Леонтьев. Леонтьев Лекции по общей психологии. Лекции по общей психологии под редакцией Д. А. Леонтьева, Е. Е. Соколовой москва смысл 2000 А. Н. Леонтьев
 Скачать 3.35 Mb.
|
|
звук как объект, правда? Вот в связи с тем, что имеется специальное звуковое содержание, слуховая система человека построена тоже очень сложным образом. Так же, как мы видели в зрительной системе, этот аппарат, если так можно выразиться, этот исполнитель- ный механизм слухового восприятия, нельзя представлять по линейной схеме: ре- цептор, то есть периферические части анализатора, проводящие пути, корковое представительство. Дошло до коры — и... Что случилось? Случилась удивительная трансформация — возникло психическое явление звукового образа. Очень легко по- казать, что слуховая система построена так же, как и другие воспринимающие пер- цепирующие системы. По той же грубой общей схеме, хотя в остальном большие различия. Какова эта грубая схема? Вам она совершенно ясна из осязательного и зрительного восприятия. Это значит, что, помимо сенсорных звеньев этой системы, непременно име- ются в качестве обязательного условия работы слуха, слухового восприятия в данном случае, также и эфферентные звенья, причем тоже двоякого характера. Одни состав- ляют так называемый проприомоториум. Ими я заниматься не буду. Это те эффектор- 212 ЛЕКЦИЯ 24 ВОСПРИЯТИЕ ные, то есть идущие от центра к периферии, следовательно, центрифугальные, не- рвные процессы, которые настраивают, адаптируют периферическое звено. Это, иначе говоря, те моторные включения, я имею в виду двигательные не- рвы, которые действуют на моторный аппарат самого органа слуха: изменение состо- яния барабанной перепонки и так дальше, то есть это внутреннее хозяйство, которое не очень видно, оно очень скромно в смысле моторного выражения, но оно суще- ствует, оно констатировано, оно описано. И оно осуществляется собственно на не- высоком неврологическом уровне. Я пробовал представить себе очень отчетливо картину неврологического уров- ня, от которого зависят эти проприомоторные эффекты, пользуясь даже самыми со- временными неврологическими атласами, но полной отчетливой картины не получил. По-видимому, это довольно сложные и спорные, еще до сих пор точно не установ- ленные, хотя и приблизительно очерченные уровни. Это скорее всего, подкорковые этажи, второй неврологический этаж. По-видимому. Я здесь очень осторожен. Итак, эффекторное звено в виде проприомоторных, адаптивных движений, вроде сенсибилизации сетчатки в зрительной системе, увеличения или уменьшения просвета, образно выражаясь, то есть отверстия зрачка, изменений, вергентных дви- жений — это понятно? Это хозяйство обслуживающее, настраивающее его. Но есть и другое. Это, собственно, не проприомоторные, а, я бы сказал, экстраслуховые дви- жения (экстраслуховые — это значит не привязанные непосредственно к перифери- ческому органу). И вот, в отличие от зрительной системы, здесь мы имеем действи- тельно отвязку от собственно периферического органа, во всей его сложности. Опять я продолжаю использовать сравнения со зрительной системой, потому что там это было мной описано. В общем-то, эффекторные звенья в зрительной системе — они, с одной стороны, выполняют адаптивные функции, то есть это проприомоторный аппарат глаза, но вместе с тем и аппарат самого зрительного считывания. Это движения глазные, которые все-таки остаются глазными, хотя они уже движения «читающие», воспринимающие. Они только настраивающие для зрительного восприятия, скажем, фо- куса, контуров, расстояний и т.