иванов миронов университетские лекции. Лекции по метафизике москва 2004 г. Оглавление

• Название: Лекции по метафизике москва 2004 г. Оглавление
• Анкор: иванов миронов университетские лекции.doc
• Дата: 14.03.2017
• Размер: 4.28 Mb.
• Имя файла: иванов миронов университетские лекции.doc
• Тип: Лекции; #3757
• страница: 52 из 70

Раздел IV. АКСИОЛОГИЯ

Лекция 28. Предмет аксиологии и ее место в рамках метафизики.

Аксиология (от греч. axios – ценность и logos – слово, понятие) – философское учение о бытии истинных ценностей, выступающих прочным основанием целеполагающей и оценочной деятельности человека и позволяющих ему вести творческое и гармоничное существование в мире.

Аксиология является важнейшим и завершающим разделом метафизики, поскольку, с одной стороны, касается ценностных устоев человеческого мировоззрения, его предельных смыслов и целей; а, с другой, закладывает категориально-метафизические основания под частные философские аксиологические дисциплины – этику, эстетику, философию культуры и философскую антропологию. Философское изучение ценностей аккумулирует в себе и онтологическую, и теоретико-познавательную проблематику, придавая метафизике не абстрактно-отвлеченный и умозрительный, а глубоко личностный и конкретный характер, выступая той самой квинтэссенцией жизненной мудрости, к которой стремится каждый философствующий человек.

По справедливому выражению выдающегося мыслителя ХХ века М. Шелера, аксиология пытается разобраться в ordo amoris – “порядке любви”, в соответствии с которым человек выстраивает свой уникальный жизненный путь в мире, к чему-то стремясь и от чего-то отталкиваясь в бесконечной череде актов свободного выбора. Памятуя об особой роли экзистенциального знания можно сказать, что философская теория ценностей способствует свободному жизнеустроению личности, помогая ей обретать верные ценностные ориентиры в жизни и избегать разрушительных соблазнов. Посему не будет ошибкой назвать эту метафизическую дисциплину фундаментом практического разума. Начать же анализ фундаментальной проблематики аксиологии целесообразно с выявления специфики ценностного отношения человека к миру¹.

1. Специфика ценностного отношения к миру

Для установления своеобразия ценностного отношения к миру по сравнению с онтологической и гносеологической установками сознания - полезно обратиться к конкретному примеру. Предположим, мы созерцаем в летний полдень березу, растущую на берегу Волги. Если мы задаемся вопросами о причинах возникновения березы, о соотношении случайного и необходимого в ее бытии, о ее конструктивных функциях в рамках окружающего ландшафта, то в данном случае наше видение березы будет онтологическим. Мы оказываемся здесь центрированными на закономерностях существования березы как таковой. Если же мы интересуемся проблемами типа: “А каково соотношение чувственного и рационального в нашем постижении березы?” или “А доступна ли нам в актах восприятия сущность березы самой по себе?”, то в этом случае наш ракурс исследования предмета будет теоретико-познавательным.

Но глядя на березу, я могу отнестись к ней совсем по другому. Береза на берегу Волги может выступить для меня символом России – воплощением ее воли, необъятной шири и нравственной чистоты. Впрочем, я могу отнестись к той же березе и сугубо эстетически, просто наслаждаясь сочной зеленью ее кроны на фоне синевы волжских вод и полдневных, залитых солнцем, небес. Однако при виде березы я могу занять и куда как более прозаическую, сугубо утилитарную позицию, подсчитывая, например, сколько дров на зиму можно заготовить, если эту березу спилить и поколоть. Наконец, береза может быть оценена мной и с той точки зрения, что из ее веток могут получиться отличные веники для бани и даже испытать при соответствующей яркости воображения целую гамму приятных телесно-эмоциональных переживаний.

Все эти четыре типа отношений к березе будут носить именно ценностный характер, где проблемы ее собственного бытия и нашего ее познания не будут иметь принципиального значения. Береза здесь важна не сама по себе, а в ее со-отнесенности с нашими внутренними потребностями, интересами и чаяниями; она встраивается здесь в наш человеческий мир, занимая в нем определенное место.

