Краснодарский университет мвд россии

• Название: Краснодарский университет мвд россии
• Дата: 18.10.2021
• Размер: 1.36 Mb.
• Имя файла: LEKTsII_UP_PD_40.05.02.docx
• Тип: Методическая разработка; #250508
• страница: 9 из 74

Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости, и в состоянии опьянения


В УК РФ 1996 г. была включена новая норма, регулирующая уголовную ответственность лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости. Хотя в самом Кодексе это название не используется, в работах правоведов и судебных психиатров эта норма называется ограниченной, либо уменьшенной вменяемостью и законодательно отражена в ст. 22 УК РФ:

«1. Вменяемое лицо, которое во время совершения преступле­ния в силу психического расстройства не могло в полной мере осоз­навать фактический характер и общественную опасность своих дей­ствий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной от­ветственности.

2. Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, учитывается судом при назначении наказания и может служить основанием для назначения принудительных мер медицинского характера».

Появление института уменьшенной (ограниченной) вменяемости следует считать закономерным результатом развития доктрины уголовного права. Именно эта норма отражает существующую юридическую, пенитенциарную и клинико-психологическую реальность в виде широкого распространения среди преступников психических расстройств, не исключающих вменяемости, но ограничивающих их способность к саморегуляции во время совершения преступления. Понятие «ограниченная вменяемость» адекватно фиксирует эту реальность и тем самым позволяет дать дифференцированную правовую оценку деяний этих лиц. Без появления в УК ст. 22 нельзя было бы говорить о закреплении в уголовном праве принципа субъективного вменения, последовательной и полной реализации принципа вины и справедливости.

Нормы об уменьшенной вменяемости прямо сформулированы и действуют в современном уголовном законодательстве ряда зарубежных стран. Уменьшенная вменяемость в различных формулировках признается, например, в уголовных кодексах Франции и Германии. Хотя в статутном праве Англии нет норм, в которых бы прямо говорилось об ограниченной вменяемости, но закон 1957 года об убийстве предусматривает, что если лицо, страдающее ненормальностью умственного развития, совершает простое убийство, то это обстоятельство хотя и не освобождает его от уголовной ответственности, но существенно ее уменьшает. В некоторых североамериканских штатах суды часто используют концепцию уменьшенной вменяемости в тех случаях, когда обвиняемый представляет доказательства того, что он находился в таком психическом состоянии, при котором не мог совершить деяние, требующее специального умысла, предумышленности. Если доказательства принимаются и факт уменьшенной вменяемости считается установленным, преступление квалифицируется как менее тяжкое.

Проблема уголовной ответственности лиц с психическими аномалиями волновала умы исследователей еще в период расцвета эллинистической философской системы, у истоков которой стояли Платон и Аристотель. Именно в сочинениях Платона и Аристотеля рассуждения о моральной и правовой ответственности лиц с психическими аномалиями приведены в определенную систему.

Развитие общества не сняло остроту данной проблемы, а лишь разделило ее исследователей на два лагеря – сторонников биологических и социальных детерминант поведения. Так, французский философ и врач XVIII века Жюльен де Офре Ламетри считал, что поведенческие реакции человека суть явления природные и детерминированы природными задатками. Локк, напротив, полагал, что человек – чистая доска и все возможные варианты поведения есть следствие социальных воздействий на психику.

Исследованию влияний социальных и биологических импульсов на поведенческие реакции посвятили свои труды выдающиеся просветители: Вольтер, Руссо, Монтескье, Дидро и др.

После того как психиатры и юристы столкнулись на практике с проблемой невменяемости и вменяемости, выяснилось, что между этими состояниями находится большая группа лиц, которые хотя и являются вменяемыми в отношении совершенного преступления, но страдают психическими аномалиями, оказывающими определенное влияние на их поведение. В связи с этим и появились ссылки в законодательстве некоторых стран на уменьшенную вменяемость, так же как в научной литературе возникла одноименная проблема.

Впервые об уменьшенной вменяемости упоминают уголовные кодексы германских государств: Брауншвейгский 1840 г., Гессенский 1841 г., Саксен-Альтенбургский 1841 г. и другие. В них кроме невменяемости речь шла и об уменьшенной вменяемости. Среди факторов, обуславливавших уменьшенную вменяемость, указывались слабоумие, недостаточное развитие, старческая дряхлость, опьянение, полное отсутствие воспитания, крайне неблагоприятная и развращающая обстановка, сопутствовавшая человеку в детстве. Во всех подобных случаях предусматривалось уменьшение наказания. Сходные нормы были, например, в законодательстве Швеции 1864 г., Дании 1886 г., Финляндии 1889 г.

Сам же термин впервые был произнесен Калем на Инсбрукском съезде юристов в 1904 г. В его редакции суть термина сводилась к формуле «уменьшенная вменяемость – уменьшенная вина - уменьшенная ответственность».

