Книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо. Дж. К. Хоган "Сильное лекарство"

• Название: Книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо. Дж. К. Хоган "Сильное лекарство"
• Дата: 18.07.2022
• Размер: 1.49 Mb.
• Имя файла: Hogan_Dz._K.doc
• Тип: Книга; #632976
• страница: 12 из 19

Глава 14
— Я рассказал Кэмерону кое-что... о своём детстве.

Доктор Шелдон придвинулся на своём кресле вперёд, мгновенно придя в состояние готовности. От этого внимания Джона стало невероятно дискомфортно.

— Правда? Когда?

«Вот и добрались до корня проблемы. Какая к чёрту разница, «когда»?»

— Пару дней назад, пока мы гуляли. Мне просто... комфортно разговаривать с ним. Он ничего от меня не ждёт.

Взгляд Шелдона стал твёрже, и его губы на краткое мгновение сдались, прежде чем вернулось обычное, спокойное выражение лица.

— Не расскажешь мне, чем ты с ним поделился?

По позвоночнику Джона поднялась боль, взрываясь в его голове, забирая с собой большую часть его зрения. То малое, что у него осталось, было охвачено огнём.

— Я... Он...— заикался Джона, пытаясь думать сквозь боль. — Я... не очень хорошо себя чувствую.

Вскоре стены кабинета Шелдона стали полностью охвачены огнём. Когда Джона посмотрел через обуглившийся стол на доктора, он больше не видел тёплых карих глаз Шелдона. На его месте был страшный, покрытый кровью призрак Ангуса Рэдли, который выглядел именно так, каким Джона видел его в самый последний раз.

— Ты втянешь эту неженку в наше семейное дело, сынок? Мы, Рэдли, сами разбираемся со своими проблемами. Не нужно никаких чёртовых докторов. Думаешь, я не могу позаботиться о своих проблемах?

— Нет, я...

— Джона? Джона!

Он вылетел из видения так быстро, что готов был поклясться, что его мозг ударился о череп.

— Извините, я здесь. Что?

Беспокойство, отразившееся на лице Шелдона, ужасало.

— Как долго я был в отключке?

— Около пятнадцати минут. Это спровоцировал я, попросив тебя рассказать о детстве?

— Я-я не знаю. Вы ведь уже спрашивали раньше. Все вы.

Все вы. Джона смотрел на доктора Шелдона, с его идеальным лицом и идеальными волосами, дорогим костюмом и приталенным больничным халатом — этот парень не заказывал из каталогов — и понял, что ситуация с доктором становилась вредна для его здоровья. Стерва Кэллоуэй со своим кровожадным желанием попасть в публикацию хотела приписать ему шизотипическое расстройство личности. У Шелдона было много теорий, но он не давил ни на одну, а Драри был тёмной лошадкой. Он никогда не раскрывал свои мысли, но, казалось, единственный был по-настоящему сосредоточен на реабилитации Джона. Что-то нужно было сделать.

— Доктор Шелдон, мне нужно на мгновение сменить тему, если можно, — Джона мог сказать, что доктор удивлён его произношением после психического приступа. — Меня стала беспокоить схема моей психотерапии здесь, в Ривербенде.

— Оу?

— Я знаю, что вы любите отправлять пациентов ко всем докторам, но я думаю, что лично для меня может быть лучше продолжить с одним назначенным терапевтом.

Глаза доктора Шелдона сияли самодовольным блеском, пока он слушал, и стало очевидно, что он неправильно понял намерение Джона.

— Понятно. Что ж, это определённо можно устроить. Мы можем составить график приёмов на следующую неделю, пока ты здесь.

Джона прочистил горло.

— На самом деле, я собирался сказать, что хочу ходить на приёмы исключительно к доктору Драри.

Шелдон замер. Единственным показателем его раздражения было ритмичное щёлканье его нижней челюсти. Он откинулся на спинку своего стула и сцепил пальцы.

— Я знаю, что ты не ладишь с доктором Кэллоуэй, но разве я давал тебе повод почувствовать неудовлетворение от моих услуг?

— Н-нет, я не то чтобы неудовлетворён, просто мне комфортнее всего с доктором Драри. Если честно, мне слегка не по себе из-за противоречивых диагнозов. И мне кажется, что доктор Драри может быть единственным, кто верит, что я могу на самом деле поправиться.