Специфика ценностного отношения по сравнению с онтологическими и гносеологическим ракурсом в том и состоит, что в отличие от онтологического вопроса “что по самому своему существу представляют собой данный предмет или явление?” и гносеологического вопроса “как мы их познаем?”, оно подразумевает ответы на вопросы “в чем смысл существования данных вещей и явлений и насколько они важны (или не важны) для нашего человеческого существования в мире?”.

Ценностное отношение к миру можно уподобить свету, высвечивающему перед человеком жизненную дорогу и во многом определяющему характер его движения по ней. Можно сказать и несколько иначе: ценностное отношение определяет базовую конфигурацию жизненного мира человека – динамический порядок его тяготений и отталкиваний, симпатий и антипатий, любви и ненависти.

Именно ценностное измерение отличает человеческое бытие от животного. Животное всегда приспосабливается к миру и живет в соответствии с прошлой целесообразностью. В его генотипе закодированы органы и черты поведения, необходимые для выживания в соответствующих условиях природной среды. Если эта прошлая биологическая целесообразность перестает соответствовать внешней среде, то наступает гибель отдельной особи, а в предельном случае – гибель всего вида. Даже у человекообразных обезьян - высших представителей отряда приматов - наступает кризис адаптивного поведения, если задачи, поставляемые внешней средой, серьезно расходятся с исторически отобранными стереотипами и схемами поведения.

Конечно, животное стремится к вкусной пище, к телесному комфорту и к позитивным эмоциям (удовольствиям от игры, охотничьего азарта и т.д.), проявляя зачатки ценностного отношения к миру. Живя с человеком, оно способно даже на демонстрацию некоторых социальных чувств типа верности, жертвенности и т.д. Но говорить о ценностном отношении к миру в собственном смысле слова нельзя. Здесь еще нет никакой свободы и никакого сознательного ценностного выбора, сколь бы поразительно сложным и гибким ни было поведение животных. Они не могут целенаправленно изменить ни ценностных оснований собственного бытия, ни условий внешней среды. Животное не властно ни над своим прошлым, ни над своим будущим. Оно живет в основном настоящими инстинктами и потребностями.

Сущностью же свободного ценностного бытия как раз является отрицание прошлой целесообразности¹, ибо человек имеет облик homo sapiens до той поры, покуда способен активно изменять как собственную жизнь, так и внешние условия существования. С этих позиций не только неверен, но и глубоко порочен тезис, что задача воспитания – научить человека гибко адаптироваться к изменяющимся условиям социальной среды и что он должен-де научиться быстро менять социальные роли. Таким путем можно воспитать лишь социального конформиста и приспособленца, не имеющих твердой системы ценностей. В качестве предельного случая возможна духовная смерть свободной человеческой личности даже и при продолжающейся биологической жизни. Этот печальный финал наступает в тот момент, когда личность полностью утрачивает способность к духовному творчеству, к критической оценке и переоценке своих взглядов, привычек и ценностей.

Таким образом, можно в самом общем виде выделить следующие черты ценностного отношения к миру:

- оно является исключительно многообразным;

- отличается от онтологического и гносеологического ракурсов понимания мира своей ярко выраженной практической направленностью;

- это всегда свободное человеческое отношение к бытию, отличное от биологически и исторически фундированной системы предпочтений и отторжений у животного.

2. Ценность и бытие. Ценность и истина.

Совершенно ясно, что жестко оторвать аксиологическое измерение бытия от онтологического и гносеологического можно лишь в философской рефлексии, ибо в повседневном существовании человека они спаяны воедино.

Так, ценности и ценностные акты всегда обладают некоторым бытием и имеют вполне конкретное материальное воплощение (на этих моментах мы еще остановимся ниже), а любое, даже самое незаинтересованное, постижение бытия (скажем, в математике и в физике) является, как выясняется, ценностно нагруженным.

