Книга Текст предоставлен правообладателем
 Скачать 2.9 Mb.
|
|
из поэзии ашанти-чви Травелог сродни искусству акына, то есть в каком-то смысле ближе к стихам, чем к полноценной прозе. Африканские пейзажи и ритмы располагают к стихотворному изложению. Что вижу, о том пою. Принято считать, что вся дикарская поэзия построена поэтому нехитрому принципу. Не знаю, как обстоят дела с поэзией папуасов или малых народов Сибири с африканской – точно не так. При переводе на русский с языка ашанти-чви современная ганская поэзия может выглядеть, например, так Разумеется, лингвистическая специфика чви, равно как и контекстуальная специфика, исключает возможность более или менее точного перевода. Стало быть, речь идет о вольных переложениях Из Квези Брю Когда вчера под окнами прошел и вышел в ночь, в разметанные звезды, в сгрудившиеся шорохи окраин, в разгар затменья, в шепоты и стоны деторожденья, всё не мог понять, откуда шум доносится – все двери распахнуты, похожи друг на друга. Три человека вышли из дверей, и, бросив Ну, увидимся, До встречи», те двое, что моложе, уступили дорогу старику, а после сами пошли своей дорогой. Это были известные по всей округе воры, но старец не узнал их он был слеп. В погасшем мире скорые прощанья обманка для невидящего слуха. Лишь тишина понятна и сподручна, как трость слепца – у зрячего в руках. Разрушенные стены навалились всем весом разрушения, дыханье всё невозможней, и глаза слезятся от дыма фитилей. И вот стою и вижу здесь край света. Стоит сделать один шажок – и ощутишь паденье, нырнешь, как в пропасть, в собственную тень Из Квези Менса 1. Я слушаю Не показывать левой рукой на собственный дом. Что бы ни было, говорить спасибо на том. Бабушка – у плиты, я жду продолженья вчерашней сказки. Варится суп скотом Мальчику надо чуточку потерпеть. Надо расти, над учебниками корпеть. Кашу из ямса сварят ко дню рожденья. Бабушка у плиты начинает петь. В песенке той паутину плетет паук, внук постигает темноты точных наук, быстро растет, ожидает вознагражденья. Дерево уква – сломанной ветки звук. Голод Нужде ничего ненужно, кроме нужды Всех спасут в конце, а сейчас пощады не жди. Только розга свистит, хочет школьнику дать совет. Только голод, как чей-то голос, тебя зовет. Этот голод овладевает тобой, как дух. Говорит: выбирай скорее одно из двух. Ты бы выбрал из двух, нона уме одно: самое дно, мой брат, то самое дно. Отвечай же со дна видней Господни дела. Ты сидишь на холодном песке в чем мать родила. Мать растила любя, и Господь наставлял любя, чтобы все, что случится, зависело от тебя. Африканец Если поют Как устал наш хамелеон», знай подпевай Уезжает заморе он». Время привило вкус к заморской еде и связало язык непроизносимым Раньше, будучи старшим, был на язык остер. Обучал поговоркам младших братьев-сестер вдень, когда наш отец, разодетый, как командир, бормотал, уходя, чужое «my dear, my dear». И толпа провожающих высыпала во двор. Вдруг щелчок раздался кто-то рванул затвор. Все пройдет, пройдет, только знай себе подпевай. Даже белый и тот не выдержал «My friend, why?..» Из погребальных песен Ашанти Шум великий у тишины. Это знают старейшины. Погремушки ли ей нужны? Эй, тряси, говорят, сильней может, вытрясешь тишину. В пляс пущусь – стариной тряхну. Тишине моей долг верну, зная: будущее за ней Ужин для огня. Путешествие с переводом Предисловие Все началось с рассказа, прочитанного давным-давно и с тех пор периодически всплывавшего в памяти. Об авторе, эфиопском писателе по имени Данячоу Уорку, я ничего не знала о его родине имел самые смутные представления. Но его рассказ показался мне лучшим из всего, что было включено в пятисотстраничную антологию постколониаль- ной африканской литературы, которую я прочел от корки до корки на первом курсе института. Некоторое время назад я снова увлекся африканской литературой и вспомнил про Данячоу Уорку. Мне захотелось перечитать рассказ, который когда-то произвел на меня столь сильное впечатление. Отыскать его оказалось нелегкой задачей книги малоизвестного эфиопского автора давно стали редкостью. Нов конце концов все нашлось – и тот рассказ, и несколько других, не менее впечатляющих. По прошествии пятнадцати лет эта проза понравилась мне даже больше, чем при первом знакомстве. Словом, мне, как читателю, крупно повезло. Повезло еще ив том смысле, что рассказы, которые я нашел, небыли переводами с амхарско- го как выяснилось, Данячоу Уорку (1936–1994) одно время жил в Соединенных Штатах и писал по-английски. Я загорелся идеей перевести его английские рассказы на русский и, разыскав живущих в Миннесоте детей писателя, Сэйфу и Алемшет, получил разрешение на перевод. Постепенно идея перевода переросла в другую – посетить родину писателя, о котором (и о которой) мне по-прежнему было почти ничего неизвестно. Посетить и по возможности окунуться с головой в незнакомый контекст. Тем более что через некоторое время после возвращения из Ганы, где яра- ботал врачом-волонтером в 2010 году, меня потянуло обратно в Африку переводческий проект, который я себе выдумал, представлялся хорошим поводом для нового африканского путешествия. Я предполагал, что, находясь в Эфиопии, буду писать беглые заметки и что эти заметки могут пригодиться в качестве комментариев к текстам, которые я собирался переводить. Но походу дела мои путевые заметки разрослись, а многоплановые произведения Данячоу Уорку сих изобилием культурных отсылок стали казаться мне более подходящими для вольного переложения, чем для точного перевода. В итоге получились две прозы одна (Путешествие) написана мной, а другая (Перевод) – замечательными незаслуженно забытым амхарским писателем – в моем пересказе. Мне хотелось бы, чтобы они воспринимались как две части единого целого. Во всяком случаев этом состоял мой авторский – и переводческий – замысел Часть I. Путешествие. Мурси и пустота Слухи о повсеместных беспорядках оказались сильно преувеличенными. Весь предыдущий месяц мы только и делали, что следили за репортажами из Каира ежедневные демонстрации на площади Тахрир, кровавые стычки между вооруженными силами и сторонниками свергнутого президен- та-фундаменталиста Мурси. Коктейли Молотова, слезоточивый газ, открытые угрозы американскими европейским туристам. Военный переворот – это только начало того и гляди, разразится гражданская война. Госдепартамент призывает всех граждан США, находящихся на территории Египта, немедленно вернуться домой, а тех, кто запланировал отпуск в горячей точке, отказаться, пока не поздно, от безрассудной затеи и рассмотреть вариант отдыха на Багамах. Легко сказать отказаться. А что делать с невозвратными авиабилетами В представительстве компании «Egypt Air» ни ока- ком чрезвычайном положении не слыхали, каирский аэропорт работает в обычном режиме. Так что денег нам никто не вернет, да и отменять всю поездку из‐за одной пересадки обидно ведь в Каире мы собирались провести всего двенадцать часов по пути из Нью-Йорка в Аддис-Абебу. Мы все рассчитали, планируя за эти часы объять необъятное: съездить на пирамиды, пошататься по городу, посетить национальный музей. Но теперь обо всем этом не может быть и речи. Особенно о пирамидах, где и без того назойливые торговцы и зазывалы в нынешней ситуации вконец потеряли совесть, буквально силой отнимают у посетителей деньги, а местная полиция им в этом потворствует. Словом, накануне вылета, в который раз пообещав родным, что не выйду за пределы транзитной зоны, я окончательно смирился с перспективой двенадцатичасового заточения. Была, правда, мысль скоротать время в гостинице, неподалеку от аэропорта, но тут на глаза попалась статья из «Нью-Йорк таймс» о том, как ревнители мусульманского братства отслеживают неверных в каирских отелях, и идея пятизвездочного люкса отпала сама собой. Я уже почти привык к тому, что всякое мое путешествие в Африку требует нескольких попыток. Когда по окончании мединститута мне впервые представилась возможность поехать волонтером в Гану, вмешались семейные обстоятельства, и осуществление юношеской мечты пришлось отложить на неопределенный срок. Однако через два месяца я неожиданно оказался в западноафриканском анклаве в штате Коннектикут и, проведя там год ординатуры, отправился в Гану, уже имея некоторое представление о стране и ее прекраснодушных жителях. Вот и прошлогодняя поездка в Эфиопию сорвалась в последний момент из‐за повысившейся активности сомалийских пиратов и террористов «Аль-Шабаб». За минувший год три четверти состава экспедиции, то есть все кроме меня, успели образумиться и понять, что в Эфиопию им не надо. Зато нашелся новый попутчик в лице индийца Прашанта, напарника по ординатуре, жаждущего острых африканских ощущений, а затем в Фейс- буке объявилась моя старинная приятельница Деми, ныне восходящая звезда эфиопской литературы, и приготовления к путешествию начались по новой. Рейс Нью-Йорк – Каир был переполнен, и мы уж было успокоились, решив, что имя нам, смельчакам, наплевавшим на правительственные предупреждения, – легион. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что собственно туристов, кроме нас, в самолете не было. Легион состоял из египтян, летящих на родину – то ли чтобы побыть со своим народом в трудную минуту, то ли просто по истечении срока действия американской визы Ну что ж, по крайней мере, можно не бояться терактов на борту, моджахеды взрывать своих не станут, – сказал Пра- шант. – А нас прикончат уже по прибытии Не нас, а тебя. Ты – американец, к тому же еврей. А я на американца непохож. Я, может, вообще пакистанец, мусульманин, как они Откуда им знать, что я не из Пакистана Так уж они и станут разбираться, кто индиец, а кто пакистанец. Даже не надейся, ты для них – чужеземец. А вот я с моей семитской мордой легко мог бы сойти за египтяни- на. И действительно стюардессы, разносившие еду и питье, все как одна обращались ко мне на арабском и заметно обижались, когда я отвечал по-английски. Видимо, принимали меня за сноба-экспата, стыдящегося родной речи. В Каирском аэропорту толпа транзитных пассажиров, преимущественно африканцев, вынесла нас к регистрационной стойке, где усач в униформе сходу потребовал наши паспорта. Полистав, передал их сонному напарнику, после чего предложил нам подождать в комнате для курящих Мы не курим Это ничего А чего нам ждать Вам полагается бесплатный номер в гостинице «Ле Пассаж. Мы оформим ваучер и вас вызовем А паспорта Они нужны нам для регистрации. Минут десять мы отирались около регистрационной стойки, делая вид, что беседуем о своем, не выпуская из поля зрения стопку паспортов, лежавшую перед сонным регистратором. Африканцы, не столь озабоченные судьбой своих документов, рассаживались в продымленном помещении за стеклянной дверью. Никакого намека на деятельность, хотя бы отдаленно напоминающую оформление ваучеров, не наблюдалось. Только время зря теряем, – посетовал я, хотя за полчаса до того ив мыслях не держал ехать в какую-то гостиницу. Или все-таки держал Как ни крути, гостиничный номер, да еще и бесплатный, звучит куда привлекательнее, чем зал ожидания или курилка с сиденьями без спинок. Да