Новикова С.С. История развития социологии в России, учебное пособие. Новикова С.С. История развития социологии в России, учебное посо. Московский психологосоциальный институт С. С. Новикова история развития социологии в россии (учебное пособие)
 Скачать 2.73 Mb.
|
НАЧАЛО ПРОЦЕССАИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИИСОЦИОЛОГИИВ годы столыпинской реакции социология вновь была зачислена в разряд «нежелательных областей знания». Ковалевский вспоминал, что всех, кто въезжал в поместье Романовых, на пограничных таможнях жандармы встречали вопросом: «Нет ли у Вас книг по социологии? Вы понимаете... в Россию — это невозможно». А также вспоминал он и такой случай, когда книга консервативного американского писателя Л. Уорда «Динамическая социология», по мнению автора, по-видимому, вызвала у жандармов ассоциацию с динамитом, и они, решив, что это руководство по подрыву устоев самодержавия, сожгли книгу /67, с.2/. Интересный и характерный случай произошел с П.Ф. Лилиенфельдом — крупным сановным чиновником, сенатором. Он издал первый том книги «Мысли о социальной науке будущего» под криптонимом «П...Л.». Чиновники сделали неправильный вывод — это, мол, сочинение П.Л. Лаврова, и как таковое оно было запрещено. Был издан приказ об изъятии книги из общественных библиотек. И Лилиенфельд, в это время губернатор Курляндии, вынужден был выполнить распоряжение и изъять собственное сочинение из обращения за мнимую крамолу /23, с. 173—174/. Рост революционных выступлений, появление марксизма, который становился популярным среди русской интеллигенции, напугали правящую власть, это, а также политический нажим, оказанный со стороны Синода, стали причиной прекращения в русских университетах всякого преподавания социологических знаний. Из университетов были уволены многие профессора — М.М. Ковалевский, Н.И. Кареев, Е.В. Де Роберти и другие. В связи с этим они были вынуждены покинуть Россию, и только после революции 1905 г. у них появилась возможность вернуться на родину. Несмотря на все препятствия со стороны правительства, русские буржуазные профессора, увлеченные социологической наукой, не хотели отставать от либеральной буржуазии Запада и развернули кампанию за преподавание социологии в русской высшей школе. Для того, чтобы успокоить правительство, они стали утверждать, что социология — это наука, которая выступает за «общественную солидарность», «прочный общественный порядок», «вызывает опасения самых левых течений общественной мысли». Она не допускает «чистый эмпиризм в деле общественного и государственного строительства», а также имеет огромное воспитательное значение «для подготовки будущих чиновников государственной службы». Но, несмотря на все старания буржуазных идеологов, русское самодержавие до самой революции так и не смогло понять научную, социальную и идеологическую функцию, которые были присущи буржуазной социологии. Это необъективно повлияло на ослабление позиций самодержавия в идейной борьбе и подчеркнуло его архаизм и махровую реакционность. Гонения социологии со стороны правительства привели к значительному отставанию русской буржуазной социологической мысли от западноевропейской. В это время Международный институт социологии, созданный в 1894 г. Вормсом, был единственной социологической организацией, в которой русские социологи принимали активное участие. Через каждые три года собирались конгрессы института. О том, как оценивались русские социологи за рубежом, говорит тот факт, что П.Ф. Лилиенфельд, М.М. Ковалевский и П.А. Сорокин избирались президентами института. А русские социологи Е.В. Де Роберти, М.М. Ковалевский, Я.А. Новиков и ряд других были активными члена «Общества социологии» в Париже (1895). Проведение первых конгрессов Международного института социологии привело к личному знакомству социологов из разных стран. Личные контакты, благоприятные условия для преподавания социологии на Западе подтолкнули Ковалевского к созданию в Париже летом 1901 г. Русской высшей школы общественных наук. Социология была в ней обязательным предметом. В конце века в Париже была открыта Всемирная промышленная выставка, в связи с чем был большой наплыв русских в Париж. «По мере того, — отмечал Ковалевский, — как общественные и политические науки, отрешаясь от влияния метафизики, ставят себе задачей возможно близкое знакомство с действительностью, необходимость придать преподаванию этих наук международный характер становится все более и более ощутительной. Экономическое, общественное и политическое устройство той или другой страны, как и ее право, нравы и обычаи в виду тесной зависимости от окружающей среды более доступны изучению местных ученых и писателей, чем иностранных. Есть поэтому непосредственный расчет в том, чтобы предоставить каждой национальности возможность дать ответ на жгучие вопросы времени устами вышедших из ее же рядов специалистов» /59, с.З/. В Америке эта истина к этому времени была уже давно осознана, и правительственный и частные университеты в Бостоне, Нью-Йорке, Чикаго, Балтиморе, располагая значительными средствами, приглашали к себе из-за границы разных философов, ученых, историков, литературных критиков для лучшего ознакомления американцев со всеми сторонами жизни наций, к которым принадлежали лекторы. Международная школа при Парижской выставке сыграла особую роль в истории социологической мысли в России. Хотя школа просуществовала недолго, она имела большое значение для развития системы преподавания социологии. Она была задумана как своего рода просветительное мероприятие. Основателями ее были крупнейшие ученые-социологи позитивистского направления. Пять страноведческих групп (французская, русская, немецкая, английская и американская) объединились в Международную школу при Парижской выставке. Одним из директоров Международной школы был М.М. Ковалевский, председателем русской секции был И.И. Мечников, вице-председателями — М.М. Ковалевский и Е.В. Де Роберти. М.