Леонтьев. Леонтьев Лекции по общей психологии. Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев
 Скачать 3.35 Mb.
|
|
эллипс. Вам ясна операция? Я знаю, что нужно иметь такое-то минимальное соотношение осей, чтобы данная фигура воспринималась уже как эллиптическая, не как круг, а как эллипс. Надо сказать, что пороги здесь низкие. Мы очень хорошо отличаем формы правильного круга в отношении его некоторого сплющивания, вытягивания, то есть когда он начинает превращаться в эллипс. Это очень низкие пороги, то есть чув- ствительность здесь очень высока. Теперь я делаю следующее: я беру реальный круг или изображенную окруж- ность. Могу пользоваться кругами или окружностью — это безразлично. Могу круг вырезать из картона или из другого материала, поместить его на ось. Здесь сделать угломерную шкалу и начинать поворачивать его. Вот так меряют пороги, требуя от испытуемого, чтобы он обнаруживал, когда происходит деформация, когда он ви- дит уже эллипс. Но оказывается что это делается с громадной задержкой. Значит, проекция уже эллиптична, сетчаточная проекция, причем выше порога различения, мы толь- ко что измерили порог. Образ круга сохраняется, константность его формы, то есть устойчивость его формы. Вам понятна операция? Опять вывод какой? Совпадают между собой проекционный образ, вычислен- ный, и образ видимый? Нет. Не совпадают. И по очень простой причине: потому что я вижу еще круг, а проекция уже эллиптическая. Значит, не совпадают. Мы взяли другой параметр, форму, и получили тот же результат, что и с ве- личиной. Надо сказать, что когда мы исследуем цветовое зрение (это, кстати, вопрос тоже очень сложный), то мы там констатируем то же положение, то есть мы можем говорить о константности цвета. Правда, там это выступает гораздо более сложным образом. Потому что там нельзя сразу говорить о проекции, то есть о сетчаточном изображении и собственно образе, там сопоставление гораздо более сложное. Там врываются очень многие факторы, которые зависят от самого свойства цветового раздражителя. Но все же примат свойств самого объекта, как он существует в особенностях его фактуры, словом, в его объективности, как он выступает, здесь оказывается доминирующим, решающим, главным, по сравнению с физиологическими эффек- тами, вызываемыми в мире электромагнитными волнами той или другой длины, то есть движением по видимому цветовому спектру. Чтобы вам пояснить, что я имею в виду, я приведу банальные, общеизвест- ные вещи, давным-давно описанные. Но чтобы не искать примеров, я просто процитирую какие-нибудь старые учебники, вроде такого, например, явления: мел при сумеречном освещении отражает меньшее число лучей, чем практически темное тело при ярком свете, хотя мы всегда, конечно, видим мел или вообще белый предмет белым, светлым, а темный предмет темным. Ну, это такое наивное наблюдение, совершенно верное эмпирически, которое только должно быть по- нято. Это вы видите на ахроматических цветах: белый, черный, потом идут пере- ходные серые — и те же самые явления констатируются в отношении цветовых, хроматических цветов. 192 ЛЕКЦИЯ 22 ВОСПРИЯТИЕ Здесь тоже открываются очень сложные зависимости, так что некоторые цве- та остаются константными, несмотря на то, что они объективно отбрасывают лучи другого цвета, то есть не те, которые отвечают видимым нам, воспринимаемым цветом. То есть опять мы здесь наблюдаем очень резкое различие между сетчаточ- ным эффектом и образом. Резюмируя, я могу сказать, что различение сетчаточного образа и видимого образа при постановке проблемы об отношении того и другого оправдывается про- сто широко установленными и широко известными в настоящее время фактами. Это прежде всего чисто фактическое положение. Ну и наконец, я хотел бы сегодня начать изложение, относящееся еще к од- ному подходу, к той же проблеме построения зрительного образа, то есть к пробле- ме сознания. Речь идет о необходимости проанализировать активность глаза. Деятельность зрительной системы, если выражаться более точно. Что это за работа, которую вы- полняет зрительная система? Как сопоставить эту работу, эту деятельность зритель- ной системы вообще с человеческой деятельностью? И можно ли ее сопоставлять? Что это такое? Это что: полноценная человеческая деятельность в восприятии? Мо- жет