итак ли уж велика опасность Ведь не собираемся же мы ехать в город. В гостиницу и обратно. Авось обойдется. Однако, что это за фокусы с изъятием паспортов и почему наши американские лежат отдельно от общей стопки Паранойя всегда наготове Нельзя ли забрать паспорта Заберете их вечером, перед вылетом. Не волнуйтесь, ничего сними не случится Мы хотели бы забрать прямо сейчас Тогда вам придется получать въездные визы, а это стоит пятнадцать долларов А что, разве нам не потребуются паспорта с визами, чтобы выйти из аэропорта и попасть в «Ле Пассаж Ну да, – неохотно отозвался усач, – потребуются. Вернув нам непонятно зачем изъятые паспорта, сонный регистратор выписал ваучер и ткнул указательным пальцем в неопределенном направлении Вон там получите визу, потом пройдете пограничный контроль и спуститесь на первый этаж, там для вас вызовут микроавтобус из гостиницы». Визы нам выдали в банковском окошке затем пограничник с перманентным синяком на лбу (признак молитвенного прилежания) в свою очередь попросил удостоверения личности и, спрятав наши паспорта в нагрудный карман, пробормотав одну минуточку, удалился в неизвестном направлении. Вскоре он появился, с озабоченным видом прошагал мимо нас и снова исчез. В течение следующих пятнадцати минут мы видели его снующим, прошмыгивающим, как мышь, из одной служебной комнаты в другую. Наконец, столкнувшись снами нос к носу вовремя одной из своих загадочных перебежек, он резко остановился, чуть лине вытянулся по стойке смирно и, выпучив глаза, торжественно извлек из кармана две паспортные книжки. С конфузливой улыбкой, будто признавая себя побежденным, развел руками «ОК». – Кажется, я понял, – сказал Прашант, когда мы прошли дальше, – ведь у них сейчас Рамадан. Они целыми днями голодают, потому и соображают плохо А мне кажется, дело в челобитии. В «зазибе», или как это у них там называется. Видел, какой у этого пограничника был синяк Если б ты по пять разв день бился лысиной о паркет, тоже бы небось не сразу догадался, что делать спас- портами Дано я не уверен, что эти синяки – настоящие. По-мо- ему, они нарисованные. Иначе бы все эти люди к зрелому возрасту были фактически лоботомированы… Кстати, у пилота, который управлял нашим самолетом, тоже был синяк! Мы спустились на первый этаж. Совершенно пустой аэропорт. Куда все подевались Еще пару часов назад рядом были люди, был аэробус, битком набитый женщинами в хиджа- бах и мужчинами в галабеях 155 , пахло смесью аттара 156 и пота, солью земли. И вот теперь этот соляной сгусток без остатка растворился в океане пустого пространства, вокруг ни души – кроме одной-единственной работницы египетских авиалиний, в третий раз звонящей куда-то и уверяющей нас, что микроавтобус из гостиницы «Ле Пассаж вот-вот прибудет, на этот раз точно, десять минут, пятнадцать максимум. Подождите лучше на улице, видите, вон там – автобусная остановка, пустая автостоянка, океан пустоты. На огромном телеэкране в зале ожидания мелькали новости «Аль-Джазиры». Репортажи из эпицентра событий. Взят под стражу отстраненный от власти Мохаммед Мурси. Демонстранты вытеснили полицию с площади Тахрир. За сегодняшний день – три десятка убитых, больше сотни раненых. Как поверить, что все это – здесь, в нескольких километрах от вымершего аэропорта, рукой подать И что мы – в том самом Египте, где из пасти Западного льва тянется бесконечная цепочка ассоциаций Суд Осириса, сказание Синухе, пирамида Хеопса, библейский Исход, Книга мертвых, птицеобразные Ба, Хат и Ху, проклятие фараонов – всё где-то рядом. В нескольких километрах и нескольких тысячах лет отсюда. Как разместить в сознании эти здесь и нигде Длинная просторная рубаха без воротника, основная мужская одежда в арабских странах Арабские духи осязаемость и бесконечность А главное, как при таком соседстве провести следующие двенадцать часов в транзитной зоне, слоняясь по магазинам «дьюти-фри», или в номере гостиницы «Ле Пассаж, клюя носом под новости «Аль-Джа- зиры»? Ладно, – согласился Прашант, – приедем в отель, а там посмотрим». Как и следовало ожидать, никакого микроавтобуса за нами не прислали. В конце концов мы решили добираться общественным транспортом. Услышав про «Ле Пассаж, водитель энергично закивал, но, кажется, таки не понял просьбы объявить нужную нам остановку. Когда доехали до конечной, он принялся отчаянно жестикулировать, периодически повторяя при этом название гостиницы (так нерадивый контрабандист из Бриллиантовой руки повторял кодовое «шьорт побери. Судя по всему, жесты означали, что дальше нам придется идти пешком. Вглядевшись в плывущую от жары линию горизонта, я увидел придорожный щит с латинскими буквами «Le Passage». Стало быть, почти у цели. Мы зашагали по краю пустого шоссе, предвкушая бесплатный ланч и прохладный душ. Сполоснуться, перекусить, а там посмотрим. Но чем ближе подходили к знакомым буквам, тем сомнительнее выглядели наши перспективы. Очевидно, в поисках спасения от нынешних катаклизмов из города исчезли не только люди, но и дома в поле видимости не было ни единой постройки, одни пустыри да свалки. Манивший путников указатель возвышался над грудой мусора Нет, это не «ле пассаж, это «ле мираж. Поворачиваем об- ратно. Когда мы вернулись в автобусное депо, обманщик-води- тель уже расстилал саджаду для полдневной молитвы. Увидев нас, он расхохотался и подозвал диспетчера, кое-как изъяснявшегося по-английски. Как выяснилось, сложная комбинация водительских жестов означала не дальше идти пешком, а пересесть на другой автобус, который, понятное дело, ушел, пока