Однако есть одна существенная разница: при онтологическом ракурсе постижения предмета, особенно зримо это проявляется в естественных науках, мы традиционно всегда заключаем в скобки (или по крайней мере стремимся заключить) свои собственные человеческие предпочтения, оценки и пристрастия. В вышеприведенном примере с березой при попытках познания ее происхождения и существенных свойств мы должны постараться абстрагироваться от своих этических установок, эстетических симпатий или чувственно-телесных ассоциаций. Это справедливо также при познании любых разновидностей социального и психического, а не только природного бытия.

При аксиологической же установке сознания – именно человеческие цели, предпочтения и антипатии играют ключевую роль. Здесь даже свойства самой реальной березы, как мы выясним ниже¹, не являются определяющими для ценностного отношения. Важно именно человеческое, субъективное измерение бытия. Впрочем, существует целый спектр аксиологических доктрин, тяготеющих к платонической линии философствования и утверждающих, что бытие Космоса само по себе имеет ценностное измерение и иерархию, а человеческие представления и ценностные акты - объективно укоренены в структуре мирового целого¹. Анализ разнообразных подходов к проблеме природы ценностей мы дадим в рамках следующей темы.

Что касается взаимоотношений ценностного и познавательного аспектов исследования, то разорвать их еще труднее, чем онтологические и аксиологические аспекты.

Во-первых, - и мы об этом уже писали в предыдущем разделе книги, - гуманитарное рациональное познание не может быть жестко отделено от ценностного измерения бытия в принципе. Познание любого историка или литературоведа, а тем более художника, всегда осуществляется сквозь призму тех или иных ценностей, начиная с отбора фактов и их теоретической интерпретации и заканчивая стилистическими особенностями письма. Весь вопрос состоит только в том, чтобы исследователь, равно как и художник по возможности критически осознавали свои ценностные предрассудки и не выдавали их за абсолютные.

Во-вторых, в рамках современной науки ценностные проблемы вышли на первый план. Это касается и проблем манипулирования сознанием человека через электронные СМИ, и экспериментов над его геномом, и границ допустимого практического изменения жизненных форм в биосфере (проблема так называемых генетически модифицированных объектов - ГМО).

Еще 30-40 лет назад казавшаяся в основном теоретической проблема допустимости или, наоборот, недопустимости практического использования последних научных достижений в политических или коммерческих целях - трансформировалась ныне в витально значимый вопрос о моральной и юридической ответственности самого ученого за характер своей научной деятельности и возможные практические следствия, получаемые из его открытий². Еще более серьезные аксиологические дилеммы встают сегодня перед техническим знанием и инженерной деятельностью¹.

В-третьих, сама научная истина и ее поиск обладают безусловной ценностью для ученых и общества в целом, воплощая дух интеллектуальной открытости и бесстрашного дерзания человеческого разума ².

Однако при внимательном рассмотрении в оппозиции истины и ценности есть глубокий смысл, о чем мы говорили в рамках теории познания, рассматривая взаимоотношения логико-понятийной и ценностной сфер сознания. В самом деле, если истинное знание в науке подразумевает посильное устранение субъективной составляющей, то ценность без ее субъективного переживания и акта субъективной оценки существовать не может в принципе. Если наука ориентирована на рациональное интерсубъективное доказательство, то из ценностного отношения к миру невозможно устранить факт личного приятия или неприятия чего-либо. И, наконец, самое главное: если истина³ есть по преимуществу форма согласования мысли с предметом, то ценность, напротив, есть форма согласования предметности любой природы с идеальным содержанием нашей мысли.

Благодаря истинному знанию мы знаем о существенных свойствах и закономерностях бытия, разумное согласование с которыми обеспечивает успех в нашей практической деятельности. С этих позиций, совершенно справедливо понимание “свободы как познанной необходимости”, ибо здесь схвачена гносеологическая сторона свободы. Но посредством ценностей реализуется ее другая, и столь же необходимая, сторона – возможность свободного изменения человеком мира и самого себя в соответствии с эталонными представлениями о полезном, справедливом, добром или прекрасном.

