критика речи и лит.ред.. Л. М. Майданова Критика речи и литературное редактирование текстов сми

• Название: Л. М. Майданова Критика речи и литературное редактирование текстов сми
• Анкор: критика речи и лит.ред..doc
• Дата: 18.05.2017
• Размер: 1.08 Mb.
• Имя файла: критика речи и лит.ред..doc
• Тип: Документы; #7847
• страница: 1 из 21

Л.М.Майданова
Критика речи
и литературное редактирование текстов СМИ


Екатеринбург

В учебном пособии рассматриваются вопросы правки речевых погрешностей как на уровне высказывания, так и на уровне целого текста. Использован материал письменной и устной речи в сфере функционирования средств массовой информации.

Пособие предназначено для студентов факультетов журналистики.

ОТ АВТОРА
В нашем общении мы всегда не прочь критически взглянуть на то, что и как говорит наш собеседник. Важность этой оценивающей дея­тельности подтверждается тем, что ее результаты в течение веков закреплялись в языке, фольклоре, нормах поведения. Например, в словаре и в фольклоре много единиц, фиксирующих болтливость, пус­тословие, косноязычие, грубость, острословие, краснобайство, лапи­дарность, нелогичность, бессвязность, бестактность и другие каче­ства речи. Вот только несколько примеров из сборника В.И.Даля «По­словицы русского народа» [т. 1]: Во многословии не без пустословия [317], В добрый час молвить, в худой промолчать [319], За словом в карман не полезет [320], И красно и цветно, да линюче [320], Сказал, что отрубил [321], И речисто, да нечисто [321], Беседлив, как тюлень [323], Язык змеиный [324], Обмолвка - не обида [325].

Совершенно очевидно, что эти формулы рождались в повседневном общении и впитывали в себя оценки, настроения и суждения людей, общающихся в бытовой, неофициальной обстановке. Именно в этой сфе­ре они и до сих пор вполне могут играть роль учебника общения, так как человек легко извлекает из них правила речевого поведения в условиях, когда это поведение относительно свободно, когда оно от­носительно слабо контролируется и со стороны говорящего, и со сто­роны адресата.

Однако в современном обществе сферы общения значительно диффе­ренцированы, дифференцирован и контроль за речью, и функции ее, и нормы. То, что в одной сфере общения является благом, в другой при­знается недостатком. Например, повторы и сложные синтаксические конструкции деловых документов при цитировании их в радио- или телеинтервью воспринимаются с трудом и обычно вызывают такие реак­ции ведущего: «А теперь скажите об этом попроще», «Переведите это на обычный язык», «Поясните все это слушателям». И собеседник переводит и поясняет. Не всегда действует и правило «В добрый час молвить, в худой промолчать». Вряд ли в теледебатах кандидатов на какие-то должности молчание в ответ на неудобный вопрос будет оце­нено аудиторией положительно. Ведущие различных развлекательных передач в прямом эфире вынуждены заполнять паузы между звонками слушателей какой-нибудь болтовней, значит, надо осваивать фатическое общение (говорение ради говорения как знак речевого контакта), и оценивать его теперь нужно как некое искусство, а не как "многосло­вие с пустословием", согласно традиционной формуле.

Все сказанное ведет к тому, что нельзя объять необъятное. Нель­зя говорить о критике речи вообще и вообще о литературном редакти­ровании. Нужно определить, какой сфере общения принадлежит эта речь и тексты, подлежащие редактированию. И все рассуждения, пост­роенные на материале данной сферы, в полной мере будут приложимы только к ней.

Мы будем говорить о сфере массовой коммуникации. Наш материал - это тексты газет и журналов, радио- и телепередач. В центре внима­ния будет стоять редактор как первый и критически настроенный чи­татель текста. Это читатель, который способен, в случае надобнос­ти, своим вмешательством в текст улучшить его и тем самым защитить интересы всех других адресатов. Кроме того, в наше время редактор может позаботиться и о своей редакции, предотвратив появление пуб­ликаций, способных повлечь за собой судебный иск.

Не будем забывать об истине «На чужих ошибках учатся». Критика чужой речи полезна нам для совершенствования собственного стиля.