Лицо доктора Шелдона покраснело, но он не стал отрицать слова Джона.

— Что ж, конечно, ты здесь добровольно, и мы можем подобрать терапию под твои специфические нужды. Я назначу собрание докторов, чтобы обсудить новый план с другими.

— Спасибо, я очень это ценю, — Джона не стал дожидаться, когда его отпустят. Он соскочил с места и пошёл прямо к двери. Закрывая дверь за собой, он услышал голос Шелдона.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Джона.
***
Доктор Драри смотрел на Джона, ничего не зная. Джона попросил об этом. Он сделал формальное заявление, что хочет видеть Драри своим доктором, значит сам должен был об этом сказать. Должен был открыть ужасающий канал в своём мозге, который вёл ко всем несчастьям и ужасу, через которые он прошёл в детстве. Джона знал, что пробраться через болото этих воспоминаний — единственный способ к выздоровлению, но, боже, это было похоже на то, как если бы кто-то просил его вырвать себе все зубы, чтобы спасти себе жизнь.

Они все знали, что он пересёк черту, рассказав Кэмерону те несколько ценных кусочков воспоминания. Он не мог вернуться к подавлению, забыванию или, точнее, игнорированию ада своего детства. «Мои демоны протестуют», — подумал Джона, пока пламя играло вокруг него клубами адского огня. Онор стояла справа от него, с разочарованным видом. «Только внутри, Жонасито».

Ангус стоял за ничего не подозревающим доктором Драри, глядя на Джона своим бессмертным взглядом. Позади него был гарем окровавленных, безглазых женщин, у которых частично отсутствовали конечности, и один высокий и тощий юноша. Джона поморщился от их проклятых невидящих взглядов.

— Джона.

Джона моргнул и сосредоточил свой взгляд на настоящем — во всяком случае, в такой степени, которую он мог различить.

— Простите. Это их будоражит.

Доктор Драри кивнул, будто было совершенно нормально такое говорить.

— Я понимаю. Я знаю, что ты знаешь, что видишь на самом деле не существующие вещи.

— Умом я понимаю. Но отличить становится всё сложнее и сложнее. Или поверить в правду, когда мои глаза видят что-то другое.

— Это совершенно нормально с твоим расстройством. Я хочу, чтобы ты постарался сосредоточиться на мне. Только на мне. Я и ты в этой комнате — обещаю, это по-настоящему. Возможно, они скажут тебе, что я лгу, если вообще с тобой говорят. Но мне понадобится, чтобы сейчас ты мне поверил. Ты можешь это сделать?

— Я... Я думаю, да. Я никогда раньше не был так напуган, док. У меня такое ощущение, будто я теряю себя.

— Это значит, что мы куда-то движемся, — доктор Драри кивнул, будто действительно понимал, и по какой-то причине Джона почувствовал себя чуть-чуть сильнее.

— Думаю, тебе нужно это выпустить, чтобы отпустить. Джона, ты выбрал меня, значит, доверься мне в этом.

Джона судорожно кивнул, пытаясь сглотнуть, несмотря на железный комок, который будто застрял в его горле. Он насильно отмотал свои внутренние часы примерно на восемнадцать лет назад, а затем полетел. Он видел самого себя, слышал свои слова, но его сознание, его реальность вернулись назад во времени.
— Папа?

Джона был удивлён, увидев отца, который сидел в своём рабочем фургоне на другой стороне улицы. Он не видел этого мужчину несколько месяцев, с тех пор, как его мама получила полную опеку. Он был не до конца уверен, что значит «опека», знал только то, что папа больше с ними не живёт и едва ли навещал их.

Ангус выбрался из фургона и прислонился к нему, скрестив руки на груди. Он поднял подбородок, когда увидел Джона.

— Привет, сынок. Твоя мама дома?

Джона оглянулся обратно на их маленький коттедж. Он не должен был разговаривать с незнакомцами. Но это был не незнакомец, это был папа. И всё же, глубоко внутри у него возникло странное ощущение, от которого хотелось бежать. Мама разрешала ему одному играть во дворе, только при условии, что он никогда не будет разговаривать с незнакомцами и никогда не будет выходить на дорогу, за пределы тротуара.