Как верно замечает Э. Агацци “мы имеем основания назвать ценностью некоторое совершенство, идеальную модель, некое “как должно быть”, то, что направляет любое человеческое действие…”⁴. В самом деле, благодаря представлениям о ценности пищи и тепла мы растим хлеб, шьем одежду и создаем строительные материалы. Исходя из этических ценностей, мы оцениваем поведение окружающих и влияем на них, а также оцениваем и изменяем самих себя. Руководствуясь эстетическими представлениями о прекрасном, возвышенном и гармоничном, мы создаем и воспринимаем произведения искусства, украшаем быт и меняем свою внешность. Наконец, на основании правовых и политических ценностей мы строим правовое государство, требуем соблюдения его законов, награждаем заслуженных людей, преследуем и караем нарушителей.

Во всех приведенных выше примерах ценность является необходимым условием активного преобразования себя и мира. Она несет в себе осознаваемый или неосознаваемый, явный или неявный, проективный и оценочный потенциал. Исходя их этого, можно дать следующее определение ценности.

Ценности есть идеально-эталонные побуждения, цели и нормы деятельности человека, в соответствии с которыми он оценивает (выражает субъективное отношение), а также практически преобразует себя и мир.

Ясно, что над многими ценностями, определяющими его бытие, человек часто не задумывается в своем повседневном существовании. Так, витальные потребности своего организма он воспринимает как нечто само собой разумеющееся, и, скажем, ценность воды или воздуха для нормальной жизнедеятельности организма часто осознает лишь в условиях их острой нехватки. Какие-то этические или политические ценности становятся для него предметом размышлений только в ситуации столкновения с ценностями иных социальных групп или культурно-национальных общностей и т.д. Зачастую же ложную ценностную мотивацию своего поведения человек осознает лишь тогда, когда общество уже применило к нему соответствующие юридические санкции. Это особенно часто случается с молодыми людьми, еще не обладающими жизненным опытом и навыками ценностной рефлексии.

Поэтому - возвращаясь к проблеме соотношения истины и ценности - всегда желательно, чтобы наши ценности, которыми мы руководствуемся в своей жизнедеятельности, были ясно осознаны и по возможности четко обоснованы разумом, а поиск истины, в свою очередь, имел твердые ценностные основания.

В идеале же должны совпадать истинное знание, подлинное бытие и ценность, где гармоничное, нравственное и творческое существование отдельной личности может быть наглядным и зримым подтверждением единства всех аспектов.

Именно к такому истинно знающему и воплощающему высшие ценности личному бытию всегда, в сущности, призывали и призывают все наиболее глубокие философские и религиозные учения – будь то платоновский образ Сократа, образы Иисуса Христа или Будды. Показательно, что связь между совершенным личным бытием и достижением высот в познании и творчестве подтверждается жизнями по-настоящему выдающихся деятелей мировой культуры. В рамках европейской культурной традиции это фигуры Николая Кузанского и Леонардо да Винчи; Лейбница и Гете. В России - это жизненные пути и открытия М.В. Ломоносова и Ф.М. Достоевского, Д.М. Менделеева и Н.К. Рериха, В.И. Вернадского и П.А. Флоренского.

Глубоко прав был А.С. Пушкин: “Гений и злодейство – две вещи несовместные!”. Частные истины, грозящие разрушением и хаосом, типа водородной бомбы или PR-овских информационных технологий, гениями не создаются. Это - в лучшем случае удел талантливых людей. Гений же - всегда талант+нравственная ответственность. Отсюда становится понятным воспитательное значение святыни и ценностного идеала в культуре, о чем мы еще поговорим ниже.

Однако в окружающей нас жизни гармоничное совпадение истины и ценности, а тем более их слияние в жизненном пути и облике отдельного человека происходит, увы, довольно редко. Гораздо чаще мы сталкиваемся с ситуациями даже не рассогласования, а прямой оппозиции истинного и ценностного измерений бытия.

Так, какое-то истинное знание лишь после своего разрушительного практического приложения может получать адекватное ценностное осмысление и соответствующую моральную оценку. Типичные примеры – негативное ценностное отношение к ядерному оружию после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки; сегодня - осторожное отношение к перспективам развития ядерной энергетики, разрушительные экологические и антропологические последствия которой стали получать правильную критическую оценку лишь после чернобыльской катастрофы.

