Мое любимое убийство
 Скачать 4.4 Mb.
|
|
Саймон Брентли ИСКУШЕНИЕ БРАУНА ЛЫСОГО Замок Тенкердон стоял прямо над рекой. Сейчас поверхность ее была залита лунным светом реки, асам замок чернильной громадой вырисовался на ночном небе, высоко поднимая свои средневековые башни и множество дымовых труб гораздо более современной постройки. Из деревни к замку ехал нарядный автомобиль, яркие фонари которого освещали дорогу. Вот он остановился перед главными воротами. Из машины вышла сперва леди Тенкердон, молодая, ослепительно прекрасная жена владельца имения, сэра Генри, а уже следом за ней показался и сам лорд, высокий, полный, с добродушным лицом. Он коснулся выключателя и множество электрических лампочек осветило арку ворот. На шее леди Тенкердон вспыхнули и заискрились лучи бриллиантового колье. А совсем невдалеке от ярко освещенного входа, в саду, под сенью рододендронов, притаился Браун по прозвищу Лысый — и действительно не отличавшийся густой шевелюрой. Это был невысокий человек, почти карлик, худенький, с плотно обтянутым кожей бледным лицом, похожий на воробья-альбиноса. При всей своей скромной внешности он, между тем, считался довольно известной фигурой по крайней мере, в определенных кругах. А именно в воровских притонах и полицейских участках. Но, несмотря на свою преступную (и вполне заслуженную в этом конкретном смысле) репутацию, Лысый обладал добрым сердцем и мягким нравом. За ним не числилось ни одного преступления, связанного с каким-либо насилием он даже не оказывал сопротивления, когда его заставали с поличным, и, случалось, Брауна даже не арестовывали полицейские, заставшие его на месте преступления, но приводил в полицию бдительный хозяин дома. Теперь, прячась в чаще садовых растений, он пристально и жадно смотрел на сверкание знаменитых камней леди Тенкердон. Именно это драгоценное ожерелье, свадебный подарок сэра Генри, заставило Лысого явиться к замку. Перед приездом лорда и леди он провел вокруг дома разведку — и с удовольствием заметил, что высокая деревянная лестница, которой днем пользовались работавшие в усадьбе маляры, так до сих пори стоит возле задней стены дома, причем только широкая доска, прибитая с ее наружной стороны, должна преграждать путь незваным гостям вроде него самого Сэр Генри с женой вошли в дом. Автомобиль двинулся впереди исчез в гараже. Лысый выждал. Минут через пятнадцать в окне верхнего этажа вспыхнул свет. Наружу снова выглянула леди Тенкердон, постояла у окна несколько секунд, потом скрылась. Вор улыбнулся. Судьба и пристрастие леди к свежему воздуху показали ему, где ее будуар. Целый час он не двигался. Потом осторожно подошел к приставной лестнице — и с удивительной, прямо-таки обезьяньей ловкостью бесшумно вскарабкался по ее внутренней стороне. Прибитая снаружи доска, разумеется, не стала ему преградой. Открытое окно теперь находилось внизу, почти прямо под ним, на расстоянии пятнадцати футов от конца лестницы. Лысый бесшумно спрыгнул на подоконники через секунду очутился на внутренней площадке замковой лестницы, мраморной, покрытой персидским ковром. Через несколько минут вор скользнул вниз, на второй площадке остановился, чтобы оглядеться, прислушаться и оценить, как обстоят дела в будуаре. Он привык без ошибки угадывать расположение комнат в таких вот загородных домах — уж в чем-чем, нов этому него был достаточный опыт. Браун сначала прижался к замочной скважине глазом, потом припал к ней ухом — лишь после этого он осторожно повернул дверную ручку и на цыпочках вошел в будуар. Лунный свет слабо освещал комнату. Лысый увидел висящее на ширме платье леди Тенкердон, вышитое блестками, а на туалетном столике овальный кожаный