М. Ковалевский считал, что цель всемирной школы заключалась в «объяснении различных сторон не одной материальной культуры, но и всего умственного и нравственного облика представленных на выставке наций» /59, с.8/. После закрытия выставки осенью 1900 г. русская группа при помощи Русского студенческого общества в Париже, в течение целого учебного года 1900—1901, в виде опыта организовали целый ряд лекций и рефератов, которые проводились то во дворце учебных обществ, то в зале Французской высшей социологической школы. Лекторами были И.И. Мечников, М.М. Ковалевский, Е.В. Де Роберти, Ю.С. Гамбаров и такие профессора, как гг. Исаев, Аничков, Лучицкий и др. Это способствовало тому, что предпринятая попытка окончилась с большим успехом. В связи с этим неутомимые деятели русской группы провели несколько совещаний и переговоров с русскими профессорами и учеными, в результате чего весной, в конце учебного года 1900—1901, было решено перейти уже от случайного учреждения к постоянному — открыть Высшую русскую школу. Открытие было назначено к началу 1901—1902 учебного года. К октябрю месяцу все было готово: составлен штат профессоров, разработана программа /129, с.169—170/. Слушателями школы была в основном молодежь, не нашедшая себе места на родине, русские эмигранты. Приезжали также и учителя из России. Благодаря тому, что руководителями (директорами) школы были французы, школа была совершенно легальной, а это делало ее доступной для всех желающих. В школу принимали всех желающих, при этом не требовались документы об образовании. Многих привлекало также и то, что обучение было бесплатным. Связь организаторов школы с ведущей профессурой России способствовала стабильности, систематичности и высокому уровню преподавания. Одни профессора были готовы работать длительное время, другие имели возможность приезжать только на короткий срок, прочитать несколько лекций. В школе преподавали Г. Тард, Р. Вормс, Е.В. Де Роберти, К.М. Тахтарев и др. Лекции читали Л.И. Мечников, М.М. Ковалевский, Н.И. Кареев, П.Н. Милюков, Э. Дюркгейм, Г.В. Плеханов и др. Школа была очень популярна в России. Со всей страны приходили запросы в Париж об условиях приема, программе и задачах школы. В курсе обучения школы объединялись разные научные дисциплины, так чтобы у слушателей могло сложиться целостное представление об обществе, его истории, культуре, государственных институтах. Основу составляло изучение российской действительности. Программы всех дисциплин были построены так, что слушатели имели возможность, кроме своих курсов, посещать отдельные лекции вечером по наиболее важным вопросам. Набор дисциплин, читавшихся в школе, был довольно широк: история, география, этнография, археология, экономика, мораль, политика, право, статистика и художественное творчество различных видов начиная от литературы и музыки и кончая живописью и пластикой. Перед организаторами школы стояла задача показать, что эти дисциплины связаны неслучайно, что «те конкретные знания, на которых возвышается еще не достроенное здание социологии» /61, с.4/ и которые пока еще рассеяны по разным школам, уже объединены «единой наукой о законах, управляющих ростом общественности» /61, с.3/, поэтому они и собраны в «одном фокусе». Программой были предусмотрены также практические занятия по философии, общественным и юридическим наукам, французскому языку и литературе. В программу курсов включался материал, который был наиболее важен для развития науки и общественной жизни: марксистская и народническая точки зрения на значение общины в истории России, роль личности в истории и т.д. Обучение в школе должно было дать слушателям правильное представление о роли исторического знания и исторического метода в системе обществоведческого образования. М.М. Ковалевский отмечал, что исторический подход при рассмотрении любых социальных процессов, знание политэкономии, статистики, права, техники действия современных политических учреждений поможет уменьшить большое количество праздных и бесцельных споров по поводу их природы и даст знания об этом «не понаслышке и не из одних лишь популярных книг». Он указывал на отсутствие «в современном университетском преподавании того, что с большим или меньшим правом могло бы быть названо факультетом общественных наук. Что это дело полезное само по себе, вытекает из того, что не проходит дня без постановки любым из вас ряда общественных вопросов и попытки того или другого их решения априорным путем, и потому самому не научным; и это в то время, когда накоплен уже значительный запас исторического опыта и систематических наблюдений над современностью, запас, позволяющий дать научное решение тем же вопросам» /61, с.4/. Слушатели делились на две группы: постоянные учащиеся (360 человек) и посетители отдельных лекций (400—500 человек). Весь преподавательский состав насчитывал 50 человек. Лекции в основном читались на русском языке, хотя некоторые преподаватели могли читать их и по-французски. Во втором параграфе устава школы говорилось, что «лекции в школе преимущественно читаются на русском языке» /129, с. 170/. Работа Высшей русской школы общественных наук в Париже была связана с рядом трудностей. Это и ее отдаленность от родины, и слабая материальная обеспеченность, ведь в основном она существовала за счет добровольных взносов слушателей и лекторов. Школа существовала 5 лет, за это время более двух тысяч человек прослушали в ней лекции. По мнению Николая II, деятельность школы была «вредной». В 1905 г. школа под давлением царских властей, которые угрожали ее создателям лишением гражданства, была закрыта. В начале XX века социология под своим именем еще не читалась в русских университетах, тем не менее шло ее интенсивное развитие как в университетах, так и вне государственной системы образования, под следующими названиями: «Философия истории», «Введение в общую теорию права», «Социальные основы экономики», «Социальная психология» и т.