д. Здесь иначе обстоит дело. Здесь моторные звенья собственно слухового воспри- ятия оказываются как бы вне системы, то есть в слуховую систему входят гораздо более широкие мышечные приборы, лежащие за пределами анализатора перифери- ческого, анализатора слухового. Опять мы встречаемся с работой сложной системы, в данном случае слуховой. Я должен выдвинуть и второе положение. В зависимости от предметного визу- ального содержания, вот этот широкий моториум всегда активного слухового вос- приятия представлен разными моторными системами, разными моторными звенья- ми, то есть экстраслуховые звенья, входящие в слуховую систему, разные: одни для речевого слуха — другие для музыкального. В ходе развития, по-видимому, общеисторического, а не филогенетического, резко дифференцируются две слуховые подсистемы. Резко — в смысле отчетливо. Это не значит, что они отделены вовсе друг от друга, представляют собой автономные системы, нигде не перекрещивающиеся, ни в одной своей точке, ни в одном звене. Просто они отчетливо выделяются как особые системы, так, что одна из них может быть высоко развитой, а другая — нет. Итак, речь, речевая действительность, речь как порождение слухового вос- приятия — и музыка как предмет слухового восприятия. Ну, во втором случае я мог бы не оговаривать — «как предмет слухового восприятия»: а как же иначе будем вос- 213 СЛУХОВОЕ ВОСПРИЯТИЕ принимать музыку? Что касается речи, то тут, конечно, приходится оговариваться, потому что можно и вот так воспринимать, как я с этой бумажки, вот так — зри- тельно, через посредника в виде графического изображения или в виде жестов. Вот и придется мне сейчас кратко изобразить работу обеих систем. Ну, прежде всего, о речевом, фонематическом, иначе говоря, слухе. Легко понять, что речевой слух действительно порождается в ходе исторического процес- са. Он возникает у людей в связи с тем, что возникает новый слуховой предмет. Это и есть звуковой язык. Можно сказать, что речевой слух, рече-слуховое восприятие порождено языком. Язык сделал человеческий слух. Ну, вы можете сказать так, наи- вно: «А как же он появился, звуковой-то язык, именно на уровне звукового языка? Ведь для этого надо было уже иметь речевой слух?» Ну, это знаете, я бы сказал, наивная мысль, потому что это «курица — яйцо», правда? Мы умеем решать такие нетрудные логические задачи. Ну, конечно, формировался звуковой язык и постепенно формировалось вместе с языком и зву- ковое, то есть слуховое, восприятие речи, это естественно. Главное все-таки остается, основное — это положение, что звуковой язык по- стоянно производит и воспроизводит речевой слух. Если представить себе (а это не только допущение фантастическое, это факты) развитие ребенка с полноценным слуховым аппаратом, с полноценными органами слуха во всех их звеньях, вне зву- кового языка, то речевой слух не будет сформирован. Это известно. Давайте я буду говорить не «речевая», «слуховая» система, а «речевой слух», имея в виду восприятие этой действительности звуковых предметов, которые есть звуковые колебания, вернее, звучащая речь. Это чрезвычайно сложная вещь, и вот, если не только вдуматься, но и вчувствоваться, это совершенно необыкновенная вещь. Прежде всего удивительно, что речевой слух способен к очень важным абст- ракциям. Это абстракция от основной частоты. Вы знаете, что называется основной частотой? Если вы запишете какой-нибудь звук, в чистом звуке это будет просто синусоида. Представляете себе, как запишется этот звук на осциллографе? Обыч- ный звук (не специально синусоидальный, «чистый», так называемый)? Это будет очень сложная кривая, на которой, однако, будет выделяться что? Вы можете опи- сать огибающую. Вот эта огибающая и будет называться основной частотой. Значит, есть абстракция от основной частоты. В чем она выражается? А в том, что когда я у человека спрашиваю о чем-нибудь и он мне дает ответ, то моя интел- лигибельность, то есть доступность к пониманию, восприятию сказанного, не за- висит от того, сказал ли он мне это низким или высоким голосом. Больше того, если вы меня спросите, что у него было: относительно низкий голос или высокий, как он со мной говорил: в теноровом регистре или в баритональном, где шла, на каком уровне, основная частота, — я обыкновенно скажу, что я не обратил внима- ния, да нет, скажу: не помню. Это просто несущественно. Это существенно тогда, когда мы специально задаем вопрос: «У него высокий или низкий голос?» Если мы и замечаем, то, в очень крайних случаях, только очень низкий или очень высокий голос. В средних диапазонах мы вообще не обращаем на это внимания. Я вам скажу больше. Я могу снять «голосность» речевого звука. Всякая шепот- ная речь знающим язык воспринимается так же отчетливо, как и обычная речь. Вы знаете, что при некотором навыке (актерском навыке, сценическом навыке) можно говорить громко шепотом, то есть без участия собственно голосовых связок. То есть артикуляторно. Но мы, обыкновенные люди, в обыденной жизни отлично понимаем шепотную речь. Интеллигибельность шепотной речи существенно не меняется. 