футляр. Он открыл его — и тут же торопливо опустил крышку, потому что лежавшие внутри на бархатной подушечке бриллианты, казалось, наполнили своим сверканием весь будуар. Больше Лысый ничего не взял. Даже футляр показался ему слишком громоздким, так что он опустил сверкающий каскад бриллиантов в карман и, вновь закрыв кожаную шкатулку, поставил ее обратно на столик. Бесшумно закрыв за собой дверь, вор направился прочь из замка. Он уже спустился на один пролет лестницы, как вдруг звуки голосов, доносящиеся снизу, заставили его замереть на месте. Лысый быстро оглянулся по сторонами, заметив на высоком пьедестале-шкафчике старинные часы, скользнул за них. Позади пьедестала оказалась ниша: неглубокая, но маленький рост выручил Брауна, как выручал его уже не раз прежде. Вдруг его сердце замерло. Шаги приближались! Где-то неподалеку распахнулась дверь. Вор, невидимый в своем тесном тайнике, затаил дыхание. А потом резкий, неприятным голос прошептал где-то совсем рядом — Да решайтесь же вы, глупец. Мистер Дент не станет ждать уплаты. Вас объявят несостоятельным должником. Это будет страшный позор, позор не только для вас, но для всех ваших родных. Что выбрала бы леди Тенкердон? Что выбрала бы любая сестра на ее месте Неужели выдумаете, что ожерелье для нее значит больше, чем семейная честь Мы разделим его, а камни по одному продадим в Амстердаме. Вы очиститесь от долгов и, право же, никто никогда не узнает… Лысый не мог видеть того, кто произносил эти слова, Барри Берта. Да они и не встречались друг с другом когда-либо прежде. Барри вращался совсем в иных кругах хотя как сказать, в иных ли эти круги были столь же темными и порочными, как общество знакомцев Брауна. А вот теперь Барри Берт получил власть над братом леди Тенкердон, Диком Кью, молодым человеком, не обладающим ни богатством, ни должной твердостью рассудка. Берт искусно запутал юношу — и с некоторых пор прочно держал его в своих когтях. Перед Диком вырисовывалась тягостная дилемма с одной стороны банкротство, не уплаченный долг чести, позорное изгнание из клуба, скандал, который неизбежно отразился бы и на его сестре ас другой возможность не только спастись, но и сохранить все втайне. Ведь они с сестрой всегда, всю их жизнь были очень дружны. Ведь она сама часто говорила ему Разве я не сделаю для тебя все, что угодно, Дикки?» Он заколебался — и искуситель, Барри Берт, немедленно почувствовал это. Лысый Браун, хотя его собственное положение продолжало оставаться опасным, весь сотрясся от подавленного смеха. Ну надо же, какое совпадение! Он сунул руку в карман, бережно погладил бриллианты. Снаружи донесся глубокий вздох. А потом прозвучал новый голос, голос Дика — которого Браун, разумеется, тоже не знал Хорошо. Я зашел слишком далеко, я уже итак натворил столько непростительного Что ж, значит, нужно идти до конца! Что-то стукнуло о пол. Лысый понял, что это Дик снял лакированные туфли. Выглянув одним глазком из своего тайника, профессиональный вор смотрел, как вор-дилетант крадется вверх по лестнице. Сам же вор- профессионал охотнее всего бы покинул в это время замок, ноне мог этого сделать Берт, стоя внизу, невольно отрезал ему путь к отступлению. Вдруг Браун мысленно произнес проклятие наверху послышался короткий лязг, отчетливо слышный в ночной тиши. Он понял, что под рукой молодого человека лязгнула дверная ручка, которая только что так беззвучно повернулась под его собственными искусными пальцами. Тишина. Тяжелое дыхание Берта. Наконец Дик появляется снова Вот, я взял его — задыхаясь, произнес молодой Кью, вытирая лоб. Берт протянул пальцы к футляру — и вдруг побледнел. Даже сам Лысый невольно вздрогнул. Снизу