Она ничего не говорила о разговорах с папой.
— Когда мне было четыре или пять — я не совсем точно помню — меня похитил мой отец. Они с моей мамой развелись примерно за год до этого, и мама недавно подала прошение на полную опеку и наконец выиграла, из-за того факта, что мой отец избивал её, даже после развода. Однажды он просто приехал... Он никогда не проявлял интерес к тому, чтобы меня вернуть, так что мама никогда не предупреждала меня, чтобы я с ним не говорил. Ей удавалось защитить меня от насилия, пока они были женаты — я не помню об этом, но есть медицинские записи и отчёты полиции.

Взгляд Джона метнулся туда, где стоял призрак его матери, наблюдая за ним.

— Ангус убедил меня сходить с ним за мороженым — мама никогда не разрешала мне есть сладкое, так что меня убедить было не сложно — но я помню, что моё на вкус было забавным. Я отключился в кафе и очнулся в фургоне, наверное, через несколько часов. Тогда я не знал, как далеко он проехал до того, как я очнулся — дом, в который он меня отвёз, оказался в Западной Вирджинии — но теперь мы знаем, что его преступления пересекли несколько границ штатов.

Со своего полёта, озадаченный Джона смотрел на то, как Джона-копия говорит лишённым интонации, монотонным голосом. Судя по его эмоциям, он будто бы рассказывал о книге. Парящий-Джона подумал, что забрал все эмоции с собой. В конце концов, это он заново всё переживал.
В фургоне было темно. Ангус был художником, так что в салоне не было задних стёкол. Джона зажался в углу, между металлической стойкой для инструментов и какими-то пластиковыми вёдрами краски. У него болела голова. Она кружилась, всё плыло и пульсировало, пока фургон качался и подскакивал на какой-то дырявой дороге, унося его прочь от дома, от матери, от жизни.

Джона пытался проверить, сколько раз сможет досчитать до шестидесяти, чтобы знать, сколько прошло минут, но цифры смешивались, так что в конце концов он остановился. Через неопределённое количество времени фургон с визгом остановился. Джона прищурился, когда свет прорезал темноту фургона, когда его отец открыл двери.

Ангус схватил его за руку, пытаясь заставить выйти из фургона самостоятельно. Джона обмяк, как макаронина, пытаясь думать о чём-то тяжёлом, хоть и знал, что его огромный, крепкий отец сможет поднять его как пушинку.
— У него появился новый дом — ну, старый ветхий дом, но я его раньше не видел. Когда я не стал выходить из фургона сам, он взял меня на руки и прижал к груди, чтобы я уткнулся лицом в его майку. Если бы я даже подумал закричать в тот момент, то не смог бы. Я едва мог дышать. Я уверен, что если бы на улице были какие-то соседи, казалось бы, что заботливый отец несёт своего спящего ребёнка в дом. В этот момент я действительно думал, что случится что-то плохое. Когда ты такой маленький, тяжело подумать, что твои родители сделают что-нибудь плохое, но я шёл к этой мысли. Я дрожал как лист, зубы стучали, и я не мог перестать плакать. Мой отец ненавидел слёзы. «Прекрати плакать, сынок», — говорил он. Я очень старался, но в итоге стал задыхаться и рыдать сильнее. Он спросил, голоден ли я. Я сказал нет. Он сказал, что отведёт меня вниз, в мою «новую комнату». Тогда я понял, что он не собирается возвращать меня домой. Я спросил про маму, а он посмотрел на меня этим... просто злым взглядом, и я подумал, что он меня ударит, но нет.
Он схватил Джона за запястье. Было больно, но Джона до крови закусил губу, чтобы не закричать вслух. Ангус потащил его вниз по лестнице сомнительной прочности и не переставал тянуть, пока их не поглотила тьма беспокойных теней. Затем Ангус потянул за верёвку одной голой лампочки, освещая подвал.

Пол представлял собой спресованную красную глину, что было распространено на юге. «Потолок» состоял из открытых балок и пыльных, гниющих половых досок. В целом, это была не больше чем дыра в земле, с несколькими хлипкими полками и старой полевой кроватью в углу. Там было несколько щелей, которые вели глубже под фундамент дома, но Джона не хотел представлять, что находится за ними.