Может быть и обратная ситуация: человек (и общество в целом) выносят ценностное суждение относительно какого-то явления или процесса еще до того, как последние подверглись всестороннему научному осмыслению. Здесь всегда есть как опасность бездумной ценностной эйфории (“Ах! Как это прекрасно, полезно и прогрессивно!”)¹, так и инерционного ценностного отторжения типа “зачем нам нужны сомнительные новации – жили и проживем без них”.²

Наконец, разительным примером повседневного расхождения истинного и ценностного знания служит ситуация, когда человек держится своих ценностных предпочтений и предрассудков вопреки, казалось бы, самым неопровержимым логическим аргументам и очевидным эмпирическим фактам. “У каждого своя правда” - этот релятивистский ценностный принцип, который мы еще проанализируем в дальнейшем, касается именно таких случаев. Весьма распространенная ошибка здесь – пытаться и дальше убеждать упрямца, а тем более - насиловать его свободную волю. В лучшем случае это вызовет в человеке озлобление – “Да пропадите вы все пропадом вместе с вашими прописными истинами”; в худшем –– спровоцирует его на неверный жизненный шаг из чистого чувства самоутверждения. В подобных случаях следует твердо, но мудро - по сознанию - сказать человеку правду, пробуждая в нем желание самому критически и творчески осмыслить свои жизненные ценности, а дальше - пусть уж сама жизнь продолжает преподносить ему ценностные уроки.

Мир истинных ценностей и гармоничное ценностное бытие в мире, с одной стороны, исключают подавление свободной воли человека; а, с другой, подразумевают опору не только на разум, но также на жизненный опыт и ценностную интуицию, позволяющих принимать единственно правильное - мудрое - решение в каждой конкретной жизненной ситуации.

3. Функции ценностей

Ценности - и это вытекает из их определения, данного выше – выполняют четыре важнейших функции в человеческом существовании:
1) Без ценностей невозможны акты целеполагания, составляющие самую сущность человеческого бытия в мире. Без целей же и анализа средств их достижения не может быть человека как свободно определяющегося творческого существа. Личность всегда стремится к будущему, желая достичь того, что считает полезным, добрым, прекрасным и, соответственно, избавиться от того, что рассматривает как вредное, порочное или безобразное. Конечно, в целеполагании всегда есть опасность постановки утопических и недостижимых целей, но не менее опасным является отказ от активного целеполагания и безвольное смирение с существующим положением вещей. Утопизм и конформизм – две противоположных, но равно тупиковых, ипостаси ценностного отношения к будущему.

Многие ценностно-целевые установки человек усваивает в ходе социализации, но наиболее значимые для формирования личности цели - всегда плод ее собственных раздумий и усилий. Главная же цель жизненных стремлений, составляющая смысл ее неповторимого индивидуального бытия¹, всегда обретается личностью свободно и самостоятельно при косвенном влиянии социума, а иногда – даже и вопреки ему². Это отнюдь не противоречит тому факту, что огромную помощь в обретении смысла личной жизни (или цели целей индивидуального бытия) человеку оказывают окружающие люди. Напротив, дельный и своевременный совет, а тем более присутствие мудрого духовного наставника – это всегда существенная помощь личности в обретении ею надежных “ценностных маяков”.

2) Благодаря системе ценностей человек способен не только планировать свою будущую деятельность и активно изменять мир, но также объективно оценивать себя и окружающих. Акты оценки и самооценки есть всегда акты интерпретации событий, вещей и собственных переживаний сквозь призму оппозиций приятного и неприятного, плохого и хорошего, значимого и не значимого, достойного и недостойного и т.д. Вся жизнь человека, начиная с сознательного возраста, представляет собой, в сущности, бесконечную череду актов оценки событий прошлого и настоящего³ на предмет их соответствия или рассогласования с имеющейся у него системой ценностных координат. Параллельно – это всегда “шлифовка” старых или выработка новых ценностных эталонов.