встревоженно зазвучали громкие голоса; голос сэра Генри покрывал все остальные. А затем на лестнице появился и сам хозяин замка, держав одной руке кочергу, в другой горящую свечу Боже мой, — шепнул Дик, отступая в тень, ближе к стене, — он… он сейчас прикажет обыскать нас. Река! Он вырвал футляр из рук Берта и швырнул его в открытое окно. В ночном воздухе послышался легкий плеск Рыба плеснула, — спокойно заметил Берт. — Боже мой, сэр Генри, это вы Что случилось Воры, — также спокойно ответил лорд. — Дик, беги в спальню сестры, посмотри, цело ли ожерелье. Лысого больше всего удивил голос сэра Генри при всем спокойствии он звучал так твердо, что спорить с этим человеком никому бы не захотелось. Дик исчез, не сказав ни слова. Сэр Генри поставил свечу на перила Что вы тут делали вдвоем Вышли покурить перед сном спросил он. — Я полагаю, вы ничего не видели и не слыхали Ровным счетом ничего, — ответил Берт. — Почему вам вдруг почудилось, будто воры Дик — вскрикнул сэр Генри, увидев возвращающегося брата своей жены. — Надеюсь, ожерелье на месте Оно оно пропало, — запинаясь, произнес Дик. Наступила долгая тишина. Сэр Генри переводил глаза с одного на другого. Лысый, украдкой глянув сквозь щелку, заметил, что лицо лорда словно бы окаменело Мне. Казалось. Что. Его. — Слова сэра Генри падали размеренно, веские, словно удары бича. — Его могли положить на место. Имели такую возможность. Он замолчал его пристальный взгляд не отрывался от лица Дика Я давал тебе шанс спастись, — сказал лорд Тенкердон, — но неужели ты думаешь, что я буду покрывать воровство, настоящее воровство, совершенное под моим кровом Я слышал, как звякнула ручка, и тихонько выглянул через потайную дверь. Я видел тебя, Дик. Я разбудил Эниду, она тоже все видела. Мы оба хотели дать тебе возможность положить ожерелье на место. Ты этого не сделал. В воздухе вновь повисла напряженная тишина. Дик упал в кресло, закрыв лицо руками, и застонал Берт! Вон из моего дома, — сказал сэр Генри его голос по- прежнему звучал спокойно, в нем даже почти не чувствовалось угрозы. Если вы когда-нибудь увидитесь с Диком, я проследую завами хоть до Тимбукту, нона сей раз уж точно отделаю хлыстом так, как вы этого, безусловно, заслуживаете. Это же случится, если кто-нибудь узнает хоть слово из того, что произошло сегодня ночью Ваше единственное спасение полное молчание. Вам все ясно Ей-богу, сэр Генри, — начал было Берт, — я ничего не знало Довольно — воскликнул Тенкердон, и его кулак с грохотом обрушился на перила. Поэтому звуку на лестнице тут же появились дворецкий и один из лакеев Возвращайтесь на место, отбой тревоги, — резко произнес Генри, но тотчас же прибавил — Постойте, Дженкинс. — Что прикажете, сэр — спросил дворецкий Если вы когда-нибудь встретите мистера Берта в пределах моих владений, предупредите меня испустите на него собак. Причем собак можете спустить сразу, а предупредить меня уже потом. Вы поняли Да, сэр, — ответил Дженкинс лишь слегка дрогнувшим голосом Тогда идите. Звук шагов дворецкого замер вдали. Берт, пробормотав что-то невнятное, тоже устремился прочь — и исчез из поля зрения Лысого Дик, — сказал сэр Генри, выждав несколько секунд. — Дай мне ожерелье. Молодой человек поднял голову. Его широко открытые, налившиеся кровью глаза смотрели кругом полным отчаяния взглядом. С дрожащих губ Дика вырвалось рыдание Когда ты сказал, что в замок пробрались воры Я я бросил его в реку Тут место глубиной в тридцать футов, течение быстрое, подводные травы, ил я знал, что его никогда не найдут. Сэр Генри был точно каменное изваяние, лишь его пальцы от волнения выбили на перилах барабанную дробь. Он, как и Дик, понимал, что вернуть