214 ЛЕКЦИЯ 24 ВОСПРИЯТИЕ Значит, это абстракция от основной частоты. Вот какая картина открывается в речевом звуке. Есть еще одна абстракция. Это абстракция громкости. Тихо я говорю или громко — вы все равно воспринимаете эти слова. Для вас этот материал, вернее, этот звуковой предмет остается тем же самым звуковым предметом. Я скажу немнож- ко громче или скажу немножко тише, увеличу свой коэффициент усиления в громко говорящей установке или уменьшу его немножко — вы все равно продолжаете вос- принимать мою речь. Значит, очень своеобразная, самая удивительная абстракция происходит в отношении высоты, абстракция от основной частоты, можно сказать. А что же тогда выполняет роль решающего звена? Спектр. То есть вот то са- мое, что я срезаю огибающей. Спектр образуется вот этими обертонами. Слух речевой — я формулирую вывод — есть слух тембровый или спектраль- ный. Очень интересная деталь — внутри этого происходит еще некоторая абстрак- ция. Это абстракция от собственного тембра. Потому, что ведь голоса человеческие и речь человеческая характеризуются еще и индивидуальной тембральной окраской, верно? Так вот: от этих индивидуальных общих окрасок мы тоже делаем отвлечение. Мы извлекаем только динамику, только специальные изменения спектрального со- става, которые, собственно, и образуют то, что мы в лингвистике называем «фоне- ма». Вот как обстоит дело. Большинство языков мира принадлежат к числу тембральных, то есть основан- ных на этом принципе. Исключение составляют немногие языки народов Африки и более широкая группа языков, которые являются с этой точки зрения смешанными, то есть включают в себя как очень важные компоненты тембровые, тембральные и вместе с тем звуковысотные. Я апеллирую к вьетнамскому языку, серьезное значение в котором имеет и звуковысотное отношение. Кстати, и у вьетнамцев тоже в разных районах удельный вес тональных элементов, то есть по высоте, разный. Север, средний и южный Вьет- нам в этом отношении дифференцируются. У одних — более подчеркнутое значение тональных, то есть звуковысотных, компонентов, у других — относительно более подчеркнутым является значение тембровых компонентов. Некоторые народы Африки, не очень многочисленные, пользуются языком, или также и языком, который построен вообще только на звуковысотном принци- пе, то есть по принципу изменения высоты. Вы знаете эти языки: это так называе- мый язык свистов — свист там большое преимущество имеет перед речью, там от- носительно широкий диапазон и сильный несущий эффект, то есть широко и далеко распространяющийся звук. То же, в известной мере, относится к звуковым языкам — их называют языка- ми барабанов. Это, вернее, язык цимбал особого рода. Сначала думали, что там раз- личия достигаются различием ритмов, но более новые исследования показывают, что там очень важную роль играют различия по высоте. Дело в том, что по натянутой коже или по дереву (неважно, какой источник звука), на инструмент оказывается пе- ременное давление, так что меняется? Так, как в литаврах. Вы знаете, что это за ин- струмент? Это такая полусфера, затянутая сверху кожей, которая имеет рукоятки для большего или меньшего натягивания, от чего меняется звуковысотная характеристи- ка звука этого своеобразного, настраивающегося барабана. В действительности мы в других инструментах имеем то же — бубен, например, тоже настраивается. Там про- сто давлением пальцев большее или меньшее натяжение создается. В общем же язык должен быть охарактеризован для большинства языков как тембровое образование. Теперь я внес уже оговорки — не всегда так, правда? — но для большинства языков мира это так, как я описывал. Это тембровые языки. 