Представители классической школы права - А.Фейербах, И.Бентам, неразрывно связывали вменяемость и вину, считая, что, кто несет на себе меньше субъективной вины, тот должен нести и меньшее наказание. Эту связь они усматривали на основе идеи о том, что психически неполноценное лицо обладает меньшей злой волей, и, следовательно, вина его меньше, и он должен нести меньшее наказание. Они считали, что источник преступления - злая воля, выступающая как самостоятельное духовное начало. При совершении деяния лицо, проявляя злую волю в результате болезни, оказывается менее свободным. Что касается невменяемых, то их злая воля не есть проявление свободной воли, поэтому они вообще не несут ответственности.

Иного мнения придерживались социологической школы права, представителями которой являлись Лист, Тард, Принс, Ван-Гамель и другие. Они считали, что наказание – средство защиты от преступности, бороться с которой можно только воздействуя на факторы, ее порождающие, которые в свою очередь коренятся в среде, окружающей преступника, в его индивидуальной психологии. Для решения своих целей данная школа использовала понятие уменьшенной вменяемости, обсуждая эту проблему на множестве проводимых заседаний и съездов, в рамках Международного союза криминалистов, организованного в 1889 г. Некоторые сторонники социологической школы права делили преступников на две группы:

а) случайных, совершающих преступление под воздействием внешних условий; б) хронических (привычных), совершающих преступления в силу внутренних свойств, как правило, психических аномалий. Прямая зависимость преступности от психических аномалий предопределили особое понимание уменьшенной вменяемости.

Первой была попытка компромисса с классической школой, по которому уменьшенная вменяемость есть суть уменьшенная вина, в случае которой устанавливался особый режим заключения (что отразилось в Итальянском уложении 1889 г., где при уменьшенной вменяемости лицо подвергалось уменьшенному наказанию, при этом лишение свободы могло заменяться на пребывание в особом убежище до тех пор, пока это решение не будет отменено). Все лица, совершившие преступление в состоянии уменьшенной вменяемости, делились на “опасных” и “менее опасных”. Для «опасных» Лист предлагал не только особый тюремных режим, но и меры безопасности еще до совершения преступления. На Брюссельском (1910 г.) и Копенгагенском (1913 г.) съездах Международного союза вопрос об уменьшенной вменяемости был тесно увязан с проблемой «опасного состояния». Для опасных преступников предлагалась идея неопределенных приговоров и тезис о необходимости продления срока после отбытия наказания.

В русском уголовном праве невменяемость упоминается уже в Воинском артикуле 1715 г., но то время понятие уменьшенной вменяемости еще не было известно, и только в п. 4 ст. 146 Уложения о наказаниях уголовного и исправительного свода законов 1845 г. в числе обстоятельств «уменьшающих вину» было указано: «если преступление учинено им (виновным) по легкомыслию или же слабоумию, глупости и крайнему невежеству, которым воспользовались другие для вовлечения его в преступление».

Однако русские юристы, не смотря на их «классическую» правовую направленность, были не согласны с внесением понятия «уменьшенная вменяемость» в русское уголовное законодательство. Из-за этого уменьшенная вменяемость не была включена в проект Уложения 1903 г., и там отразилась только невменяемость. Так, например, разработчик Общей части этого закона Н. С. Таганцев признавал, что и способность познавать и понимать окружающие нас явления, и способность оценивать познанное допускают весьма различные оттенки, что эти оттенки могут влиять на ответствен­ность. Но они «не могут рассматриваться как особый вид или даже особый оттенок вменяемости, так как в этом отношении существует только двоякая возможность: или признать, что в данном случае существуют условия, устраняющие вменяемость, или установить, что таковые отсутствуют. В первом случае виновный освобождает­ся от ответственности, во втором — подлежит наказанию; признать какое-либо третье, посредствующее состояние мы не можем ни тео­ретически, ни практически".¹ Среди противников уменьшенной вменяемости был и один из основопо­ложников судебной психиатрии профессор Московского университета В. П. Сербский. Он писал: «Введение в законодательство этого понятия — при невозможности дать какую-либо правильную меру для приложения его на практике — вызвало бы значительные недоразумения и дало бы ложное направление разрешению вопро­са о невменяемости, который допускает только два решения: или человек обладал свободой действия — и тогда он вменяем, или же он не обладал ею — и тогда он невменяем».²

УК РСФСР 1926 г. предоставлял суду возможность применять меры медицинского характера в дополнение к наказанию лиц, страдающих психическими расстройствами, не исключающими вменяемости (ст. 26). Однако в литературе отмечалось, что данная статья почти не использовалась. С конца 20-х до середины 60-х годов этот вопрос почти не рассматривался в уголовно-правовой литературе. О нем либо ничего не писалось, либо уменьшенная вменяемость отвергалась, как «ненаучная» постановка вопроса. Сторонники отрицания ее существования указывали на расплывчатость этого института, который не может обеспечить эффективность его применения к лицам, страдающим психическими расстройствами. Наиболее существенные возражения, с их точки зрения, обосновывались как невозможностью, так и трудностями определения критериев уменьшенной вменяемости. Аналогичной была ситуация по данному вопросу и в литературе по судебной психиатрии. В результате была ликвидирована практически вся сеть учреждений по изучению преступника и преступности, свернуты почти все индивидуальные исследования, посвященные данной проблеме.