быть, она построена так же, как и вообще человеческая деятельность? Следует думать, что она, то есть деятельность зрительной системы, имеет то же строение, что и всякая другая человеческая деятельность. Что деятельность зри- тельной системы есть настоящая деятельность, человеческая деятельность. Иначе говоря, анализируя в целом зрительную перцептивную деятельность (это относится и к другим видам перцепции, скажем к тактильному, осязательному восприятию), мы можем обнаружить, что иногда эта деятельность выступает очень отчетливо как настоящее действие — процесс целенаправленный. Можно говорить о перцептивных действиях. Нужно ли приводить примеры таких перцептивных дей- ствий? По-видимому, нет. Тогда передо мной возникает цель — мне надо что-то наблюдать, — и тогда как строится деятельность моей зрительной системы? Она обязательно включает в себя известный ряд отдельных целенаправленных произвольных актов. И тогда эта деятельность зрительной системы выступает как произвольная деятельность, под- чиненная цели, и тем самым как деятельность сознательная, в настоящем значении этого слова. Кстати (я хочу заметить это между строк), когда вы ставите зрительную зада- чу перед кем-нибудь, то вы указываете обыкновенно, то есть должны указать (ина- че эту задачу нельзя поставить) на цель. Нельзя дать наблюдателю инструкцию: «на- блюдайте»... Достаточно этого или нет? Недостаточно. Что нужно еще сказать? Для чего наблюдать, какую цель мы должны при этом преследовать, что, иначе говоря, наблюдать. Более конкретно она звучит, менее конкретно, это вопрос другой, но она должна быть поставлена. И когда мы ставим задачу сами перед собой, то мы всегда выделяем какую-то цель. Я должен нечто обнаружить зрительным путем — и это есть целевой акт, это есть действие. Значит, мы выделяем крупную единицу, действие в собственном смысле, перцептивное действие — так это надо называть. А наряду с этим что мы должны выделить? Ведь иногда это только способ осуществить какое-нибудь действие — практическое, внешнее, двигательное или же зрительное. И вот тогда оказывается, что мы имеем основание вычленить в этой активности зрительной системы соб- ственно зрительные операции, способы исполнения зрительного действия. 193 ДВИЖЕНИЯ ГЛАЗ И ЗРИТЕЛЬНОЕ ВОСПРИЯТИЕ Вам понятно различие? Все то, что я говорил о зрительном действии вообще и об операции этого действия, приложено к работе зрительной системы. Далее. Но ведь зрительные операции должны чем-то реализовываться, каки- ми-то аппаратами. И мы, таким образом, вступаем как бы на третий слой, третий уровень, идя сверху вниз, — мы вступаем в область изучения реализующих эти зрительные операции, действия механизмов. То есть в собственно ту интимную ра- боту зрительной системы как системы аппаратов, которым присущи определенные функции. Я думаю, что современные исследования восприятия необходимо должны учитывать эти структурные единицы зрительной деятельности, то есть выделять соб- ственно целенаправленные процессы зрительного восприятия, перцептивные зри- тельные действия, способы осуществления этих действий, перцептивные и зритель- ные операции и, наконец, реализующие эти процессы аппараты, механизмы. Я бы сказал так: известные психофизиологические функции или психофизиологические системы, то, что я бы мог обозначить одним словом — «реализаторы». Значит: дей- ствие, операция и реализация, процессы реализации этих действий и операций. Понятно? Получается послойное, поуровневое различение, которое ориентирует исследование. И в заключение одно слово. Есть еще одна проблема, которая возвышается над ранее мною выделенными и вместе с тем позволяет их осмыслить. Эта пробле- ма, которая венчает восприятие (я имею в виду зрительное восприятие прежде все- го) — и как конец «венчает дело», как венец венчает, освящает то, что венчается — всю систему. Я разумею порождение сознательного образа, который несет в себе очень важ- ную прибавку, важную черту. Я вижу не только вот эту вещь. Я еще вижу, воспри- нимаю эту вещь, как относящуюся к известной категории, правда? В ее значении. Поэтому, если бы меня спросили, что же воспринимает человек, я бы сказал, что это объективный предметный мир, который выступает перед ним в своем значе- нии, в широком смысле слова. Это