215 СЛУХОВОЕ ВОСПРИЯТИЕ Насколько точно различение спектрального содержания, того, что мы назы- ваем тембровым содержанием, видно из тонкостей различения фонем. Причем ос- воение фонем — это процесс не очень простой. Я приведу банальные, тривиальные, так сказать, примеры, если говорить о русском языке. Извольте: тень — день. Запишите с помощью записывающего прибора. Очень трудно различить прибору — человеку проще. Наше ухо сильнее инструмен- тального различения. Вы только подумайте — тень, день. Вы это ведь отчетливо слы- шите, правда? Мел — мель, ель — ел. Это грубо даже для русского уха, заметьте, для русского уха. Для уха иностранца это трудные фонемы. Вы, наверное, знаете, что, например, для германских языков (для немецкого, в частности), смягчение согласных «ел» и «ель» затруднительно, и у них постоянные ошибки в русском языке и даже в понимании. Во французском языке есть три звука, передаваемые одним русским звуком «э», а у них три разных. И для французского уха или уха бегло говорящего на фран- цузском языке, имеющего известный живой опыт, или очень хорошо обученного уха, конечно, они тоже существуют как различные фонемы, правда? Для овладевше- го впервые языком они не различимы. Редкие иногда различия фонем составляют трудность для различения на иноя- зычный слух, на иноязычный речевой, заметьте, слух. Потому что только для рече- вого слуха и существуют эти различия. Ну, «р» и «л» в нашем языке невозможно соединить, невозможно не различить. Вы знаете профессора Александра Романовича Лурия на нашем факультете. «Лурия» или «Рулия» — проблема для некоторых языков. Мне показывал однажды Александр Романович адрес на письме, а ведь когда пишут адрес, то отдают себе отчет, пишут особенно внимательно. И все-таки адрес был такой: Московский университет, такой- то факультет, такая-то кафедра, профессору Рулия. Я могу вам сказать, на каком языке пришло письмо — на японском. Нет у них фонемы «р» и «л», просто нет ее. Значит, надо ею овладеть. Вообще, если себе представить тонкости этого различения — это удивитель- ная картина! Это удивительная система, удивительный прибор! И сколько ни дела- лось разработок, очень сложных конструкций декодеров, то есть приборов, дешиф- рующих человеческую речь, сколько ни делалось попыток записать различия этих фонем так, чтобы можно было выразить в зрительном языке все эти фонемы, — до сих пор это удавалось с очень грубыми приближениями, то есть наш прибор, наша система необыкновенно тонка. Ну, так же, как чувствительность, скажем, глаза, темноадаптированного глаза, который потрясает, с точки зрения наших техничес- ких представлений: что-то фантастически чувствительное! Здесь такая же фантасти- ческая дифференциация, совершенно фантастическая! Это удивительная система. Я тут сразу хочу отметить, что во многом трудность этой системы и связана с очень хорошо известным обстоятельством, с сензитивными к усвоению фонетики языка периодами. «Сензитивными» — это значит с повышенными возможностями, с повышенной чувствительностью, если буквально переводить. Ну, вы, вероятно, знаете, что дети преддошкольного и даже дошкольного воз- раста довольно легко и даже очень легко овладевают фонетикой иностранного языка. А взрослые... То есть, наверное, можно совершенно овладеть фонетикой языка. Слу- чай возможный, только уж очень трудный и, прямо вам скажу, нечасто встречаю- щийся. Обыкновенно поздно учивший язык дает так называемый акцент, только не об акценте идет речь, не об ударении. А о чем? Просто о неправильном, неточном произношении и отсюда о некотором затруднении в восприятии речи. 216 ЛЕКЦИЯ 24 ВОСПРИЯТИЕ У нас все списывают на произношение. Слышу, но не умею хорошо произне- сти. Я вам постараюсь дальше показать, что это не очень точное противопоставле- ние. Можно