ЛЕКЦИИ ГЕрменевтика Тариевой Л.У. МАГИСТР.8 ч. 2020 (1) (1). Лекция 1 Филологический анализ текста герменевтика план

• Название: Лекция 1 Филологический анализ текста герменевтика план
• Дата: 21.02.2022
• Размер: 73.9 Kb.
• Имя файла: ЛЕКЦИИ ГЕрменевтика Тариевой Л.У. МАГИСТР.8 ч. 2020 (1) (1).docx
• Тип: Лекция; #369246
• страница: 5 из 11

Интертекстовый анализ

Это единственный метод, который отмечен в типологиях и Н.С. Болотновой, и В.И. Тюпы.

Введённое в научный обиход Ю. Кристевой в 1960-е годы понятие интертекстуальности основывается на предположении, что любой текст, в том числе и художественный, в действительности представляет собой совокупность разнообразных межтекстовых связей и отношений, которая по сути оказывается своего рода интертекстом. Под интертекстовым анализом стало пониматься выявление различного рода влияний, заимствований, цитат, реминисценций, аллюзий [Тюпа 2008: 252].

Неслучайность возникновения понятия «интертекст» и соответственно интертекстуального анализа ощущалась мастерами художественного слова и филологами задолго до Ю. Кристевой. Так, О.Э. Мандельштам в «Письме о русской поэзии» писал, что нет «ни одного поэта без роду и племени, все пришли издалека и идут далеко» [Мандельштам 1990в : 266]. Учёт этого обстоятельства, пишет О.Э. Мандельштам в статье «А. Блок», и может сделать филологический анализ объективным: «Установление литературного генезиса поэта, его литературных источников, его родства и происхождения сразу вводит нас на твёрдую почву.

На вопрос, что хотел сказать поэт, критик может и не ответить, но на вопрос, откуда он пришёл, отвечать обязан» [Мандельштам 199- 0б : 188]. В те же годы, когда О.Э. Мандельштам писал эти строки, К.Ф. Тарановский и его школа, опираясь на концепцию «цитатности» поэтического текста, занимались сквозным выявлением реминисценций. Б. Ярхо, констатировав, «ничто не возникает из ничего», к филологии подвёрстывал биологию, формулируя закон «непрерывных естественных рядов в литературе».

«Переклички между отдельными строчками» легли в основу интертекстуального анализа и, по мысли М.Л. Гаспарова, дали замечательные результаты: непонятные стихотворения стали понятными, а понятые обогатились новыми оттенками смысла. Это результат того, что тексты стали читаться на фоне более ранних текстов. Например: у Баратынского в «Цыганке» герой повторяет строку «Онегина», Я с вами жаждал объяснения: Примите исповедь мою; Пушкин в «Зимнем утре» повторяет строку Языкова (Под голубыми небесами) Летят с уютными санями (1825); а Лермонтов в «Ветке Палестины» повторяет строку Баратынского из «Переселения душ» (Пальма вековая Стоит, роскошно помавая) Широколиственной главой [Гаспаров 2002: 8].

Теоретические результаты интертекстуального анализа, по мнению М.Л. Гаспарова, заметно отстали от практических достижений, а потому этот анализ до сих пор остаётся скорее искусством, чем наукой. Не решён исходный вопрос: где кончается интертекст и начинается случайное совпадение [Там же: 3]. Есть и другие вопросы: какие из самоповторений допущены Пушкиным сознательно, а какие бессознательно; почему начинающий Лермонтов охотно копировал строки Пушкина и свои собственные, считая их как бы полуфабрикатами для будущих стихов; почему стиховед М.О. Гершензон в своей статье «Плагиаты Пушкина» говорит о «плагиатах» и «полуплагиатах» великого поэта [Там же].