драгоценность со дна реки будет почти невозможно Глупец, — сказал он резко, — это был мой свадебный подарок твоей сестре. Мы оба любили его не столько за ценность камней, сколько за связанные сними воспоминания, за Не надо, ради бога, не надо Молодой человек выпрямился, высоко, со странным достоинством подняв голову. Стыд, ужас, безумие светились в его глазах. Он содрогнулся всем телом и проговорил Я был вне себя — Дик прижал одну руку к горлу, другою нащупывал что-то в кармане. — Я часто думал, что если не это, то остается только один выход Жаль, что я не сделал этого прежде, чем… Ничего! Еще не поздно. Отойди, иначе я буду стрелять! Сэр Генри бросился к нему. Молодой человек отшатнулся — и направил револьвер не на лорда, а на себя. Тенкердон не решился сделать еще шаг такое отчаяние было написано на лице юноши Я нашел выход, — сказал Дики его дикое волнение, казалось, отступило. — Да, это выход. Меня нельзя остановить меня никто не остановит! Лысый слушал все это со странной смесью жалости и презрения, но к ней примешивалось еще одно странное чувство чувство чести, подталкивающее вмешаться, даже если ради этого придется выдать себя. Пока молодой человек произносил свою трагическую тираду, вор пальцами ласкал в кармане великолепные бриллианты и думал — точнее, знал, что должен думать — об одном знакомом торговце драгоценностями во Фландрии, который не будет задавать лишних вопросов Глаза Брауна сверкнули при мысли о той сумме, которую этот скупщик вывесит за сегодняшнюю добычу. Как же все удачно сложилось его не будут разыскивать, ожерелье тоже не будет подано в розыск. Он спокойно доберется до Фландрии, а то, что произойдет в этом замке, его совершенно не касается ведь так Я остановлю — вырвалось у Лысого. Лорд и его шурин отшатнулись, пораженные. Браун выскользнул из своего тайника и теперь стоял между сэром Генри и Диком Чтобы вы там про себя ни думали, — сказал он, обращаясь к юноше, — вы не совершили преступления, мистер как-вас-там. По крайней мере, я не слыхал, чтобы кого-нибудь когда-нибудь арестовали за кражу пустого футляра. Кое-кто побывал в той комнате раньше вас, и этот кое-кто недаром ест свой хлеб Я вас опередил! В черных глазах Брауна блеснула профессиональная гордость. Он запустил руку в карман, вынул ожерелье и помахал им в воздухе так, что на миг показалось — в его пальцах струится поток жидкого огня Ах, славненькие камешки, — сказал он, встряхнув головой, словно желая избавиться от наваждения. — Так я ради вас старался и выходит, все зря. Или нет А вы, мистер, — прибавил он, глядя на Дика, — были в этом деле просто овцой. Винить нужно не вас, а того, другого. Тот, второй, толкал его на кражу, сэр, угрожал ему, ну и всякое такое прочее. Ей-богу, я все слышал. И он кивнул головой в том направлении, в котором удалился Берт. Дик опустил револьвер. Сэр Генри принял ожерелье из узловатых пальцев Лысого и с удивлением окинул взглядом странную фигурку коротышки Присядем где-нибудь, — сказал они расскажите мне, что случилось. А тов этой истории для меня еще остается сколько-то белых пятен. Никогда не сталкивался с чем-то более необыкновенным Ну, объясните женам все! …Через несколько минут Браун сидел в кабинете сэра Генри, прихлебывал виски с содовой, курил сигару такого сорта, какие прежде никогда не пробовали рассказывал лорду Тенкердону и Дику различные эпизоды своей воровской жизни Признаюсь, что после сегодняшнего случая я готов бросить ремесло, — в заключение заметил он, — если, конечно, представится искушение сделать это… Сэр Генри посмотрел на Дика — и подумало том, что лишь благодаря вмешательству вора под кровом замка Тенкердон сегодня ночью не произошла