мы изучали местные свалки, но англоговорящий диспетчер, только что закончивший смену, готов подбросить нас до гостиницы на своей машине. Ему все равно по пути, так что денег он с нас не возьмет – ну разве что двадцать – тридцать фунтов, если мы очень настаиваем. Мы дали понять, что, конечно, настаиваем, ион завел мотор. «Ле Пассаж оказался вполне приличным гостиничным комплексом с бассейном, двумя ресторанами и внутренним двориком, где росли пальмы и тутовые деревья, а белокаменные стены были увиты плющом и хенной. Наспех проглотив полусъедобное блюдо с кошачьим названием (кошари? котя- ри? мурси?), мы обсудили ситуацию и сошлись на том, что в город ехать все жене стоит, лучше остаться тут и как следует отдохнуть перед Аддис-Абебой. Береженого Бог бережет. Прашант даже вспомнил приличествующую случаю индийскую притчу. Через пять минут мы уже стояли перед консьержем, выясняя, как добраться до центра города, а тот глядел на нас удивленно моргая, и бубнил заученную речь – что-то о миролюбии египтян и глубоком почтении, с которым они относятся к приезжим. Похоже, в этой гостинице давно никто не останавливался. Вдруг между нами и консьержем вырос великан с обритой головой и ваххабитской бородой лопатой Чем могу быть полезен Простите, а вы Я Заведующий. Консьерж закивал из подмышки великана, подтверждая, что тот – действительно заведующий. И без того щуплый, этот бормотун совсем съежился в присутствии босса, и, глядя на него, мы тоже почему-то съежились, но, собравшись с духом, промямлили, что мы – туристы, не те американские шайтаны, против которых недавно объявлен джихада свои, мирные туристы, Прашант – пакистанец, я – араб, хоть и не говорю по-арабски, и хотим мы посмотреть город, особенно те районы, где поменьше кровопролития и мародерства, то есть подальше от Тахрира и пирамид Гизы. «Можете положиться на меня, – рявкнул заведующий, цена экскурсии – двести египетских фунтов на человека». И, обнажив гнилые зубы, добавил Ввиду возможного риска для жизни, цена – со скидкой. Вполне приемлемая цена, дешевле, чем мы ожидали. Если бы еще без риска для жизни Но тут заведующий сделал властный жест рукой, и перед нами возник еще один человечек, такой же тщедушный, как и консьерж. Это Мустафа, он будет вашим водителем и экскурсоводом. Позаботься о них хорошенько, Мустафа, покажи все, что стоит показывать. В первую очередь, пирамиды Гизы!» И мы поехали. Окольными путями, через старый городи новый город, через Фустат, где жил Рамбам, и «хару», где живут герои Нагиба Махфуза 157 ; мимо многочисленных достопримечательностей, о которых наш проводник ничего толком не мог рассказать, но, желая передать их историческую важность, с неподдельным драматизмом качал головой: «Много история, много-много важный По-видимому, работу экскурсовода Мустафе доверили впервые, ион, не совсем представляя себе, в чем именно заключается эта работа, старался как мог развлечь пассажиров светской беседой. Разглядывая нас в зеркале заднего вида, он неустанно коверкал английскую речь Нас два месяц туриста не приезжай, вы – один первый! Вы где живи Где только не живи, – нашелся Прашант. – Где живи, а сейчас приезжай, хорошо Друзья. Я вода купи Что-что? – Я вода купи, угощай Сам до ночи пей нельзя, Рама- дана вас угощай – можно, и сам приятно. – Он затормозили прежде, чем мы успели отказаться, выскочил из машины Нагиб Махфуз (1911–2006) – египетский писатель, лауреат Нобелевской премии (1988). Я открыл дверь, чтобы пойти за ним, но Мустафа замахал руками, – Сам, сам покупай, вы отдыхай. Вернувшись, раздал мелочь нищим, сгрудившимся ума- шины в его отсутствие, а нам вручил по бутылке минералки Это бедный, кладбище живи, – пояснил Мустафа, когда мы отъехали Они живут на кладбище Да, много бедный живи – вон там, кладбище, склеп живи. Много-много бедный. Они меня знай ямой старший сын посылай, он помогай, много-много брат корми. – Мустафа снова остановил машину и на сей раз предложил нам выйти. У подножия холма Цитадели начинался Город мертвых, огромный район, целиком состоящий из кладбищ, мавзолеев и усыпальниц мамлюкского периода, заселенный не только мертвыми, но и живыми в некрополе часто селятся каирские бедняки. Три старухи в черных платках поклонились Мустафе и приветливо помахали нам с Прашантом. – Рамадан карим, – лопотал наш проводник, – сам до ночи еда нельзя, а бедный корми – хорошо. Дома жена кричи, ругай, я не отвечай, Рамадан, ссора нельзя. Надо молчи, мужи жена люби, надо Аллах спасибо. Улицы Каира были ровно такими, какими я всегда их себе представлял. Обожженный кирпич, стрельчатые арки, обилие лавок, тележек с фруктами, выкрики продавцов, зов муэдзинов, яблочный дым кальянов. Один из великих городов мира, живущий своей обычной жизнью. Никаких мятежей и казней, никакой кровавой бани. Скорее наоборот повседневное движение жизни казалось подчеркнуто спокойным, даже несколько заторможенным. Может быть, это и был главный признак ненастья – мнимое самообладание как проявление шока. А может, это спокойствие было просто одним из предписаний Рамадана. Надо молчи, надо Аллах спасибо». Во всяком случае, что-то такое точно ощущалось – или это нам так казалось Что-то было. Гордая осанка готовности. Блажен кто посетил сей мир… После обязательного визита в мечеть Ибн Тулуна и короткой прогулки по набережной Нила Мустафа объявил, что настало время ехать к пирамидам Гизы. Вот теперь-то мы и увидим беспорядки, подумал я, когда слева по борту, в просвете между кирпичными многоэтажками, показалась обглоданная вершина Великой