Теоретическая разработка основ интертекстуального анализа, по мнению М.Л. Гаспарова, требует разграничения интертекстов литературных (область литературоведения) и интертекстов языковых (область лингвистики), между которыми лежит обширная область переходных форм, исследование которых обещает много интересного [Там же: 9]. Подводя итоги размышления над феноменом интертекста, М.Л. Гаспаров, похоже, согласен со словами римского поэта Горация: «Proprie communia dicere» — «сказать по-своему общее, а не чьё-то».

Наиболее перспективными для филологии, на наш взгляд, представляются дискурсный и нарративный методы, а также контент-анализ.

Дискурсный анализ

Это междисциплинарная область знания, связанная с лингвистикой текста, стилистикой, психолингвистикой, семиотикой, риторикой и философией. Дискурсный анализ, по мнению В.И. Тюпы, — это подход к тексту с позиций риторики. Художественное произведение рассматривается в качестве единого высказывания. Это коммуникативное событие между креативным (производящим) и рецептивным (воспринимающим) сознаниями. Если поэтический анализ сосредоточен на эстетической функциональности художественных текстов, то дискурсный анализ выявляет общекоммуникативные функции этих текстов.

Известна французская школа дискурсного анализа, обращающая особое внимание на идеологический, исторический и психоаналитической аспекты дискурса. В работах виднейшего представителя этой школы М. Фуко «дискурсия» понимается как сложная совокупность языковых практик, участвующих в формировании представлений о том объекте, который они подразумевают. М. Фуко стремится извлечь из дискурса те значения, которые подразумеваются, но остаются невысказанными, невыраженными, притаившимися за тем, что уже сказано.

Суть дискурсного анализа — «отыскать безгласные, шепчущие, неиссякаемые слова, которые оживляются доносящимся до наших ушей внутренним голосом. Необходимо восстановить текст, тонкий и невидимый, который проскальзывает в зазоры между строчками и порой раздвигает их. <…> Его главный вопрос неминуемо сводится к одному: что говорится в том, что сказано?» [Фуко 1996: 29]. В ходе дискурсного анализа учитывают не только лексико-синтаксическую структуру текста, но и то, когда, где, кем текст был написан, к кому обращен, по какому поводу, с какой целью, в чьих интересах, каковы оценочные, идеологические установки автора [Алисова 1996: 7].

Особый интерес для этого анализа представляет параязыковое сопровождение речи, а также внеязыковые семиотические процессы.

Дискурсный анализ обнаруживает свою эвристичность. Так, американский математик и историк науки Джей Кеннеди, работающий в Манчестерском университете (Великобритания), опубликовал статью, в которой сообщил, что его анализ платоновского диалога «Государство» даёт основание полагать, что Платон, который разделял пифагорейские представления о «музыке сфер» — неслышной музыкальной гармонии мироздания, — свои произведения строил по законам музыкальной гармонии. Исследованный диалог разделён на двенадцать частей, по числу звуков в хроматической музыкальной гамме (гамме по полутонам), представления о которой были у древних греков.

Причём на каждый «стык» приходятся фразы, так или иначе относящиеся к музыке или звукам. Ноты, соответствующие этим стыкам, иногда звучат гармонично, а иногда — диссонансом, причём в первом случае в соответствующей части диалога речь идёт о чем-то радостном, а во втором — о войне, смерти и других неприятностях. Д. Кеннеди отмечает, что настроение читателя меняется в соответствии со скрытыми музыкальными переходами в тексте, так что читатель как бы оказывается музыкальным инструментом, на котором играет автор [http://www.inauka.ru/news/article102- 404?subhtml от 1.07.2010].

Филологический по природе анализ оказывается перспективным диагностическим средством. Например, анализируя тексты, психологи-лингвисты могут очень многое сказать о состоянии человека говорящего. Профессор психологии университета штата Техас Джеймс Пеннебейкер исследовал группы людей, в чьей жизни были трагические моменты или серьезные болезни, с целью установить, какой эффект на их физиологическое здоровье окажет рассказ или описание ими в письменной форме пережитых психологических потрясений. Четыре дня подряд, в течение 15 минут, одна группа описывала свои несчастья, другая — какие-нибудь незначительные события в их жизни.