трагедия. Подумал они о чувствах любимой жены, столь привязанной к своему глупому брату. Потом он еще раз окинул взглядом маленькую фигурку Лысого, уже не загадочную, а скорее просто забавную — и улыбнулся Заключим с вами договор, — сказал он. — Все подробности обсудим завтра точнее, уже сегодня. Ручаюсь, что такое искушение представится. И они пожали друг другу руки Уильям Хоуп Ходжсон ОХОТНИК ЗА БРИЛЛИАНТАМИ Из цикла Приключения капитана Голта» Пароход «Монтроз», 18 июня На этот разя пожалел, что бросил работу на грузовом катере пока мы совершали рейс, парочка пассажиров основательно залила мне сала за шкуру. Когда утром я поднялся на капитанский мостик, оказалось, что старший помощник мистер Уилмет разрешил одному из пассажиров, мистеру Брауну, подняться туда и выпустить своих породистых голубей. Мало того — третий помощник отмечал ему время нашим хронометром! Боюсь, я в тот момент выглядел так, будто потерял самообладание Мистер Уилмет, — сказал я, — поясните, будьте добры, мистеру Брауну, что мостик обойдется без его присутствия, что я буду до смерти рад, если мистер Браун уберется отсюда, и очень прошу его помнить об этом и дальше. Если мистер Браун хочет побаловать себя зрелищем голубиного полета, у меня нет никаких возражений, но, пожалуйста, подальше от мостика! Конечно, я даже не пытался щадить чувства мистера Брауна, тем более что мне уже не впервые приходилось возвращать его с небес на землю. Вот, например, вчера он принес в столовую пару своих голубей — показать друзьям, а в итоге они летали по всему залу, — ивы же знаете, сколько грязи разносят эти отвратительные птицы Я сказал ему пару ласковых прямо при всех этих идиотах в салоне, и, кажется, они даже согласились со мной. Этот парень помешался на своих голубях! Еще был полковник, которому надоело путешествие, ион все пытался ворваться на мостик, чтобы покурить со мной и почесать языком. Мне пришлось прямо сказать ему, чтобы он держался от мостика подальше, как и мистеру Брауну, разве что немного другим тоном. А еще две женщины молодая и постарше, — которые вечно вертелись поблизости, готовые в любую секунду пойти в атаку итак сказать, взять мой капитанский мостик на абордаж. Сегодня я наконец улучил момент и заговорил с пожилой омоем восьмом парне. Думал, ее это утихомирит, но увы — она начала болтать со мной о любимых детках, а я ведь даже неженат Так глупо обдурил сам себя, да и ее тоже А старая, конечно, все рассказала молодой, и та покинула меня на милость победительнице Бог ты мой! Но пассажир, который меня действительно беспокоил, был мистер Эгла, толстый темноволосый коротышка с землистым лицом, и при этом до смерти любознательный. Казалось, он все время ошивается вокруг, и я больше чем подозревал, что он пытается завести близкую дружбу с моим слугой. Конечно, я еще тогда догадался, что он охотник за бриллиантами, и не сомневаюсь в этом до сих пор, но так уж повелось на этих кораблях из камней и жемчуга, которые провозили на них через таможню, можно было пирамиду Хеопса сложить. Я едва не сорвался на него сегодня, сказал мистеру Эгле: закрой дверь, я знаю, кто ты, и держи свой длинный нос подальше от моей каюты и моих дел, займись лучше теми, кто достаточно богат, чтобы разбираться в твоем ассортименте! На самом деле он действительно сунул нос в мою каюту, а я подошел к нему со спины, но отбрехался он вполне правдоподобно. Сказал, что постучала потом ему послышалось, что я ответил Войдите. Мистер Эгла пришел попросить меня об одном одолжении позаботиться об очень ценном алмазе, который он принес с собой. Он вытащил из жилетного кармана камень, спрятанный в замшевом кошельке, и сказал, что будет гораздо