осмысленное категориальное восприятие, то есть восприятие, имеющее своим результатом сознаваемый, сознательный образ мира. Вот эта большая проблема нам останется для рассмотрения. Следующие заня- тия и будут посвящены вот этим двум вопросам: во-первых, более детальному ана- лизу проблемы процессов и во-вторых — проблеме сознания. лекция 23 категориальность и предметность восприятия Р абота зрительной системы человека, естественно, начинается с сетчаточно- го, экранного эффекта. Но эффект этот не создает еще образа, перцепции объекта. И не переходит в него. Процессы, возникающие под воздействием света, отбрасываемого предметами на сетчатку, как вы знаете, выполняют двойную функцию. Прежде всего, возбуждение чувствительных элементов сетчатки выполняет функцию управления работой глаза. Эти воздействия афферентируют работу глаза: об этом я говорил подробно. Вместе с тем, проекционное возбуждение сетчатки дает тот чувственный мате- риал, из которого и строится образ, тот материал, который, как я люблю говорить, образует как бы чувственную ткань зрительного образа, зрительного перцепта. Таким образом, можно было бы, несколько упрощая дело, сказать, что «ре- цепирует» глаз, его чувствительные аппараты; «перцепирует» зрительная система субъекта, человека. «Рецепирует» — «ощущает», «чувствует», как говорят. «Перцепи- рует» — по-русски это значит «воспринимает», то есть создает образ, картину. Только работа зрительной системы в целом (я это хочу особенно подчерк- нуть), зрительной системы человека, то есть субъекта, и порождает предметный пространственный образ объектов действительного, объемного, трехмерного и даже, как я говорил, четырехмерного мира, того реального мира, в котором живет чело- век, в котором он должен ориентироваться и который управляет его действиями, его поведением, его деятельностью. Я к этому мог бы еще только присоединить одно положение, что этот про- странственный образ реальных трехмерных и движущихся (четвертое измерение) объектов выступает перед человеком в результате этой сложной перцепирующей ра- боты, работы его зрительной системы, также и как мир объектов, имеющих значе- ние, то есть объектов в их значении. Я имею в виду тот простой факт, что я вижу не только некоторый предмет, сейчас находящийся передо мною, но я вижу этот предмет в качестве карандаша. Но если я не знаю, что это такое, — то я вижу его в качестве мне неизвестном, в качестве чего-то, что имеет для меня значение «не имеющего значения», — и это тоже значение. В чем же состоит эта очень сложная работа зрительной системы субъекта? Работа состоит в ряде трансформаций. Я имею в виду трансформацию сетча- точного образа — часто говорят в этом случае «сетчаточного паттерна», «узора», если хотите, — в видимый пространственный образ. Этот образ приобретает относительную устойчивость, как мы говорим — кон- стантность, о чем я тоже уже имел случай рассказывать. Константность своей фор- мы, константность величины, константность своей фигуры, цвета и, я бы сказал, 195 КАТЕГОРИАЛЬНОСТЬ И ПРЕДМЕТНОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ константность движения (в общем, независимость движения). Вы понимаете, что я имею в виду? Ведь движение — понятие относительное. Когда я имею дело с вос- приятием движущегося объекта, причем я двигаюсь сам и двигается моя голова, мой глаз, то ведь я различаю движение самого себя, то есть субъектное, и движение объекта, движение объектное. Из того, что я прохожу мимо движущегося объекта, объект остается движущимся в объективных координатах пространства, а не только по отношению к моему положению, к органам моего восприятия. Правда, там воз- никают зрительные иллюзии, но это все явления частные и особые случаи, кото- рые должны быть приняты во внимание и каждый из которых находит свое объяс- нение. Общий случай, генеральный случай, состоит как раз в том, что происходит расчленение, вычленение собственного движения объекта из относительного сме- щения объекта по отношению к смещению сетчатки. Вот почему иногда говорят не о константности даже воспринимаемого образа, не о константности объекта воспринимаемого, иногда говорят об ортоскопичности восприятия. «Ортоскопический» — это термин, который построен по аналогии с «ор- фографическим». Словом, «правильного