское общество, является обителью свободы, равенства, солидарности и всего прочего, что ему атрибутирует нормативный подход ²⁵ Но сцепление, о котором ведут речь сторонники нормативного подхода, можно понимать совсем иначе — в качестве практик, благодаря которым утопии переходят в действительность и которые воодушевляются такими утопиями. Конечно, такой переход не следует понимать в смысле воплощения утопий в действительности история совсем не знает таких воплощений. Речь здесь может идти только о роли утопий в качестве мотива (одного из мотивов) прак- ²³ См. Habermas, J., The Theory of Communicative Action, vol. 2, tr. T. McCarthy. Boston: Beacon Press, 1987, p. 328; Cohen, J. L. and Arato, A., Op. cit., pp. 451 – 452. ²⁴ См. Hall, J. A., «In Search of Civil Society», in Civil Society: Theory, History, Comparison, ed. J. A. Hall. Cambridge: Polity Press, 1995, pp. 2 – 3, 6. ²⁵ Нэнси Бермео завершает свою аргументацию в пользу такого понимания гражданского общества следующим афоризмом Понятие гражданское общество несет в себе указание на место, а неодобрение. См. Bermeo, N., Ordinary People in Extraordinary Times: The Citizenry and the Breakdown of Democracy. Princeton, nj : Princeton University Press, 2003, p. 7 (и сноска 1 на той же странице 39 Kapustin.indb 39 25.01.2010 20:04:46 25.01.2010 20:04:46 40 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf hZbX[XhZZ тической деятельности людей, способной «трансцендентировать» статус-кво ²⁶ . Но эта роль может быть решающей в том смысле, что без нее политическая практика была бы не в состоянии перешагнуть границы наличного в данной исторической ситуации бытия. Строящаяся на учете этого теория гражданского общества тоже будет нормативной ведь ее предметом останутся идеалы, утопии, должное. Но такая нормативная теория непросто переходит в социологию политического действия (включающую описание его институциональной среды, но обретает в последней свою полноту и завершенность. Эти два различных понимания утопического горизонта гражданского общества связаны с разными типами утопий, которые Джудит Шкляр в своем классическом эссе обозначает как старые и новые или меланхолические и ностальгические. Первые выражают меланхолию по невозможному в абсолютном смысле утопическое нигде относится не только к географическому пространству, но и к историческому времени, поскольку время (еще или уже) не рассматривается в качестве определения бытия людей, каким оно становится в темпорализованном бытии у, скажем, Гегеля или (иным образом) Хайдеггера. Такова, к примеру, платоновская утопия идеального государства, которая не служит для того, чтобы направлять какое-либо действие, она приносит удовлетворение сама по себе, не ища ничего сверх себя ²⁸ «Новые» утопии, согласно Шкляр, впервые возникающие в период Английской революции, транспонируют географическое нигде старых утопий в историю, вследствие чего они обретают значение нигде сейчас. Соответственно, абсолютная невозможность старых утопий распадается на степени вероятности — от «неверо- ²⁶ Перри Андерсон удачно выразил туже мысль следующим образом В целом исторически обусловленная способность проецировать качественно иное будущее поту сторону границ настоящего характерным образом включает в себя стремление целиться выше пределов разумного. Но именно так трансформируются горизонты мыслимого, что, в свою очередь, является условием других, позднейших раундов борьбы за освобождение. Anderson, P., Arguments Within English Marxism. L.: nlb , 1980, p. 175, note 34. ²⁷ См. Shklar, J., «The Political Theory of Utopia: From Melancholy to Nostalgia», in Political Thought and Political Thinkers, ed. S. Hoffmann. Chicago: The University of Chicago Press, 1998. Ключевые определения этих видов утопии см. с. 163 – 164, 168 – 169. ²⁸ Arendt, H., The Human Condition. Chicago: The University of Chicago Press, 1958, p. 303. Kapustin.indb 40 Kapustin.indb 40 25.01.2010 20:04:47 25.01.2010 20:04:47 41 d`X `]\Xe «¯Y]°n]a[\Xe XW±e[`pX»? ятного сейчас до (в той или иной мере) осуществимого в будущем, близком или отдаленном. Но невероятность сейчас не делает утопию непригодной для политической мобилизации именно потому, что главный смысл ее заключается в призыве к перешагиванию границ статус-кво, тек преодолению того, что делает ее невероятной здесь и сейчас. Более того, саму свою невероятность сейчас утопия использует как оружие в ее борьбе против статус-кво: она вскрывает, что невероятность — это клеймо, которое силы порядка ставят нате идеи, которые могут оказаться подрывными для их господства ²⁹ Подведем некоторые итоги. Гражданское общество — трудноуловимое понятие. Попытки чисто дескриптивного его описания делают его — в соответствии с правилом бритвы Оккама» — избыточными потому подлежащим устранению. Нормативные же, точнее — морализаторские, подходы к гражданскому обществу делают его исторически иррелевант- ным и бесполезным