Лишь немногие из известных юристов и психиатров того времени (М.М. Исаев, А.А. Жижиленко, И.М. Фарбер, С.И. Тихенко, В.С. Трахтеров) высказывались в защиту уменьшенной вменяемости. По их мнению, выделение в уголовном законе этого самостоятельного института и устранение «растяжимости» его понятия, в конечном счете, позволит более дифференцированно и правильно подходить к лицам с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости, совершившими преступные деяния, когда ставится вопрос о применении к ним уголовного наказания.

В середине 60-х годов к проблеме уменьшенной вменяемости вернулись вновь. Психические аномалии в уголовном законе того периода (УК 1960 г.) не были упомянуты, в то время как в УПК РСФСР 1960 г. в ст. 49 говорилось о «психических недостатках», т.е. получалось, что с точки зрения закона психических аномалий для уголовной ответственности не было, а для обеспечения права обвиняемого на защиту они были. Начиная с дискуссии, которая состоялась в марте 1965 г. во Всесоюзном институте по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, об уменьшенной вменяемости вновь активно заговорили. Опубликовываются статьи, монографии, в том числе с изложением критериев и признаков уменьшенной вменяемости, соотношении вменяемости и невменяемости, выдвигаются и обосновываются положения о том, что уменьшенная («пограничная») вменяемость не является промежуточной категорией между вменяемостью и невменяемостью, а представляет собой часть (вариант) вменяемости.¹

В юридической науке справедливо отмечалось, что лица с неполноценной психикой не могут быть в области уголовной ответ­ственности приравнены к психически здоровым. Тем более что пси­хические аномалии, не исключающие вменяемости, во многих случаях выступают в качестве условия, способствующего преступле­нию. Проблема актуализировалась в последние десятилетия в свя­зи с ростом числа психических аномалий в обществе в целом и особенно числа правонарушений, совершаемых такими лицами. До 30—40% лиц, прошедших судебно-психиатрическую экспертизу и признанных вменяемыми, страдают различными формами нервно-психической патологии. А среди лиц, совершивших преступления против личности, число страдающих психическими аномалиями достигает 65—70%.²

Попытка ввести в закон понятие «ограниченной вменяемости» вместо «уменьшенной» была сделана в ст. 15 Основ уголовного за­конодательства 1991 г. Но такая замена ничего не дала, и законода­тель избегает в настоящее время и термина «ограниченная вменяе­мость". Хотя по содержанию текст ст. 22 УК во многом близок к ст. 15 Основ, она не использует термины «уменьшенная» или «ограниченная вменяемость». Очевидно, позиция законодателя по-прежнему состоит в том, что вменяемость не может иметь степеней.

Из положений ст. 22 УК РФ вытекает следующее:

1. 
   закон не признает промежуточного состояния между вменяемостью и невменяемостью;
   
2. 
   Признанное вменяемым лицо, которое во время совершения преступления не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности. То есть вменяемость лица с психическим расстройством и вменяемость лица без него по отношению к уголовной ответственности юридически равнозначны, так как субъекты в том и другом случаях подлежат ответственности;
   
3. 
   Наличие у виновного психических ано­малий, не исключающих вменяемости, «учитывается судом при назначении наказания». Очевидно, что формулировку ст. 22 УК РФ «учитывается су­дом» следует понимать не как «суд должен учесть», а как «суд может учесть». Учет судом какого-либо обстоятельства не обяза­тельно означает смягчение или усиление наказания (индивидуали­зация наказания «по вертикали»), но и выбор наиболее рациональ­ной меры уголовно-правового воздействия среди более или менее равных (индивидуализация «по горизонтали»). Можно предполо­жить, что дальнейшее развитие уголовного и уголовно-исполни­тельного законодательства приведет к созданию специальных ви­дов наказаний и исправительных учреждений, ориентированных на лиц с психическими и физическими аномалиями;
   
4. 
   Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, может служить основанием для при­менения принудительных мер медицинского характера.
   

Новая для российской совершенной уголовно-правовой системы ст. 22 УК РФ предусматривает весьма оригинальную фигуру, которая должна в правоприменительной практике рассматриваться как субъект преступления, но обладающий специальными свойствами. В уголовном праве, по существу, это третье лицо способное совершить общественно опасное деяние: наряду с вменяемым, подлежащим уголовной ответственности, и невменяемым, уголовной ответственности не подлежащим, появилось занимающее промежуточное положение лицо с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости, а, следовательно, подлежащее уголовной ответственности, что и отмечено в ч. 1 ст. 22 УК РФ. Вместе с тем вменяемость лица «отягчена» психическим расстройством, которое, в отличие от расстройства, характерного для невменяемых, не носит патологического характера, и это принципиальное и, в сущности, главное их отличие. В правовом аспекте отличием является то, что уменьшенная (ограниченная) вменяемость порождает последствия двоякого рода: наказание может сочетаться с принудительными мерами медицинского характера, в то время как невменяемость исключает уголовную ответственность и наказание, являясь в случае неблагоприятного социально-медицинского прогноза основанием для назначения принудительных мер медицинского характера. Еще одно отличие касается непосредственно вида принудительных мер медицинского характера. В соответствии с в ч. 2 ст. 99 УК РФ: «Лицам, осужденным за преступления, совершенные в состоянии вменяемости, но нуждающимся в лечении психических расстройств, не исключающих вменяемости, суд наряду с наказанием может назначить принудительную меру медицинского характера в виде амбулаторного принудительного наблюдения и лечения у психиатра». Невменяемость же лица служит основанием для назначения и применения альтернативных мер, предусмотренных главой 15 УК РФ.

