ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ_тихомиров. М. Н. Тихомиров источниковедение истории СССР с древнейших времен до конца XVIII в
 Скачать 1.52 Mb.
|
|
§ 4. Мнения историков о происхождении Начальной летописи Когда же возникла Повесть временных лет и кто явился ее составителем? По вопросу о происхождении летописи существует обширная литература двухсотлетней давности. Уже В. Н. Татищев (ум. в 1750 г.) считал автором летописи монаха Нестора, жившего в конце XI в. в Киево - Печерском монастыре. Татищев основывался на том, что в некоторых списках летописи существует указание, будто бы Начальная летопись была составлена «черноризцем» (т. е. монахом) Нестором. Действительно, в Ипатьевской летописи Повесть временных лет имеет в заголовке слова: «черноризца Федосьева манастыря Печерьскаго», а в Хлебниковском списке прямо сказано: «Нестера черноризца». [50] Однако уже Татищев допускал, что летопись дошла до нас не полностью, и первоначальный текст, принадлежавший, по его мнению, Нестору, известен нам в измененном виде. Татищев считал, что Нестор мог пользоваться известиями иностранных писателей, в частности трудом византийского писателя Георгия Кедрина. По мнению Татищева, Нестор кончил свою летопись на 1093 г., потому что в некоторых списках летописи после рассказа о «казнях божиих», помещенного под этим годом, поставлено слово. «аминь», которым древние авторы нередко кончали свои сочинения. Первым автором летописи является Нестор, написавший ее в 1093 г., а продолжателем Нестора был игумен Сильвестр, который довел летопись до 1110 г. После Сильвестра летопись была продолжена. Другой исследователь летописи — Шлецер, писавший во второй половине XVIII в., также признавал, что Повесть временных лет составлена одним; автором, каким он считал Нестора. Шлецер утверждал, что Нестор писал свою работу по образцу византийских временников (хроник). Шлецер готов был допустить, что Нестор знал греческий язык. Концом летописи Нестора Шлецер считал 1110 г., предполагая, .что Нестор мог до этого времени дожить; Сильвестра же он считал не автором летописи, а переписчиком. Некоторым толчком для более критического изучения летописи в первой половине XIX в. явились статьи М. Т. Каченовского, которые, впрочем, не были основаны на глубоком изучении летописного материала. Отрицая факт высокого культурного развития Киевской Руси, Каченовский думал, что Начальная летопись была составлена не в XI в., а значительно позже. По его мнению, дошедшие до нас летописи являются сборниками XIII и даже XIV вв.; источники же этих сборников нам большей частью неизвестны. В ответ на статьи Каченовского вышла новая работа о летописи под названием «Оборона летописи русской Несторовой от навета скептиков», написанная П. Г. Бутковым. Бутков разделил свою книгу на 12 глав, отвечая по пунктам на все замечания, сделанные скептиками по поводу летописи. По мнению Буткова, Нестор прекратил свою летопись на 1113 г., так как с этого года начинается различие между Ипатьевским и Лаврентьевским списками. Нестор, по мысли Буткова, был автором Повести временных лет, Сильвестр же являлся просто переписчиком, а не составителем. Значительно позже вышел труд М И. Сухомлинова — «О древнерусской летописи, как памятнике литературном». Сухомлинов подошел к летописи прежде всего, как к литературному памятнику, в котором использован целый ряд источников. В их числе Сухомлинов указывает библию и Палею (сборник различного рода сказаний, основанных, главным образом, на библии). Повесть временных лет заимствовала из особых источников исповедание веры в рассказе о крещении Владимира, а также включила в летопись отрывки из жития Кирилла и. Мефодия (составителей славянской азбуки), жития Владимира, сказания о Борисе и Глебе, жития Феодосия (игумена Киево - Печерского монастыря) и др. Кроме того, Сухомлинов указал, что Повесть временных лет пользовалась византийскими хрониками, в том числе Хроникой Георгия Амартола. К. Н. Бестужев - Рюмин (историк второй половины XIX