Автор благодарит студентов факультета журналистики Уральского государственного университета, студентов факультета телерадиожурналистики Гуманитарного университета г. Екатеринбурга, а также своих коллег, работников кафедры русского языка и стилистики Ураль­ского государственного университета, а также журналистов Свердловской области за материалы, часть которых включена в данное пособие.
1. РЕДАКТОРСКОЕ ЧТЕНИЕ
Редактирование - это сложная речевая деятельность, которая тре­бует особых читательских навыков, свободного владения нормами ли­тературного языка, хорошего стиля письма и известной компетентно­сти в той области знаний, к которой относятся редактируемые тексты. Понятно, что специалист, редактирующий технические тексты, вряд ли без особой подготовки сможет редактировать тексты литературоведче­ские, публицистические или художественные. Соответственно и редак­торы, специализирующиеся в этих областях, вряд ли смогут редакти­ровать тексты по математике, физике или биологии. Столь же очевид­но, что в любой области литературы редактор, слабо владеющий лите­ратурным языком и скверно излагающий собственные мысли, своим вме­шательством в текст окажет ему плохую услугу.

Но что такое особые читательские навыки?

Мы читаем, строя прогнозы относительно будущего содержания и последующих формальных элементов изложения. Если гипотеза вновь воспринятым фрагментом текста не подтверждается, мы ее перестраи­ваем и продолжаем читать дальше. Конечно, чтение продолжается и в том случае, когда гипотеза подтвердилась. При этом мы мало задумы­ваемся о самом процессе чтения. При каких-либо затруднениях не всякий читатель вернется к предыдущим фрагментам, будет перечиты­вать трудный раздел и тем более разбираться в причинах затрудне­ний. Мы можем пропустить данный отрезок текста, можем принять при­близительное, неточное его понимание, можем, наконец, вообще рас­статься с этим произведением и никогда более к нему не возвращаться.

Редактор не имеет права позволять себе подобные действия. Он читает по-другому. Он следит за своим чтением и в случае затрудне­ний старается разобраться в их причинах. Уяснив, что его читатель­ская гипотеза не подтверждается, а перестройка ее не получается, редактор не бросает текст, а начинает искать причину этих сбоев. Затем ему предстоит решить вопрос, как исправить текст, чтобы его чтение протекало нормально.

Приобретение навыков такого чтения есть самое сложное в освое­нии редакторской деятельности. Надо научиться распределять внимание между текстом и своим впечатлением от него. Сопоставление того, что мы читаем как редакторы, с гипотезой о тексте и с нормативными образцами, хранящимися в нашей памяти, позволяет увидеть различные недочеты в изложении. Редактор как будто всегда настороже, он знает, что, если в тексте есть погрешности, он должен их обнаружить. Мы заостряем внимание на этом чтении с ожиданием ошибки, поскольку в следующем разделе будем говорить как раз о речевых погрешностях. При этом нужно смириться с тем, что ошибки поначалу будут мерещиться повсюду, подозрение будут вызывать каждое словосочетание, каждое авторское суждение. Так что нужно будет научиться также обуздывать свой критический пыл и воспитать в себе уважение к авторскому сло­ву. Правка текста - вовсе не его пересказ редакторскими словами. Редакторское вмешательство в текст должно ограничиваться лишь ис­правлением погрешностей и снятием моментов, неоправданно, нераци­онально затрудняющих восприятие.

Употребляем такое странное сочетание, чтобы подчеркнуть, что в изложении не всякое затруднение плохо, не всякая сложность требует упрощения. Иная простота, как известно, хуже воровства. В конце концов любой риторический или художественный прием - это усложне­ние формы, значительное число синтаксических фигур основано на по­вторе, много устойчивых синтаксических конструкций опирается на тавтологию (директор - он и есть директор). Все эти приемы затруд­няют восприятие мысли, но такое затруднение лишь подчеркивает, уси­ливает, украшает мысль. Поэтому отметим, что редактору нужен хоро­ший вкус, чтобы не сражаться с выразительными приемами и не счи­тать идеалом изложения лишь плоские формулировки плоских мыслей.