пирамиды. Даже в мирное время туристы всех стран, приезжающие, чтобы увидеть последнее из семи чудес света, только и делают, что отбиваются от неотвязных торговцев безделушками, жуликов, норовящих втянуть вас в какую-нибудь аферу, и просто воров-кар- манников. В последние месяцы к этим казням египетским» прибавилась еще одна исламские радикалы, забрасывающие иностранцев камнями. В общем, ничего хорошего ждать не приходится. Но Проведя утро в пустоте аэропорта, а послеобеденные часы – в суфийской умиротворенности Города мертвых, я уже начинал догадываться, что тот Египет, в котором очутились мы, был параллельной вселенной, одним из возможных миров Дэвида Льюиса 158 . В нашей параллельной вселенной пирамиды Гизы были продолжением пустоты, а может быть, и ее началом. Изнутри этой пустоты, из ее сердцевины, остальные миры казались, нет, не иллюзорными, даже наоборот все было в равной степени реальным, равноудаленными туманная панорама города, его небоскребов и минаретов, открывающаяся с обрыва за пирамидой Хуфу; и раскаленные дюны Сахары, непрерывность песков отсюда до Магриба, где я ночевал в лагере у туарегов три года назад и египетские ночи» в североафриканском квартале Нью-Йорка, где почти него- ворят по-английски, всегда пахнет специями и дымом жаровен, а курильщики кальянов, похожие на кларнетистов, продолжают свои бдения до самого утра и вторжение гиксосов в Нижний Египет в XVII веке до нашей эры и нынешний военный переворот и протесты сторонников Мурси; и общинный быт мурси 159 , живущих в долине Омо ровно так, как, вероятно, жили обитатели тех мест в XVII веке до нашей эры; и Анубис с головой шакала, сопровождающий умерших в загробное царство. В египетской Книге мертвых Поля камыша (подругой версии – Поля сна) представлены как реальность, равноцен- 158 Дэвид Келлог Льюис (1941–2001) – американский философ, автор гипотезы модального реализма, предполагающей реальность параллельных возможных миров Племя, живущее на юге Эфиопии ная нашей. Есть два мира, и поди разберись, какой из них настоящий ведь бывает итак, что человек находится сразу в обоих. Находится в самом пекле событий, но узнает о происходящем из сводки новостей, а, оторвавшись от телепрограммы, слышит тысячелетнее дыхание тишины, нарушаемое только жужжанием зеленых мух задирает голову, вглядываясь в морду Сфинкса, считает ряды в каменной кладке пирамиды и пытается, но никак не может представить себе людей – ни тех, для кого сооружались эти громады, ни тех, чьи жизни были отданы на постройку, ни даже тех, кто был здесь вчера или позавчера. Ведь за два с половиной часа, проведенные на пирамидах, мы не встретили ни одного человека. Дети революции С Деми мы дружили в университете, нов последние годы переписывались редко. О новых, все более невероятных витках ее биографии я узнавал в основном от общих знакомых. Уроженка Дыре-Дауа, того самого города на востоке Эфиопии, где охотился за сокровищами Рембо, томился в ожидании каравана Гумилев и строчил желчные репортажи Ивлин Во, Деми шутила, что повторила маршрут европейских литераторов-первопроходцев, нов обратном направлении. На самом же деле ее траектория была куда более сложной. Она рассказывала, что никогда не знала своего отца уже во взрослом возрасте узнала, что человек на трогательных фотографиях из семейного альбома был убит вначале гражданской войны, за два или три года до ее рождения, а своим появлением на свет Деми обязана безымянному солдату СВЭД 160 , ворвавшемуся в хижину вовремя налета, когда первая волна Красного террора захлестнула регион Ды- ре-Дауа. Все это держалось в секрете не только от Деми, но и от других членов семьи, которые, впрочем, и сами в те годы старались знать как можно меньше и держаться как можно дальше. Известно было, что человек на семейных фотографиях некогда принадлежал к поруганной ЭНРП 161 и мать Деми, опасаясь преследований со стороны хунты Менгисту Хайле Мариама, несколько лет пряталась с детьми в подвале у некой тетушки. Сама Деми ничего из этого не помнит; первое отчетливое воспоминание – лагерь для беженцев, откуда их с матерью и старшей сестрой вывезли в Италию, когда Деми было десять. Именно из отсутствия детских воспоминаний и вырос, годы спустя, автобиографический роман, после которого Деми стали причислять к созвездию молодых писателей эфиопской диаспоры – детей революции наряду с Маазой Менгисте, Ребеккой Хайле и Динау Менге- сту. К слову, первая книга Динау, бывшего соседа Деми по Социалистическое всеэфиопское движение – одна из противоборствующих политических группировок, образовавшихся после свержения императора Хайле Селассие I. 161 Эфиопская народно-революционная партия – группировка, боровшаяся со СВЭД и режимом Менгисту Хайле Мариама. бруклинским трущобам, изначально таки называлась, Дети революции (впоследствии он заменил это рабочее название цитатой из Данте: «The beautiful things that Heaven Мне запомнилась сентенция, которую произносит один из его персонажей в качестве тоста Наша память как река, отрезанная от моря. Со временем она пересохнет на солнце. Поэтому мы пьем и пьем, и никак не можем напиться. Что- то подобное говорила и Деми, когда мы шумной компанией просиживали в кабаках после или вместо занятий. В ту студенческую пору она поразила меня своими познаниями в области русской словесности и тем, что четыре или пять раз прочла от корки до корки «Улисса». Таская нас, очкариков с литературного факультета, по злачным местам в самых неприветливых районах города, она повторяла, что вкус жизни всегда оседает на дне общества, как