в.) написал книгу под заглавием «О составе русских летописей до конца XIV века», состоящую из двух частей: 1) Повесть временных лет и 2) Летописи южнорусские. Бестужев - Рюмин считает, что летописные заметки могли вестись ранее XI в., даже в X в. В летопись внесено значительное количество преданий и народных песен. То, что нередко считалось современными записями летописца, подчас является не чем иным, как записью различных песен, былин и легенд, сохранившихся в устной передаче. Таковы сказания об Ольге, заметки о походах Святослава, о мести Ольги древлянам и т. д. Ссылаясь на рассказ летописца о Рогнеде и ее потомках, в котором говорится: «о сих же Всеславичах сице есть сказаше ведущий», Бестужев - Рюмин сближает слово «Еедущии», с прозвищем [51] певца Бояна в «Слове о полку Игореве» как «вещего». Бестужев - Рюмин указывает и другую замечательную особенность летописей. Рядом с киевскими известиями в Повести временных лет встречаются известия, которые были записаны явно в других областях — в Новгородской, Ростовской, Черниговской. Отдельные исторические подробности, принадлежащие перу современников, могли быть внесены в летопись только из местных записей. В результате Бестужев - Рюмин приходит к мысли, что Повесть временных лет в сохранившихся редакциях была составлена в начале XII в. и что ни Нестор, ни Сильвестр не были авторами летописи. Повесть временных лет, по мнению Бестужева - Рюмина, — не сочинение, написанное одним человеком, а летописный свод, составленный из самых разнообразных известий. Наиболее ценными для изучения Повести временных лет были. работы А. А. Шахматова, в первую очередь era громадный труд: «Разыскания о древнейших русских летописных сводах» (1908). Впрочем, и после издания этого труда Шахматов продолжал уточнять и пополнять те выводы, которые он сделал раньше. Основываясь на глубоком изучении летописей, Шахматов впервые попытался восстановить уже несуществующие своды. Он пришел к мысли, что в основе Начальной летописи, дошедшей до нас в Ипатьевском и Лаврентьевском списках, лежат более ранние летописные своды, которые могут быть восстановлены. Основываясь на том, что позднейшие летописи легче поддаются изучению со стороны их состава, Шахматов идет в своем изучении от позднейшего кпервоначальному. Таким образом, он начинает свою работу не с древнейших летописей, а с изучения тех сводов, которые были созданы позже, на их основе, в XIV—XVI вв. Шахматов указывает, что Начальная летопись, дошедшая до нас в виде Повести временных лет, сохранилась в двух редакциях. Одна редакция — в Лаврентьевокой летописи — может быть названа Сильвестровской и была составлена в 1116 г. Вторая редакция — в Ипатьевской летописи — составлена в 1118 г. Лаврентьевская и Ипатьевская летописи имеют весьма близкий друг к другу текст, что позволяет говорить о том, что в основе их лежал какой - то более ранний летописный свод, составленный первоначально в 1113 г. Но сама Повесть временных лет была основана на более ранних летописных сводах. Так, в основе Повести лежит более древний свод, который был доведен до 1093 г. и составлен в 1095 г. Некоторое понятие об этом своде дает текст Новгородской I летописи при сопоставлении его с Повестью временных лет. Сличение текстов обоих памятников доказывает, что первый из них по своему составу древнее второго. Это видно из того, что в Новгородской I летописи еще отсутствуют те места, которые явно вставлены в текст Повести временных лет при ее составлении в начале XII в. Однако и Начальный общерусский, или Киево-Печерский (как его называет Шахматов), свод 1093 г. сам был основан на более ранних сводах. Подробно анализируя состав Киево-Печерского общерусского свода 1093 г., Шахматов приходит к мысли, [52] что в основе его лежат два источника: один — киевского, другой — новгородского происхождения. Главным указанием на Киево-Печерский свод служит хронологическая сеть Начального овода, явно вставленная в древнейший рассказ, изложенный вне такой сети. Так, местами вставка ряда пустых годов