— Там твоя кровать, — сказал отец Джона удивительно мягким голосом. — Утром я принесу тебе одежду.

Ангус схватил тощие плечи Джона в свои большие толстые руки и сжал, пока Джона не посмотрел ему в глаза.

— Теперь это твоя комната, сынок... — он никогда не называл Джона по имени. Джона помнил, что отец называл его только «сынок». — Можешь делать здесь что захочешь, но никогда не пытайся подняться без меня наверх, не важно, что ты услышишь.
— Он тебя бил? — спросил доктор Драри со своим отрепетированным выражением беспокойства. Не то чтобы он не был искренним, наверное, он просто слышал много подобного. До сегодняшнего дня.

Парящий-Джона наклонил голову и смотрел на пустое, осунувшееся лицо Джона-копии. Почему никто не замечал, что за этими пустыми глазами ничего нет? Джона-копия несколько раз медленно моргнул, прежде чем его взгляд скользнул к лицу доктора Драри.

— Нет, никогда. Но много раз мне этого хотелось. Так было бы легче для многих людей.

Фасад рухнул, и на неприглядном лице доктора отразился искренний шок.

— Как ты можешь так говорить? Я не могу придумать чего-то худшего, чем насилие человека над собственным ребёнком.

Глаза Джона-копии снова закатились, глядя вдаль.

— Если бы он меня бил, это хотя бы закончилось бы на мне.

— Я не понимаю...

— Доктор Драри, мой отец был серийным убийцей, — в голосе Джона не было никакой интонации, его лицо не выражало никаких эмоций, но тем не менее, по его щекам потекли слёзы. — Ангус Эммануэль Рэдли из Сутенёров-убийц в настоящее время отбывает несколько пожизненных сроков в колонии Хэзелтон. После того, как он меня похитил, я жил в его доме для убийств больше двух лет.

Наконец, психотерапевт забылся и перестал сдерживаться.

— Матерь божья. Этого не может быть...

— О, так и было, док... так и есть. Так что, видите ли, то, что я слышал, нюхал и иногда видел в том доме, не может даже в голову прийти обычному человеку. Любого нормального человека это сведёт с ума, — Джона-копия широко развёл руки, и его губы растянулись в сумасшедшей улыбке, которая у него получалась так хорошо. — И вот, мы здесь.

Доктор временно потерял дар речи. Джона его не винил; едва ли это был его обычный день в кабинете.

— Так вы ещё думаете, что меня можно спасти? Или это всё ген злости?

Доктор Драри на мгновение закрыл глаза, но когда снова открыл, он стал совершенно беспристрастным. Джона должен был отдать мужчине должное, он восстановился быстро. Жаль, что это было не худшее, что Джона мог рассказать.

Доктор сжал губы и постучал пальцами по столу. Казалось, он искал ответ на наполовину серьёзный вопрос Джона.

— Коротко говоря, нет, я не думаю, что зло передаётся с генами. Думаю, такое в итоге оказывается ситуацией «природа-против-воспитания». Я так понимаю, в какой-то момент ты ушёл от отца, потому что я не помню, чтобы слышал в новостях, что у него есть сын... — Драри приподнял брови, глядя на Джона за подтверждением.

— В подвале время шло... иначе. Я понятия не имею, как долго был с ним, но моё лучшее предположение — около двух лет. Мама совершенно отказывалась обсуждать со мной это. Мы Рэдли — мы закапываем такие вещи. Во всяком случае, полиция и СМИ были очень добры к нам, когда разошлась история об убийствах. Им удалось убрать все упоминания обо мне. Маме не так повезло, но было лучше, чем могло бы быть.

— Значит, большую часть своей жизни ты жил с матерью, до тех пор, пока её не госпитализировали, да?

Джона кивнул.

— Тогда на твоей стороне воспитание. Тебя растила мать, которая, я уверен, была не идеальной, но для тебя являлась обычным «нормальным» человеком.

— Да, но он во мне. Я наполовину он. Во мне его кровь. А он чудовище.

— Ладно... Тогда расскажи мне об отце своего отца. Каким он был?

Лицо Джона покраснело. Он должен был знать, что Драри захочет изучить эту часть. Этот парень был ищейкой под прикрытием золотистого ретривера. Джона вздохнул и собрался с мыслями, чтобы ответить.