восприятия». Наконец, есть еще одно очень важное преобразование — это то, что делает образ осмысленным. Иногда говорят хитрое слово — категориальным, когда видят трансформацию, в результате которой воспринимаемый объект относится к некото- рой категории, то есть приобретает значение, о чем я только что говорил. Заметьте, что здесь тоже происходит преобразование, а не прибавление. Дело заключается вов- се не в том, что на видимый, воспринимаемый предмет как бы накладывается сверху некоторое значение. Дело обстоит гораздо более сложным образом. Это не присоеди- нение словесного значения, понятия к видимому образу. Это не умозаключение о видимом предмете. Вспомним концепцию бессознательных умозаключений Гельмгольца, которая до сих пор прочно сохраняется у большинства, подавляющего, я должен сказать, большинства психологов. Это идея того, что мы получаем образ, настоящий живой образ, в результате дальнейшей его переработки в мышлении. А что значит перера- ботка в мышлении? Это и есть включение в систему понятий, «суждений», подведе- ние под понятие. Так как здесь имеется ряд трансформаций, то есть преобразований, если упот- реблять простое русское слово, то очевидно, что этот процесс не может представ- ляться как процесс, протекающий в виде линейных, последовательных шагов, сле- дующих друг за другом. Сетчаточный образ — первый шаг; коррекция образа, переворачивание его, если нужно, уменьшение, увеличение или сохранение константности — второй шаг; отнесение его к внешнему миру, то есть как бы наложение образа на что-то, на объект, который вне меня, — третий шаг. Четвертый шаг — нахождение значения, то есть отнесение данного образа к некоторому понятию. Если это словесное поня- тие, то мы называем его значением. Не будем сейчас вдаваться в различия понятия и значения. Сейчас безразлично, как мы будем решать этот более специальный воп- рос соотношения понятия и значения. Значение есть обобщение, лежащее за сло- вом, зафиксированное в слове, словесное значение, то есть словесное понятие, с известными оговорками. Значит, не получается так, что первоначально выступают некоторые сенсор- ные элементы, которые связываются в некоторую целостность (иногда эта связь, связывание в целостность предусматривается как исходный акт — вот вам, пожалуй- ВОСПРИЯТИЕ 196 ЛЕКЦИЯ 23 ста, гештальттеория восприятия, первичность формы, правда?). Давайте сделаем по- гештальтистски, это безразлично. Атомистически мы будем смотреть или с точки зре- ния целостной конфигурации, гештальта, в немецком значении термина, — словом, возникает этот целостный, проекционный, сетчаточный образ. Он относится к про- странству, значит, он приобретает предметность и делается осмысленным. Так ли? Нет. Дело обстоит несколько иначе. Это не целостность плюс константность, плюс отнесенность, плюс осмысленность — мы находим объект с самого начала не как внутри нас находящийся, не на нашей сетчатке, не в наших органах, а мы находим объект там, где он действительно находится, то есть вовне. Чтобы пояснить свою мысль — грубая иллюстрация. Вы, конечно, все знаете, что такое последовательный образ, иногда его называют «послеобразом». «Nachbild» по-немецки буквально послеобраз, следующий за образом. Это делается так: перед нашими глазами располагается некоторый, лучше все- го цветной, квадрат, скажем, красный; вы смотрите некоторое время на него, а затем переводите глаз на какой-нибудь фон, скажем, на стену, потолок, на другую поверхность. Вот тогда происходит следующее: вы продолжаете видеть на этом фоне тот же самый объект — квадрат, треугольник и т.п., обычно в дополнительном цве- те — если показан был красный, то вы его видите зеленым, если зеленый, то вы его видите красным; в отдельных случаях не в дополнительном цвете, а в цвете, в котором был предъявлен объект — он называется положительным последователь- ным образом в отличие от первого, отрицательного. И вот теперь попробуйте сравнить их между собою, мысленно, конечно. Вот этот образ, который вы видите как последовательный, и первичный образ. Что, этот последовательный образ, он отличается от первичного? Да. Он отли- чается субъективно. Это то, что кажется. Никто не пробует ловить последовательный образ или действовать с ним. Это так же, как и звон в ушах. То есть