д. Интересные данные об отношении молодежи к социологии были получены К. Левиным. В конце 1902 года он напечатал в одном из периодических изданий обращение к русскому юношеству, в котором просил учащихся старших классов средних учебных заведений ответить на заданные вопросы. Один из двух вопросов первоначальной анкеты звучал так: «Какой вопрос (или вопросы) и какая наука (или науки) больше всего вас интересуют в настоящее время и почему?». Всего было собрано 933 ответа, при этом среди них было более 500 писем с разных концов России. В основном ответы были получены от воспитанников шестого и седьмого классов мужских гимназий. По учебным заведениям ответы распределились следующим образом: из классических гимназий ....................... 397 из женских гимназий ............................... 138 из реальных училищ ................................ 118 из духовных семинарий ............................. 86 из учительских семинарий, военных учебных заведений, женских институтов, фельдшерских школ, коммерческих, технических, сельскохозяйственных, горных и др. училищ .........................................................194. Всего ...................... 933 ответа. Большинство ответов получено из университетских и столичных городов. Треть ответов из Москвы, Киева, Тамбова. Петербург по количеству ответов занял пятое место. Собран был очень богатый материал о том, чем живет молодежь. Полученные ответы показали, что умственные интересы учащихся очень далеки от школы. На вопрос о любимых науках 321 раз были отмечены естественные и физико-математические науки (среди них больше всего — 112 раз — отмечалась астрономия), а общественные и гуманитарные науки — 450 раз. При этом любимой наукой политическую экономию считали 174 человека, философию — 152, социологию — 129, историю — 103, психологию — 56, антропологию — 57, словесность — 42, литературу — 36, педагогику — 4, логику — 2. Подытожив полученные результаты, Левин пришел к выводу, что причины интереса к гуманитарным и общественным наукам среди молодежи заключаются в том, что они с помощью этих наук «ищут разрешения вопросов о "цели и смысле жизни"; в том, "как бы прожить свою жизнь с пользой для других и для себя"; "в каких отношениях должны быть люди, т.е. как и что они должны делать, чтобы не нарушать справедливости"; "как уничтожить несправедливость в общественных отношениях" и т.п.» /78, г.193/. Вот выдержка из одного письма: «Из наук меня влечет к себе философия, главным же образом история и науки общественные, потому что они дают возможность разбираться в общественных положениях и отношениях. Я главным образом интересуюсь социологией и связанной с ней антропологией, как наукой, отвечающей на самые жизненные вопросы. Вообще же меня интересуют науки, отличающиеся обобщением выводов...» /78, с.195/. О высоком значении развития социологии в это время Кистяковский говорил следующее: «...научная работа над социологией дала очень сильный толчок развитию и обособлению целого ряда специальных наук о человеке и обществе. История первобытной культуры, особенно история примитивных форм брака и семьи и история первобытных религий, этнология, антропология, атропогеография развивались в XIX столетии главным образом под влиянием социологии; другие науки, по преимуществу чисто социальные, как политическая экономия, статистика, вся юриспруденция и особенно сравнительное правоведение, несомненно, испытали на себе влияние социологии. Но очень быстрое и плодотворное развитие отдельных социальных наук заставило признать, что они завоевали себе право на самостоятельное существование. В конце XIX столетия стало невозможно отрицать необходимость существования обособленных социальных наук, к чему был склонен Конт и даже Спенсер. Теперь сторонники универсальной социологии отстаивают ее не как всеобъемлющую социальную науку, содержание которой составляет вся совокупность социальных явлений, а только как всеобщую социальную науку, которая занимается "общими понятиями и принципами" всех общественных наук. Они выдвигают ее не вместо отдельных социальных наук, а только наряду с ними и над ними. Если для первых социологов социология являлась целым, а отдельные социальные науки или, вернее, материал их — частями, то для современных социологов социология есть общая наука, а отдельные науки — частные науки» /55, с.6—7/. Вернувшись в 1905 г. из эмиграции, М.М. Ковалевский совместно с П.Ф. Лесгафтом создали в Петербурге Высшую вольную школу, она должна была продолжить традиции Парижской Высшей русской школы общественных наук. Демократически настроенные русские ученые возлагали на нее большие надежды. В этой школе впервые в России было введено преподавание социологии как обязательного предмета. Но это продолжалось недолго. Царское правительство, справившись с революцией, поспешило сразу закрыть это частное учебное заведение. И только в 1908 г. после длительной борьбы по личному разрешению Николая III был открыт частный Психоневрологический институт (по типу «Нового университета» в Брюсселе), который возглавил академик В.М. Бехтерев понимал, что подобное заведение удобнее контролировать, когда оно находится под боком, а не за границей. Министр народного просвещения Шварц при открытии Психоневрологического института в 1908 г. на приеме заявил, что социология является предметом, который компрометирует учебное заведение, поэтому он отказывается удовлетворить ходатайство Совета института по этому поводу. При преподавании данной дисциплины не принято было пользоваться термином «социология». Чтобы избежать запрета правительства на его введение в программы учебных заведений подбирались различные синонимы. В 1910—1911 гг. при Психоневрологическом институте в Петербурге профессор Е.В. Де Роберти организовал социологический семинар, а в 1911 г. здесь была учреждена первая русская кафедра социологии. Ее возглавляли М.М. Ковалевский, Е.В. Де Роберти, позднее П.А. Сорокин, К.М. Тахтарев. Кафедрой была проделана значительная работа по составлению учебных курсов, реферированию и рецензированию социологических работ, в основном западных авторов. В 1913—1914 гг. под редакцией М.