сироп – на дне стакана. Это было пятнадцать лет назад, и знаменитые строки русского классика эфиопского происхождения – «всё те же мы – едва ли применимы к нашей тогдашней компании. Время от времени отголоски юности доходят в виде не слишком увлекательных сплетен кто-то из бывших начинающих авторов подался в бизнес или пошел по академической стезе, учился, но недоучился, пробовал снимать фильмы, располнел, полысел, отрастил бороду, чтобы скрыть второй подбородок. Динау Менгесту преподает теперь в Джорджтаунском 162 Краса небес в зияющий просвет (пер. М. Лозинского). университете и считается одним из самых многообещающих англоязычных писателей поколения «under 40» 163 , продолжателем линии Сола Беллоу. А Деми продолжает свои бесконечные странствия, взяв заправило нигде не задерживаться дольше года. Когда ей было четырнадцать, она решила сменить Италию на Америку и, вопреки увещеваниям матери с сестрой, купила билет в Лос-Анджелес, где жили какие-то дальние родственники. При этом она не позаботилась о въездной визе. Как ее без визы выпустили из Италии, бог весть. Во всяком случае, из Лос-Анджелесского аэропорта она отправилась прямо в спецприемник, где провела следующие полгода. Наконец, получив разрешение на въезд в США, она ненадолго поселилась у родственников, которых никогда до этого не встречала, но вскоре снова собрала чемоданы и уехала в Нью-Йорк – к кому-то из тех, с кем успела подружиться в спецприемнике. Остается загадкой, как при таком кочевом образе жизни она умудрилась закончить школу, поступить в института потом – правда, уже после издания книги, принесшей ей известность, – в аспирантуру Гарварда. Ноу Деми вся жизнь – одна сплошная загадка. После окончания аспирантуры она преподавала литературу в тюрьмах и колониях для несовершеннолетних, погоду жила в Париже, Мадриде, Мехико и Рио-де-Жанейро, овладела пятью или шестью языка Те, кому нет сороками, включая арабский. В последнее время она живет в Саудовской Аравии, где проводит писательские мастер-классы для учащихся женского пансиона, исподволь проповедуя им идеи эмансипации. И вот несколько месяцев назад я получил от нее сообщение в Фейсбуке: «Мархаба! 164 Помню, ты когда-то мечтал побывать в Эфиопии, а я тебя отговаривала. Должна тебе сказать, что я пересмотрела свою точку зрения и собираюсь туда этим летом. Не хочешь ли встретиться в Аддисе?» Если это и совпадение, то из тех, что случаются разв жизни, подумал я и бросился звонить Прашанту. Но за пару недель до вылета, когда наши планы итак уже были под вопросом из‐за событий в Египте, я получил еще одно сообщение «Извини… Моя мама заболела, кладут на операцию. Завтра лечу в Рим. Посылаю тебе координаты моего приятеля Уорку. Он живет в Аддисе. Свяжись с ним, он все устроит * * Уорку встретил нас в аэропорту. Это был низкорослый сухощавый человек неопределенного возраста (позже выяснилось, что мы ровесники, упрятанный, как улитка, в безразмерную кофту с капюшоном. Огромные, глубоко посаженные в череп глаза, лоб с набухшими венами и залыси- 164 Здравствуй (араб нами. По-английски он говорил вполне бегло и почти безостановочно. Добро пожаловать в Эфиопию Как долетели? Устали? Сколько сейчас времени в Нью-Йорке? Здесь Полчетвертого утра. То есть для европейцев – полчетвертого, а для нас – полдесятого. У нас ведь по-другому время считают, сутки начинаются не в двенадцать, как у вас, а в шесть. Не знали У нас и календарь другой, отстает от вашего на восемь лет. Ив году не двенадцать месяцев, а тринадцать. Так что для ференджа 165 в Аддис-Абебе сейчас две тысячи тринадцатый год и полчетвертого утра, а для эфиопа – две тысячи пятый и полдесятого. Те, кто говорил вам, что Эфиопия отсталая страна, были правы. Все из‐за календаря, ха- ха. В общем, когда будете спрашивать уместных, который час, имейте ввиду. Отнимать шесть часов. Нет, пардон, прибавлять. Башка не варит, не проснулся еще. Почему-то у нас все международные рейсы обязательно прибывают среди ночи. Может, они эфиопское время с европейским путают Когда надо кого-нибудь встретить, я обычно с вечера в аэропорту дежурю, чтобы не проспать. Паркуюсь у входа в терминал, завожу будильники сплю в машине. Удобно. В машине спать удобно, в моей, по крайней мере. Привык. А вас я в гостиницу отвезу, забронировал. Там недорого. Отоспитесь, а часика в четыре, то есть в десять по-вашему, заеду завами, поедем в город. Вы – от Деми, да Моя сестра – ее давняя подруга Европеец (амхар.). Здесь и далее в повести – амхарский. Переводы с других языков оговариваются особо они в Париже вместе квартиру снимали. Сестра до сих портам. А Деми где В Саудовской Вот те на. А я-то думал, она в Штатах Я от сестры неделю назад вернулся, почти месяцу нее гостил. Мне такие длинные отпуска редко выпадают. Париж, в общем, понравился, хороший город вроде бы, но Лондон роднее. В Лондоне Зелалем раньше жил, мой двоюродный брат. Вы с ним сегодня познакомитесь. Но сначала надо поспать. Мы, кстати, приехали». Поспать в гостинице таки не удалось. Причиной тому были церковные песнопения, начавшиеся поместному обычаю в четыре часа утра (в десять – по эфиопскому времени) и транслируемые на всю округу с помощью стадионных динамиков. Непривычные для европейского уха гармонии напоминали о древности музыкальной культуры согласно преданию, эта звуковая система была создана Яредом Сладко- певцем аж в шестом веке. На краю Ойкумены, водном из самых древних и изолированных государств на Земле, все существует с незапамятных времени меняется чрезвычайно медленно. Господствующая