что? Это продукт организации, продукт самого глаза, самой зрительной системы. Это видно и объективно. Последовательный образ подчиняется совершенно другим законам, чем образ настоящий, прямой. Например, он подчиняется закону Эммерта. Чем дальше — тем образ больше. Вы знаете, вероятно, по собственному опыту, что последовательный образ накладывается на поверхность, на плоскость: если она близко — он маленький, а если поднять голову на потолок или на стену, которые подальше, — он вырастает в соответствии с законами проекции, по опти- ко-геометрическим законам. Ничего подобного с реальным образом не происходит. Напротив, при удале- нии предмета мы видим его уменьшение, хотя мы и говорим о константности. Но я уже говорил в прошлый раз, речь ведь идет о некотором добавочном коэффициенте, и никогда нельзя сказать, что когда я смотрю на далеко за окном находящегося че- ловека, что я вижу его таким по величине, каким я вижу человека, близко от меня расположенного, который у меня перед глазами, совсем близко. Я знаю, что он боль- шой, но я вижу его с таких расстояний, конечно, малюсеньким. Если это большое расстояние, то он совсем маленький. Но я знаю, что он большой. Но мы сегодня говорим не о том, что мы знаем, то есть умозаключаем. Мы сегодня говорим о восприятии, то есть об образе как продукте этого процесса. И вот в этом образе он маленький. Итак, стало быть, дело начинается прежде всего с локализованности наших зрительных впечатлений в том смысле, что они сразу суть впечатления, рождающие- ся как отнесенные к некоторой внешней по отношению ко мне действительности. 197 КАТЕГОРИАЛЬНОСТЬ И ПРЕДМЕТНОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ Поэтому они совсем не напоминают мне те световые явления, которые у нас могут возникнуть под влиянием, допустим, воздействия электрического тока на глаз — явления фосфенов. Это во мне, правда? А там — вне меня, и это изначальная характеристика. Да, обнаруживается при этом, что эти изначально уже отнесенные зрительные впечатления обладают свойством предметности, то есть они не только отнесены вооб- ще к внешнему миру, но к пространственному миру, каким он объективно является. Вы вдумайтесь в эти слова — отнесенный к пространственному миру. А разве это не значит также и «имеющий форму»? Да, это и есть «имеющий форму». Что зна- чит «отнесенный к пространственному миру»? Это значит представленный в системе объективных координат этого мира. Причем в обычных условиях наблюдений у нас есть точка отсчета по отношению к этой объективной системе координат. Это, если хотите, гравитационный перпендикуляр. То есть это направление, которое служит точкой отсчета, это направление по вертикали, по линии гравитации. Вот и все. Я говорю «в обычных условиях», значит, бывают такие условия, когда эта гравитационная вертикаль не действует. Скажем, условия невесомости, правда? Там возникают новые осложнения в восприятии, и об этом я сейчас говорить не буду. Это очень интересная проблема, когда теряется гравитационная вертикаль, но это осо- бый специальный вопрос, на котором в курсе общей психологии нет никакой необ- ходимости останавливаться. Это совершенно особые условия. И вот теперь возникает проблема того, что издавна скрывается в психологии восприятия под словами «осмысленность» или «категориальность». «Осмысленность» даже лучше. «Категориальность» — очень возвышенно, очень красиво, очень хорошо звучит для человека, очень хорошо оправдывается той особой формой психического отражения, которая присуща исключительно человеку. Я имею в виду сознание. Это хорошо для сознательного восприятия. «Осмысленность» — шире. Она может быть отнесена и к другому уровню психического отражения тоже. Значит, вот здесь мы тоже становимся перед этой метаморфозой, этим движением, в результате которого восприятие приобретает осмысленность. Вот здесь два рода сущностей можно мыс- лить. Буду дальше говорить только о втором. Первое — это осмысленность в значении «сигнальности». Она имеет место на уровне животных, вероятно, на некоторых уровнях и человеческой психической дея- тельности, но не на уровне сознания. А что это такое? Ну, если говорить в терминах, подходящих для описания наших представлений о восприятии животного, — это не- что пугающее, угрожающее, пищевое — то, что