нарушает последовательность рассказа. Киевский источник, по мнению Шахматова, представлял собой летописный свод, составленный в 1073 г. также в Киево-Печерском монастыре. Однако в Киево-Печерский свод 1093 г. наряду с киевскими вошли известия новгородского происхождения, которые были взяты, по мнению Шахматова, из особого Новгородского свода 1050 г., позже продолженного до 1079 г. В результате исследования Шахматов приходит к мысли о существовании еще более древнего свода, или так называемого Древнейшего Киевского свода, который, по его мнению, был составлен в 1037 г. Схема происхождения летописи, по Шахматову, рисуется в следующем виде: Древнейший Киевский свод (1037) I I I Киево - Печерский Новгородский свод летописный свод (1073) (1050 г., доведенный далее до 1079 г.) I I II Киево - Печерский свод, или Начальный свод (1093) I Повесть временных лет (1113) Следует заметить, что время возникновения сводов указано в сочинениях Шахматова условно, и в разных его работах есть разноречия в датировании. Время, причины и условия возникновения сводов, предшествовавших Повести временных лет, объяснены им следующим образом. Составление Древнейшего Киевского свода было вызвано учреждением в Киеве митрополии и освящением собора София, ставшего центром новой митрополии. В основу Древнейшего Киевского свода были положены многие источники, в том числе: 1. Местные киевские предания, песни и легенды. 2. Жития святых (житие Владимира, Ольги, Бориса и Глеба и др.). 3. Известия, взятые из воспоминаний лиц, еще живших при Ярославе, и из различного рода записок и документов, которые могли в это время существовать. Древнейший свод заканчивался похвалой князю Ярославу как покровителю книжного просвещения. Древнейший летописный свод 1037 г. явился основным источником для дальнейших летописных сводов. Когда в 1050 г. в Новгороде был построен Софийский собор, сделавшийся центром епископии, епископ Лука и князь Владимир Ярославич, по мнению Шахматова, решили составить новый свод, оканчивав - [53] шийся на 1050 г. В основу его был положен Древнейший Киевский свод 1037 г. с целым рядом дополнений по Новгородским записям. С другой стороны, Древнейший Киевский свод был продолжен до 1073 г. монахом Киево-Печерского монастыря Никоном Великим, причем под 1062 г. была помещена большая статья об истории Киево-Печерского монастыря. В 1093 г. был составлен новый свод на основе Новгородского свода 1050 г. и Начального летописного свода 1073 г., вследствие чего он может быть назван Общерусским начальным сводом как объединивший не только киевские, но и новгородские известия. Из этого свода, дополненного позднейшими известиями, возникла Повесть временных лет, составленная в Киево-Печерском монастыре монахом Нестором в 1113 г. Первая редакция Повести была составлена в благожелательных тонах к Святополку Изяславичу. После его смерти Повесть временных лет была переработана в 1116 г. игуменом Сильвестром Выдубицким, выдвинувшим на первый план в изложении событий конца XI — начала XII в. княжившего тогда Владимира Мономаха. Киево-Печерский монастырь в свою очередь также переработал Повесть в 1118 г. в духе, еще более благожелательном Владимиру Мономаху. Так в короткое время возникли три редакции Повести временных лет, из которых до нас дошли только две последние. Труды Шахматова создали эпоху в области изучения летописи, но работами Шахматова ее изучение не закончилось. Из позднейших работ особый интерес имеет книга В. М. Истрина. Истрин прежде всего останавливается на начальных известиях Повести временных лет, в которых приводятся рассказы о всемирных событиях. Он указывает, что, как в Повести временных лет, так и у Амартола, счет лет в рассказе о древнейшем времени отсутствует. Истрин приходит к мысли, что первоначально на Руси была составлена особая русская Хроника, которая была доведена до 1054 г., т. е. до смерти Ярослава. В ее основу легло сочинение Георгия Амартола, соответствующим образом переработанное. В то время как у Георгия Амартола отмечен