Итак, будем учиться читать с ожиданием ошибок. Поэтому необходимо рассмотреть типы речевых погрешностей и их причины.
2. РЕЧЕВЫЕ ПОГРЕШНОСТИ НА УРОВНЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ
Мы будем рассматривать речевые погрешности, расположив их в соответствии с методической целесообразностью подачи материала и с порядком освоения редакторских навыков.

Прежде всего мы проанализируем погрешности на уровне высказыва­ния, затем покажем погрешности на уровне текста (частично они бу­дут повторяться). Далее основания для демонстрации материала сме­нятся. Будут показаны материалы, послужившие предметом рассмотрения в суде.

2.1. Требования к речи и типы речевых погрешностей
Название «уровень высказывания» условно. Контекстом, в котором проявляется ошибка, может быть предложение и группа предложений. Точнее, хотя и длиннее, можно сказать так: будут рассмотрены ошибки на уровне фрагмента текста - от предложения до группы предложений.

Чтобы классифицировать погрешности, представим их как нарушения требований к речи. Что это за требования?

Говорящий, отправитель речи, имеет речевое намерение и информа­цию, которую должен передать адресату. Для этого он, пользуясь язы­ком как системой знаков, строит текст. Акт общения опирается на информационную базу - запас сведений, общих для говорящего и ад­ресата и обеспечивающих понимание текста. Говорящий обязан учиты­вать (зная или прогнозируя) способность своего адресата восприни­мать текст. Этот учет позволяет выполнить два важных требования к речи: требование понятности и требование информативной новизны. Если говорящий, не учитывая уровень восприятия своего адресата, не сумеет связать новую информацию со старой, подаст эту информацию сложно, речь будет непонятной для получателя. Если, опять без уче­та информационной базы общения, говорящий повторит давно известные адресату истины, речь может оказаться неинтересной, скучной, бессодержательной.

Далее: как правило, говорящему нужно создать не просто понятный текст, а текст, передающий адресату авторскую мысль (мало ли тек­стов, которые адресат понял, а потом оказывается, что автор соби­рался сказать совсем другое!). К деятельности отправителя предъ­является требование адекватности передачи собственной мысли, т.е. точного ее воплощения в слове, без непредусмотренной двусмыслен­ности, без возможности кривотолков. Наша оговорка «непредусмотренная двусмысленность» означает, что речевым намерением может быть как раз двусмысленность (а также ложь, недомолвка, намек и прочие неприятные речевые произведения). Требование адекватности означает, что и эти вещи надо уметь говорить, точно реализуя свое речевое намерение. Как всегда, народ давным-давно подметил этот парадокс: «Один соврет, хоть кулаки суй; другой соврет, иглы не подбить», «У людей вруны - заслушаешься, а у нас вруны - соскучи­шься» [Даль 1984: 1, 158, 159]. В связи с этим интересно замечание специалиста по психологии лжи: «Как это ни удивительно, многих лже­цов выдают неосторожные высказывания. Не то чтобы они были не в со­стоянии выразить свою мысль как-то иначе или пытались, но не суме­ли, нет, они просто не сочли нужным тщательно подобрать слова» [Экман 1999: 64]. Так что требование адекватности означает просто строгое осуществление говорящим своего речевого намерения, к воп­росу о правдивости или доброжелательности речи оно отношения не имеет.

Еще два важных требования к речи связаны с тем, что говорящий пользуется языком - знаковой системой, принадлежащей всему общест­ву и обладающей сложным набором норм, которые без необходимости, как известно, нарушать не рекомендуется. Это требования языковой правильности речи и экономии языковых средств.

Итак, от говорящего требуются правильность, экономность, адек­ватность, информативность, понятность речи. Это тот минимум, кото­рый обеспечивает результативность речевой деятельности (Ср. максимы Г.П.Грайса – Грайс 1985).

Нарушение данных требований приводит к тому, что в речи возни­кают погрешности, которые можно представить так.