Павлов называл «сигнальным значе- нием» раздражителя. Так же можно говорить и о сигнальном значении предмета, не изолированного, абстрагированного раздражителя. Это выражает известные отноше- ния к самому воздействующему объекту предметного мира, который может угрожать, может разрушать, может питать, вообще поддерживать жизнь. Вот он-то и выступает здесь в своей обязательной предметности, а не в иллюзорности, правда? Если бы он выступал в иллюзорности, то картина осмысливания этого мни- мого воздействия просто разрушилась бы. «Ориентировка угасает», — сказали бы фи- зиологи. Она превратится как бы в некий фон, если только снова не выступит в ка- кой-нибудь деятельности, в поведении, скажем, как преграда или что-то в этом роде. То есть опять в каком-то значении и не в смысле словесного понятия, а в смысле сигнального значения или биологического смысла для животного, который, конеч- но, меняется от индивидуального опыта — и здесь интереснейшую динамику можно просмотреть: как активизируются эти восприятия, как они, напротив, как бы затор- маживаются и снова становятся действенными для субъекта, то есть на этом уровне ВОСПРИЯТИЕ 198 ЛЕКЦИЯ 23 1 Корсаков С.С. Об алкогольном параличе. М., 1887. разыгрывается целая большая динамика. Но не этот уровень нас с вами сейчас инте- ресует, поскольку главным объектом нашего исследования и изучения все-таки яв- ляется человек. Поэтому мы можем сейчас оставить этот уровень в стороне, просто заметьте себе, что такой уровень есть у человека. При некоторых патологических состояниях это выносится на поверхность со- вершенно явно. Мне приходилось в некоторой связи довольно подробно изучать один случай, очень интересный, очень чистый, очень яркий — психопатические эф- фекты заболевания корсаковским параличом, корсаковской болезнью. Автор, то есть С.С.Корсаков, называл его алкогольным параличом. Потом стали говорить о корса- ковском синдроме, о корсаковской болезни, потому что не только алкогольное от- равление дает эту картину, но и отравление рядом других веществ (эфиром или даже собственно продуктами организма; аутоинтоксикационная картина возникает). С психологической стороны это очень тяжелое заболевание выражается в глу- бокой амнезии, то есть в потере памяти. Но не вполне памяти. Больного подвергали неприятной медицинской процедуре, скажем, в целях исследования, вот в данной лаборатории, в клинике. Испытуемый опять подходит вместе с врачом к двери этой комнаты. Он не может дать себе сознательного отчета, то есть вспомнить в смысле «осознать», что тут происходило. Он не знает. Это для него новое. Он осознает это как новое, а задерживает свои шаги. Он не хочет туда идти. Ему что-то мешает по- дойти. Да, пережитые неприятные ощущения. Что-то неприятное там есть. Помнит или не помнит? Выступает объект — дверь, остановка — в своем зна- чении? Понятия нет. Значения в сознании нет. Но все-таки оно осмысленно для него? В смысле отношения? Сигнальное? Сигнальное: туда не надо идти. Я вам привел одну иллюстрацию. Великолепная монография Корсакова, ог- ромная книга под названием «Об алкогольном параличе» 1 , содержит сама по себе блистательное описание, блистательное даже в смысле мастерства и описания и ана- лиза. Вы там найдете ряд очень интересных страниц, где видно это расхождение и сохранение этого смысла, хотя отсутствует категория, к которой может быть отнесе- но то, что он воспринимает, видит, слышит от людей. В дальнейшем мы будем иметь в виду не это «сигнально-значимое», а «созна- тельно-значимое». Что это: то, что наклеивается на предмет, на образ как название предмета, или то, что живет в этом образе, находит себя в этом образе? Это, конеч- но, то, что находит себя в этом образе, через этот образ существует, если хотите, даже существует в этом образе, в связи с ним, во всяком случае. Вы можете сказать: а как же абстрактнейшие понятия, которые вообще не представимы? Тут посерьезнее вопрос, потруднее. Решить его мне сегодня формаль- но очень просто. Я могу сказать: «Ну позвольте, мы же с вами говорим о восприя- тии, так зачем же вы говорите о понятии, лишенном чувственной опоры, уж до такой степени абстрактном, что оно не является чувственным, то есть не связан- ным с восприятием, с образом». Вот так просто ответить и отвести