Книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо. Дж. К. Хоган "Сильное лекарство"
 Скачать 1.49 Mb.
|
|
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо. Дж. К. Хоган "Сильное лекарство" Серия: вне серии  Автор: Дж. К. Хоган Название на русском: Сильное лекарство Серия: вне серии Перевод: Роман Градинар Редактор: Eva_Ber Обложка: Роман Градинар Оформление: Eva_Ber Аннотация Двое мужчин, которые знакомятся в психиатрической больнице, не могут вместе найти счастье — так ведь? Казалось, мир говорил опозоренной бывшей юной звезде и певцу Кэмерону Фоксу, что он больше никогда не сможет быть счастливым. После пьяной аварии ему назначают принудительные работы в Центре по охране психического здоровья Ривербенд. У отчуждённого, травмированного писателя Джона Рэдли в шкафу целое кладбище скелетов. Джона регулярно госпитализирует себя из-за психических эпизодов, вызванных ужасной детской травмой и его самым большим секретом — тем, о котором он отказывается говорить на терапии. Джона и Кэмерон устанавливают связь внутри больницы, выкованные во взаимной боли и надежде на лучшую жизнь. Покидая больницу, они должны решить, являются ли достаточно смелыми, чтобы изучить тонкости жизни с психиатрической болезнью — и вместе найти новую норму. Часть первая Зима Глава 1 Это место, куда забирали беспокойных, с нарушениями, называли Ривербендом. Можно подумать, что название было метафорой — отклонение потока, изгиб дороги, альтернативное течение мысли — но в реальности земля когда-то принадлежала крупной ферме под названием Ривербенд. Эта ферма разводила овец для шерсти и коз для молока, но она давно уступила место неминуемым изменениям и городскому развитию. Центр по охране психического здоровья Ривербенд находился в маленьком городке под названием Фолли-Крик, на задворках сельской местности Эшвилля, в Северной Каролине. Центр был относительно новым и недавно обновился, придерживаясь изменения времён. Если смотреть снаружи, это легко мог быть спа-центр или летний коттедж, с простым экстерьером из камня и кедра, с яркими большими окнами — по крайней мере, спереди. Для Кэмерона Фокса это выглядело как чистилище. Это место вынужденных страданий в качестве раскаяния за грехи было первым кругом его спуска к вечным мукам. Конечно же, его мысли были совсем мелодраматичными — побочный эффект звёздной юности. В реальности Ривербенд был приговором, наказанием за его ошибки. Даже приговор был унижением, потому что был произнесён судьёй, которого, вероятнее всего, подкупил его отец, чтобы вытащить его дурацкий зад из-за решётки. Тем облачным пятничным утром Кэмерон смотрел на широкие стеклянные входные двери здания, из которых лился обманчиво дружелюбный, тёплый свет, когда сомнительный фургон такси, который высадил его, наконец уехал. Это было оно. Это была его жизнь, его приговор на следующий год. Три недели назад… — Я просто не понимаю, что с тобой происходит, Кэм. Кеннетт Фокс, коренастый мужчина, перегнулся через кухонный островок, который играл роль военного стола, и говорил прямо в лицо своему сыну. — Пьяный за рулём… что с тобой такое? Кэмерон притащил свой зад к одному из высоких барных стульев, расставленных вокруг островка, но не сел. В любом случае, оставаться так надолго он не собирался. — Это была дурацкая ошибка, папа, боже. Бывает, — это было унизительно, когда его отчитывали как грёбаного подростка. Кэмерон определённо не знал никаких других двадцатисемилетних людей, чьи родители всё ещё контролировали их жизнь. — Нет, нет, забыть закрыть свою машину — вот, что просто дурацкая ошибка. Получить двойку на уроке — просто дурацкая ошибка. Пьяное вождение — большая, эпичная лажа. — Я много лет не получал ни за что оценки. Когда ты поймёшь, что я больше не школьник? Это часть проблемы, — парировал Кэмерон. — Ты был фротменом «Фоксфаер», Кэмерон, — сказал Майло, младший брат Кэма. — Твои действия влияют на нас всех. Ты вредишь не только себе. И конечно, все ждут увидеть, когда облажается Кайл Чейз из «Кайл и Слоан», а ты просто подаёшь им это на блюдечке. Боже, Кэмерон так устал слышать эти слова. Кайл Чейз, одна половина динамичного дуэта из телевизионного детского