Перед дальнейшим анализом вопросов темы остановимся и определим основные встречающиеся понятия, это – норма, аномалия, патология. Норма есть состояние системы, характеризующее ее как среднее между избытком и недостатком. Аномалия – отклонение от этой величины, способное нарушить баланс, но не переходящее границ патологии. В свою очередь патология – это крайняя противоположность нормы, которая может характеризоваться как некое вырождение.

Из предложенных формулировок вытекают следующие требования. Во-первых, отклонения от нормы должны носить количественный и качественный характер. Во-вторых, незначительные отклонения от нормы допустимы. Например, незначительное соматическое расстройство, не нарушающее психической гармонии. В-третьих, отклонения от нормы не должны переходить границ патологии.

Что касается самого понятия уменьшенной (ограниченной) вменяемости в уголовном праве, то по этому поводу высказывают огромное количество мнений и дают различные определения. И это в какой-то степени закономерно, поскольку с одной стороны она должна быть согласована с институтами вменяемости, вины и ответственности, а с другой стороны - с невменяемостью и принудительными мерами медицинского характера.

По Калю (1904 г.) уменьшенная вменяемость есть длящееся болезненное состояние, уменьшающее сознание преступности деяния или силу сопротивления соблазну. По А. А. Жижиленко (1924 г.) ее можно определить как происходящее от длительного болезненного состояния или умствнного недоразвития значительное ослабление способности сознавать совершаемое и оценивать свои поступки. По В. С. Трахтерову (1924) она есть качество сознания больного человека, характеризующее уменьшенную способность руководить своими действиями и отдавать отчет в них, нечто средне, лежащее между вменяемостью и невменяемостью.

Авторы публикаций 70 – 90-х годов уменьшенную (ограниченную) вменяемость определяют как: а) пониженную способность отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими (Авербух, Голубева); б) состояние психики лица, когда его способность сознавать свои действия или руководить ими не утрачена совсем, но по сравнению с нормой понижена (ослаблена) в силу психических аномалий - некоторые формы психопатий, неврозы, дебильность, остаточные явления органического поражения головного мозга, психофизическое недоразвитие и другие явления психопатологии (Сущенко) ;¹ в) разновидность вменяемости, которая отличается от полной вменяемости тем, что уменьшение вменяемое лицо не полностью отдает отчет в своих действиях и не может ими полностью руководить во время совершения преступле­ния, так как имеет психическое расстройство, ограничивающее его интеллектуально-волевые возможности; сужение содержания и объема интеллекта и воли субъекта позволяет констатировать меньшую степень виновности таких лиц, что должно влечь за собой меньшую степень их ответственности и меньшую меру наказания (Глухарева, Назаренко).

Анализ ст. 22 УК РФ позволяет выделить юридические критерии психических расстройств, не исключающих вменяемости. К ним относится:

1. Невозможность в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или бездействия (интеллектуальный признак);

2. Невозможность в полной мере руководить своими поведенческими реакциями (волевой признак).

Надо отметить, что возможность субъекта осознавать фактический характер своих поведенческих реакций и их общественную опасность затруднена не вообще, а лишь в конкретном случае совершения противоправного деяния. Субъект же может в целом характеризоваться как лицо, обладающее определенными психофизиологическими аномалиями, что вовсе не означает наличия постоянных затруднений в его интеллектуальной сфере. Но если в конкретном правонарушении психические аномалии сыграли роковую роль в поведенческой реакции, определили ее направленность при социально - объективной стрессовой ситуации, тогда уместно говорить о неполной возможности осознания фактических и социально значимых поведенческих возможностей.

О.Е. Фрейеров раскрывает сущность юридического критерия, как аффективно-волевые аномалии и своеобразие мыслительной деятельности, имеющиеся у некоторых психически неполноценных личностей (вменяемых), которые могут сужать сопротивляемость к соблазну, ослаблять контрольные механизмы поведения, ограничивают альтернативные возможности выбора действия в тех или иных ситуациях. Р.Ф. Крафт-Эбинг считал, что вменяемые лица, имеющие психические аномалии, при совершении преступления могут обнаруживать интеллектуальную слабость, «извращения характера», и поэтому у них увеличивается сила безнравственных стремлений, душевных страстей и ослабевает способность противостоять им.

Интеллектуальный признак, как отмечалось, означает, что лицо в момент совершения преступления не способно в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия).

