Литературный язык петровской эпохи План
 Скачать 0.91 Mb.
|
|
8. 1. 2. Взгляды карамзинистов на литературный язык. Их отношение к церковнославянской лексике и просторечию Итак, основные требования Карамзина и представителей его школы к литературному языку заключались в следующем:
Карамзинисты своеобразно использовали разнородные по стилистической окрашенности языковые элементы. Они употребляли элементы высокой, старославянской лексики и очень умеренно использовали просторечия. Основные черты языкового новаторства карамзинистов:
а) отбор живых и полезных элементов из старого книжного языка, который производился с «новых» позиций, с точки зрения «вкуса», применительно к средней литературной норме, создание которой Карамзин считал своей задачей; б) отбор из общенародного языка только «приятного» и «чувствительного», достойного поэтической речи;
Все старославянизмы Карамзин подразделяет на несколько групп в зависимости от их стилистической ценности; устаревшие старославянизмы, по его мнению, нужно было полностью устранить из литературного языка. Т.н. высокие старославянизмы, а также поэтическую славянскую лексику возможно использовать в чисто художественных целях. Карамзинисты требовали ограничить употребление архаической, церковнославянской лексики в литературном языке, устранить такие слова как тако, такожде, любление, возмогать, смеяние, испроверженный, скоропреходный, надмеваться. На страницах издаваемого Карамзиным «Московского журнала» он не раз высказывал мысль о грубости таких старославянских слов как колико, бяху, убо, понеже. На всякого рода архаизмы у карамзинистов было великолепное чутье, они очень живо ощущали несовременность того или иного слова или оборота. Карамзинисты изгоняют из литературного употребления элементы приказно-канцелярского слога, старославянизмы, которые носят приказный, деловой характер. Критерием стилистической оценки для них служил вкус светской женщины, язык салона. Карамзин писал: «Девушка, имеющая вкус, не может ни сказать, ни написать в письме колико»; «Учинить вместо сделать нельзя сказать в разговоре, а особенно молодой девице»; «Кажется, чувствую как бы новую сладость жизни», – говорит Изведа, но говорят ли так молодые девицы? Как бы здесь очень противно». Связь с «щегольским наречием» и вообще с разговорным языком светского общества определяет ориентацию карамзинистов на женскую речь. Необходимо иметь в виду, что законодателями норм щегольской речи были именно женщины; аналогичную роль играли женщины и во французской салонной культуре. В женской среде была особенно распространена галломания, и речь светских дам второй половины XVIII в. – начала XIX в. была по преимуществу макаронической. Карамзин и его последователи особенно настойчиво подчеркивают недопустимость славянизмов в речи женщины. Речь женщины всегда была относительно свободна от книжного влияния и, соответственно, женщины могли восприниматься как хранители собственно разговорной речевой традиции. Отсюда объясняется ориентация карамзинистов на язык и вкус светской дамы и вообще характерная для этого направления феминизация языка и литературы: женщины выступают, с одной стороны, как обладательницы тонкого вкуса и «нежного слуха», и, с другой стороны, как носительницы естественного начала в языке. Именно женщины, по мысли карамзинистов, создают «язык общества»; тем самым литературный язык, ориентированный на речь светского общества, должен ориентироваться прежде всего на речь женщин. Карамзинисты не признавали церковнославянский слог во всем объеме, но считали, что можно отобрать слова и элементы, которые могут быть использованы в современном языке. Карамзин использует церковнославянские и древнерусские слова в следующих функциях: 1) с целью создания исторического колорита в исторических произведениях, как средство стилизации для воссоздания языка прошедших эпох. В повести «Наталья, боярская дочь» и других исторических произведениях Карамзина встречаются церковнославянские выражения: # пасть ниц, палить огнем неугасимым, прииди и виждь; а также старославянские слова дщерь, зреть, ректи, вещать и др.; 2) для создания высокого стиля, наименования высоких понятий. Старославянизмы способствуют созданию торжественного, приподнятого, патетического, возвышенного стиля. Церковнославянские слова связаны с отвлеченными понятиями, они используются в переносном, метафорическом значении; 3) с целью создания поэтического стиля, поэтических образов, обозначения прекрасного. Старославянский язык выступает в качестве одного из источников пополнения поэтической речи (т.н. поэтизмы): # уста, лобзать, ланиты, девица, перси, алкать, отверзать, чертог, юдоль. Велико значение карамзинских преобразований в системе образования форм слов:
По-новому осуществляются у Карамзина отбор и использование разговорно-просторечных слов. Некнижность языка воспринималась современниками Карамзина как разговорный язык хорошего общества. Язык салона был неоднороден. Нужно было решить, что из него следует отобрать. Грубые, вульгарные, диалектные и жаргонные слова решительно отбрасывались карамзинистами. Большой пласт разговорной лексики остался за пределами их произведений. Карамзин выступал категорически против внесения в литературный язык просторечия и народной идиоматики. Вводимая в литературный язык народная речь должна была соответствовать идиллическим представлениям дворян о «добрых поселянах». Карамзин стремился ограничить употребление народных слов небольшой группой «приятных» и «чувствительных» по эмоциональному воздействию на читателя. Карамзин писал: «То, что не сообщает нам дурной идеи, не есть низко». Известно письмо Карамзина к И.И. Дмитриеву от 1793 г., в котором он советует Дмитриеву в басне «Жаворонок с детьми и земледелец» не отказываться от слова пичужечка. «Оно возбуждает в душе две любезные идеи: о свободе и сельской простоте». Слово пичужечка воспринималось Карамзиным как слово народное, простое, которое приходилось ему слышать в среде простого крестьянства. А слово парень он употреблять не советует. Это слово воспринималось в то время как принадлежность фамильярной речи, оно не шло к тону басни Дмитриева. Карамзин заботился о сохранении общей ровности стиля произведения. При переиздании «Писем русского путешественника» Карамзин внес ряд исправлений, исключив те слова, которые казались ему грубыми. Например, было: «бранилась с краснорожим мужем своим», стало: «с пьяным мужем»; было: «мы с итальянцем налягаем уже на кофе», стало: «пьем кофе»; было: «солдат взвалил себе на плечи мой скарб», стало: «солдат взял мои пожитки». Карамзин связывает идею, понятие, чувство и слово. Многие слова карамзинисты оценивали как «низкие», «площадные», недостойные занять место в литературном языке (например, такие слова и выражения, как истомить, подмога, пронюхать, тянуть за волосы; фу, пропасть; враки, бред, гниль, шельма, держать ухо востро, попасть впросак). Из народного языка они брали лишь немногие фольклорные слова: # мóлодец, дéвица. Богатство народной речи, ее синтаксиса и фразеологии карамзинисты не использовали. Простонародная лексика представлена в их произведениях более скупо, чем церковнославянская. Ее мало использовали даже для передачи речи героев из простонародья. За пределами литературного языка должна была остаться большая часть разговорно-бытовой речи. В язык художественной литературы Карамзин допускал только те элементы народного языка, которые не могли оскорбить вкус светской дамы – основной читательницы сентиментальной литературы. В сентиментальной прозе Карамзина используются целые ряды эмоциональных, ласкательных слов, связанных преимущественно с обозначением душевных нюансов в психологическом состоянии героев: # ангел мой, голубок, горлица, томный, милый, любезный сердцу, трогательный, унылый, печальный, жестокий, несчастный. Теория и практика карамзинистов не учитывала того важнейшего обстоятельства, что единство литературного языка национальной эпохи не исключает, но, наоборот, предполагает наличие его разнообразных разновидностей – стилей: функциональных и индивидуально-художественных, предполагает связь, но не тождество разговорного и литературного языка. В итоге в «новом слоге» вырабатывалось не единство, а «одинаковость» языка для разговоров и различных жанров литературы. Основным недостатком творчества Карамзина было отсутствие речевого реализма в языковых портретах действующих лиц. Кем бы ни были персонажи произведений Карамзина, они все говорят одинаково, тем же языком, каким пишет автор, – средним, гладким, музыкальным, но экспрессивно обедненным. Искусственным, гладким, правильным языком в произведениях Карамзина одинаково пользовались различные по своему социальному положению, образованности и даже по принадлежности к разным эпохам действующие лица, и крестьяне и дворяне, он был одинаковым для всех случаев жизни. Так, крестьянка Лиза даже сама с собой рассуждает «так, как пишут». В этом отношении «новый слог» проигрывал языку демократической, просветительской литературы. Речь героев, принадлежащих к разным эпохам и разным сословиям, у карамзинистов не различается. В.Г. Белинский указывал на недостатки языка Карамзина: «Погрешность его в том, что он презрел идиомами русского языка, не прислушался к языку простолюдинов». 8. 1. 3. Отношение карамзинистов к заимствованиям. Обогащение словаря Важное место в развитии русского литературного языка конца XVIII в. занимало отношение к заимствованиям. Нужно было включить русский язык в процесс общеевропейской цивилизации, приветствовалась связь с французской культурой. В русскую действительность входили новые понятия и предметы, которые еще не имели обозначений в русском языке. В старом языке недоставало терминологической и абстрактной лексики. Карамзинисты употребляют заимствованные термины из разных областей науки и искусства:
В произведениях Карамзина впервые были употреблены некоторые новые заимствования: # сцена, монумент, меланхолия, билет, феномен, адвокат, энтузиазм, моральный. Из французского языка были заимствованы слова: # будуар, адепт, визит, имажинация, момент, неологизм, норма, журнал, пастораль, сентименты, экспрессия, экселлировать; из немецкого: # атака, ваза, галстук, инженер, квартира, нация; из голландского: # брюки, вымпел, квитанция. Происходило обогащение русского языка морфологическими и семантическими кальками, которые вполне прижились в русском языке. Морфологические кальки с французского языка: # влияние (influence), расстояние (distance), сосредоточить (concentrer), трогательный (touchant), склонность (inclination), утонченный (raffine); с немецкого языка: # белошвейка, благосостояние. Создавались новые русские слова: # будущность, влюбленность, занимательный, огромность, общественность, настоящность, семейственный, усовершенствовать, промышленность, человечный, человечность, общеполезный, достижимый, оттенок, достопримечательность, впечатление, чувствительный, тонкость, развитие, расположение, подразделение. Среди слов, впервые образованных Карамзиным, были и такие, которые не прижились в русском языке, оказались неудачными: # настоящность, намосты («тротуары»), младенственный. Происходит развитие новых переносных значений у ряда слов: # развитие чего-нибудь (от франц. développement), влияние на что-нибудь (от франц. influence), образ (например, художественный образ), оттенок («нюанс, тонкое различие»), вкус, живой, плоский, сдержанный, трогать, тонкий, утонченный, упоение, черта. Расширилось значение многих русских слов в новых сочетаниях: # выработанный слог, общие положения, драматические положения. Фразеология русского языка обогащалась за счет калек: # от всего сердца, игра не стоит свеч, сломать лед, быть не в своей тарелке, видеть все в черном свете, убить время, смешать карты. Калькируются и многие синлексы, преимущественно вербальные: # принять решение, принять участие, взять меры. Под влиянием западноевропейской поэзии значительно расширился состав генитивных метафор, восходивших в России к церковному красноречию: # светило дня, язык взоров, зеркало души, печать спокойствия, потребность души, весна жизни, гений покоя, цветы любви, дух закона, дух порядка. Главное достижение «нового слога» было в создании новых принципов сочетания слов, при которых в соседстве оказывались разнообразные словарные единицы. Эти принципы открывали новые смысловые возможности, выявляя метафорические значения слов. Карамзин расширил значение многих исконно русских слов, употребляя их в новых словосочетаниях: # влиять на разумы, делать впечатления, труд дарования, плод трудов, огонь жизни, предмет любви, утонченный вкус, море блаженства, океан неизвестности, рыцарь чувства, гроза юности, луч надежды, крылья воображения, плоды просвещения, венец счастья, положение героя. Все заимствования этого времени имеют книжный характер. Обогащение русского языка за счет языков западноевропейских, и прежде всего французского, носило прогрессивный характер. При этом карамзинисты не были космополитами, они считали, что не следует заимствовать слова без крайней необходимости. Поэтому Карамзин в процессе доработки своих произведений заменял многие заимствованные слова русскими. Карамзиным были отвергнуты некоторые заимствования петровской эпохи, не прижившиеся в русском языке: # аттенция («внимание»), инвитация («приглашение»), мерит («достоинство»), офрировать («предложить»), эстима («уважение»). С каждым новым изданием «Писем русского путешественника» Карамзин уменьшает количество иностранных слов. Во втором издании он заменил слово вояж русским путешествие, диалог – на разговор, моральный – на нравственный, визитация – на осмотр, визит – на посещение, публиковать – на объявить, интересный – на занимательный, литеральный – на верный, мина – на выражение, момент – на мгновение, фрагмент – на отрывок и т.п. Иноязычные заимствования конца XVIII в. имели стилистическое значение: они придавали тексту оттенок аристократической манерности, изысканной чувствительности. Французский язык был богат метафорами, риторическими фигурами. Под его влиянием создавался особый стиль, далекий от бытовой сферы. Деятельность Карамзина и его окружения очевидным образом связана с западноевропейским культурным влиянием. В лингвистическом аспекте это проявляется в стремлении организовать русский литературный язык по подобию литературных языков Западной Европы, т.