Нарушение требования языковой правильности речи приводит к ее языковой неправильности. Нарушение требования экономии языковых средств приводит к речевой избыточности - плеоназму. Нарушение требования адекватности речи речевому намерению приводит к алогич­ности, двусмысленности (каламбурности), нечеткости мысли. Наруше­ние требования понятности приводит к неясности речи. Нарушение требования информативной новизны приводит к бессодержательности речи.

Это рассуждение кажется очень стройным, прямо как в математике. Но, поскольку говорим мы не о геометрических фигурах и не об алге­браических уравнениях, справедливо спросить: а оно не слишком стройное? И придется ответить: слишком, процентов на пятьдесят, и зави­сит это от того, с чьей точки зрения посмотрим мы на дефектное вы­сказывание - с точки зрения автора или с точки зрения адресата.

Если мы встанем на позицию адресата, который видит в тексте языковую неправильность (например: Новое тысячелетие начнется пер­вого января двухтысячнопервого года), мы можем сказать, что автор нарушил требование языковой правильности речи (он должен был ска­зать: «две тысячи первого года»). Если адресат видит в тексте ало­гизм (например: Несмотря на то, что погода не благоприятствует жатве, в арсенале хлеборобов имеется достаточное количество тех­ники для подготовки фронта работ. - Суждение «Плохая погода не помешала наличию достаточного количества техники» необоснованное), мы можем сказать, что нарушено требование адекватности речи речевому намерению (наверное, нужно было сказать, что и при плохой погоде удается сохранять технику исправной и готовить фронт работ или что и при плохой погоде жатва продолжается, а позволяет про­должать жатву наличие техники).

В общем, можно сказать, что если идти от погрешности, которую видит в тексте адресат, то в основном, при обычном чтении, оказы­вается реальной та связь между погрешностями и требованиями к ре­чи, которая описана выше. Только в этом описании нужно изменить направление связи и учесть позицию коммуниканта. Так что уточним: с точки зрения адресата - языковая неправильность речи вызвана тем, что говорящий нарушил языковую норму; избыточность речи вы­звана тем, что говорящий неэкономно распорядился языковыми сред­ствами; двусмысленность, алогичность, нечеткость мысли вызваны тем, что говорящий неточно выразил свою мысль; бессодержательность речи вызвана тем, что говорящий не учел информированность своего адресата; неясность речи вызвана тем, что говорящий тоже, но в другом плане, не учел информированность своего адресата.

Мы неслучайно подчеркнули: все это при обычном чтении, при обычном восприятии высказывания, когда нет желания разбираться в причинах ошибки. Но редактору надо править текст, а для этого на­до знать причину погрешности. Поэтому ему приходится переходить на другую позицию, на позицию автора. И здесь связи между дефек­том и требованиями к речи предстают уже по-другому. Например, мо­жет оказаться так, что автор нарушил языковую норму, а в тексте возник каламбур, или алогизм, или плеоназм. Вспомним насмешливое описание интерьера «Дома Грибоедова» у Михаила Булгакова: «Всякий, входящий в Грибоедова, прежде всего знакомился невольно с извеще­ниями разных спортивных кружков и с групповыми, а также индивиду­альными фотографиями членов МАССОЛИТа, коими (фотографиями) были увешаны стены лестницы, ведущей во второй этаж». Это пояснение в скобках полно лукавства: оно не столько исправляет намеренно допущенную ошибку в размещении придаточного предложения «коими были увешаны стены», сколько подчеркивает ее, потому что эта ошибка - не просто языковая неправильность, а средство создания каламбура (стены увешаны... членами МАССОЛИТа!), и язвительному повествова­телю каламбур пришелся весьма кстати. Но не все говорящие и пишу­щие - это язвительные повествователи, и в их речи такая языковая неправильность оборачивается непредусмотренным и нежелательным каламбуром, который, конечно же, не подчеркивается в скобках, по­скольку автор о нем и не подозревает, он просто неграмотно постро­ил свою речь: «Владельцы собак, которые выводят своих питомцев на прогулку без поводка, будут наказываться штрафом».