религия здесь – тоуахдо, абиссинский вариант православия, за семнадцать веков своего существования накопивший множество диковинных обрядов и догматов. Кроме того, после исламского нашествия в XVI–XVII веках в Эфиопии осело значительное число мусульман. Говорят, на сегодняшний день эфиопские сунниты и приверженцы тоуахдо относительно мирно сосуществуют. Как бы тони было, вскоре к православному песнопению примешался азан муэдзина мусульманское меньшинство боролось за право голоса в утренней партитуре. Затем вступили окрестные петухи, и воцарилась нормальная африканская какофония. Я такого еще в Гане наслушался. Короче говоря, к семи утра мы были готовы на выход. Спустившись в фойе, мы нашли там неутомимого Уорку. За эти три часа он уже успел побывать в церкви и теперь смиренно дожидался нашего пробуждения Что это вы так рано Вы же небось не выспались А ты Мне много не надо. И потом, я же еще в машине пару часов подремал, пока в аэропорту вас ждал. А в машине я всегда хорошо высыпаюсь Может быть, вам здесь слишком шумно Хотите, отвезу вас к себе, поспите еще часок-дру- гой? – Да нет, спасибо. Нам тоже много не надо, – соврал я и тотчас почувствовал на себе негодующий взгляд Прашан- та. – Может, позавтракаем Завтракайте, конечно, – кивнул Уорку, – я не завтракаю, но с удовольствием с вами посижу. Когда мы вышли на улицу, город уже бодрствовал. Группы молодых людей в американских футболках и джинсах лениво прогуливались, переговариваясь вполголоса, или сидели на низких табуретках перед полуоткрытыми жестяными лачугами, в которых продавались фрукты и всякое хозяйственное барахло. Другие горожане, нагруженные охапками дров и продовольственными корзинами, брели по обочинам в сторону рынка Меркато. В отличие от праздношатающихся и праздносидящих эти были одеты в основном в традиционные бурнусы и шаммы 166 , некоторые вели за собой тощую скотину. Мимо них проносились бело-голубые маршрутки и старые жигули – тройки, пятерки, шестерки – пережитки эпохи эфиопско-советской дружбы. В воздухе стояла приятная свежесть, какая бывает после дождя, но придорожная суглинистая почва была суха. Главное – никакой африканской жары. Ночью, когда мы прилетели, было и вовсе холодно. Позвонив жене в Нью-Йорк, я узнал, что там началась полоса сильной жары, на улицу не выйти. А здесь, в Африке, ходишь в легком свитере или куртке, запахиваешься при порывах ветра. Эфиопы утверждают, что у них в стране тринадцать месяцев солнца. Дотошные экспаты уточняют четыре месяца дождей и слякоти, девять – прекрасной весенней погоды У вас бывает жарко, Уорку? – Не жарче, чем в Европе летом. Я бы даже сказал, холоднее. Градусов двадцать пять, двадцать семь максимум. Мы же в горах находимся. Аддис – одна из самых высокогорных столиц в мире. Аддис! Еще недавно название столицы Эфиопии ассоциировалось у меня исключительно с детской игрой в города: Анкара, Астана, Алушта, Анапа Кто бы мог подумать, что Накидка из газовой ткани Аддис-Абеба окажется первым городом из этого списка, где мне доведется побывать. В садах высоких сикомор, аллеях сумрачных платанов По сравнению с городами Западной Африки центр Аддис-Абебы выглядел вполне презентабельно широкие, асфальтированные улицы, многоэтажные здания, ровный шелест акаций, растущих вдоль тротуаров. «Это всё китайцы строят, – пояснял Уорку, пока мы кружили по одной из главных улиц в поисках стоянки, – все эти новые здания, дороги. Мэйд ин Чайна. У проституток в Ад- дисе есть такая присказка. Когда им предлагают слишком низкую цену, они возмущаются Что я, по-твоему, мэйд ин Чайна?“ Проститутки знают, что почем. Низкая цена – низкое качество. Не удивлюсь, если все эти небоскребы рухнут через лет десять – пятнадцать. Да и если не рухнут, эфиопам от этого будет мало проку. Китайцы всю рабочую силу с собой привозят, наших не нанимают, технологиям строительства не обучают. Зато сносят жестянки, через год-дру- гой ни одной не останется. Что, конечно, хорошо для облика города, только людям-то где жить Вряд ли их всех расселят по новым кондоминиумам. Хотя правительство именно это им обещает. Наше правительство считает, что заключило выгодный контракт с Китаем, потому что участки под застройку не переходят во владение китайских инвеститоров, а сдаются им в бессрочную аренду. Только наши болваны могут считать это выгодной сделкой. Кстати, видите вон ту башню Это здание Африканского союза. Там заседают наши диктаторы. У нас говорят, что эта башня – средний палец Аддиса». Поставив машину на платную стоянку, то есть попросту оставив ее посреди одной из боковых улочек и заплатив несколько быров мальчишке-беспризорнику, чтобы тот присматривал, Уорку повел нас в кафе, где, по его словам, стряпали лучший в городе фыр-фыр, традиционное утреннее блюдо из кусочков инджеры вперемешку с острым соусом. Инджера, пористый блин из перекисшего теффового 167 теста, составляет здесь основу завтрака, обеда и ужина. Его используют ив качестве общей тарелки, на которую горками выкладываются пряные мясные соусы, салаты и каши, и – вместо ложки, отщипывая от тарелки по кусочку и захватывая этими кусочками мясную или овощную начинку. В путеводителях по Эфиопии обычно пишут, что вкусу ин- джеры – на любителя. Мы оказались любителями, уплетали за обе щеки. Уорку жевал спичку, уставившись в потолок. На предложение помочь нам с фыр-фыром он ответил, что никогда не ест раньше полудня. Складывалось впечатление, что сони еду он считает барской прихотью Вы только мэсоб 168 случайно не съешьте, – предостерег он, взглянув на наше обжорство