Психические расстройства, не исключающие вменяемости, не позволяют в полной мере осознавать смысл происходящего. Они довлеют над интеллектуальными возможностями лица, вследствие чего противоправный способ снятия эмоциональной напряженности в конкретной эмоциогенной ситуации становится для него значительно более вероятен и облегчен. Ю. М. Антонян И С. В. Бородин отмечают, что для олигофренов, например, характерна импульсивность поведения, отсюда насилие как реакция на внешние раздражители при слабой способности осмысливания последних и предвидения своих поступков. Другая типичная особенность - повышенная внушаемость, что, несомненно, связано с интеллектуальной недостаточностью.

Волевой признак уменьшенной (ограниченной) вменяемости характеризует неспособность лица в полной мере руководить своими действиями, то есть осуществлять их под контролем воли, в виде свободного волеизъявления. На долю волевого признака выпадают лишь те редкие случаи, когда субъект полностью сознает фактическую и социальную стороны противоправного поведения, но не может сдержать себя. Примерами таких случаев могут служить извращенные влечения психопатов, навязчивые явления у больных, перенесших энцефалит и различные расстройства произвольной деятельности. Все это свидетельствует, что волевой признак уменьшенной вменяемости сопряжен с эмоциональным состоянием человека.

Согласно законодательной формулировке субъект, психика которого отягчена аномалиями, не может в полной мере осознавать как фактический характер своего поведения, так и его общественную опасность. Правоприменительная оценка аномалий психики должна быть ориентирована на комплексный характер толкования, так как необходимо установить, что субъект был ограничен в возможности осознания не только фактического, но и общественно опасного характера своего поведения. Употребляемый законодателем союз «и» делает такую оценку обязательной.

В настоящее время можно выделить три подхода к определению медицинского критерия ограниченной вменяемости. Он определяется как:

1. 
   Психические расстройства, не исключающие вменяемости;
   
2. 
   Психические расстройства непсихотического уровня, которые также называют психическими аномалиями (Антонян, Бородин);
   
3. 
   Аномалии психики, которые не являются психической болезнью и характеризуются дисбалансом сил возбуждения и торможения (Иванов, Брыка), или неболезненные психические расстройства (Семенцова).
   

В научной литературе вызывает споры стремление третьего подхода резко расширить круг лиц, которые могут быть признаны ограниченно вменяемыми. К примеру, И.А. Семенцова предлагает относить к неболезненным психическим расстройствам, помимо краевых психопатий акцентуации характера, «крайние типы нервной системы» (холериков, меланхоликов), процессы, вызванные климатическими и другого рода явлениями и так далее, на что И. Цимбал обоснованно отмечает, что столь широкий круг неболезненных психических расстройств практически ничего не оставляет для психической нормы. Неверно признавать в порядке ст. 22 УК РФ наличие психического расстройства, не исключающего вменяемости у лица, который, к примеру, в силу нетерпеливости, неусидчивости, холерического характера и так далее, толкнул на эскалаторе в метро человека, чтобы ускорить свой собственный спуск, чем причинил последнему тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой смерть, даже если получилось это «непроизвольно», «импульсивно». В подтверждение этого можно привести верное замечание О.Д. Ситковской о том, что влияние психических аномалий на поведение в типичных или предвидимых ситуациях в большинстве случаев заранее известно субъекту или должно быть известно. Поэтому целенаправленный самоконтроль может во многих опасных ситуациях предотвратить попадание в определенные «опасные» ситуации. Игнорирование же субъектом значимости для него такого самоконтроля должно нейтрализовать смягчающее значение данной психической аномалии на конкретное преступное поведение.¹

Однако сложно согласиться с аргументами того же И. Цымбала, одновременно приравнивающего содержащееся в ст. 22 УК РФ понятие «психическое расстройство» к понятию «психическая болезнь», в связи с чем нельзя говорить о «неболезненной болезни», тем более в свете того, что в соответствии с ч. 2 ст. 22 возможно применение принудительного лечения такой «неболезни», что «противоречит не только здравому смыслу, но и действующему законодательству». ¹ На наш взгляд, подобная позиция излишне буквально воспринимает некорректное название ст. 22 УК РФ и сужает рамки уменьшенной (ограниченной) вменяемости, что так же неверно, как и излишнее расширение ее границ.