шоу в стиле «Классного мюзикла», преследовал Кэмерона с тех пор, как ему было тринадцать. Кайл был идеальным предметом подросткового обожания. Миллионы маленьких девочек — возможно, и мальчиков тоже — выросли с любовью к его взъерошенным светлым волосам, тёмно-синим глазам и ангельскому певческому голосу. Кэмерон большую часть своей жизни соревновался со своим призраком и никогда до него не дотягивал. Затем появился «Фоксфаер». С помощью их властного сценического-отца-тире-менеджера, Кэмерон, его братья и сёстры собрали свою поп-группу на середине четырёхлетнего пути шоу и выступали с тех пор. Так как у него был лучший певческий голос, Кэмерон был лидирующим солистом и играл на гитаре. Майло играл на ударных, их старший брат Декстер на басу, сестра Астрид играла на ритм-гитаре, а младшая, Стелла, на синтезаторе. Все братья и сёстры подпевали. У них не было дикого успеха, если только не спросить толпу подростков — они не были следующими «’N Sync» и ничего такого — но они прилично зарабатывали на жизнь и собирали среднего размера площадки. Все шестеро Фоксов собрались на кухне, и Кэмерон оказался перед мрачными лицами всей своей семьи. Его кожа вибрировала от необходимости убраться от их презрения, а желудок до боли хотел успокаивающего вкуса виски. Он не нуждался в этом — он знал, что если бы нуждался, это означало бы алкоголизм, а этого не было — но он действительно хотел. Как приятно было бы просто проверить. Затем слова Майло наконец проникли сквозь туман вины, который окружал его. — Был… — прошептал он. — Что? — спросила Стелла. Кэмерон посмотрел на Майло, который намеренно избегал зрительного контакта. — Майло сказал: «Ты был фронтменом «Фоксфаер»», в прошедшей форме, — он перевёл взгляд на отца, кожа которого покраснела и покрылась пятнами от злости. — Что происходит, папа? Широкая грудь Кеннетта расширилась, когда он сделал глубокий вдох, затем сузилась обратно до нормального размера. Казалось, будто он тоже не хотел смотреть Кэмерону в глаза, но наконец посмотрел. — Кэмерон, ты должен пойти под суд. Ты будешь осуждён и получишь какое-то наказание. От этого я не могу тебя спасти. — Да, но ты знаешь людей. Ты постоянно погашаешь наши штрафы и всё такое. — Это не штраф, Кэмерон! — рявкнул Кеннетт. Кэмерон поморщился, потому что знал, что говорит как капризный ребёнок, но ещё он осознавал, что у его отца были связи повсюду. Определённо, склонить судью к снисхождению не было бы за гранью его возможностей. — Несмотря на то, что я могу сделать, чтобы тебе помочь, в твоём деле будет судимость, и ты можешь быть уверен, что это разлетится по всем новостям. Мораль истории такова, что как бы сильно я тебя ни любил, сынок, я не могу позволить тебе потащить вниз всю группу — твоих братьев и сестёр. Так что мы просим тебя уйти. — Вы меня выгоняете? — не веря спросил Кэмерон, переводя взгляд между членами своей семьи. Его горло пыталось сжаться, до тех пор, пока ему не стало сложно говорить. — Вы серьёзно выгоняете меня из группы? — Мы не собираемся называть это «выгоняем», — сказал Кеннетт. — Ты уйдёшь по нераскрытым причинам, связанным со здоровьем. Мы сделаем пресс-релиз, пару стратегических интервью, и на этом будет конец — в профессиональном плане, ты и «Фоксфаер» разойдётесь. — Да? А кто будет петь? — спросил Кэмерон. — Майло брал уроки вокала, — сказала Астрид. — У него получается довольно хорошо… — Ещё мы не исключаем возможность кого-то взять, — перебил Кеннетт. Кэмерон нахмурился от этой идеи. В группе с самого начала были только Фоксы, это было их фишкой. Если бы они собирались привлечь талант со стороны, то могли сделать это давным-давно. Он молча надеялся, что у Майло всё получится. Взгляд Кэма внезапно метнулся к его младшему брату, когда его пронзила мысль. — Это не имеет никакого отношения к… — Нет, не имеет, — отрезал Майло тоном, не терпящим споров. Когда-то Майло и Кэмерон были близки, как близнецы. Видимо, всё изменилось. Это не помешало Кэмерону признаться ему в своём самом тёмном секрете. Майло был единственным живым человеком в мире, который знал, что Кэмерон гей. Их мама знала — она знала всё — и ему даже не нужно было ей рассказывать, но когда