Тефф – высокогорный злак, произрастающий главным образом в Эфиопии и Эритрее, где он является основной зерновой культурой Перевернутая плетеная корзина, используемая в Эфиопии в качестве обеденного стола – Не будем. Оставим мэсоб на ужин Для ужина он вам не понадобится, ужинать будем у Зе- лалема. – У того, который в Лондоне жил Угу. Давайте, кстати, обсудим план действий. Вам ведь город показать надо. Я этого сделать, к сожалению, не смогу работа. Но есть человек, который сможет. Зовут его Ато Айелу. Мыс ним в одну церковь ходим. Интересный мужик, свидетель нескольких эпох. При старом режиме, до коммунистов, он чуть лине в дворцовой гвардии служил. При Дер- ге 169 учительствовал где-то в сельской школе. Потом вышел на пенсию, а недавно ни с того ни с сего женился. Молодая жена, затраты, сами понимаете. Так что теперь он подрабатывает частным гидом. Берет недорого. Если дадите ему двести быров 170 , он будет доволен. Уверяю, оно того стоит. Ходячая энциклопедия. Только имейте ввиду в его присутствии нив коем случае нельзя говорить ничего плохого об императоре Хайле Селассие. Айелу его боготворит. Если б я не знал, что он – протестант, решил бы, что он – растаман. – Протестант – удивился я. – Мне казалось, в Эфиопии все христиане – монофизиты Не все. – Уорку назидательно поднял указательный палец Большинство, ноне все. Я-то ведь тоже протестант Амхарское название Временного военного административного совета, главного органа власти при режиме Менгисту Хайле Мариама (1974–1991). 170 Около десяти долларов На тоуахдо я, прости за каламбур, поставил крест много лет назад. Отдельный разговор. Короче, вы все поняли, да Никакой критики в адрес Хайле Селассие. Только восторженные междометия Я так понимаю, ты этих восторгов не разделяешь Простоя не считаю его героем без страха и упрека. Хайле Селассие очень долго правили постепенно перестал владеть ситуацией. Ему надо было уйти еще в шестидесятом, когда взбунтовались гвардейцы и студенты. А он стал цепляться за власть, как клещ за солдатское одеяло. Вот и поплатился. Что произошло вначале семидесятых, ты и сам наверняка знаешь Напомни Ну как, была засуха в Уолло, недород, страшный голод, в общей сложности двести тысяч погибло. Люди обращались с просьбами о помощи, а когда устали ждать ответа, собрали манатки и сами отправились в Аддис. Тысячи беженцев Хайле Селассие, который к тому моменту давно уже впал в старческий маразм, стал паниковать, потому что через несколько месяцев в Аддисе должен был состояться международный саммит и ему не хотелось, чтобы весь мир увидел, что по городу бродят толпы дистрофиков. Они сам факт того, что в Эфиопии голод, пытался скрыть. Все, что оставалось в закромах с урожайных лет, отправлял на экспорт, чтобы создать иллюзию изобилия. От гуманитарной помощи отказывался, уверял, что всё под контролем. Короче, когда прибыли беженцы, он не придумал ничего лучшего, чем приказать армии силой вернуть их в Уолло. Так что поделом ему Но разве те, кто пришел после него, небыли еще хуже А я и не говорю, что Дерг был лучше. Понятно, что Мен- гисту Хайле Мариам был палачом почище Сталина и Пол Пота. Но моя родня пострадала в первую очередь не от коммунистов, а от Хайле Селассие. У меня в Уолло половина семьи перемерла. И вообще странно работает наша историческая память. Мы не забыли про зверства итальянцев вовремя оккупации, хотя это было почти восемьдесят лет назад, и никто из моих знакомых, которых передергивает, когда они слышат итальянскую речь, тогда еще не родился. Но все почему-то забыли про Уолло и готовы провозгласить Хайле Селассие святым мучеником. Уорку все больше распалялся, хотя ни я, ни Прашант практически ничего не знали о предмете дискуссии и, следовательно, не могли возразить или согласиться. Возможно, его монолог был продолжением какого-то недавнего спора с Айелу. А может быть, это не единичный спора постоянная тема их разговоров. Унаследованные истины, несправедливая избирательность исторической памяти. Революция, око- торой до сих пор спорят бывший лейб-гвардеец его величества и потомок крестьян Уолло, произошла почти полвека назад. Уорку приходится этой революции не сыном, а внуком. Но говорит так, как будто сам был если не участником то уж точно очевидцем. Странная штука эта историческая память. События не стираются из нее так, как они стираются из памяти личной. Расстояние между мной и тем, чтобы- ло до меня, с детства остается неизменным. Где-то на подсознательном уровне мне всегда будет казаться, что Великая Отечественная война закончилась всего три-четыре десятилетия назад, а под прошлым веком подразумевается XIX. Пренатальная память, невидимый источник. Как ни эффектна питейная метафора Динау Менгесту, она, разумеется, неверна: ведь реки не вытекают из моря, а, наоборот, впадают в него, как в беспамятство. Как и другие реки, эта питается грунтовыми водами, дождевыми ручьями. И, уж если на то пошло, можно сказать, что детство – сезон дождей и собранной влаги хватает на всю продолжительность памяти, даже когда эта река берет начало в самом засушливом из регионов А вообще, досадно, – сказал Уорку после некоторой паузы у большинства иностранцев Эфиопия ассоциируется исключительно с голодом. Наши правители из кожи вон лезли, чтобы скрыть этот голод от мира, а получилось наоборот. И теперь приходится всем объяснять, что есть и другие вещи, которые заслуживают внимания Не теффом единым, – ввернул я и тут же устыдился своей неуместной шутки Не теффом единым, – вежливо улыбнулся Уорку. Кстати, я надеюсь, вы сыты |