— Ну, я знал его только в раннем детстве, но, судя по всему, он был хорошим парнем.

— Чем он занимался?

Джона беззвучно хохотнул.

— Это немного иронично. Он был пастором — но не таким, кто озабочен богом и бьёт кулаком по трибуне. Он занимался местной миссионерской работой. Агитацией общества. Он консультировал зависимых, проводил службы в приютах для бездомных, начал реабилитационную программу для освободившихся заключённых... всё в таком роде. Его все любили.

С вялой улыбкой, Джона попытался представить в уме этого мужчину, но мог вспомнить только силуэт и эхо громкого, звучного смеха.

— У него было прозвище «Пастырь» со времён армии, поэтому его все так и называли. Он даже практически не отзывался на имя Реверенд Рэдли. Даже я... я называл его дедушка Пастырь. Во всяком случае, он умер через год или два после того, как я сбежал от Ангуса. Врачи сказали, что это болезнь сердца, но я думаю, может быть, он просто не мог справиться с осознанием, кем стал его сын. Его старое сердце просто не выдержало.

— Ах, значит, он прожил достаточно долго, чтобы увидеть, каким стал Ангус, — рассеянно пробормотал Драри.

— Да, к сожалению.

— Ты никогда не замечал, чтобы Пастырь был склонен к жестокости?

Голова Джона резко поднялась, злость согревала загривок.

— Конечно нет! Пастырь был героем для многих людей.

— Понятно. Позволь спросить вот что, Джона. У тебя есть какая-либо нужда или желание навредить или причинить боль другим людям?

Джона сразу же покачал головой.

— Абсолютно нет. Чёрт, я даже не могу убить паука; ловлю и отпускаю.

Он не стал говорить о том случае, когда с радостью предложил убить отца Кэмерона за то, что тот его ударил. Он не был уверен почему, но чувствовал, что это совсем другое.

— Так я и думал. С таким же успехом у тебя появится антипатия к жестокости, из-за опыта с отцом. И даже если бы дело было не в этом, у тебя есть пример деда. Похоже, не отец привёл его к жестокости, так ведь?

«Я никогда об этом не думал, — подумал парящий-Джона. — Я могу быть анти-Ангусом».

— Наверное, — сказал Джона-копия, не отвечая ни отрицательно, ни положительно.

Со своего высокого места под потолком, Джона увидел какую-то искру. Это была просто вспышка света, вроде хлопушки или фейерверка на День независимости. Вскоре он почувствовал тягу в своём сознании, тающее ощущение в мозге. Он понял, что возвращается в своё тело. Закрыл глаза, а когда снова открыл, он уже сидел напротив доктора Драри.

Драри наклонил голову и смотрел на Джона с напряжённой тщательностью, от которой горели уши.

— С возвращением, Джона.

— Как вы поняли?

Никто никогда не мог понять, когда он улетает.

— После того, как понаблюдаешь за пациентом определённое количество времени, начинаешь распознавать внешние признаки расстройства. А это оно. По какой-то причине — хотя теперь мы знаем, что у тебя есть совершенно понятная причина — ты чувствуешь необходимость выбраться из собственной головы, когда всё становится слишком сложно. Сейчас нам нужно выяснить корень расстройства.

Доктор Драри снял очки, чтобы посмотреть на Джона.

— Никакого неуважения к доктору Кэллоуэй, но я не верю, что у тебя расстройство личности. Я поставлю свою лицензию на то, что причиной твоих симптом является детская травма. Подумай об этом так: внешне ты здоров, и по всем намерениям и целям кажешься нормальным парнем. Так что ты вроде красивой картины, но в сломанной рамке. В тебе есть треснутый барьер между тобой и реальной жизнью, и чтобы ты снова поправился, мы должны найти тебе новую рамку, через которую ты сможешь видеть. Ты вообще понимаешь смысл всего этого?

Джона почесал голову от сумасшедшей метафоры.

— Немного, наверное.

— Хорошо. Я хочу, чтобы во время следующего приёма ты как можно подробнее, насколько захочешь, рассказал, что помнишь с того времени, когда был с отцом.

По спине Джона пробежала дрожь, которую он не мог подавить. Доктор Драри понятия не имел, во что впутался.