она умерла, он долгое время боялся рассказать кому-либо ещё. До Майло. — Значит, моя семья отворачивается ко мне спиной, а? Стелла коснулась плеча Кэма, нежной и изящной как фарфор рукой. — Пожалуйста, не думай об этом в таком плане, Кэмерон. Мы знали, что можем столкнуться с такими проблемами, когда затевали семейный бизнес. Мы тебя любим и поддержим во всём, что произойдёт в суде, и мы очень надеемся, что тебе помогут с твоими проблемами, но мы должны отделить «Фоксфаер» от всего этого. Хоть он по-прежнему был зол, голос Стеллы, одно её присутствие, успокоили его, как и обычно. Его тело расслабилось, будто ветер покинул его паруса, и он потерял своё бахвальство. В любом случае, он сам был во всём виноват, пытаясь доехать до дома из бара пьяным, но ему хотелось, чтобы боль не была такой чертовски сильной. Медленными, щепетильными движениями, Кэмерон оттолкнулся от своего стула и выпрямился во все свои метр восемьдесят. Он стянул свою кожаную куртку со спинки стула и надел её. Он не мог больше находиться там, в модном особняке своего отца, где воздух пропитался обвинением и позором, так что едва заметно кивнул своей семье. — Слушайте, я просто пойду. Мне нужно время, чтобы это переварить, и нужно думать о суде, так что мне просто нужно немного пространства. — Не будь чужаком, — отвлечённо крикнул Кеннетт, когда Кэмерон развернулся и пошёл на выход. *** — Год общественных работ? — Кэмерон сел на скамейку у здания суда, окружённый суровыми лицами своей семьи. Он был ошеломлён, в таком шоке, что едва мог ровно дышать. Он знал, что сделал не так, и ему чертовски повезло, что он никого не убил. Хоть содержание алкоголя в его крови было очень высоким, и он стал причиной регистрируемого ДТП, он всё равно позволил себе поверить, что каким-то образом выкрутится. Какой идиот. Какой чёрт дёрнул его заехать в бар и выпить, пока проезжал через какой-то захолустный городок в Северной Каролине? Оказалось, его осудили за вождение в нетрезвом виде второй степени, а также за угрожающую беспечность, и судья легко мог бы отправить его на год в тюрьму. Кэмерон не сомневался, что его отец дал кому-то на лапу, чтобы этого не произошло, но всё же, ему выписали штраф на две тысячи долларов и присудили двенадцать месяцев общественных работ — «специальную программу, созданную для таких людей, как вы», сказал судья. Предположительно, за ним будут внимательно наблюдать, чтобы убедиться, что он выполняет все аспекты программы, о чём ему расскажут больше, когда он приедет на место. И, конечно же, у него больше не было водительских прав. Пять голов синхронно повернулись, когда Кеннетт Фокс вышел из суда. Хмурость на его лице, казалось, была на нём выточена. Что бы он ни хотел сказать, это было нехорошо. — Сын, ты будешь работать в учреждении по охране психического здоровья, которое также является центром по лечению от химической зависимости. Это будет удобно, так как тебе велели вылечиться от алкогольной зависимости. Они сказали, что ты можешь жить в их кампусе, но я не против поселить тебя в квартиру поблизости, если тебе будет удобнее. Я всё равно хочу, чтобы ты… Я… ты всё ещё мой сын, и я не позволю тебе просто мучиться неизвестностью. Я всё ещё пытался обдумать всё это лечение от зависимости, когда до меня наконец дошло. — Я буду работать в психбольнице? — В учреждении по охране психического здоровья, — любезно подсказал Майло. — Просто будь благодарен, что ты не пациент. — Но пациенты там будут? В смысле, по-настоящему сумасшедшие люди и шизофреники, люди с расщеплением личности? — мысли Кэма выходили из-под контроля, и он знал, что говорит нелепые и оскорбительные вещи, но не мог остановиться. Он не мог остановиться, потому что был в ужасе и говорил отчасти серьёзно. — С тобой всё будет в порядке. Это ведь не дом для невменяемых преступников! Боже. Это просто стационарная психиатрическая больница. Сотрудники покажут тебе, что ты будешь делать, и удостоверятся в твоей безопасности. Кэмерон тяжело вздохнул и запустил руки в свои выбеленные волосы, заставляя их странно торчать. — Так, когда я должен буду ехать? В понедельник? — была пятница, так что, по крайней мере, у него будут