лучше и безопаснее где-нибудь запереть его. Конечно, я заверил его, что о бриллианте позаботятся как следует, а когда мистер Эгла спросил моего мнения о нем, то я стал мягче шелка — ведь было ясно, как сильно он хочет со мной об этом поговорить Великолепный камень — сказал я. — Думаю, он должен стоить тысячи. Наверное, в нем карат двадцать-тридцать. На самом деле я прекрасно знал, что это всего лишь хорошо ограненная стекляшка — потому что схитрили проверил его на твердость своим кольцом, — да и по размеру я нарочно промазал. Будь это настоящий бриллиант, он весил бы под шестьдесят карат. Толстый коротышка нахмурился. Хотелось бы знать, вышло у меня или нет дать ему намек, что он идет по ложному следу, но потом я вдруг понял по его глазам мистер Эгла по своему обыкновению не доверяет мне и к тому же презирает зато, что я абсолютный, конченный невежда в том, что касается алмазов. Когда он ушел, я немного поразмыслило нем и решил, что хорошо было бы преподать урок этой толстой жабе июня Ночью мне пришла в голову отличная идея. Вечером мы должны были пришвартоваться и пустить на борт таможенников, и я как раз смог бы заняться тем, что придумал. Накануне за ужином завязался разговор об алмазах — как всегда на этих кораблях, — и пассажиры начали рассказывать истории. Некоторые старые, некоторые посвежее, и многие были о разных хитрых уловках, как обмануть таможню. Парень за моим столом рассказал историю с длинной бородой — про утку, которую накормили алмазами, спрятанными в кусочках хлеба, и таким образом незаконный владелец смог спрятать их от бдительного ока таможенников в самый критический для себя момент. Это подало мне идею охотник к тому времени порядочно потрепал мне нервы, и если бы я не сделал что-то, чтобы он в конце концов почувствовал себя полным идиотом, то начал бы грубить ему. А хамить пассажирам — последняя вещь, которую может себе позволить владелец судна. На нижней палубе я вез брату несколько южноафриканских черных фазанов он разводил их к слову, вполне успешно и даже вывел несколько новых пород. Я послал слугу за хлебом, асам выудил из кармана сюртука коробочку стем, что у нас на островах называют «фальшивочками» — отлично ограненными стекляшками, начищенными до почти натурального алмазного блеска. Они остались у меня после одного забавного путешествия, и ягоды таскал их с собой — до сегодняшнего дня. Я уселся за стол и начал крутить хлебные шарики, а потом стал прятать камни в них. И пока я это делал, то почувствовал затылком чей- то внимательный взгляд кто-то пялился на меня через окно, которое выходило в кают-компанию. Я посмотрел в зеркало на противоположной стене и успел заметить лицо это был мой слуга. Именно этого я и ждал. Ха, мой мальчик — подумал я. — Думаю, это будет наше последнее совместное плавание, хотя, наверное, сейчас ты ничуть не угрожаешь мне, а ведь мог бы». Когда все бриллианты перекочевали в хлебные шарики, я спустился в птичники начал скармливать их фазанам. Когда я бросил птицам последний шарики повернулся, то буквально столкнулся с мистером Эглой, который как по волшебству возник на другом конце птичника. Он наверняка успел пошушукаться с моим слугой и теперь проследил, как я скормил нелегальные бриллианты фазанам — пока таможенники былина борту! Я изрядно позабавился тем, как охотник пытался изобразить беззаботность он долго извинялся за неуклюжесть, обвиняя во всем сильную качку. Честно говоря, ему нечего было делать в этой части судна, и я вежливо намекнул ему на это хорошо бы Эгла решил, что я раздражен и обеспокоен этим его вторжением в самый ответственный (судя по всему) момент! Позже, когда я поднялся в радиорубку, я застал там мистера Эглу: он отправлял телеграмму. Я же устроился на диване и, пока Мелсон (радист) отправлял сообщение, решил записать свое. На самом деле вместо своей телеграммы я стал записывать точки и тире, ориентируясь по писку и стуку телеграфного аппарата, и переводить их в буквы. Это был шифр, и у меня вышло «lyaybozwr eyaajgooavooiowtpq2232imvn67amnt8ts. 17. Эгла. г.