вопрос. Но на самом деле (не хочу от вас этого скрывать) все не так просто. И с этими абстрактнейшими понятиями дело обстоит так, что где-то в очень сложном процессе, где-то при очень тонком их анализировании и в них просвечивает, толь- ко очень скрытая, не всегда доступная для обнаружения все та же самая чувствен- ная ткань. И поэтому неслучайно сейчас, в эпоху, когда творчество, в частности науч- ное творчество, как раз в сфере наук очень абстрактных, в современной — я под- 199 КАТЕГОРИАЛЬНОСТЬ И ПРЕДМЕТНОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ черкиваю «современной» — физике, математике, посвящено сложнейшим вопро- сам, начинает все более и более выступать то, что, пока условно, называют «зри- тельным», то есть «чувственным мышлением». Речь, скорее, идет о каких-то вклю- чениях, о каких-то преобразованных на чувственный лад абстрактах или иногда, наоборот, преобразованных, но снятых, а не выброшенных. Снятие обозначает со- бою не просто выбрасывание, а в каком-то смысле и сохранение, «схоронение», если будем говорить более точно, вот этой чувственности. То есть я хочу выразить философски очень простую мысль, что и в отвлеченном представлении, которое вы- ступает как «чистое» значение, связь с реальностью, с реальным миром не порыва- ется. Она только отдаляется, усложняется безмерно. Не сразу видится, но никогда не обрезается, потому что обрезание этой связи даже в мыслях обозначает собою как бы исчезновение реальности. Опять я здесь могу сослаться на совершенно исключительные условия или па- тологические явления, потому что в нормальных условиях, конечно, разрушения связей, окончательного обрезания этих связей никогда не наблюдается. Ну, напри- мер, я уж скажу, не ссылаясь в этот раз на патологию, а ссылаясь на исключитель- ные случаи: в условиях депривации происходят, конечно, глубокие изменения. Это известные описанные и изученные изменения. И изменения, идущие в сторону поте- ри чувства реальности, которое переживается как состояние патологическое. Термин «депривация» значит очень простую вещь — лишение чувственных впе- чатлений. Это достигается искусственными приемами. Вот тут-то и появляются мни- мые впечатления, галлюцинации и своеобразная потеря мира — вслед за ней и идут своеобразные галлюцинации, кстати. Итак, возникает патологическая картина в ус- ловиях нормальных, хотя совершенно исключительных. Так вот, как же входит значение в этот сознательный образ? Что содержится в простом факте: я вижу нечто удлиненное, нечто серое? Я вижу что? Шариковую ручку, карандаш. Я отношу его к чему-то. Как происходит эта категоризация? Я уже говорил, что прежде всего это не умозаключение, хотя бы и бессознательное. Дело обстоит как-то иначе. И проще, и сложнее, потому что сослаться на ум, на умозак- лючение — это, конечно, просто, но гораздо труднее исследовать эту работу умо- заключения. А вот когда ее начинают исследовать, то вы ее находите в самом вос- приятии, а не в прибавках к восприятию. Это не «всадник», который управляет восприятием. Дело обстоит иначе. Давайте вникнем немножко в то, что делает значение, или словесное понятие. И я опять делаю отступление от темы. Я вынужден войти в круг вопросов, которыми мы с вами не занимались. Забежать вперед, но это необходимо сделать сейчас. Представьте себе ситуацию развития, реального развития человека, онтоге- нетического развития ребенка. Ребенок, конечно, встречается в ходе развития своей деятельности, в том числе и познавательной, с предметами окружающего мира. Эти предметы в общении, поскольку развитие происходит в общении. Вы понимаете, что развитие ребенка происходит в общении? И в предметном мире, и в общении. За предметом скрывается человек, за человеком скрывается предмет. Как угодно вы можете выразиться. И то и другое сразу. Итак, развитие, происходящее в общении, необходимо приводит к тому, что у человека возникает и языковый способ этого общения, возникает язык, кото- рый служит средством этого общения, у ребенка развивается речь. Впрочем, он начинает освоение языка раньше, чем начинает активно говорить, это всем хоро- шо известный факт. ВОСПРИЯТИЕ 200 ЛЕКЦИЯ 23 И вот теперь оказывается, что существует своеобразная функция первых наи- менований. Она заключается в том, что происходит сближение объектов