выходные, чтобы понять, какого чёрта делать. Кеннетт почесал загривок и переместил свой большой вес с одной ноги на другую. — А, нет. Больница выслала за тобой машину. Должны приехать сюда с минуты на минуту. — Что? — крикнул Кэмерон, вскакивая на ноги. Его взгляд метался повсюду вокруг, ища какие-нибудь пути отступления, хоть и сама мысль была абсурдной. Его просто посадят в тюрьму, если он откажется ехать. — Сейчас? Я даже не собрал никакие вещи помимо того, что пришлось взять с собой сюда для поездки из Манхэттена. — Не переживай, я пришлю тебе всё необходимое. Как я сказал, я буду помогать тебе финансами — хотя, учитывая твои запасы и гонорары от группы, денег тебе должно хватить надолго, даже без дохода. Просто старайся стать лучше, сынок. — Стать лучше, — проворчал Кэмерон, со злостью ходя из стороны в сторону. Ему не нужны были деньги отца — он накопил и вложил немало — и он определённо не хотел придерживаться установленных правил, которые шли в наборе с этим. — Невозможно исправить то, что со мной не так. Он не думал, что его кто-то услышал, а если и услышал, никто ничего не сказал. Майло просто грустно ему улыбнулся и притянул к себе для крепкого объятия. Кэмерон обнял каждого своего брата и сестру в ответ, а отцу поспешно пожал руку, как раз когда у обочины остановился потрёпанный Додж Караван. На крыше был жёлтый знак такси, так что Кэмерон полагал, что это за ним. Вышел водитель, тощий белый мужчина с редеющими волосами, и вопросительно посмотрел на них. — Мистер Фокс? — Да, — хором ответили четверо Фоксов. Водитель неловко рассмеялся и прочитал что-то с листка бумаги в своей руке. — Кэмерон Фокс? — Это я, — сказал Кэмерон, подходя к фургону, едва бросая взгляд обратно на свою семью. Они очень мило его променяли, так что он не собирался так просто спускать их с крючка. — Я весь ваш. — Багаж? — спросил мужчина, приподнимая густую бровь. — Нам придётся заехать за ним в мой номер в отеле, — открыв раздвижную дверь, Кэмерон уселся на заднее сидение, вяло махая рукой остальным Фоксам. Он закрыл дверь перед лицами своей семьи, затем дважды постучал по крыше фургона, на удачу, и велел водителю трогаться. Глава 2 Всё начиналось снова. Был уже январь, так что текущий эпизод запоздал, но Джона знал, что они приходят всегда, без ошибок. Начиналось всегда со снов — он просыпался с дрожью, в поту, иногда на его ногтях была засохшая кровь от того, что он царапал стены, раму кровати, собственные руки… Сны начались так же, как и каждый раз, маленький Джона сидел один в сыром подвале, скрутившись на ржавой, железной полевой кровати с ножками, которые шатались каждый раз, когда он двигался. Там не было света, никогда никакого света — за исключением того, который протискивался в щели между деревом, которым Ангус Рэдли заколотил окно — но был сырой, жирный запах, исходящий от глиняных стен и древнего камня. Джона редко видел во снах своего отца. Он только слышал его, копошащегося по дому и бормочущего себе под нос, иногда мучая тех бедных женщин и даже нескольких мужчин. И боже, он чувствовал его запах: смесь едкого, приторного запаха курительной трубки, затхлого телесного запаха и пота. Иногда в этот подвал проникал запах крови и спермы, не то чтобы тогда Джона мог это распознать. Обычно нынешний Джона просыпался под звук шагов, спускающихся по лестнице над головой, и от грубого дёрганья дверной ручки. Сознание проникало раньше, чем он сталкивался со своим психопатом-отцом… обычно. В конце концов, сны полностью крали его сон, пока он не становился буйной, беспокойной оболочкой человека, и тогда приходили другие. На этот раз, когда Джона Рэдли сморгнул сон с глаз холодным снежным январским утром, она стояла там, в ногах его кровати. Онория Рэдли — Онор — была призраком, образом, провидческим видением, которое преследовало его во времена парения, когда он чувствовал, будто отрезан от мира и висит на ниточке, оставленный болтаться как марионетка, которая никогда не была частью представления. Онор. Его мать. Она умерла спустя долгое время после инцидента с Ангусом, после того, как Джона озлобленно сдался в плен взрослой жизни. Онор всегда вела во тьму, парящую панику, манию