М. Ковалевского и Е.В. Де Роберти были напечатаны четыре выпуска сборника «Новые идеи в социологии». В них были опубликованы труды крупнейших русских и западных социологов по разным проблемам социологии. Данный сборник явился основой для создания профессионального журнала русских социологов. До этого на протяжении многих лет статьи по социологии печатались в различных научных изданиях «Юридический вестник» и др.), а также в основном в журналах общего профиля («Отечественные записки», «Русская мысль», «Заветы» и др.). Н.И. Кареев, как уже было отмечено выше, высоко оценил вклад публицистики в развитие социологии, отметив, что «Отечественные записки» стали первой в России кафедрой социологии, подчеркнув этим особенность развития социологии в России /52, с. 139/. В 1911 г. при Московском университете было основано «Научное общество им. В.И. Чупрова для разработки общих наук». На заседания этого общества часто ставились и обсуждались социологические проблемы и теории, как отечественные, так и зарубежные (например, в 1915 г. была подвергнута содержательному анализу концепция Тейлора). Деятельность общества регулярно освещалась в журнале «Юридический вестник». В 1912 г. при Историческом обществе Петербургского университета была открыта секция по социологии. В последнее десятилетие перед революцией лекции по социологии, кроме Психоневрологического института, читались профессором М.М. Ковалевским в биологической лаборатории П.Ф. Лесгафта и одно полугодие (1916) в Народном университете им. А.И. Лагутина. В дореволюционной России это были единственные систематические лекционные курсы по социологии. До самой Февральской революции в государственных университетах не были организованы кафедры по социологии и не читались по ней обязательные лекции. Ковалевский на открытии Высших курсов в здании биологической лаборатории П.Ф. Лесгафта, подчеркивая необходимость положить в основу дальнейшей реформы высшего образования идею единства науки и энциклопедической подготовки будущих специалистов, сказал: «В русской ученой семье единство науки давно является общим лозунгом. Он одушевлял собою деятельность того выдающегося ученого и педагога, с памятью о котором связаны возникающие ныне высшие курсы. Покойный Петр Францович Лесгафт собрал нас вокруг себя, убедительно доказывая необходимость совокупными усилиями содействовать осуществлению его мысли о доступной всем высшей образовательной школы. Я рад видеть, что его мысль и после его кончины продолжает осуществляться. Идея единства знания собрала в здании, обеспеченном высшей школе бдительным попечением незабвенного Петра Францовича в здании, в котором имеются вызванные им к жизни лаборатории, многих известных деятелей русской науки и просвещения» /60, с.9/. Необходимость получения энциклопедического образования Ковалевский обосновывал следующим образом: «По мере того, как идет специализация знаний и техники, потребность в общем энциклопедическом образовании не только не исчезает, но, наоборот, сказывается все с большей и большей силой. Все реже и реже приходится встречать людей, готовых утверждать, что ученому, как ремесленнику, следует уйти в тесно ограниченный круг знаний и стремиться в них к возможно большему углублению. Какой биолог решится в настоящее время сказать, что он может обойтись без знания химии, и какой химик сочтет ненужным для себя знакомство с физикой? Нужно ли настаивать на том, что психологу необходимо знакомство с анатомией и физиологией человеческого мозга, а социологу не только с массою конкретных наук об обществе, столько же с историей, сколько с экономикой, этикой и правом, но также с психологией и биологией? Тесное соотношение, какое существует между науками, выступает все более открыто с созданием таких научных дисциплин, как физикохимия или психофизика. Еще в 40-х годах протекшего столетия Огюст Конт в своих шести томах «Положительной Философии» дал систематическое выражение взглядам, уже сделавшимся обычными в эпоху составления Великой Энциклопедии, уже встретившим энергичных поборников в Тюрго, Кондорсе и Сен-Симоне. Он признал, вслед за этими великими предшественниками, то положение, которое мы ныне передаем словами "единство науки". Им доказана необходимость предпосылать всякой специализации знакомство с математическим методом и общими законами небесной механики, физики, химии, биологии, наконец того абстрактного обществоведения, основы которого им были установлены под именем "социологии". Как ни странно, но в общественное сознание эта неоспоримая истина вошла чрезвычайно медленно и далеко не вполне. Мы и в настоящий день встречаемся только с первыми попытками осуществления в программах преподавания высших школ основного тезиса Канта о единстве науки и притом не только у нас, но и на Западе. А между тем сама идея университета, как эта идея сознаваема была еще в средние века, скажем, для примера, парижской Сорбонной XIII и XIV вв., совпадает с современным представлением о единстве науки, выразительницей которой и является эта imivesitas scientiarum. Вся разница в том между тогдашним и теперешним пониманием этого единства, что скромные зачатки положительного знания, заодно с богословием и метафизикой, укладывались тогда в рамках схоластических trivium'a и guadrivium'a, а в настоящее время они, в порядке возрастающей сложности и умаляющейся общности изучаемых науками явлений, представляют собою целую лестницу знаний; нижнюю ступень ее занимают математика и науки, посвященные изучению неорганической природы, среднюю — биология с психологией, как науки о жизни живых организмов, а верхнюю — социология, задача которой проследить различные проявления и ход; развития человеческой солидарности» /60, с.3—5/. Ковалевский очень сожалел, что: «В официальном преподавании идея единства науки и признание связанной с этим необходимости класть в основу специализации энциклопедическое знание, т.