в.н.» Я усмехнулся это был последний служебный шифр, ив моем блокноте хранился ключ к нему. Хорошо, когда у тебя есть, как говорят в народе, друг в высоких кругах. Правда, должность моего друга была не такой уж высокой, по крайней мере, не слишком высокооплачиваемой, но зато она давала ему доступ к некоторым очень важным государственным документам, вполне позволяя сводить концы с концами. Когда мистер Эгла отчалил, я вытащил ключи расшифровал его сообщение, пока Мелсон отправлял мое. Расшифрованное, оно гласило: «Фазаны накормлены сотнями бриллиантов, спрятанных в хлебных шариках. На ведущем буксире. Отметил клетку. Меня нельзя упоминать нив коем случае. Самая важная поимка года 17 Эгла, г.в.н.». Телеграмма была отослана на адрес частного лица — просто для отвода глаз, конечно, ведь мистер Эгла вряд ли смог успешно охотиться за бриллиантами, если бы отправлял отчеты прямо в главную контору Число перед его именем означало официальный номер, если я ничего не путали это было непросто интересно, но и впечатляюще — я был наслышано неизвестном Семнадцатом номере. Он сумел раскрыть и поймать некоторых весьма известных алмазных контрабандистов. Интересно, как Эгла выглядел по-настоящему — мне показалось, что и животу него накладной, и волосы крашеные, не говоря уж об этих его слишком иностранных манерах. Буквы «г.в.н.», которыми оканчивалось сообщение, были внутренними ключами к шифру. Он был сложными длинные сообщения надо было зашифровать небольшим количеством символов, просто каждый символ следовало читать трижды, используя разные комбинации — и именно их расшифровывал ключ в конце сообщения. Он давал возможность понять, какие именно комбинации нужно использовать для расшифровки Вторая великолепная мысль пришла мне в голову, когда я покинул рубку. Захватив сухарики, якобы для того, чтобы покормить птиц, я снова спустился на кокпит навестить моих драгоценных фазанов — и тут же застукал Семнадцатого (так я решил называть его, ошивавшегося там. Теперь я ясно дал понять, что ему нечего делать здесь, внизу, и потребовал ответить, что он здесь снова забыл, особенно после того, как я попросил его не лезть сюда утром. Надо сказать, что Семнадцатый даже бровью не повел Прошу прощения, капитан, — сказал он, — ноя, кажется, потерял свой мундштук. Он был у меня в руках, когда я столкнулся с вами утром, и, по-моему, я обронил его здесь. Семнадцатый поднял руку и показал его мне Я нашел его тут, на палубе, — пояснил он. — Счастье, что его никто не подобрал. Я быть много благодарен, потому что он ценный для меня Все хорошо, мистер Эгла, — ответил я, подавив улыбку от меня не ускользнул этот его хитрый, но поддельный иностранный акцент. На самом деле, если я правильно расслышал манеру, в которой он произносил слова, этот человек был настоящим, урожденным шотландцем. Получается, даже шотландец мог дойти до такого! После того как он ушел, отвешивая мне эти свои мелкие поклончики, я еще раз тщательно осмотрели проверил клетку с фазанами — но так, чтобы даже очень внимательный наблюдатель решил, что я кормлю, как обычно, дважды вдень своих цыпочек сухарями. Если бы я не прочел зашифрованное послание, я бы наверняка не заметил отметки, которые Семнадцатый оставил в птичнике. Это были три маленькие точки, выстроенные треугольником, вот такс