и, наконец, сумасшествие. Много лет назад, после многочисленных эпизодов расстройства, Джона научился справляться с Онор, справляться с привидениями и снами, прерывающими его полуфункциональную жизнь. Пришла пора собирать сумку. Пришла пора закрыть дом и перенаправить почту, отнести кота к соседям. Пришла пора ехать в Ривербенд. *** Здание не изменилось с тех пор, как он последний раз был там семь месяцев назад. Оно по-прежнему казалось огромным коттеджем, счастливым и тёплым местом. Оно успокаивало своей схожестью, и жужжание под кожей Джона немного ослабло, как только он увидел его. Утро было холодным. Он дрожал и сильнее укутался в свою парку. Он никогда её не застёгивал, предпочитая вместо этого в неё кутаться. Врач сказал, что он делает это, чтобы держать панику под контролем, что-то насчёт подавления центральной нервной системы. Джона не знал, правда ли это, знал только то, что так ему было тепло. Его встретил у двери его любимый медбрат, Рохан Юбэнкс, одетый в ярко-синюю «понедельничную» униформу. Он был большим, темнокожим мужчиной, экспатриантом Кайманских островов, с замечательным акцентом и богатым, бархатистым тембром. Иногда одного звука его голоса было достаточно, чтобы помочь Джона связаться с миром, даже если ненадолго. — Доброе утро, Джои. Уже снова наступило это время года? — спросил Рохан, используя прозвище, которое существовало только для близких друзей и профессионалов психического здоровья, хотя для Джона эти двое никогда не встретятся, так сказать. Кроме того, у него и не было близких друзей — его проблемы предотвращали это, нравилось ему или нет. — Привет, Рохан, — ответил Джона, не потому, что его это волновало, а потому, что так просто принято. Рохан потянулся и взял его спортивную сумку, осторожно, чтобы не оставить нежеланных прикосновений. Он был знаком с рутиной; они проходили это раньше. — Твоя комната готова, бобо, — кивнул здоровяк. Джона привык к его слэнгу и не обижался. — Я выбрал тебе ту же, что и в прошлый раз, с видом на пруд, как тебе нравится. — Спасибо, — Джона прошёл за Роханом в просторный холл, где стояла широкая, круговая стойка приёмной. Молодая брюнетка, одетая в ту же синюю форму, как и Рохан, помахала ему рукой, и он вяло помахал в ответ. Хоть он видел её несколько раз, но никогда не оставлял в памяти её личность. В этом не было особого смысла. Коридор справа от монолитной стойки вёл в общую комнату, где Джона, вероятнее всего, проведёт большую часть своего времени. Углубление в стене украшали окна с видом на сады во дворе С-образного здания. В это время года они будут покрыты снегом, но всё же, Джона нравилось сидеть там во время своих периодов темноты. Вместо этого Рохан повёл его налево, к запертой двери с кодовым замком. Он ввёл код и открыл дверь, за которой была стойка медсестёр взрослого стационарного крыла — западного крыла. Рохан отсалютовал компании медсестёр и продолжил идти вниз по коридору, пока не остановился у тридцать второй палаты, жестом приглашая Джона войти. Палата была простой, конечно же, но с хорошими окнами и большим количеством прямого солнечного света. Ощущение отсоединённости и парения возвращалось, отчего у Джона гудела голова, а уши словно забивались ватой. Он смутно заметил, как Рохан зашёл рядом с ним и поставил его сумку на застеленную кровать. Зная правила, Джона смотрел в окно, пока Рохан бегло проверял его вещи на наличие запрещённых предметов. Когда шуршание прекратилось, он вытянул руки для обычного досмотра, который, он был довольно уверен, Рохан ненавидел больше него. — Хочешь, я разберу тебе кровать? — спросил Рохан, только потому, что так требовалось. — Нет, в этом нет смысла, — сказал Джона. Он не будет спать, не в кровати, и не раньше самого конца. Кресло-качалка по-прежнему стояло у окна. Это было хорошо. Оно ему понадобится, прежде чем выйдет его время. Развернувшись лицом к Рохану, Джона увидел свою мать, стоящей за большим мужчиной. Её седые волосы были собраны в небрежный пучок — что было странно, потому что она умерла раньше, чем полностью поседела, так что она будто старела в его голове — и на неё было самодельное платье с цветочным рисунком. Джона встретился с