— Сэм, знаете, когда ездите по сельским районам, иногда можно увидеть группу грифов, которые клюют в чьём-то дворе, как стая толстых цесарок?

— Эм... ну, конечно, наверное, я видел такое раз или два. А что?

— Когда я прохожу мимо них, я всегда думаю, какого чёрта они там делают? Там во дворе нет никакой мертвечины. Понимаете? Ну, почему они там?

— Ладно.

— А затем я думаю: «Ах да, я помню одну причину». В доме моего отца были такие же, эти уродливые грифы-индейки с красными, морщинистыми головами, всегда скакали по драгоценному газону Ангуса. У всех соседей были курицы, но не у Ангуса. У ангуса были грифы. Хотите знать почему? — Джона не хотел отвечать. — Потому что Ангус удобрял свой газон трупами.

Доктор Драри сжал губы и тяжело сглотнул, с таким видом, будто его может вырвать. Но превосходно сдержался.

— Но как...

— О, боже, поверь мне, Сэм... есть вещи, которые ты не захочешь знать.
***
После разговора с доктором Драри в тот день, Джона пришлось побежать в туалет, где его рвало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось. Он ушёл с приёма с обещаниями о плане лечения, раз тебе доктор «знал, с чем он имеет дело». Джона заперся в своей комнате и провалился в глубокий сон — что было для него необычно — наполненный кошмарами о крови и горьком на вкус мороженом.

Он проснулся с головокружением, как и много лет назад, когда его отец накачал его наркотиками. Джона простонал и поднял взгляд к потолку. Предположительно, ему шло на пользу то, что он поделился всем этим с Сэмом — с Сэмом, ради бога, потому что после всего этого они могли перейти на «ты» — но Джона чувствовал себя как никогда плохо. Сейчас, когда он был вынужден вернуться в реальность, казалось, что всего вокруг слишком много.

Джона три дня не выходил из комнаты и не ел. Время от времени заходил Рохан, чтобы проверить его показатели и взять анализы, чтобы убедиться, что он всё ещё жив. Каждый раз Рохан угрожал ему гастроназальной трубкой для питания, но раз он всё ещё пил воду, всё было ещё не так плохо. Не то чтобы Джона делал это из упрямости; он поест, когда его перестанет тошнить при каждой мысли о вещах из прошлого, о которых он отказывался думать.

Рохан никогда не приводил Кэмерона с собой на эти маленькие миссии для проверок «признаков жизни». Джона полагал, что их пытаются держать порознь. Это было хорошо. Мир Джона рушился, и он определённо не был готов к компании. Его лицо пылало от стыда. Ему нужно было отвлечься.

Джона потянулся к прикроватной тумбочку и достал свой планшет. Писательство всегда могло захватить его разум и держать демонов под контролем. Открыв свой текстовый редактор, он поднёс палец к клавиатуре и ждал, пока нахлынут слова. Этого не произошло.

Джона даже не мог назвать это творческим кризисом, потому что знал, на чём закончил в каждой из своих работ. Он знал, что должно происходить на каждом повороте, но слова, чтобы описать эти события, просто не приходили ему в голову. Может, он даже не был писателем. Возможно, он был просто сумасшедшим и притворялся, что у него есть карьера, когда на самом деле он создавал только каракули на страницах. Мог ли он назвать себя писателем, когда не написал ни слова с тех пор, как вернулся в Ривербенд?

Казалось, Джона переживал собственный кризис среднего возраста.

Он не был уверен, над какой книгой собирается работать, но его разум был совершенно пустым, если не считать воспоминаний о детстве и мучениях Ангуса. Внезапно, необходимость увидеть Кэмерона, облегчить душу, стала такой острой, что Джона казалось, что его разрывает пополам. Но как только события его жизни вошли в стены кабинета Драри, они стали реальными. Будет намного тяжелее списать их на психические иллюзии. Они смогут свободно мучить его до конца жизни.

Но на самом деле, что это была за жизнь — оставаться в их рабстве в полном одиночестве. Он не жил, так что терять было нечего...

Его мысли прервались открывшейся снаружи дверью. Она распахнулась и отскочила от стены так сильно, что его картины с барахолки задрожали. Кэмерон залетел в комнату, закрыл дверь, а затем прижался к ней спиной, с широко открытыми глазами и растрёпанный. У него был выходной, что вызвало воспоминание о том, когда он в прошлый раз приходил в комнату Джона в свой выходной. Джона казалось, что он покраснел ещё сильнее.