В литературе рассматриваются и другие качества речи и, следова­тельно, требования к ней. Например, Б.Н.Головин говорит о чистоте, выразительности, богатстве, уместности речи [Головин 1980], Н.Н.Кохтев - о простоте речи [Кохтев 1981]. Бесспорно, это качества хоро­шей речи. И ни у какого преподавателя стилистики язык не повернет­ся сказать студентам, что ни к чему об этих качествах заботиться. Напротив, есть стилистика выразительных средств, экспрессивные возмож­ности единиц всех языковых уровней подробнейшим образом изучаются в лингвистических учебных курсах на журфаках. Итак, у преподавате­ля язык не повернется. А у редактора - повернется. Что уж говорить об авторах, которые, как правило, считают свой стиль идеальным. Не будем много рассуждать об общеизвестной сложности синтаксических конструкций и обилии повторов одного и того же слова (без синони­мических и прочих других замен) в текстах официально-делового сти­ля. Приведем только один пример: «Основанием для засекречивания сведений, полученных (разработанных) в результате управленческой, производственной, научной и иных видов деятельности органов госу­дарственной власти, предприятий, учреждений и организаций, являет­ся их соответствие действующим в данных органах, на данных пред­приятиях, в данных учреждениях и организациях перечням сведений, подлежащих засекречиванию. При засекречивании этих сведений их но­сителям присваивается соответствующий гриф секретности. При невоз­можности идентификации полученных (разработанных) сведений со све­дениями, содержащимися в действующем перечне, должностные лица ор­ганов государственной власти, предприятий, учреждений и организа­ций обязаны обеспечить предварительное засекречивание полученных (разработанных) сведений в соответствии с предполагаемой степенью секретности и в месячный срок направить в адрес должностного лица, утвердившего указанный перечень, предложения по его дополнению (изменению)» [О государственной тайне]. Редактор такого текста, безусловно, озабочен не выразительностью, простотой и языковым богатством речи, а ее полнотой, точностью и определенностью, ко­торые не могли бы дать никакой возможности для инотолкований.

Но, пожалуй, больше всего возражений мы услышим от редакторов, работающих в средствах массовой информации. Вот заголовок в газе­те «Местное время. Екатеринбург» (1999. 2 дек.): Илья Резник при­зывает «Мочить “пиратов” в сортире» - речь идет о «пиратских» кассетах, что выясняется лишь в конце заметки, причем тут же цитата из экспромта Ильи Резника воспроизводит и смысл «пират-человек»:

«Мораль ясна. Проста по сути: Воров должны мы проучить. Как гово­рил премьер наш. Путин: - Достать в сортире. И мочить!». Нетрудно представить, как посмотрит на нас и что скажет редактор, если мы сообщим ему, что заголовок нарушает требования чистоты и уместно­сти речи. В случае цивилизованного общения нам могут объяснить, что эпатаж - это стилистическая особенность газеты, наличие шоки­рующих материалов в номере обязательно (одна рубрика так и называ­ется «Шок»). И вряд ли хоть один редактор предвыборных газетных номеров пожелает обсуждать с нами вопрос об этих замечательных качествах речи, если на кону стоит место в федеральном или региональном органе власти, а цена – внимание и симпатии электората. Как не сыграть на социальных страхах, недовольстве, как не «обругать последними словами» своих противников и конкурентов. «Вот и приходится, - пишет о «Единой России» информационный бюллетень «Яблока» «Правда о власти», - “партии власти” придумывать все новые и новые заманухи, чтобы хоть как-то омолодиться и просуществовать чуть дольше срока, отпущенного смой природой дряхлеющим у руля страны бюрократам» (2006. 7 июля). Газета может «приучить» своего читателя к резкости оценок всего того, что ей идеологически чуждо. Откликаясь на пожелание Никиты Михалкова создавать римейки исторических фильмов («Александр Невский», «Кутузов», «Адмирал Ушаков»), но без идеологии, актуальной для того времени, газета «Завтра» объясняет читателю, какая идеология появится в таких римейках взамен «вынутой» («вынуть идеологию» – это формулировка Н.Михалкова): «Именно в его “Сибирском цирюльнике” в качестве идеала русского воина на пьедестал возведен убогий неврастеник, без колебаний бросающий воинский долг под ноги потрепанной американской шлюхе. Если подобная потаскуха станет высшей ценностью всех наших офицеров, грядущая оккупация страны незваными миротворцами пройдет без единого выстрела» (2006. Август. № 34).