е. знакомство с основными выводами наук, проникла и проникает лишь в слабой степени» /60, с.5/. Он отмечал как недостаток то, что университетское образование в России разбилось по факультетам, студенты одного факультета не имеют права посещать лекции другого факультета. А в Германии, Австрии, Франции, Англии и Италии студенты, учащиеся на разных факультетах, собираются в одну аудиторию для прослушивания общих лекций по философии, психологии, этике и социологии. А во Франции, например, для более широкого образования в средних школах — лицеях (в России это гимназии) введены были в это время, как знал об этом Ковалевский из своего личного опыта, дифференциальное и интегральное исчисления, логика, психология, а ко всем этим знаниям «намериваются присоединить и знакомство с основными положениями обществоведения или социологии» /60, с.7/. При открытии новой высшей школы критические замечания по поводу университетского образования, получаемого студентами, было высказано и профессором Вагнером.; Студенты, по его мнению, в лучшем случае получают только «обрывки знаний более или менее ограниченного числа дисциплин науки, совокупность которых далека от того, что должно разуметь под университетским просвещением» /60, с. 12/. В связи с этим он сказал: «С годами становится яснее, что современная университетская школа своею специализацией накладывает слишком тяжкие оковы на развитие мысли и будущего ученого, и будущего общественного деятеля, на самый его мозговой аппарат; накладывает цепи в тот период жизни своих питомцев, когда роль цепей особенно вредна, так как ум в это время является особенно восприимчив ко всему, что в своем итоге создает мировоззрение. Незаметно для самого себя будущий член общества и его работник, благодаря этому строю, превращается в фабрикат не только с готовыми приемами работы, но и готовыми точками отправления, с готовыми научными credo и основами мировоззрения. Хуже того: ни разу не заглянув в соседние области наук и даже не проявив к ним, за недосугом, никакого интереса, он нередко гордится этим, полученным им на университетской фабрике credo, как вьючная лошадь полученным товаром. Нам говорят со всех сторон, что ремесленников-рутинеров, ремесленников-специалистов — хоть Ниагарский водопад выравнивай, а людей почина, людей инициативы, — днем с огнем приходится разыскивать. Скорбят об этом и не хотят видеть, что учреждение, которое в былые годы давало людей общественного и государственного склада мысли, — наши университеты, только по старой памяти продолжают считаться высшими просветительными учреждениями, тогда как на самом деле они уже давно превратились в фабрику дипломированных специалистов, а с этим вместе перестали быть университетами» /60, с. 13—14/. Для исправления вредных последствий узкой специализации делались многочисленные попытки: изменялись учебные планы, в их состав включались такие дисциплины, знания которых выходили за пределы обычных рамок, задачей которых являлось расширение кругозора слушателей и т.д. Сначала такие попытки делались за границей, а позднее они стали появляться и в России. Вагнер особо отметил, что: «Одну из интереснейших попыток этого рода представляла собою "Русская высшая школа социальных наук" в Париже, в то время, когда во главе ее стоял М.М. Ковалевский. Отвечая своим специальным задачам и давая ряд курсов по специальному циклу социальных наук, школа эта в состав предметов преподавания ввела, в качестве эпизодических курсов, такие дисциплины знания, которые стояли от специальных задач школы очень далеко... Добрый почин вошел в жизнь. Прошло с тех пор немного лет, и мы уже имеем в России несколько высших школ, которые, преследуя те или другие специальные задачи, отводят широкое место общему образованию, то есть тому именно, что составляет главную задачу университетского просвещения. Но, что еще важнее, — это, что мы уже имеем высшие школы с более или менее правильно организованными общеобразовательными факультетами, то есть такого рода учреждения, в которых университетское просвещение является не дополнением тому или другому специальному циклу наук, а служит своим собственным целям. Общеобразовательный факультет высшей школы имени Лесгафта, за которым последует иная, чем в университетах, организация специального образования, является первой попыткой решить эту задачу в ее чистом виде, не подчиняя ее никаким сторонним соображениям» /60, с.16—18/. В 1911 г. совет лесгафтовских курсов по предложению М.М. Ковалевского избирает К.М. Тахтарева преподавателем социологии. С этого времени он начинает читать общий курс социологии. В 1912 году М.М. Ковалевский, Е.В. Де Роберти, Н.И. Кареев, К.М. Тахтарев и другие ученые сделали первую попытку создать в Петрограде русское научное социологическое общество. Было проведено учредительное собрание и еще одно-два собрания, на этом все и закончилось. На это повлияло и отсутствие помещения (собрания проводились на квартире М.М. Ковалевского), и подозрительное отношение правительства к данному начинанию, и то, что студенты университета совершенно не заинтересовались этим обществом. Вторая попытка была предпринята в марте 1916 г. Новое стремление создать русское социологическое общество в Петрограде проявилось сразу на другой день после смерти М.М. Ковалевского. Как вспоминал Тахтарев, он «у самого гроба покойного предложил его ученикам П.А. Сорокину и Я. М. Магазинеру основать сообща с другими близкими социологами, молодыми представителями русской общественной науки, социологическое общество, образование которого могло бы вполне соответствовать увековечению памяти покойного и его заслуг в деле развития социологии в России. Предложение было принято не менее горячо, чем оно было сделано. И дело создания социологического общества закипело, раньше чем похолодевшее тело учителя было опущено в могилу. М.М. Ковалевский умер 23-го марта 1916 г. Предложение основать социологическое общество в его память было сделано мною 24-го марта, а через день, т.е. 26-го марта, в самый день величественных похорон М.М. Ковалевского, вечером на квартире Я.