для познания общественной жизни. В противоположность и первой, и второй трактовкам гражданского общества мы определили его как определенную форму нормативно мотивированной политической практики, предполагающей самоорганизацию общественных сил и нацеленную на самоизменение общества. Ничто априорно не гарантирует ни возникновение, ни успех практики такого рода. Но современные общества вследствие тех особенностей своего нравственно-культурного и политико-экономического строя, которые и улавливаются понятием Современность (в данной статье мы очень схематично пытались их ухватить, описывая отношения буржуа и гражданина, создают возможности для практик гражданского общества. И такие возможности в разных контекстах ²⁹ Так описывает политический смысл невероятности утопии Карл Манхайм. См. Mannheim, K., Ideology and Utopia. ny : Harcourt, Brace and Co, 1940, p. 173, 177. Важно иметь ввиду, что политически дееспособные утопии не придумываются в кабинетах. Они являются таковыми лишь будучи дистилляцией того, что Грам- ши называл народным фольклором. Способность фольклора питать утопии и предъявлять спрос на них не предопределена никакими «сущностями» (культуры, фольклора или самой утопии) и целиком зависит от динамики конкретных исторических контекстов, включая эффективность стратегии господствующих групп по нейтрализации (истощению) критических оппозиционных утопий и насаждению того, что можно назвать стабилизационными утопиями типа общества равных возможностей, глобального рынка как основы всеобщего процветания, мобилизации на войну с терроризмом и т. д 41 Kapustin.indb 41 25.01.2010 20:04:47 25.01.2010 20:04:47 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf глобальной Современности, как в ее центрах, таки на периферии, в самом деле с различной долей успеха реализовывались. Такие реализации и есть историко-политический предмет теории гражданского общества. Сказанное — лишь первые и самые абстрактные принципы построения теории гражданского общества. Главные трудности возникают при их развертывании. Откуда гражданское общество черпает ресурсы самоорганизации, если все дисциплинарные технологии по Фуко) современного общества направлены против этого Как такая самоорганизация может оказаться сильнее чудовищной комбинированной силы современного государства и рынка, без сдерживания колонизаторских (Хабермас) поползновений которых гражданское общество теряет не только свое лицо, но и свой raison d’être ³⁰ ? Что, даже если гражданское общество обнаруживает такую силу, делает его агентом освобождения, а не угнетения, свободы и равенства, а не, скажем, хаоса или националистической или религиоз- но-фундаменталистской дикости Откуда, наконец, ему брать новые утопические энергии ввек их «истощений» и после всех великих разочарований, которые принесли разнообразные освободительные практики недавно закончившегося двадцатого столетия? Ставка должна быть ясна либо теория гражданского общества находит ответы на эти вопросы — и тогда она обретает второе дыхание не только интеллектуальной, но и политической жизни, либо она перестает быть теорией и становится путеводителем по музею истории концепций гражданского общества, комментируя и вдалбливая скучающим студентам то, что когда-то говорили великие, для которых гражданское общество еще было живой общественной практикой. Но это уже выходит за рамки данной статьи ³⁰ Вспомним хрестоматийное определение, данное гражданскому обществу Эрн- стом Геллнером: Гражданское общество — это набор разнообразных неправительственных институтов, достаточно сильных для того, чтобы быть противовесом государству и, не препятствуя ему исполнять роль стража мира и арбитра между основными группами интересов, не позволять ему доминировать над остальным обществом и атомизировать его. Gellner, E., Conditions of Liberty: Civil Society and Its Enemies. L.: Hamish Hamilton, 1994, p. 5 (курсив мой. — Б. К 42 Kapustin.indb 42 25.01.2010 20:04:47 25.01.2010 20:04:47 К ПОНЯТИЮ ПОЛИТИЧЕСКОГО НАСИЛИЯ Цель данного эссе — обосновать несколько положений, которые мне представляются ядром теории политического насилия. Их можно сформулировать в виде следующих тезисов 1. По отношению к категории политики насилие является не акциденцией, а составляющей ее субстанции. Это означает, что насилие должно быть включено в определение политики как таковой, поскольку признается, что ее природой является организующая общество власть. Это означает также, что значение насилия для политики никоим образом не может быть сведено к той роли, которая отводится средствам (власти, государства. Роль средств вторична по отношению к принадлежности насилия к субстанции политики и производна от этой принадлежности. Иными словами, политика насильственна всегда, хотя средства насилия, формы и цели их применения могут варьироваться в зависимости от характера политического контекста 2. Ложно застывшее и вечное