Если же у личности такой системы ценностей нет, или если последняя аморфна - значит такая личность будет подвержена сильным влиянием со стороны социального окружения вплоть до возможности ее подчинения более сильной воле с твердыми ценностными представлениями. Если же, наоборот, система ценностей носит предельно жесткий характер, лишена динамики и не берет поправок на конкретный контекст оценивания – значит подобная личность не будет склонна к компромиссам и попытается насильно навязать свои ценностные представления окружающим.

Отсутствие ценностного стержня (“бесхребетность” в обыденном языке), равно как и его излишняя жесткость¹ – две других опасных крайности в ценностном существовании человека.

3) Ценностное бытие, включающее в себя механизмы целеполагания и оценки и самооценки, есть всегда творческое волящее бытие. Недаром еще древние греки говорили об Эросе – исконном стремлении человека или к высокому творчеству, или к низменному потаканию своим телесным вожделениям. Никакое творчество (или антитворчество) ни в искусстве, ни в сфере межличностных отношений, ни в политике, ни в науке, ни в других областях человеческой культуры невозможно без системы ценностей (или антиценностей). Творят всегда ради каких-то истинных ценностей против ценностей ложных (или антиценностей). В творческих актах всегда что-то отрицают и что-то утверждают. Чужие творения также или принимают и наслаждаются ими, если они соответствуют ценностным предпочтениям личности, или же их отвергают, если они симпатиям и установкам этой личности противоречат.

Крайне желательно, чтобы творческий процесс осуществлялся всегда во имя подлинных и гуманных ценностей, не осквернял ценностей других людей и уж тем более не угрожал самим основам человеческой жизни. Словом, не был бы связан с творческим произволом. Произвол есть превращенная ипостась бытия человека как свободного и творческого существа. Это как бы абсолютная инаковость животной адаптации к миру в виде безграничного волевого самоутверждения вплоть до абсолютного отрицания прошлой целесообразности. Крайними формами такого произвола, грозящими разрушением устоев бытия, являются самоубийство, ядерная или экологическая катастрофы.

4) Наконец, система эффективно функционирующих в обществе ценностей, где особую роль играет ценностная традиция, имеет самое прямое отношение к процессам социализации индивида, т.е. гармоничному вписыванию его в контекст социального существования. Процесс социализации - это усвоение правовых и социальных ценностей через эффективно функционирующий институт семьи, а также государственную систему образования и воспитания. Круг этих вопросов входит в компетенцию уже прикладной аксиологии, неотделимой от педагогики, социологии и философии образования.

Подытоживая, можно констатировать, что ценности выполняют исключительно важные функции в существовании как отдельного человека, так и общества в целом. Направляя, они никогда не определяют полностью поведения человека, а подразумевают его свободный ценностный выбор; имеют самое непосредственное отношение к жизнеустроению личности, но совсем не гарантируют ее от ошибок и даже антиценностного поведения. Соответственно, под антиценностями следует понимать такие мотивы и “идеалы” деятельности человека, которые разрушают телесные, социальные и духовные основания человеческого бытия, провоцируют иллюзорное целеполагание, ложную оценку и самооценку, а также творческий произвол, не говоря уж о том, что антиценности ложатся в основу антисоциального, преступного поведения.

Исходя из основных функций ценностей в культуре и наличия “ценностных соблазнов” в бытии личности, можно попытаться сформулировать следующие общие рекомендации, позволяющие ей вести гармоничное существование: ставь перед собой продуманные и исторически¹ оправданные цели; строго оценивай прежде всего свои собственные мысли и поступки и старайся руководствоваться в творческих актах истинными ценностями, не оскорбляющими ценности других людей. Если ты руководствуешься такими принципами, то тебе обеспечена полноценная социализация и социальный успех.

4. Ценностная рефлексия и истоки рождения аксиологии

Внимание к ценностным аспектам бытия может стимулироваться у личности самыми разными обстоятельствами – общением с носителями иных ценностных ориентаций и культурных традиций, когда возникают проблемы взаимопонимания; возрастными факторами; сменой привычной обстановки; встречей с неординарным человеком и т.д. Однако острая потребность в аксиологической рефлексии над ценностными основаниями существования чаще всего возникает в обществе (равно как и в бытии личности) тогда, когда они оказываются в ситуации ценностного кризиса.