— Ты снова меня избегаешь, — сказал Кэмерон, глядя на Джона отчаянным взглядом, который совпадал с его собственными эмоциями.

Какого чёрта они так отчаянно боролись с тем, что происходило между ними? Если бы не Кэмерон, Джона никогда бы не открыл ворота в своё прошлое. Хоть результат не пошёл на пользу его психике, даже он мог сказать, что это первый шаг к выздоровлению. Очевидно, он испытывал глубокие чувства к Кэму, которые даже не укладывались у него в голове, но подсознание всё знало... так почему они так сильно старались держаться порознь?

— Я не избегаю, — прохрипел Джона. — Правда.

Кэм посмотрел на него с сомнением, но его поднятые к ушам плечи опустились на несколько дюймов.

— Я... Я рассказал Драри то, что рассказал тебе. И ещё немного. Не буду врать, это по большей части вывернуло меня наизнанку и... С тех пор у меня были тяжёлые времена. Не то чтобы я избегал тебя, я избегал всего. Мне... мне... тяжело позволить другим людям видеть меня таким.

Лицо Кэмерона сморщилось, и он наклонился к Джона, сжимая и разжимая руки, как котёнок, разминающий живот матери. Он понял, что делает, и сунул виновные конечности в карманы. Он неловко переминался с ноги на ногу, будто не был уверен, что должен — или что разрешено — делать.

Джона сел, намереваясь подойти к Кэму, но как только поднялся на ноги, у него закружилась голова от силы гравитации и нехватки еды. Он плюхнулся обратно на подушки и вздохнул.

— Иди сюда, — сказал он, хлопая по матрасу рядом с собой.

Кэмерон подходил болезненно медленными шагами, пока он встал рядом с кроватью Джона. Затем опустился на кровать, так осторожно, будто держал в руках птенца. Пальцы на руках и ногах Джона начало покалывать, а затем они онемели.

Первоначальный шок от раскрепощения в кабинете Драри проходил, а вместе с ним исчезал и якорь. Сознание снова улетало, тянуло за свои оковы, желая освобождения. Джона был в ужасе от онемения, поднимающегося по его рукам и ногам — как бы тяжело ни было оставаться в себе и сталкиваться с правдой, он не хотел больше улетать. Он хотел снова быть частью мира.

Ему нужен был новый якорь — что-то, что задержит его в реальности достаточно надолго, чтобы закончить работу с доктором, как бы это ни повернулось. Ему нужно было почувствовать реальность. Он поднял взгляд на возвышающегося над ним Кэмерона, его мягкие голубые глаза были наполнены беспокойством и чем-то совершенно другим — чем-то, что нелегко было распознать... но Джона решил, что ему это нравится.

Собрав ту малую энергию, которая у него осталась, Джона дёрнулся вперёд и сжал пальцами майку Кэма, притягивая его вниз, пока он не оказался практически сверху. С губ Кэмерона сорвался удивлённый вздох, когда они соприкоснулись грудью, и он яро покраснел.

— Ох, эм... Прости... — запинаясь произнёс он. Он был таким растерянным, что Джона почти рассмеялся. Почти. Но у Джона были другие мысли о том, что он хотел сделать с этими губами.

Он выпутал пальцы из майки Кэмерона и схватился обеими руками за его краснеющее лицо.

— Я постоянно думал об этом с прошлого раза, — хрипло произнёс он. Без дальнейших комментариев, он притянул лицо Кэмерона к своему и захватил его губы в яростном поцелуе.

Их первый поцелуй был успокаивающим, но это было что-то совершенно другое. С каждым соприкосновением их языков, Джона чувствовал, как онемение отступает. Он был жив. Он был живым, дышащим человеком, а не призраком, и от этого кружилась голова. Он обвил руками плечи Кэма и использовал весь собственного тела, чтобы перевернуться.

Глаза Кэмерона расширились, когда он упал головой на подушки, явно удивлённый внезапным проявлением агрессии. Удивлённый, но не без возбуждения. Джона чувствовал, как доказательство этого упирается ему в бедро. Его губы изогнулись в хищной улыбке, и он опустился для очередного быстрого и грязного поцелуя.