сказать наоборот: «Слышу в меру своих артикуляторных возможностей и артикулирую в меру своих слуховых», — это взаимосвязанные вещи. И точными экспериментальными исследованиями доказана взаимная связь порождения произ- носимого слова и одновременно различительных способностей в речевых оттенках, вообще в содержании речевого объекта. Вот почему, когда учат иностранный язык взрослые, то приходится — и это стихийно, мы сами прибегаем без специального указания методиста какого-нибудь хитрого — прибегать к методикам преподавания языков. Вы знаете, что делается? Десятки, сотни методик преподавания то с успехом ускоряют, то, оказывается, вов- се не ускоряют, то дают эффект, то не дают эффекта — я в это не хочу входить. Это очень сложная и запутанная картина. Потому что тут есть одна трудность, о которой я вам по секрету скажу, не для магнитофона: тут, видите ли, очень часто метод по- рождает критерий и, уж конечно, по данному критерию, который адекватен методу, всегда будут результаты получше; а когда вдруг неожиданно возникает другой крите- рий, то оказывается не так уж хорошо. Это вроде как с обучающими машинами, с программированным обучением. Пока экзаменуете на той же машине — все хорошо, а когда ее заменили, стали экзаменовать обыкновенно — оказывается, не так хоро- шо и даже иногда просто плохо. И с языком тоже иногда бывает так. Требования предъявляют в соответствии с методом. Чудеса бывают. Например, мне говорят, что можно научить бегло говорить по- английски в течение трех или шести недель. Тут где-то у нас, в Москве, такое суще- ствует. Меня даже кто-то из наших студентов просил, нельзя ли как-нибудь пристро- иться к этой группе. Представляете, какая прелесть — шесть недель они поработали (правда, они там работают по пять или четыре часа ежедневно), ну и — заговорил. Я спрашивал, они все-таки говорят или нет? Говорят — говорят. И то, что хо- тят сказать, но не так. Ну, это я немножко отступление сделал для отдыха вашего и своего, а сей- час я все-таки хочу досказать о речевом слухе, чтобы в следующий раз говорить о музыке. Конечно, в восприятие речи входит не только этот спектральный момент, спек- тральная характеристика, то есть только тембровая характеристика, тембральная. В по- нимании речи, в восприятии речи участвуют и некоторые другие компоненты. Они идут из другого, то есть по другому «департаменту» работают, по другому направле- нию работы слуховой системы, и я об этом сейчас скажу дополнительно, а пока я только скажу вот что: откуда же берется этот анализ спектральный, тембровый? Где там моториум? Где декодирующая, анализирующая система? Это артикуляторный ап- парат! Вот что такое моторное звено фонематического слуха. Поэтому мы, совершенно не отдавая себе отчета, без всякого научного осно- вания, когда изучаем иностранный язык, применяем то чтение, которое, как я ус- лышал недавно, мой собственный внук называет — «читать про себя вслух». Вам по- нятно, что это значит? Вот я английский язык — было очень некогда, я его учил последним языком, по деловым соображениям, просто профессионально — я и до сих пор не умею чи- тать, вернее, ленюсь, не хочу читать, некогда читать, «про себя вслух». А как читаю? Зрительно. Понятно? У меня слова остаются английские, английский язык у меня остается зрительным. Он у меня не превращается мгновенно в слуховые эквиваленты. 217 СЛУХОВОЕ ВОСПРИЯТИЕ Поэтому у меня огромные трудности с английским языком, с языком общения. Я предпочитаю, чтобы мне не сказали, а написали. И когда я нахожусь в международ- ной аудитории, это постоянная, то есть очень частая для меня ситуация, и когда я имею дело с языком «английским английским» рядом с «английским американским» — вы знаете их разницу — но говорит австралиец, то есть он вводит третий язык, а потом выходит представитель Канады и вводит четвертый язык, говоря по-канадски, — я выхожу на улицы Нью-Йорка и ничего не понимаю. Ничего. Впрочем, мне говорили англичане, что им тоже непонятно. Так что это неуди- вительно. |