один поход Игоря на Царьград, летописец говорит о двух походах, переделав рассказ о нападении угров на Византию в известие о втором походе Игоря. Истрин указывает, что византийская хронология служит рамкой, которую начальный летописец положил в основу своего повествования. Так как Хроника Георгия Амартола кончалась 948 г., то составитель русской летописи именно с этого времени начинает излагать только русские события. Русская Хроника была составлена между 1037 и 1054 гг. И была названа «Хронографом по великому изложению». В 1054 г. из нее возник новый памятник, автор которого взял конец Хронографа с 852 г. и дал предисловие, назвав свой труд «Повестью временных лет». Истрин не производил детального критического исследования, как Шахматов, и чрезвычайно упростил вопрос о происхождении, Повести временных лет, оставив без объяснения вопрос о создании позднейших летописных сводов, явно не сходных по своей конструкции с хронографами. Несколько по - новому поставил вопрос Н. К. Никольский. Он останавливается на загадочном молчании Повести о начале русской письменности, указывая на существование особой повести о прошлой судьбе Поляно - Руси, — повести, восходящей к моравской истории западных славян. По его мнению, источником некоторых известий Повести временных лет были сказания, возникшие у западных славян. Сказание о расселении славянских племен, которое имеется в Повести временных лет, ста - [54] новится понятным, когда мы обратимся к западнославянским памятникам. Существовало особое сказание о составлении славянской азбуки, отрывок которого помещен в Повести временных лет под 893 г. При позднейшей переработке летописи, под влиянием греческого духовенства, были выброшены сказания, говорившие о связи Руси с западными странами. Работа Никольского осталась неоконченной, но и в опубликованном виде интересна своей попыткой объяснить происхождение некоторых известий летописи, относящихся к истории западных славян в IX—X вв. Целиком основана на работах Шахматова глава о «начале русского летописания» в недавно вышедшем исследовании об «Истории русского летописания XI—XV вв.» М. Д. Приселков а. Приселков уточняет выводы Шахматова и вводит иногда некоторые дополнения к его построениям. Так, уже без всяких оговорок он называет свод 1073 г. Летописным сводом Никона и приписывает свод 1093 г. игумену Киево-Печерского монастыря Ивану. Работа Приселкова интересна как попытка представить связную историю Повести временных лет и предшествовавших ей сводов. Наиболее существенным недостатком работы М. Д. Приселкова является отсутствие критики схемы Шахматова, которая принимается им как что-то бесспорное и почти не подлежащее сомнениям. Сам М. Д. Приселков не производит детального критического разбора текстов Повести временных лет и поэтому должен был основываться на трудах Шахматова. Не случайно и Никольский и Истрин особенно подробно останавливаются на происхождении древнейшей части летописи. Вопрос о Древнейшем летописном своде — наиболее слабое место построений Шахматова. В схеме Шахматова наиболее бесспорным является предположение о существовании трех редакций Повести временных лет. Без допущения существования трех редакций мы не в состоянии объяснить близости: и отличия текстов Лаврентьевской и Ипатьевской редакций Повести временных лет. Совершенно обоснованным представляется предположение о существовании Киево-Печерских сводов 1073 и 1093 гг. На существование свода 1093 г. указывает то обстоятельство, что существовала летопись, до нас не дошедшая, но известная Татищеву, которая кончалась на 1093 г. словом «аминь». На существование свода 70 - х годов имеется целый ряд указаний. Так, древнейшая часть Повести временных лет имеет своеобразную обработку, которая становится понятной только при мысли о существовании какого - то свода 70 - х годов, когда был отредактирован текст более древних летописных известий. Повесть временных лет рассказывает, что Ольга по смерти Игоря была в Киеве с сыном Святославом, и добавляет: «бе бо тогда