цифрой «17» в центре. Знак, такой крохотный, что монетка в полпенни могла его полностью скрыть, был нарисован остро заточенным мелом на одной из опор клетки. Я усмехнулся про себя и отправился в столярную мастерскую за мелом. Заточив его долотом до нужной остроты, я спрятал мел в карман и отправился на обычную послеобеденную прогулку по палубам. Для начала я хотел найти мистера Эглу: получится весьма некстати, если он как раз будет следить за мной, пока я разыгрываю эту шутку. Я нашел его наверху, в курительной комнате — он читал Ле Пти Жорналь и выглядел абсолютно иностранно и совершенно невинно. «Ах ты чертенок — подумал я и вернулся на кокпит. Там я незаметно нарисовал знак мистера Эглы на клетке, которая стояла прямо над моими черными фазанами, которых я вез брату. В ней обитала куча бестолковых голубей мистера Брауна: именно тех, которых я запретил выпускать в кают- компании. Скопировав знак, я достал из клетки четырех фазанов и посадил их к голубям. Я сделал это, потому что тогда следователи, которые наверняка приплывут на корабль вместе с лоцманом, найдут две отмеченные клетки, ив обеих будут фазаны. Им придется открыть верхнюю клетку, чтобы вытащить фазанов, и тогда состоится торжественный выход голубей мистера Брауна, которые удвоят суматоху, — и именно в этом и заключалась главная дьявольская прелесть моего маленького заговора. Мистер Браун до чертиков разозлится и раскричится. Я представлял себе, как он грохочет Я никогда о таком не слышал Идите к чертям, сэр! Я напишу об этом в "Таймс"!» И тогда, как мне казалось, Семнадцатому надо будет выйти и объясниться — отчасти на публике, — и после этого его репутация охотника за бриллиантами померкнет эдак примерно на четверть потому что многие на борту (в том числе и те, кто занимается добычей и перевозкой алмазов) смогут вживую увидеть знаменитого Семнадцатого, и после этого, как бы он ни пытался замаскировать свою очаровательную личину, оставался немалый шанс, что его опознают в самый ответственный момент — по крайней мере, он сам будет так думать! Но, конечно, мистер Эгла (Семнадцатый) будет только отчасти вовлечен в мою маленькую забавную паутину проблем. Он всегда будет помнить, что все эти прелюбопытные сложности были всего лишь розыгрышем, что он не раскрыл самую большую контрабанду года. Можно будет извиниться перед мистером Брауном и даже выплатить компенсацию, если так будет нужно. А еще лучше, если Семнадцатый превратит моих фазанов в дичь, чтобы извлечь предмет своего триумфа у них из желудков! Я с преизрядным удовольствием предвкушал эти события буквально видел, как они произойдут. А потом государственный оценщик отправится к начальнику с докладом, а после начальник вызовет к себе Семнадцатого — о этот пряно-соленый привкус начальственного выговора — и скажет, что нет ничего противозаконного в том, что капитан кормит своих фазанов кусочками стекла, ограненного или нет для того, чтобы улучшить им пищеварение! А потом мне или вернут пять дюжин фазанов, или возместят их стоимость в хороших честных долларах, полагаю, даже в казначейских. Я быстро подсчитал репутация Семнадцатого быстро покатится вниз, зато стоимость моих фазанов безошибочно пойдет вверх! Я проверил, хорошо ли заперта дверца верхней клетки, и заодно глянул, как там мои фазаны среди голубей мистера Брауна. Фазаны клохтали и прохаживались в той достойной, но слегка неуверенной манере, которая свойственна всем курам. Голуби испуганно вспорхнули, но затем снова продолжили мирно ворковать все было спокойно в этом ковчеге. Фазаны обнаружили, что голубиный корм также хорош, как и фазаний, и стали усердно работать над тем, чтобы заполнить незаполнимое. |