противопоставление разума и насилия, как его видит рационалистическая традиция. В ее рамках разум несовместим с насилием их отношение можно передать формулой где ив той мере, в какой правит разум, там ив такой нет места насилию — и наоборот. Этой формуле следует противопоставить другую способность осуществить насилие (править) конституирует нечто в качестве разума, равно как и ту его противоположность (неразумие, преступление, зло, насилие над которой представляется разумным. Иначе говоря, граница между разумом и насилием сохраняется всегда, но ее нужно понять в смысле гегелевской «переплетенности с иными того взаимопо- ¹ См. Гегель Г. В. Ф. Наука логики. б Наука, 1997, с. 106. Kapustin.indb 43 Kapustin.indb 43 25.01.2010 20:04:47 25.01.2010 20:04:47 44 WXYZ[ \]^_[`Za. \YZ`Z\] ^XbZ`Zde[\Xf hZbX[XhZZ лагания, в котором обе стороны (и разум, и насилие) только и получают свою определенность 3. Неустранимая «переплетенность» с насилием и бесконечная смена ее форм историоризируют и контекстуализируют разум (делают его разумом только данной ситуации, эпохи, культуры, а не чем-то трансцендентными вечным. Но это неравнозначно обесценению разума и не предназначено служить разоблачению его в качестве орудия насилия (как это делают многие постмодернисты, а до них делали создатели критической теории. В каждой ситуации материализация разума, переплетенного с насилием, может быть рассмотрена и оценена сточки зрения того, несет ли она освобождение от определяющих данный контекст форм угнетения и несправедливости, даже если неизбежной платой за это оказывается возникновение новых таких форм. Невозможность в истории чистого царства разума (без насилия) не должна приводить к равнодушию и презрению к той борьбе разума с неразумием, на которую он оказывается способен сегодня и сейчас 4. Если насилие входит в сущностное определение политики, то все же нельзя сказать, что оно сводится к насилию. Политика поскольку она имеет место) есть исторически конкретное отношение разума и насилия, ив этом смысле она есть конфликт и никогда окончательно неразрешимое противоречие. Отвлеченная теория может видеть противоречие в том, что разум оборачивается насилием и неотделим от насилия. Раскрытие этого противоречия, особенно применительно к теории морали, — суть ницшеанского переворота в философии. Однако это — противоречие лишь в самой отвлеченной теории, ноне в структуре практики, в которой насилие — необходимый способ утверждения и самосохранения разума данного исторического типа (полисного, космо- политично-имперского, христианского государства, либерального и любого другого. На практике противоречие политики состоит в том, что насилие господствующего разума способно порождать разумное насилие сопротивления. Во всяком случае, пока история, а вместе с ней и политика, имеют место, те. не регрессируют к эволюции и технологиям управления, это противоречие воспроизводится и движет обществом. Итак, разум и насилие — это лишь абстрактная итак сказать, стенографическая передача сущ ² Своего рода ярчайшим манифестом такой деятельности стала книга Макса Хоркхаймера и Теодора Адорно Диалектика Просвещения (М.- б: Меди- ум-Ювента, 1997). Kapustin.indb 44 Kapustin.indb 44 25.01.2010 20:04:47 25.01.2010 20:04:47 45 \ ^Xa¹`Z¿ ^XbZ`Zde[\X¯X a][ZbZ¹ ностного противоречия политики. Более адекватной его передачей является следующее разумное насилие господства и разумное насилие сопротивления 5. Данная формула, кроме прочего, показывает, что насилие есть нормативное понятие, а не дескрипция некоторых будто бы самоочевидных фактов. Конфликт разумного насилия господства и разумного насилия сопротивления есть в первую очередь споротом, что есть, вернее, что должно считать разумом и, соответственно, что должно считать насилием. В противоположных перспективах господства и сопротивления и разум, и насилие получат разные определения, и истинность их может быть выявлена только политической победой одной из сторон, но никак не философским созерцанием и еще меньше — объективной наукой. И созерцание, и наука лишь post factum обеспечат санкционирование победы одного из видов разума, переплетенного с соответствующим видом насилия, которое будет мистифицированно представлено как защита закона и порядка как таковых или легитимного насилия». Основные идеи данного эссе отнюдь не являются открытиями его автора. Можно даже сказать, что часть их устоялась в определенных течениях современной общественной мысли. Другие же являются предметом дискуссии. Это обстоятельство, кстати, обусловило избранный метод изложения материала. Он состоит в последовательном и критическом рассмотрении пяти важнейших (по мнению автора) подходов к пониманию насилия в современной этической и политической литературе, позволяющем, как хочется надеяться, найти в них те рациональные зерна, из которых может взрасти содержательно богатая концепция политического насилия, адекватная нашему « |