вода текущи вздоле горы Киевьския, и на подольи не седяху людье, но на горе; град же бе Киев, идеже есть ныне двор Гордятин и Никифоров, а двор княжь бяше в городе, идеже есть ныне двор Воротиславль и Чюдин, а перевесище бе вне града». Между тем в Повести временных лет имена Никифора и Чюдина, как и в Русской Правде, отнесены к 70 - м годам XI в. Следовательно, слова о первоначальной топографии Киева принадлежат человеку, жившему в 70 - х годах XI в., как на это указывает слово «ныне». Если принять схему Шахматова, начиная с первого Киево-Печерского свода 1073 г., то она представится заслуживающей [55] безусловного внимания. Наоборот, остальная часть построения Шахматова представляется чрезвычайно гипотетической. В самом деле, если существовал Новгородский свод 1050 г., то он должен был включить в свой состав все новгородские известия XI в. Между тем Повесть временных лет включает в свой состав лишь ничтожное количество их. Существуют Новгородские летописи, которые дают новгородские известия первой половины XI в., отсутствующие в Повести временных лет. Таковы сообщения о клевете на епископа Луку в 1055 г., о построении в 989 г. деревянного собора Софии с 13 куполами («имущи верхов 13»), о епископе Стефане, которого удавили в Киеве его же холопы, и т. д. Много сомнений вызывает и вопрос о Древнейшем Киевском своде. По Шахматову, этот свод был составлен в 1037 г. Следовало бы предполагать, что время Ярослава должно быть в этом своде описано особенно подробно. В действительности мы видим обратное. В Повести временных лет, будто бы основанной на своде 1037 г., время Ярослава описано менее подробно, чем время Ярополка, Олега и Владимира. Между тем мы должны были бы ждать, что летописец наиболее подробно опишет события своего времени. Таковы те недоумения, какие вызывает теория Шахматова о существовании летописных сводов 1037 и 1050 гг. Что касается теории Истрина, то ей противоречит то обстоятельство, что заимствования у Георгия Амартола имеют вставной характер, а не первоначальный. § 5. Местные летописные своды XII—XIII вв. Повесть временных лет легла в основу многих позднейших сводов, в которых она обычно помещена в несколько измененном виде. Таковы летописные своды XI—XVI вв.: Софийские летописи (I и II), Новгородская IV, Новгородская V, Воскресенская и др. Повесть временных лет была продолжена в XII в., когда записи велись уже не в одном Киеве, но и в других городах. В частности у нас есть указания, что такие записи велись в Галицко - Волынской, Суздальской, Новгородской, Черниговской, Переяславской землях и легли в основание сводов, которые возникли в XII—XIII вв. Возникновение местных летописей, которые появляются как бы взамен единого общерусского свода, — явление, крайне характерное для периода феодальной раздробленности XII—XIII вв. Повесть временных лет была продолжена известиями о событиях XII—XIII вв. в Суздальской земле. Владимиро-Суздальская летопись, представленная Лаврентьевским списком, состоит из нескольких частей. В начале ее помещена Повесть временных лет, доведенная до 1110 г. Далее следует Владимиро-Суздальская летопись (с 1111 до 1205 г.) и ее продолжение, доведенное до 1305 г. В свою очередь Ипатьевская летопись положила в основу древнейших известий Повесть временных лет, продолженную до [56] 1117 г., после чего следует Киевская летопись, охватывающая события XII в. и кончающаяся 1199 г. В основе известий Ипатьевской летописи за XII в. лежит летопись Киевская, составленная в конце XII в. в Выдубицком монастыре в Киеве. К ней присоединена Галицко - Волынская летопись, обнимающая известия XIII в. и заканчивающаяся на событиях 1292 г. Таким образом, в XII—XIII вв., кроме Киева, центрами летописного дела становятся Владимир — на севере и Галицкая земля — на юге. Третьим центром летописания был Новгород. Новгородское летописание возникло уже в первой половине XII в., причем в Новгородском своде в основу древнейших известий положена была не Повесть временных лет, а Начальный свод 1095 г., как это