Определение психических расстройств исключительно как болезненных состояний малообоснованно, здесь представляется более верным включение в их состав аномальных состояний и аномальных процессов, как это предлагает Н.Г. Иванов. При этом верно к аномальным состояниям относить относительно постоянные психофизиологические реакции, такие как неврозы и психопатии (исключив при этом, как отмечалось выше, акцентуации характера), а к аномальным процессам – реакции, носящие временный, непостоянный характер, неболезненные соматические явления, нарушающие баланс процессов возбуждения и торможения, такие как беременность или состояние аффекта. Включение последнего элемента в число психических расстройств, не исключающих вменяемость, как, впрочем, и других аномальных процессов, вызывает немало споров в научной литературе. К примеру, Г.В. Назаренко утверждает, что отнесение физиологического аффекта к психическим расстройствам ошибочно, так как он «представляет собой реакцию психически здорового субъекта на противоправное либо аморальное поведение потерпевшего, в то время как уменьшенная вменяемость предполагает наличие психического расстройства».² Однако автор не учитывает, что все исключительные состояния, которые относятся к временным психическим расстройствам, тоже начинаются в связи с внешней ситуацией, внезапно, обычно непродолжительны, возникают у лиц, не страдающих психическими заболеваниями (то есть у «психически здорового субъекта»). К их числу относится и патологических аффект, однако, в отличие от него, физиологический аффект не влечет за собой признание лица невменяемым, так как при нем непсихотические аффективные реакции развиваются менее остро, их динамика не динамика не отражает характерной смены фаз и не завершается глубокой прострацией.¹ Однако при физиологическом аффекте вследствие торможения коры головного мозга и раскрепощения подкорковых центров резко сужается сфера сознания, в таком состоянии лицо смутно осознает характер совершенных действий и еще более смутно предвидит их последствия. Кроме того, при аффекте лицо в значительной мере утрачивает контроль над своим поведением, которое становится импульсивным, хаотичным и нецеленаправленным. В психологии поводом возникновения аффекта признается отрицательный раздражитель. Торможение при аффекте коры головного мозга ведет к ряду психических сдвигов - нарушается внимание, оно приковывается лишь к тому, что вызвало аффект. Однако, практическое применение физиологического аффекта в порядке ст. 22 УК РФ маловероятно, так как он и так закреплен в ст. 61 в качестве смягчающего наказание обстоятельства, а лица, совершившие преступление в данном состоянии, зачастую не нуждаются в последующем лечении.

В остальном медицинский критерий ограниченной (уменьшенной) вменяемости схож с медицинским критерием невменяемости. В.Д. Сирожидинова подтверждает, что в число психических расстройств, не исключающих вменяемости, входят хронические расстройства психики: шизофрения, эпилепсия, маниакально депрессивный психоз, если, как уже отмечалось, выраженность психического расстройства не достигает патологии. Другие авторы кроме этого также относят к нему временные психические расстройства, слабоумие и иные болезненное состояние психики. Например, шизофрения, которая относится к хроническим психическим расстройствам, не всегда полностью лишает человека возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своего деяния либо руководить им, то есть эта возможность может быть полностью не утрачена, но ослаблена. В последние годы некоторые авторы вялотекущие формы течения шизофрении, доброкачественные и стойкие ремиссии с маловыраженными негативными расстройствами также склонны рассматривать как психические аномалии. А лица, страдающие олигофренией в стадии дебильности, достаточно часто признаются судом ограниченно вменяемыми.

Отличие медицинского критерия невменяемости от медицинского критерия ограниченной вменяемости в том, что медицинский критерий невменяемости выступает в виде конкретного болезненного состояния психики, которое блокирует в момент совершения общественно опасного деяния либо процесс осознание лицом фактического характера и общественной опасности своих действий (бездействия), либо процесс руководства ими. А при ограниченной вменяемости определенные психические отклонения от нормы лишь частично лишают лицо в момент совершения преступления возможности осознания фактического характера и общественной опасности своего поведения либо возможности руководить им. Из этого можно сделать вывод, что объем медицинского критерия ограниченной вменяемости несколько шире, чем тот же критерий невменяемости.

Подводя итог, хочется привести слова О.Д. Ситковской, рекомендующей следователю, суду, опираясь на выводы судебно-психиатрической экспертизы, сопоставляя эти материалы со всеми сведениями о личности и поведении обвиняемого, исследовать важные для индивидуализации ответственности субъекта с психическими аномалиями в рамках вменяемости вопросы: стремился ли он уменьшить осознаваемый риск преступного поведения, сопротивлялся ли попаданию в провоцирующие ситуации, где высока вероятность проявления аномалий в поведении, воздерживался ли от алкоголя и прочего. При этом необходимо не только оценивать наличие и степень затруднений в осознанно-волевом поведении в связи с психической аномалией, но и значимость данного обстоятельства во всей совокупности обстоятельств, влияющих на характер и степень ответственности. Эти действия должны ориентировать практику на необходимость установления аномалий не вообще, а в момент совершения инкриминируемого деяния, на недопустимость автоматического вывода об ограниченных возможностях осознанно-волевого поведения без исследования механизма конкретного поведения. В некоторой степени эти рекомендации можно отнести и к установлению невменяемости.

Таким образом, можно сделать следующие выводы:

1. 
   закон не признает промежуточного состояния между вменяемостью и невменяемостью;
   
2. 
   Признанное вменяемым лицо, которое во время совершения преступления не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности. То есть вменяемость лица с психическим расстройством и вменяемость лица без него по отношению к уголовной ответственности юридически равнозначны, так как субъекты в том и другом случаях подлежат ответственности;
   
3. 
   Наличие у виновного психических ано­малий, не исключающих вменяемости, «учитывается судом при назначении наказания». Очевидно, что формулировку ст. 22 УК РФ «учитывается су­дом» следует понимать не как «суд должен учесть», а как «суд может учесть». Учет судом какого-либо обстоятельства не обяза­тельно означает смягчение или усиление наказания (индивидуали­зация наказания «по вертикали»), но и выбор наиболее рациональ­ной меры уголовно-правового воздействия среди более или менее равных (индивидуализация «по горизонтали»). Можно предполо­жить, что дальнейшее развитие уголовного и уголовно-исполни­тельного законодательства приведет к созданию специальных ви­дов наказаний и исправительных учреждений, ориентированных на лиц с психическими и физическими аномалиями;
   
4. 
   Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, может служить основанием для при­менения принудительных мер медицинского характера.
   