Кэмерон простонал ему в губы, но быстро повернул голову, чтобы прошептать Джона на ухо:

— Мы не должны этого делать. Ты не представляешь, как сильно я этого хочу... но мы не должны.

Джона проигнорировал его, пользуясь возможностью атаковать его шею, кусая и посасывая чувствительную кожу под его челюстью, где стучал пульс.

— Я знаю. Знаю, что не должны, но мне это нужно. Я даже не могу сказать... просто... поцелуй меня, Кэмерон.

Напряжение его тела увеличилось на несколько отметок, прежде чем он полностью расслабился — сдался. Джона вздрогнул, когда горячие ладони Кэмерона коснулись его спины. Он даже не заметил, что его майка задралась во время переворота. Это было помехой — или преимуществом — для требуемой потери одежды.

Мягкие губы Кэмерона захватили его губы в поцелуе, который был решительно слаще того, что начал Джона, из-за чего его сердце начало пульсировать вместе с его членом. Это было так идеально, но не то, в чём он нуждался.

Джона оторвался от губ Кэмерона, по пути посасывая его язык, а затем снова переместился к его шее. Тело под ним невольно дёрнулось вверх, и Джона усмехнулся между поцелуями и укусами. Он не был сумасшедшим, не в этом плане. Кэм тоже хотел его. Кто-то наконец-то захотел.

Поставив колено между бёдер Кэмерона, Джона предоставил ему немного давления, о которое можно потереться. Это вытянуло из глубины горла Кэма долгий, низкий стон.

— Шшш, любимый, — прошептал Джона. — Это нарушение правил, а ты напрашиваешься на то, чтобы нас поймали. Я, к примеру, не хочу, чтобы меня закрыли под замок.

Кэмерон кивнул ему, затыкая рот кулаком, пока Джона посасывал впадинку его горла. Джона протиснул свои руки между ними и начал расстёгивать молнию на джинсах Кэма. Он не мог дождаться, когда доберётся до того, что внутри.

— О боже, — прошептал Кэм, убирая руки со спины Джона и скользя под пояс его мешковатых штанов, направляясь к заднице.

Джона был так готов к этому, что чуть не расплакался. Прошло так много времени с тех пор, как кто-то прикасался к нему, ещё больше с тех пор, как это происходило не в медицинской холодной манере. Больше всего ему хотелось насладиться временем с Кэмом, но он знал, что чем дольше это будет продолжаться, тем больше вероятность, что их поймают.

Он отчаянно расстегнул джинсы Кэма и положил руку на тёплую, твёрдую плоть его члена, поверх боксеров. Они одновременно простонали, но звук быстро прервался хлопком двери. Они оба подскочили, но, к счастью, не отодвинулись друг от друга, потому что выглядели не особо прилично.

Вместо этого они медленно повернули головы к двери и увидели возвышающегося, разозлённого Рохана.

— Кэмерон, — произнёс он слишком низким и пугающе спокойным голосом. — Поправься и убирайся к чертям из этой комнаты. Иди домой. В понедельник первым делом мы все сядем с докторами и выясним, что делать с этой ситуацией.

Кэмерон молча моргнул, глядя на него, будто слова не до конца проникали через дымку похоти. Он поднял взгляд на Джона, с замешательством в глазах.

— Сейчас же!

Они оба подскочили от крика. Джона сел, эффективно перекрывая обзор Рохану, чтобы Кэм мог застегнуться. Он выдернул одну из подушек из-под головы Кэмерона и прикрыл ею пах. Кэмерон неохотно слез с кровати и бросил один последний тоскливый взгляд на Джона, прежде чем выйти из комнаты. Он опустил голову, как побитый щенок, и не смел смотреть на Рохана.

Как только они остались одни, Рохан посмотрел на Джона и покачал головой. Он даже не казался злым, просто разочарованным, что почему-то было хуже.

— Чёрт возьми, Джои... какого чёрта ты делаешь?

Джона закрыл глаза и прикусил губу, чтобы не расплакаться. Чёрт, он уже скучал по прикосновениям Кэмерона. Без них он чувствовал себя безжизненным.

— Я не знаю, здоровяк.