доказал Шахматов; события же XII—XIII вв. в Новгородской летописи были изложены самостоятельно. Новгородская летопись ХI — XIII вв. сохранилась в древнем пергаментном списке (см. о ней в главе VIII). Существовали и другие центры летописания, но от многих областных летописных сводов сохранились лишь остатки. По - видимому, летописание в XII—XIII вв. имело место в Чернигове, Ростове, Переяславле Южном и Переяславле Залесском. С XII в. заметно и резкое различие между характером летописных известий в сводах различного областного происхождения. Так, известия Новгородской летописи отличаются необыкновенной краткостью изложения. По характерному замечанию Костомарова, перед нами как бы торговый человек, которому вечно некогда и который спешит записать известие как можно быстрее. Но наряду с краткостью известия Новгородской летописи в то же время отличаются большой точностью. Другим характером изложения отличаются Киевская и Галицко - Волынская летописи. Галицко - Волынская летопись поражает особенной красочностью изложения, чрезвычайно характерной именно для этой летописи. Она пользуется большим количеством легендарных сведений, давая иногда изложение былин и песен. Суздальская летопись рисуется нам прежде всего как памятник княжеского летописания и с этой стороны представляет особый интерес. Однако при всех условиях летописные памятники продолжают сохранять одну особенность, которую надо подчеркнуть. Все они по - прежнему имеют компилятивный характер. Компилятивность летописей приводит к тому, что в XII в. и в более позднее время в летописях встречаются на одной и той же странице известия, рассказывающие об одном и том же событии с двух разных точек зрения. § 6. Общая характеристика летописей как исторического источника Летописи уже с самого начала получают определенную классовую окраску. При своем возникновении летопись была памятником, составленным в верхах общества Киевской Руси, главным [57] образом, в кругах, близких к князю. Поэтому центральными действующими фигурами летописей являются крупные феодалы, в первую очередь князья и епископы. «Наши летописи, — пишет М. Д. Приселков, — не были литературными произведениями в узком смысле этого слова, а политическими документами. Та правящая верхушка, которая в том или ином феодальном центре налаживала у себя дело летописания, в изложении событий, заносимых на страницы своего летописца, озабочивалась, конечно, не правдивостью передачи, а созданием такого повествования, которое в данном случае было бы выгоднее всего для этой местной политической власти». Поэтому так противоречивы в наших летописях характеристики одних и тех же политических деятелей в известиях, заимствованных из различных летописных сводов. С наибольшей полнотой летопись рассказывает о крупных политических событиях, касавшихся светских и духовных феодалов. Войны между князьями, поставления епископов и митрополитов, княжеские съезды, события в княжеских семьях (смерти, рождения, браки и т. д.) занимают внимание летописца. На основании летописей можно составить почти полные биографии выдающихся князей и проследить их семейные связи. Внимание летописца все время обращено в сторону феодальных верхов. Зато жизнь широких масс феодального общества почти не интересует летописцев. Только ничтожные и отрывочные известия помещены в летописи о сельском населении Киевской Руси. На всем своем протяжении Ипатьевская летопись только семь раз упоминает о смердах и без числа повторяет слово «князь». Целые разряды населения ни разу не упомянуты в летописях. Таковы изгои и закупы, известные нам только по другим древним памятникам. Поэтому с трудом разрешаются а основании летописи такие существенные вопросы истории, как вопрос о земледелии как преобладающем виде хозяйственных занятий населения, о социальном строе Киевской Руси и т. д. В летописи можно найти указания на внешний вид княжеского дворца, но тщетно искать хотя бы краткого упоминания о внешнем виде жилища смердов и закупов. Относительно более часто говорится о