Федеральным законом от 21 октября 2013 г. N 270-ФЗ «О внесении изменений в ст. 63 Уголовного кодекса РФ» система обстоятельств, отягчающих наказание, пополнилась новым видом - совершение преступления в состоянии опьянения. Этим Законом, в частности, ст. 63 УК РФ дополнена ч. 1.1 следующего содержания: «Судья (суд), назначающий наказание, в зависимости от характера и степени общественной опасности преступления, обстоятельств его совершения и личности виновного может признать отягчающим обстоятельством совершение преступления в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ».

Указанная новелла уголовного закона не явилась неожиданной для специалистов в области уголовного права, поскольку на протяжении последнего времени в обществе активно обсуждался вопрос об усилении уголовной ответственности в отношении лиц, совершивших отдельные виды преступлений в состоянии опьянения. Особенно остро обозначенная проблема касалась случаев нарушения водителями автотранспортных средств правил дорожного движения в состоянии опьянения.

Согласно данным официальной статистики ежегодно в результате дорожно-транспортных происшествий в России погибают или получают ранения свыше 275 тыс. человек. На дорогах за последние 9 лет погибло около 10 тыс. детей в возрасте до 16 лет, травмированы в общей сложности свыше 209 тыс. несовершеннолетних. Демографический ущерб от дорожно-транспортных происшествий и их последствий за последние десять лет составил свыше 57 тыс. человек. При этом 3/4 дорожно-транспортных происшествий совершают водители легковых автомобилей, каждое 13 из которых совершается именно водителями в состоянии опьянения.

Видимо, по этой причине в своем ежегодном послании к Федеральному Собранию В.В. Путин, затрагивая проблему высокой смертности населения, обращал внимание на важность повышения безопасности на дорогах.
Как следствие, государством за последнее время сделаны поступательные шаги в сфере уголовно-правовой политики по предупреждению преступлений, совершаемых в состоянии опьянения. Так, в 2009 г. признак «состояние опьянения лица, совершившего преступление» позволил по-новому дифференцировать уголовную ответственность за преступление, предусмотренное ст. 264 УК РФ. До этого времени уголовный закон не придавал принципиального значения состоянию опьянения лица, совершившего преступление. Действовало общее положение, согласно которому лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ, подлежит уголовной ответственности на общих основаниях (ст. 23 УК РФ).

В этой связи небезынтересно будет напомнить, что в уголовном законе советского периода действовала аналогичная уголовно-правовая норма, согласно которой «лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, не освобождается от уголовной ответственности» (ст. 12 УК РСФСР). При этом уголовный закон в ст. 39 УК РСФСР обязывал при назначении наказания учитывать в качестве обстоятельства, отягчающего ответственность, совершение преступления лицом, находящимся в состоянии опьянения. Однако положение данной нормы позволяло суду «в зависимости от характера преступления, не признать это обстоятельство отягчающим ответственность». Тем не менее, в целом состоянию опьянения теория и практика уголовного права советского периода старались придать значение обстоятельства, отягчающего уголовную ответственность. Авторы научно-практического комментария Уголовного кодекса РСФСР, отмечая данную особенность, писали, что «влияние состояния опьянения на совершенное лицом преступление презюмируется, поэтому суду не требуется каждый раз особо это мотивировать в приговоре. Напротив, непридание состоянию опьянения значения отягчающего обстоятельства нуждается в обосновании в приговоре суда, что нередко не делается».

Сравнительно-исторический анализ положений уголовного закона советского и современного периода свидетельствует о том, что, несмотря на свою внешнюю схожесть, правовые модели учета состояния опьянения при оценке личности субъекта, совершившего преступления, являются разными. На наш взгляд, сегодня законодатель «более мягко» предлагает принимать во внимание данное обстоятельство в качестве отягчающего наказание («скорее нет, чем да»). Об этом, в частности, свидетельствует содержание положений ч. 1.1 ст. 63 УК РФ, из которых следует, что суд в зависимости от характера и степени общественной опасности преступления, обстоятельств его совершения и личности виновного может признать указанный факт как отягчающее наказание обстоятельство. В то время как по УК РСФСР суд при наличии соответствующих оснований признавал его как обстоятельство, отягчающее ответственность, а только затем в зависимости от характера преступления допускал возможность его не учитывать («скорее да, чем нет»).