Все это не единичные случаи. В искусстве и СМИ сложился особый стиль - стеб. «Это не только стилевая манера, это и определенная мировоззренческая позиция, точнее, отсутствие позиций, когда вы­смеивается все и вся, когда в лихом, разухабистом стиле пишут о политике, катастрофах, убийствах - о самых серьезных вещах, никак не располагающих к шутке или смеху. Такая манера исподволь навязы­вает агрессивно-нигилистическое отношение ко всем без исключения явлениям - как отрицательным, так и положительным» [Солганик 1996:17]. А рядом с этим сплошным осмеянием существует такой же степе­ни обличительство. И два этих эмоциональных потока абсолютно не стесняются в выражениях, так что речи об уместности, чистоте и простоте здесь вообще быть не может. Такова реальность наших СМИ, и, по-видимому, она изменится не завтра. Можно ли в этих условиях все-таки говорить о культуре речи и о деятельности редактора, на­значение которого улучшать текст?

Можно. Языковая правильность, экономность, адекватность речи речевому намерению, понятность и информативная новизна нужны стебу или обличительству не меньше, чем спокойной и солидной анали­тической статье или самому что ни на есть изысканному эссе. Даже орфографические ошибки - это совсем не то, от чего можно отмах­нуться и сказать, что это-де наш стиль. Разве украшает насмешли­вую речь такое написание: «Во время исполнения песен он то и дело взлахмачивал свои волосы и курил»? (Местн. время. Екатеринбург. 1999. 2 дек.). А обличительную - такое: «Современная политика во многом становится похожа на страну грез, вертуальный мир»? (Урал. Обозреватель. 1999. 18 авг.). В уже цитированном бюллетене «Яблока» «Правда о власти» читаем: «Молодежь всегда была лакомым куском российского электората. Властьпредержащие уже неоднократно пытались собрать под своим крылом тех, кому нет еще тридцати». В одном слове две ошибки (норма: власти предержащие) – не слишком ли смело даже для предвыборного издания? Можно виртуозно использовать брань, издевка может быть изощренной. Но в широком смысле малограмотность - она и есть малограмотность, неумелое, беспомощное слово не оп­равдаешь никакими ссылками на особый стиль.

Вот это и есть оправдание деятельности редактора в СМИ любой стилевой ориентации. Это также объясняет, почему в дальнейшем мы будем рассматривать следующие речевые погрешности: языковую непра­вильность, плеоназм, алогизмы, каламбурность, нечеткость мысли, неясность и бессодержательность.
2.2.Языковая неправильность речи
С точки зрения адресата языковая неправильность речи - это не­обоснованное, не оправданное целями высказывания нарушение языко­вой нормы.

Самое общее определение понятия нормы таково: «Норма языковая - совокупность наиболее устойчивых традиционных реализаций языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной комму­никации» [Лингв, энцикл. словарь 1990: 337]. Это определение охва­тывает два явления, обусловливающих существование двух типов норм. «Термин "норма" в языкознании чаще всего употребляется в двух зна­чениях. Во-первых, нормой называют общепринятое, закрепившееся в языке употребление. Во-вторых, нормой называют употребление, реко­мендованное грамматикой, словарем, справочником, подкрепленное ав­торитетом известного писателя, поэта и т.д.» [Ицкович 1968: 4].

Почему есть необходимость обращаться к авторитетам? Потому, что сам язык складывается из явлений, не допускающих на данном этапе его развития варьирования, и явлений варьирующихся. Например, у существительного женского рода на -а винительный падеж имеет окон­чание -у; глаголы имеют три времени; слово логика мы можем проск­лонять лишь так, как оно склоняется, никаких новых падежей и но­вых окончаний для него мы изобрести не можем; от глагола читать мы образуем прошедшее время читал и никаким другим образом нужную форму получить не можем.