ней взглядом, молча умоляя её уйти, потому что ему нужно было работать. — Она здесь, да? — выражение лица Рохана было смиренным, жалостливым, но Джона едва заметил. Его там не было, не совсем. Рохан был настоящим. Комната была настоящей. А Онор не была, как и Джона — больше нет, не во время парения. Джона поспешно кивнул, на случай, если настоящий Рохан по-прежнему мог его видеть. Было бы грубо не ответить. — Тогда я оставлю тебя устраиваться. Ты знаешь, что где, так что просто чувствуй себя как дома. На этой неделе в твоём блоке медсестра Уитни, так что завтра она разберётся с твоим расписанием. В десять приёмное собеседование с доктором Шелдоном. На этот раз Джона не ответил. Он был уверен, что в этот момент стал невидимым, так что замер, пока Рохан не ушёл. Терапия начнётся с утра пораньше. Доктор Блейз Шелдон был одним из его команды терапевтов — у него было трое, потому что ни один из них не мог сойтись на конкретном диагнозе. Единственное, в чём эти трое были согласны, так это в том, что расстройств у него огромное множество. Джона называл это своим придурочным коктейлем. Доктор Шелдон тоже был настоящим. С продолжением парения будет всё тяжелее распознать разницу. В сумке Джона мало что было. Он был добровольным пациентом и не находился под надзором на случай самоубийства, так что ему разрешали брать собственную одежду и несколько личных вещей — очевидно, никаких лезвий, ножниц или ключей, нужно было думать о других пациентах. Находясь в Ривербенде, он не особо думал о своём внешнем виде; он ведь не на свидание собирался. По большей части он складывал футболки и спортивные штаны — никаких завязок — и состриг все свои волосы за день до того, как приехать. Он ходил в носках и сланцах, потому что шнурки тоже были опасностью. Ручки и карандаши запрещались, даже вне надзора на случай самоубийства — за исключением маленьких простых карандашей для пациентов, которые считались безопасными — но Джона мог принести свой трансформируемый планшет-ноутбук. В конце концов, он был писателем. Он сойдёт с ума, если не сможет писать — ну, сойдёт ещё больше — хотя он предпочитал царапать перьевой ручкой на какой-нибудь бумаге хорошего качества, а не стучать по клавишам. Как только техники закончат проверку безопасности его планшета, может, он сможет что-нибудь написать. До тех пор он пойдёт в общую комнату, посидит у огромных ударостойких окон с видом на зимний сад и подождёт, пока отступит сумасшествие. Доктора будут разочарованы его возвращением. Джона знал это. Он подумал, что они, наверное, воспримут этот как личный провал — доктор Шелдон, доктор Кэллоуэй и доктор Драри. Они относились к нему как к отбившемуся от рук ребёнку, который просто не мог вести себя иначе, кроме как быть непослушным, манипулятивным и нежелающим раскаиваться. Все доктора хотели как лучше, но они не могли вылечить человека, который не пытался выздороветь. Джона испытывал шестое чувство по отношению к своим проблемам — он верил, его мозг по большему счёту деформировался из-за действий его отца, и от этого невозможно было оправиться. Он просто приезжал в Ривербенд, чтобы выжить во время парения. Его команда докторов никогда не соглашалась по поводу основной причины симптоматики его расстройств: тревожности, обсессивно-компульсивного расстройства, хронической и тяжёлой бессонницы, обезличивания и… ну, Джона понятия не имел, были ли визиты его матери и других продуктом заболевания, или они действительно были там. Может, и то, и другое. Прошла целая неделя с тех пор, как у него был крепкий парадоксальный сон. Скоро возьмёт верх его психоз и начнутся скачки мыслей, кружащихся между гипоманией (прим. состояние, сходное с манией, но менее тяжёлое в своих проявлениях), депрессией и паранойей. Это была смесь, которая двигалась и преображалась с каждым его вздохом, и она была разной каждый раз, когда он проверял. Футболка, которую он надел, была с рисунком М.К. Эшера «Метаморфоза I», а спортивные штаны были потрёпанным пережитком прошлого, но опять же, впечатлять там было некого. Чувствуя угнетение, тяжесть в конечностях и вялость в мыслях, Джона вышел из палаты и пошёл по коридору в свой временный дом. |