Еще одно обстоятельство, которое заставляет обратить пристальное внимание на рассматриваемую проблему, - высокая доля лиц, совершивших общеуголовные преступления в состоянии опьянения. По данным официальной статистики МВД России, ежегодно в нашей стране в состоянии опьянения совершается 1/3 всех преступлений. Следует отметить, что наибольший удельный вес преступлений, совершенных в состоянии алкогольного опьянения, приходится на Дальневосточный и Сибирский федеральные округа. Например, в таких субъектах, как Чукотский автономный округ, Республиках Саха (Якутия), Тыва, Бурятия, Алтай, Хакасия и Магаданская область, каждое второе преступление совершается лицами в состоянии опьянения. В этой связи возникает закономерный вопрос: должен ли суд в каждом таком случае учитывать состояние опьянение лица в качестве отягчающего наказание обстоятельства? В частности, опрос судей Дальневосточного федерального округа показал, что большая часть респондентов (70%) рассматривает состояние опьянения как дискреционный институт, т.е. признание или отсутствие такового решается исключительно на основе судейского усмотрения. В то же время каждый третий судья (30%) считает, что состояние опьянения обязательно следует учитывать в качестве отягчающего наказание обстоятельства.

Косвенно ответ на поставленный вопрос можно найти в анализе вектора судебной практики Верховного Суда РФ, который в последнее время, отвечая на социальные вызовы, каковым стала проблема предупреждения преступлений с участием пьяных водителей, обращал внимание судов на необходимость усиления уголовной ответственности в таких случаях. Так, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 9 декабря 2008 г. № 25 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения» обращалось внимание судов на необходимость при назначении наказания лицу, совершившему предусмотренное ст. 264 УК РФ преступление в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, в силу ч. 3 ст. 60 УК РФ учитывать указанное обстоятельство как отрицательно характеризующее личность этого лица, ... повышающее степень общественной опасности им содеянного». Справедливости ради следует уточнить, что с введением дифференцированной уголовной ответственности в отношении лиц, совершивших в состоянии опьянения преступление, предусмотренное ст. 264 УК РФ, необходимость в двойной оценке отпала, и данное правоположение было исключено из разъяснения Верховного Суда РФ.

Таким образом, изменение подхода уголовно-правовой оценки состояния опьянения лица, совершившего преступление, продиктовано в первую очередь социальной потребностью необходимости обеспечения безопасности дорожного движения и, как следствие, усиления уголовной ответственности в отношении лиц, совершивших предусмотренное ст. 264 УК РФ. Более того, уже сегодня в Государственной Думе РФ на стадии проработки находится законопроект о дальнейшем усилении уголовной ответственности в отношение водителей, которые управляют автомобилем в состоянии алкогольного опьянения. Фактически идет речь о возврате ранее существовавшей ст. 211.1 УК РСФСР «Управление транспортными средствами в состоянии опьянения».

Важным условием отнесения рассматриваемого состояния к отягчающему обстоятельству наказания является установление факта нахождения лица в опьянении, вызванном употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ. В связи с этим судам надлежит по каждому уголовному делу, соблюдая требования закона об объективном исследовании обстоятельств дела, устанавливать, совершено ли преступление виновным лицом в состоянии опьянения. При признании факта совершения преступления в состоянии опьянения отягчающим наказание обстоятельством суд должен на это сослаться в приговоре при мотивировке назначенного наказания.

Так, приговором Индустриального районного суда г. Хабаровска от 2 декабря 2013 г. П. признан виновным в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, повлекшем по неосторожности смерть потерпевшего. Апелляционным определением судебной коллегии по уголовным делам Хабаровского краевого суда от 28 января 2014 г. приговор изменен, из описательно-мотивировочной части судебного решения исключено указание, что П. совершил преступление в состоянии алкогольного опьянения, поскольку данное обстоятельство не было подтверждено материалами дела и в приговоре отсутствовали какие-либо доказательства этого.

В связи с введением новеллы уголовного закона возникает еще один вопрос: признавая состояние опьянение отягчающим наказание обстоятельством, достаточно ли установить сам факт такового? Проведенный нами опрос судей показал, что при решении вопроса о признании в качестве отягчающего наказание обстоятельства состояния опьянения каждый третий респондент (35%), помимо собственно факта опьянения, будет учитывать другие (дополнительные) условия. При этом к наиболее значимым судьи отнесли мотив преступления (53%), объект преступления (44%), взаимоотношения между подсудимым и потерпевшим (30%). Думается, что данная позиция вполне согласуется с положениями ч. 1.1 ст. 63 УК РФ, в которой сказано, что суд, признавая состояние опьянение отягчающим наказание обстоятельством, должен исходить из характера и степени общественной опасности преступления, обстоятельств его совершения, а также данных о личности виновного.

Анализ ст. 22 УК РФ позволяет выделить юридические критерии психических расстройств, не исключающих вменяемости. К ним относится:

1. Невозможность в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или бездействия (интеллектуальный признак);

2. Невозможность в полной мере руководить своими поведенческими реакциями (волевой признак).

Также в соответствии со с.т 23 и 63 УК РФ

3. Состояние опьянения лица, совершившего преступление, рассматривается в уголовном праве как необязательный вид отягчающего наказание обстоятельства. Очевидно, что при таком подходе требуется более детальная регламентация данного института, в т.ч. в рамках специальных разъяснений Верховного Суда РФ, в которых бы устанавливались четкие границы его применения.