городском населении, но и то лишь в связи с политическими событиями. Внутренняя жизнь города почти не интересует летописца, который, например, упоминает о переносе торга в 1068 г. с низменного «подола» у берегов Днепра в Киеве «на гору», ближе к княжескому замку, только в связи с княжеским распоряжением. Горожане появляются на страницах летописи лишь при рассказах о восстаниях в городе, при сообщениях об участии их в смене князей или в феодальных войнах. В летописях встречаются рассказы о городских восстаниях в Киеве 1068, 1113 и 1147 гг., в Новгороде — 1136 и 1209 гг. и т. д., но политические интересы летописцев сказываются в оценках этих восстаний. Летописец, неблагоприятно относящийся к князю Изяславу и его сыну Мстиславу, обвиняет последнего за расправу с восставшими в 1069 г. киевлянами. Мстислав одних ослепил, [58] «других без вины погубил, не испытав». Симпатии летописца на стороне киевлян, но только потому, что он является сторонником не Изяслава, а его братьев — Святослава и Всеволода. Классовые симпатии летописцев всегда на стороне феодальной верхушки. Поэтому убиение Игоря Ольговича во время киевского восстания 1147 г. вызывает негодование летописца, называющего киевлян беззаконными и несмысленными, несмотря на то что тиуны Игоря обижали горожан Киева и его пригорода Вышгорода («Ратша ны погуби Киев, а Тудор Вышгород»). Творцами летописи большей частью были монахи. Поэтому религиозный элемент играет большую роль в изложении событий в летописных сводах. Летописцы склонны объяснять многие явления воздействием дьявольских козней: «наводит бог по гневу своему иноплеменники на землю, и тако скрушеным им выспомянуться к богу; усобная же рать бываеть от сважения дияволя». Но политические интересы берут верх над благочестивыми рассуждениями, и летописец с сочувствием упоминает под 1159 г., что «выгнаша ростовци и суждалци Леона епископа, зане умножил бяше церкви, грабяй попы». Впрочем, духовенство играло исключительную роль лишь при окончательной обработке летописных сводов, в состав которых вошли отдельные оказания и записи, составленные не духовными, а светскими лицами. Таковы многочисленные рассказы о феодальных войнах, изобличающие авторство людей, хорошо знакомых с военным делом. Только дружинник мог написать под 1034 г. такую похвалу черниговскому князю Мстиславу Владимировичу: « бе же Мьстислав дебел теломь, чермен [красен] лицем, великыма очима, храбор на рати, милостив, любяше дружину повелику, именья не щадяще, ни питья, ни Ђденья браняше». В целом же, при всей своей односторонности, летопись должна быть признана основным источником политической, экономической, культурной, а отчасти и социальной истории Киевской Руси. Впрочем, в последней области летопись находит ценнейшее дополнение в Русской Правде и немногих актах X—XII вв. ЛИТЕРАТУРА К ГЛАВЕ IV В. С. Иконников, Опыт русской историографии, т. II, кн. I, Киев 1908. Глава V (в ней изложены результаты исследования летописи и указаны библиографические данные о рассмотренных выше сочинениях). — А. А. Шахматов, Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст, Примечания, стр. I—XXX. — А. А. Шахматов, Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв., М.—Л. 1938, стр. 361—365 (статья «Летописи»). — А. А. Шахматов. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. — А. А. Шахматов, Источники Повести временных лет (Труды Института древнерусской литературы, т. IV, 1940). — В. М. Истрин, Очерк истории древнерусской литературы, т. II, 1922, стр. 135—152 (глава «Летопись»).— Н. К. Никольский, Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письменности и культуры, вып. 1, Л. 1930.— Проф. М. Д. Приселков, История русского летописания, Л. 1940.—Полное собрание русских летописей, т. I (Лаврентьевская летопись); т. II (Ипатьевская летопись); т. III (Новгородская I летопись). — Летопись по [59] Лаврентьевскому списку, Спб. 1872. — Летопись по Ипатьевскому списку, Спб. 1871. — Новгородская летопись по Синодальному харатейному списку, Спб. 1888. |