М. Магазинера уже происходило первое собрание фактических учредителей общества, число которых, правда, было весьма незначительно и среди которых в этот момент не было еще ни одного из старых и наиболее видных представителей русской общественной науки (на этом первом собрании, насколько помню, были: Н.Д. Кондратьев, П.И. Люблинский, Я.М. Магазинер, С.И. Солнцев, П.А. Сорокин и пищущий эти строки). На этом собрании "молодых социологов" было решено немедленно же обратиться ко всем тем представителям обществознания, которые находились в этот момент в Петрограде и на участие которых в социологическом обществе можно было рассчитывать, предложив им, сообща с действительными инициаторами деле, — основать русское социологическое общество» /157, с.15—16/. На втором предварительном собрании, проходившем через несколько дней после первого на квартире П.И. Люблинского, уже присутствовали и старые, заслуженные петроградские ученые, представители различных общественных наук. Весной 1916 года на третьем фактическом учредительном собрании общества был принят устав «Русского социологического общества им. М.М. Ковалевского». В первом параграфе данного устава отмечалось: «Русское социологическое общество им. М.М. Ковалевского имеет своей задачей разработку вопросов социологии и других общественных наук, а также распространение знаний по этим наукам» /157, с. 17/. Академик А.С. Лаппо-Данилевский был избран председателем общества. Практически все ведущие представители общественной науки в столице были объединены в этом обществе. В него входило более 70 человек. Но, едва начавшись (состоялось только два заседания), деятельность общества прервалась событиями 1917—1918 гг. После революции процесс институционализации становится еще более интенсивным. В 1918—1919 гг. в Петроградском и Ярославском университетах создаются кафедры социологии. В это же время вводится ученая степень по социологии. Первым ее получил Сорокин в 1919 г. Появляются первые официальные учебники по социологии. Увеличивается количество книг, выпускаемых по социологии, в 1917 г. их было издано 148, а в 1918 уже 188. По философии и этот период соответственно было издано 50 и 58 книг /20, с. 19/. Постепенно начинают появляться секции, союзы и ассоциации по изучению общественных наук во многих университетах России: Казань — С.В. Фарфоровский, М.В. Кочергин, Н.В. Первушин, И.С. Кругликов, С. Ушаков и др.; Томск — С.И. Солнцев, Г.М. Иосифов, И.В. Михайловский; Владивосток — М.Н. Ершов, Н.И. Кохановский /132, с.26/. В октябре 1918 г. был организован Социобиблиологический институт, сокращенно его тогда называли Инсоцбибл Это была ученая ассоциация, которая ставила перед собой следующие задачи: «1) популяризацию социологических знаний и 2) библиографизацию: а) всех новых явлений области изучения социальных наук; б) всех правительственных и важнейших общественных мероприятий в социальной жизни, поскольку таковые находят отражение в печати, и в) главнейших, представляющих общий интерес явлений в области социальной жизни, отражаемой современной печатью... Одновременно с этим Институт задается целью помочь всем желающим в ознакомлении с литературой по теории социальных наук и по практическим способам решения социальных проблем. С этой целью Институт собирает библиотеку специально по общественным наукам, издает популярные руководства и обзоры по этим вопросам и устраивает публичные лекции и чтения» /131, с.1/. Летом 1919 г. Социобиблиологическим институтом в Петрограде начали проводиться конкретные социологические исследования. Для проведения социологических исследований была создана особая Комиссия, в которую входили П.А. Сорокин, Б.Ф. Боцяновскийи А.Э. Гаваллс В первую очередь эта комиссия начала изучать социальные последствия, вызванные новым советским законодательством о браках и разводах. Статистический материал о развитии семейно-брачных отношений и разводах, полученный в ходе проведения различных опросов (анкетирования и интервьюирования), позднее был обработан П.А. Сорокиным и напечатан в 1922 г. в первом номере журнала «Экономист». Опубликованные выводы и сам автор, как уже говорилось раньше, за то, что якобы искажает правду в угоду реакции и буржуазии, были подвергнуты резкой критике Лениным в марте 1922 г. В 1919 г. Социобиблиологический институт, через год после своего образования, был преобразован в Социологический институт. Социологический институт выполнял следующие три основные задачи: «1) Учет и систематизацию всех трудов (книг, статей, брошюр) по социальным вопросам, по образцу Берлинского Института социальной библиографии; 2) популяризацию социологии и социальных знаний; 3) разработку социальных вопросов путем самостоятельных исследований (по примеру Брюссельского института Социологии Сольвея) и опубликования их» /41, с.24/. В 1919 году возобновляет свою работу Русское социологическое общество. В это время оно получило свое помещение на Университетской набережной, и его ряды пополнились новыми членами. На место председателя, после смерти А.С. Лаппо-Данилевского, был избран Н.И. Кареев. Социологическое общества и Социобиблиологический институт возглавили буржуазное наступление на марксизм в области социологии. Почти все ученые, занимающиеся социологией в России, были объединены в этих идеологических учреждениях Петербурга. Деятельность общества оживилась с конца 1920 г. после его регистрации Наркомпросом. На заседаниях общества обсуждались доклады: П.А. Сорокина «Социологические взгляды Парето» и «О социальном взаимодействии и социальных группировках», К.М. Тахтарева «О системе социологии», Н.А. Гредескула «О преподавании социологии в американских университетах», М.И. Кулишера «О причинах германо-европейской войны» и др. Наибольшую активность в Русском социологическом обществе проявлял П.А. Сорокин, выступивший против марксистской теории классов и классовой борьбы. Но в 1920 г. работа общества опять была прервана, а частично стала осуществляться в Социологическом институте. Социологический институт объединял как марксистов (М.В. Серебряков, Е.