С помощью специальной компьютерной программы было установлено, с какой частотой обе группы использовали различные части речи. Причем не значимые, а служебные — предлоги, союзы, местоимения, вводные слова: «кроме», «но», «исключая», «нет», «никогда». Оказалось, что частота использования некоторых из этих слов предсказывала успех выздоровления. Психологи-лингвисты сопоставили две группы слов: слова, передающие содержание (существительные, глаголы), и слова, создающие стиль речи (местоимения, предлоги, артикли, союзы, модальные глаголы). Слова второй группы ответственны за стиль текста, точнее других передают психологическое состояние автора текста.

Установлено также, что мужчины пользуются артиклями чаще, чем женщины, поскольку чаще говорят о вещах и предметах, женщины — о других людях и об отношениях. Женщины пользуются чаще местоимениями. Отношения между людьми описываются более абстрактно.

Здесь мы вступаем в область гендерных исследований, для которых в активе дискурсного анализа художественных текстов имеется методика «расщепления диалога», суть которой сводится к следующему. Из текста художественного произведения извлекаются диалоги персонажей — мужчин и женщин, принадлежащих к одной социальной группе, одной культуре и субкультуре, одинаковых или близких по уровню образования, хорошо знающих друг друга, а потому обладающих общим опытом и т.д.

Разумеется, отыскать абсолютно одинаковых по указанным признакам мужчин и женщин весьма нелегко. Каждый из диалогов препарируется. Из текста исключается всё, кроме реплик персонажей. Затем реплики мужчины и женщины разводятся на две совокупности: всё сказанное женщиной в этом диалоге и всё принадлежащее речи мужчины. Каждая совокупность с помощью компьютерной технологии рассыпается на словоупотребления, которые сортируются и лемматизируются, т.е. сводятся к лексемам. В итоге получается словник и частотный список слов мужчины и аналогичный словник и частотный список лексем женщины. Далее полученные лексикографические продукты сравниваются.

Результатом сравнения станут особенности как в плане языкового инвентаря, так и в части квантитативных различий. В итоге исследователь получает некую картину различий, в которой как раз и проступают различия гендерного порядка.

Для примера обратимся к диалогу Дворецкого и Лизы из романа И.С. Тургенева «Дворянское гнездо». Диалог ведут мужчина и женщина, принадлежащие к одной и той же этнической группе (русские), социальному классу (дворяне, помещики), к одной и той же культуре, сопоставимы по образованию, друг к другу относятся с взаимной симпатией, в беседе связаны местом и временем диалога, находятся примерно в одной и той же психолого-эмоциональной ситуации. На основе диалога были созданы и сопоставлены словники и частотные списки лексем из реплик Лаврецкого и Лизы.

Выяснилось, что реплики мужчины объёмнее реплик женщины. Словник Лаврецкого включает в себя 132 лексемы при 227 словоупотреблениях (средняя частота употребления = 1,7). Словник Лизы — 97 лексем при 177 словоупотреблениях (средняя частота употребления = 1,8). Аналогичное количественное преобладание суммарного объёма реплик мужчины над соответствующим объёмом реплик женщины отмечено нами в результате анализа диалогов Пьера и Наташи Ростовой в романе Л.Н. Толстого «Война и мир» [Хроленко 2003].

Обнаружив, что мужчины и женщины пользуются разными частями речи с разной частотой, исследователи предсказывают успех брачных союзов, основывая свои прогнозы на частоте употребления слов. Употребление супругами определённых слов, местоимений или союзов с приблизительно одинаковой частотой — явный показатель того, что две стороны близки друг другу. Более официальный характер речи явно указывает на то, что супруги несчастливы в браке. Структура речи — это как личная подпись.

Психологи-лингвисты могут создать портрет человека, анализируя спектр слов, которыми он пользуется. Если записать речь выступающего политика и проанализировать частоту употребления им определённых слов, можно судить о его отношении к окружающим и о его психологическом состоянии.