по сразу не видимым, непосредственно не воспринимаемым признакам, основаниям сближения. Еще ничего не зная о функции вот этого предмета (я указываю сейчас жестом на часы), ребенок уже встречается с фактом сближения через слово «вот таких часов» и «других часов», ну, скажем, часов настольных или даже настенных, то есть часов, резко отличающихся по форме, по величине, по ряду других чувственных признаков. Что может произойти в этом процессе? Может произойти следующее — мы мо- жем воспользоваться альтернативой. Может, конечно, произойти омонимизация сло- ва, то есть слово может приобрести двойное, тройное значение. Просто одно и то же слово обозначает разные объекты. Это частный случай и редкий случай. Более обычный случай, к чему идет процесс, хотя бы в начале, — это сближе- ние. Это как бы выделение каких-то сразу не выделяющихся свойств, которые в за- данном отношении сближают объекты. С заданным чем? Вы можете сказать: с самим словесным значением. Но что лежит за этим? А ведь за этим-то лежит некоторый обобщенный опыт, но не индивидуальной, а общественной практики. В известном смысле он несет в себе, с необходимыми оговорками, в гносеологическом смысле, так сказать, «прав- ду» об этих объектах, правду, открытую в результате общественной практики — вот что лежит за этим. Это не сразу может быть понятно, но это так. В простейших случаях это бук- вально так, в более сложных случаях — гораздо более косвенно. Вот здесь уместно слово «намного более сложно опосредствованная практика». Это абстракция, квинт- эссенция ее. Это ее идеальное абстрактное существование, через что-то другое, в чем-то ином. Иное. Вот это и есть движение значения. Таким образом, когда мы имеем дело с восприятием, то есть с порождением образа в условиях сознания, сознаваемого образа, то в этот процесс входят также и наличные значения, то есть познание мира идет через более широкую практику, без ограничения чрезвычайно узкой индивидуальной практикой самого воспринимающе- го субъекта. Я хочу только, чтобы вы не поняли меня так, что в конце концов слово, вхо- дя в порождение образа, выполняет функцию своеобразного демиурга этого образа, командует образом. Нет. Здесь есть известный конфликт и драма, известное противо- речие их решения, которое видно уже на том примере или в тех условиях, о которых я только что сказал, в условиях онтогенеза. Я вам говорил: омонимизация слова, одно и то же слово, обозначающее два разных предмета. Потом разрушение этой омони- мизации и соединение, наоборот, предметов. Но вот в этом-то и заключается извес- тное «командование» самими признаками, чувственно воспринимаемыми признака- ми чувственного предмета, то есть реального предмета. Значит, речь идет не о том, что признаки соединяются по команде, а речь идет о том, что значение должно как-то найти себя в этих признаках, а признаки, напро- тив, найти себя и выразить себя в этом значении. Опять метаморфозы, опять взаим- ные переходы, а не накладывание одного на другое, в некоторой линейной последо- вательности, хотя бы иногда и меняющееся, в смысле изменения места моментов, их последовательности. Это не объективный процесс, то есть не процесс, получаемый наслаиванием одного на другое, суммированием, попросту говоря. И вот задача-то психолога, занимающегося восприятием, заключается в том, чтобы проникнуть в это очень сложное движение, дающее в результате сознательную картину предметного многомерного мира, в котором живет человек и который своей 201 КАТЕГОРИАЛЬНОСТЬ И ПРЕДМЕТНОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ объективной трехмерностью (даже четырехмерностью, если считать еще координату времени)… способствует работе воспринимательной системы. Ведь это только в абстракции лабораторного эксперимента мы исследуем по- рой (и очень часто, кстати, даже слишком, может быть, часто) восприятие кар- тинки. Изобразили треугольник, замаскировали его линиями. Поставили перед ис- пытуемым задачу обнаружить фигуру среди этих маскирующих линий, правда? Или посмотреть, как выглядят три точки на плоскости. Или учесть время считывания изображения на этой же плоскости. Вы имеете здесь дело с очень своеобразным миром и, следовательно, со свое- образным процессом. Мир-то здесь сведен к двухмерному. А он? А он четырехмерный. |