е. поставить литературный язык в такое же отношение к разговорной речи, которое имеет место в западноевропейских странах. Речь идет о стремлении перенести на русскую почву западноевропейскую языковую и литературную ситуацию; непосредственным образцом при этом служит французский литературный язык. Отсюда закономерно следует принципиальная установка на разговорную речь, т.е. на естественное употребление (usus loquendi), а не на искусственные книжные нормы (usus scribendi). В идеале разговорная речь и литературный язык должны слиться, но основная роль при этом принадлежит именно разговорной стихии как естественному началу в языке. Такой подход не исключает создания неологизмов (необходимых для выражения тех или иных понятий, заимствуемых из западноевропейских языков), но и само создание неологизмов в конечном счете мотивируется ссылкой на западноевропейскую языковую ситуацию – в данном случае на опыт немецкого языкового строительства. Однако усвоение неологизмов в принципе также предполагает апробацию в разговорной речи, – или же критерий вкуса (языкового чутья), который по идее должен быть функционально эквивалентен апробации такого рода. Карамзинисты ориентировались не на реальную, а на идеальную разговорную речь, апробированную критерием вкуса. Подчеркивалась роль моды, которая давала образцы не прошлого, а будущего употребления. Критерий вкуса имеет принципиально важное значение в эстетике Карамзина и в его подходе к лингвистическим проблемам. Апелляция к вкусу прежде всего выражается в характерном для карамзинистов призыве к «приятности» языка. Апелляция к вкусу предполагает установку на употребление, а не на правила. Изменяемость вкуса оправдывает изменение как литературы, так и литературного языка, и это определяет отношение к языковому прогрессу. Изменения языка признаются естественным и неизбежным процессом. Соответственно определяется отношение карамзинистов к заимствованиям, которые признаются вообще естественным явлением в языке и вместе с тем одним из основных факторов языковой эволюции. С точки зрения карамзинистов, каждый язык неизбежно подвержен иноземным влияниям, и это доказывается, в частности, воздействием греческого языка на церковнославянский. Заимствованная лексика ставится в прямую связь с общим процессом европеизации русской культуры; отсюда, в частности, использование иностранного слова может мотивироваться отсутствием соответствующего русского слова для выражения того или иного понятия, т.е. невозможностью выразить данное содержание собственно русскими средствами. Признавая необходимость заимствований из французского языка, карамзинисты могут выступать против распространения французского языка в русском обществе и таким образом отстаивать права русского языка. Здесь нет никакого противоречия: протест против французского языка как такового никак не распространяется на отношение к галлицизмам именно потому, что заимствования признаются естественным фактором языковой эволюции; иначе говоря, отношение к заимствованиям определяется тем, что они рассматриваются именно как явления русской речи. Основной источник обогащения русского языка карамзинисты видят во французском языке. Это отношение к французскому языку и французской культуре основывается на убеждении в единстве пути всех народов, охваченных процессом цивилизации: путь этот мыслится как постепенное и последовательное движение к одной цели, где одни народы оказываются впереди, а другие следуют за ними; французскому народу суждено было возглавить это движение, и поэтому французская культура служит ориентиром для других культур, шествующих по дороге прогресса. Говоря о заимствованиях как о естественном следствии языковых контактов, определяющих развитие и совершенствование языка, карамзинисты могут иметь в виду заимствования как на уровне формы, так и на уровне содержания, т.е. как заимствованную лексику, так и семантические кальки. Введение иноязычных слов оправдывается прежде всего стремлением передать те оттенки мысли, которые не выражаются средствами русского языка, но тот же эффект может быть достигнут и иным способом, а именно употреблением русских слов в новых значениях, не свойственных им ранее, но соотнесенных со значением тех или иных иноязычных слов. Влияние французского языка сказывается также и в синтаксисе. Карамзин в значительной степени перестраивает структуру русского периода, ориентируясь при этом на синтаксический строй французского языка. Это проявляется, следовательно, в постпозиции прилагательного, в более строгой постановке подлежащего перед сказуемым, в результате чего рема может предшествовать у Карамзина теме. Ориентируясь на французский синтаксис, Карамзин одновременно ориентируется и на разговорную речь. |