А. Энгель), так и немарксистов (Н.И. Кареев, П.А. Сорокин). За время своего недолгого существования институт провел ряд лекций для всех желающих получить социологическое образование (П.А. Сорокин, Н.И. Кареев и др.), а также были прочитаны самостоятельные курсы — Н.А. Гредескул «История социологических учений», А.А. Гизетти «История русской социологической мысли», П.А. Сорокин «Социальная аналитика и механика», П.И. Люблинский «Уголовная социология». По инициативе указанного института Наркомпросом были проведены социологические курсы для подготовки преподавателей социологии в средних школах (в связи с введением социологии как обязательного предмета в школах). Для этого осенью 1919 г. П.А. Сорокин прочитал цикл лекций в духе своей «Системы социологии». Для всех желающих получить социологическое образование устраивались публичные лекции. Кроме сотрудников института В.Ф. Боцяновского, Г.Е. Калинина, П.А. Copoкина, для чтения лекций приглашались В.В. Водовозов, Н.И. Кареев, П.В. Мокиевский, Э.Л. Радлов, Е.В. Тарле и др. /30, с.21/. Это способствовало тесному сотрудничеству Социобиблиологического института с Социологическим обществом. По инициативе П.А. Сорокина институт провел обследование социальной перегруппировки населения Петрограда за годы революции. Для этого П.А. Сорокин составил специальную анкету, которая была отпечатана и распространена по городу. Коллегия института, не удовлетворись результатом только местного анкетирования, обратилась в Москву в Социалистическую академию с просьбой распространить такую же анкету и в Москве. Но руководство научного марксистского центра не поддержало это начинание и отказалось проводить данное анкетирование, так как оно якобы имеет буржуазный уклон. Несмотря на это был собран значительный анкетный материал, но полностью результаты сорокинского исследования процесса группировки населения революционного Петрограда так и не были опубликованы. Институт систематически отслеживал и регистрировал движение «уровня жизни» за текущее время, на основе чего составлялись соответствующие графики и т.д. /41, с.25/. Были изданы 3 номера небольшого журнала «Вестник Института» и «Программы по социологии», содержащие программу курсов Гиддингса, Л. Вуда, Гайеса, Росса, а из русских — Сорокина и Тахтарева. В начале 1920 г. директором института вместо Э.А. Вольтера, командированного за границу для налаживания связи с Берлинским Институтом Социальной библиографии и закупки книг по социологии и не вернувшегося в Петроград, стал К.М. Тахтарев. Он обратился в Наркомпрос с проектом о создании Российского социологического института. Планировалось, что вновь созданный институт будет вести следующую работу: «1) научную разработку социологии и других теоретических и прикладных общественных наук; 2) обеспечение надлежащего научного уровня высшего социологического образования в России; 3) распространение социологических знаний в народных массах» /58, с.67/. Кроме подготовки исследователей, специалистов по разным отраслям социологии, преподавателей высшей школы, в нем предусматривалась также подготовка советских работников и общественно-политических деятелей. Но данное предложение о создании более крупного и значительного учреждения не нашло поддержки у руководителей Наркомпроса, так как для коммунистической партии было бы непростительной ошибкой предоставить либералам-профессорам возможность вести подготовку советских государственных и идеологических кадров. В 1921 г. институт был закрыт. После его закрытия возобновилась деятельность «Русского социологического общества». Раз в две недели устраивались научные собрания, на которых выслушивались и обсуждались доклады на общие и специальные социологические темы. Из-за отсутствия средств общество было лишено возможности что-либо издать. Систематически социологическая работа велась в руководимом П.А. Сорокиным «Отделе социальной рефлексологии» Института Мозга. В 1920 г. по инициативе П.А. Сорокина в Петроградском университете был создан первый в стране социологический факультет, деканом и ведущим лектором которого он был со дня его основания. В 1920/21 учебном году на этом факультете читали следующие курсы: П.А. Сорокин — систему социологии, К.М. Тахтарев — генетическую социологию, H.A. Карев и Н.А. Гредескул — историю социологических учений, В.В. Святловский — историю социалистических учений. Эти курсы были обязательные, но, кроме них, студентам читали факультативно: П.А. Сорокин — уголовную социологию и А.Ф.. Кони — этику общежития /58, с.227/. Данные лекционные курсы также были включены в учебные планы ряда петроградских вузов. По содержанию они, как правило, не выходили за рамки идей буржуазного либерализма, а иногда даже имели антимарксистскую направленность. Например, Сорокин подвергал критике исторический материализм с позиций эмпирической социологии. Другие критиковали материализм с позиций исторического идеализма и теории фактов. В 1921/22 учебном году был образован «Кружок объективного изучения — массового и индивидуального — поведения людей», состоявший исключительно из профессоров и преподавателей как биологов, так и социологов. Наряду с этим в 20-х годах продолжается развитие теоретической социологии. Публикуется ряд интересных социологических работ. Главнейшие из них: «Наука об общественной жизни» К.Н. Тахтарева, «Общие основы социологии» Н.И. Кареева, 1-й том «Социологии» В.М. Хвостова, два тома «Системы социологии» и «Общедоступный учебник социологии» П. А. Сорокина и др. Интересно, что после Февральской революции социология стала одним из покровительствуемых предметов и была введена во все учебные заведения как высшие, так и средние, в качестве обязательного предмета. После Октябрьской революции советское правительство поддержало этот переход к всеобщему социологическому образованию. Основой такого подхода было положение о единстве марксистского социализма и социологии. Но данный переход был совершенно не подготовлен ни теоретически, ни организационно. Поэтому в первые годы после революции в учебных заведениях России преподаватели социологии толковали предмет своей науки кому как вздумается. «Благодаря такому положению вещей, — отмечал ведущий петроградский социолог К.