Для личности непосредственными причинами такого кризиса могут стать болезнь, какие-то потрясения и утраты, круто изменяющие ее судьбу. Для общества в целом – крушение традиционного уклада жизни в результате стихийных бедствий, войн, революций. Кризисы могут внешне проявляться совершенно по разному, но они всегда связаны с тем, что базовые ценности, которыми люди почти автоматически руководствовались в своей повседневной жизни, теперь перестают выполнять свои прямые функции, а именно:

- на их основе невозможно рациональное целеполагание, адекватное новым общественным, бытовым или экзистенциальным обстоятельствам;

- они не позволяют проводить верную оценку происходящего и осуществлять истинный личный выбор;

- не стимулируют творческий процесс;

- не способствуют успешной социализации.

Один из самых трагических и тяжелых для экзистенциального мироощущения человека граней ценностного кризиса – это расхождение официально декларируемых и реально исповедуемых в обществе ценностей, а также общественное осуждение идеалов (а тем более - публичное глумление над ними), которые образуют ценностный стержень его личности.

В этих, говоря языком К. Ясперса, “пограничных” ситуациях и возникает совершенно естественное желание подвергнуть критическому осмыслению свои базовые ценности: провести их систематическую инвентаризацию, дать им объективную оценку и строгое обоснование, а, возможно, и осуществить радикальную переоценку. Именно в такие кризисные эпохи пробуждается жгучий общественный интерес к аксиологической проблематике, особенно этического и общественно-политического характера, а, значит, прямо или косвенно кристаллизуется проблематика ценностей, как самостоятельная отрасль философствования.

Чем острее и продолжительнее общественный кризис и чем большую потребность испытывает общество в обстоятельной ценностной рефлексии, - тем настойчивей аксиология заявляет о своих теоретических правах и тем больший удельный вес занимает ее тематика (этическая, эстетическая, правовая, политическая и т.д.) в общем массиве философских текстов.

Таков кризис космоцентрических установок античного мира и центрация на проблеме этических ценностей у христиан, стоиков и скептиков. Таков кризис средневековых теистических ценностей в эпоху Возрождения и Реформации, и начало формирования системы антропоцентристских аксиологических систем, берущих начало с бэконовского лозунга о человеке, как господине природы. Таков, наконец, общесистемный кризис европейских просветительских идеалов Свободы, Разума и Прогресса, начавшийся в конце 19 века. Точно такой же кризис испытывает сегодня современная культура с трудом адаптирующаяся к системе глобальной коммуникации и созданию единого коммуникационного пространства, размывающего особенности локальных культур.

Если теперь обратиться к жизненному пути личности, то ценностная рефлексия в условиях экзистенциального кризиса может осуществляться ей с разной степенью обстоятельности и глубины, начиная с совершенно поверхностных томлений или унылой депрессии и кончая глубочайшими духовными переворотами в жизни человека, имеющим не только индивидуальное, но выдающееся общественное и даже общечеловеческое значение. История хранит имена этих “великих страдальцев” и “великих революционеров духа”, по счастью оставивших потомкам письменные свидетельства о причинах и скрытых мотивах пережитых ими духовных переворотов. Таковы исповеди Августина Блаженного и Пьера Абеляра, Руссо и Толстого. Личные жизненные испытания и потрясения – исток гениальных прозрений Паскаля и Достоевского, источник ценностной рефлексии у Кьеркегора и Ницше, С.Н. Булгакова и Д. Бонхеффера.

Знаменательно, что усилиями таких великих умов и сердец осуществляется не только наиболее тонкое проникновение в ценностные глубины индивидуального человеческого духа, но и наиболее обстоятельная аксиологическая рефлексия над ценностным фундаментом эпохи или духом национальной культуры. Устами великих выносится приговор старым и дается импульс рождения новым системам ценностей. Одновременно именно они являются самыми действенными и последовательными проводниками вечных ценностей человеческого существования в бушующих волнах исторического времени.

К краткому экскурсу в историю аксиологии и анализу взглядов ее выдающихся теоретиков на природу ценностей мы теперь и переходим.