Но есть масса языковых явлений, которые либо реально варьиру­ются, либо теоретически допускают варьирование. Например, употреб­ляются формы шофёры и шофера', прилагательное произносится легк[ий] и легк[ъй], кто-то говорит класть, а кто-то ло'жить или ложи'ть. А вот варьирование, возможное теоретически: почему мы говорим пахарь, а не пахатель или пахальщик?

В определении нормы не случайно говорится о реализациях, отоб­ранных в процессе коммуникации. Явления, которые в современном языке не варьируются, в прошлом, порой очень далеком, имели вари­анты. Например, в древнерусском языке было четыре прошедших време­ни, а форма читалъ была лишь составной частью (причастием) в слож­ных временах: перфекте (есмь неслъ) и давнопрошедшем (есмь былъ неслъ). В процессе общественной коммуникации из всего этого много­образия форм была отобрана одна, и сейчас мы говорим, что она не имеет вариантов. Кстати, из примеров видно, что язык отказался от формы неслъ и сохранил только вариант нёс. Не исключено, что мно­гие единицы, которые сегодня варьируются, в будущем утратят эту способность (зато другие единицы ее приобретут).

Рассмотренная языковая черта обусловливает существование двух типов норм: системной нормы и нормы-кодификации. Системные нормы являются обязательными. «Их нарушение, - пишет В.А.Ицкович, - озна­чает выход за пределы возможностей, предоставляемых системой, т.е. не только за пределы того, что реально существует в языке, но и за пределы того, что в нем может быть. Иначе говоря, нару­шение этих норм означает употребление образований не только несуще­ствующих, но и невозможных в данном языке» [Ицкович 1968: 23-24]. Например, по нормам русского языка нельзя сказать «начнем погово­рить» или «интересный книга».

Кодификация представляет собой закрепленные употребления одного из нескольких возможных с точки зрения языковой системы вариантов. В литературном языке такое закрепление происходит под влиянием ис­пользования данного варианта в речи авторитетных лиц, под влияни­ем справочников, учебников, словарей. Кодификация порой закрепляет то, что для системы является уже пройденным этапом, как, например, произношение ску[ш]ный.

Из сказанного становится ясно, каков основной источник языко­вых неправильностей в нашей речи. Нормой является один вариант из нескольких возможных. Когда какой-то непризнанный вариант проника­ет в высказывание, появляется речевая погрешность: «вы правы'», «я всё ло'жу в стол», «собрались все шофера'».

Рассмотрим нарушения норм разных языковых уровней и причины эти нарушений.

2.2.1. Фонетический уровень
Фонетические нормы литературного языка определяют набор звуков в слове, порядок их следования, правильное их произношение, а так­же место ударения в слове и интонирование высказывания. Подробнее мы рассмотрим произношение слов, так как, хотя погрешно­сти интонирования высказываний в телерадиоречи отмечаются, но они весьма немногочисленны и часто вызваны неправильным оформлением письменного текста, который диктор читает перед микрофоном, поэтому сейчас ограничимся несколь­кими примерами:

У вас красивые волосы? Такой комплимент мы слышим нечасто. — Если это комплимент, то почему он в форме такого странного вопро­са, как будто сам объект похвалы обязан подтверждать, что волосы действительно красивы? Скорее всего, в записи, по которой озву­чивался текст, была сделана ошибка: вместо точки поставлен знак вопроса;

Не снижают выпуска продукции работники Верх-Исетского металлур­гического завода. Несмотря на жару, лето для металлургов тяжелая пора. — Вероятнее всего, в письменном тексте вообще не было ника­ких знаков препинания, а диктор, без предварительного прочтения, озвучивал текст в прямом эфире;

Некоторые округа, ссылаясь на финансовые трудности своих команд, на дымное ристалище не выставили. - В этом сообщении о соревнова­нии военных пожарных пишущий явно не на месте поставил запятую. Диктору нужно было дать знать, что пауза требуется после слова «трудности»: «...ссылаясь на финансовые трудности, своих команд не выставили».

Переходим к рассмотрению фонетических погрешностей на уровне слова.
Количество звуков в слове