М. Тахтарев, — мы в точности даже не знаем, что, собственно говоря, вводится в преподавание наших высших и средних учебных заведений под именем социологии» /155, с.З/. Подготовленные преподаватели социологии отсутствовали, для ее преподавания, особенно в средних школах, привлекались люди, не имеющие совершенно никакого отношения к общественным наукам. Поэтому легко представить, во что вылилось преподавание социологии в средних школах. В 1919 г. Социобиблиологический институт провел проверку школ на Васильевском острове. Полученные результаты показали, что обучение социологии находится в крайне неблагополучном положении. Как вспоминал Сорокин: «Один преподавал под этим именем "Основы экономической науки" Богданова, другой — Железнова, третий — "Историю культуры" по Липперту, четвертый — конституцию РСФСР, пятый — социологию по Гумпловичу, шестой — какую-то невероятную смесь всего и вся, и т.д.» /148, с.428/. А в некоторых школах на занятиях по социологии учителя занимались с учениками совершенно другими предметами. Правительство, увидев, что многие преподаватели ведут социологию, отличную от социализма и коммунизма, запретило преподавать ее в школах, а преподавателей-социологов уволило. Вместо социологии было введено изучение так называемой «политической науки», состоявшей из ряда курсов: «Коммунизм», «История коммунизма», «История коммунистической революции», «Марксистско-ленинское учение истории» и «Конституция СССР». Данные курсы могли читать только коммунисты. Социология впала в немилость и ее положение стало хуже, чем было до революции 1917 г. Социологию полностью перенесли в «Исследовательские институты». Например, в Петроградском Университете она входила в «Исторический Исследовательский Институт», который состоял из трех секций: истории (русской и всеобщей), социологии и философии. После ликвидации Исследовательских институтов в 1922 г. социология как предмет преподавания также была ликвидирована. Проведенная весной 1918 г. Наркомпросом всероссийская перепись ученых в области философии, социологии, политической экономии и права показала, что около 70 % всех философов и социологов в России живут и работают в Петрограде /58, с.24/. При этом подавляющее большинство были представителями враждебных марксизму идеалистических школ и направлений, которые по отношению к социалистической революции заняли резко отрицательную позицию. Поэтому в первые годы советской власти перед новым правительством встала трудная и сложная задача — привлечь старую интеллигенцию на свою сторону, чтобы использовать ее при культурном строительстве. Это требовало от старой интеллигенции работать по-новому в научных учреждениях и учебных заведениях. Позиции реакционных профессоров были сильно ослаблены начавшейся в годы гражданской войны реформой вузов, которая проводилась по нескольким линиям: изменение социального состава студентов, создание рабочих факультетов и реорганизация вузов. Первые шаги по реорганизации вузов были предприняты в 1918 г., когда декретом Совнаркома отменены были все ученые степени и звания. Это стало серьезным ударом по существовавшим консервативным традициям вузов и определенной кастовости профессуры, а также сделало возможным обновить состав преподавателей. Декрет Ленина от 2 августа 1918 г. предоставил трудящейся молодежи возможность поступить в вузы, отменив вступительные экзамены при поступлении. Это привело к резкому увеличению числа трудящейся молодежи среди студентов институтов и университетов. Естественно этим не устранялась главная трудность, полное отсутствие необходимой подготовки для успешной учебы в высшей школе для рабочих и крестьян. Поэтому для подготовки трудящейся молодежи к учебе в вузе в 1919 г. в Петроградском университете был организован первый рабфак. На следующие год рабфаки были созданы уже в ряде институтов города. Благодаря рабфакам в студенческой среде появились комсомольцы и коммунисты, сыгравшие серьезную роль в ослаблении базы для идеологических выступлений реакционных профессоров. С 1921 г. в вузы стала поступать молодежь по путевкам профсоюзных и партийных организаций. А в 1922 г. факультеты общественных наук уже полностью комплектовались такими девушками и юношами. Еще в сентябре 1922 г. высшими учебными заведениями продолжали руководить коллегии профессоров, это означало, что все свои внутренние дела вузы решали самостоятельно, независимо от власти. Многие члены коллегий не приняли новой власти и выступали против нее, что в условиях обострения классовой борьбы для советского государства стало совершенно нетерпимым и привело к введению первого советского Устава высшей школы, утвержденного Совнаркомом. Устав был направлен на реформу высшей школы. Права профессорских коллегий урезались, Наркомпрос теперь получил возможность контролировать их деятельность через назначаемых ректоров. Устав ограничивал права вуза при подборе сотрудников и наборе студентов, заранее определив желательный для советского государств социальный состав как студентов, так и преподавателей, научных сотрудников. Он создал все необходимые условия для проведения коренной перестройки преподавания общественных наук на основе марксистского мировоззрения. В связи с тем, что после революции немарксистские coциологи продолжали работать так же активно, как и прежде, а многие даже открыто выступили против советской власти, 1922 г. Ленин поставил вопрос о коммунистическом контроле программ и содержания курсов по общественным наукам, в результате чего многим профессорам была запрещена преподавательская деятельность из-за их открытого выступления против советской власти. Вместо них стали привлекаться новые ученые-марксисты: В.А. Быстрянский, А.И. Тюменев, H.I Андреев и др. Все это означало ликвидацию идейных и институциональных основ немарксистской социологии в России. |