Новикова С.С. История развития социологии в России, учебное пособие. Новикова С.С. История развития социологии в России, учебное посо. Московский психологосоциальный институт С. С. Новикова история развития социологии в россии (учебное пособие)

• Название: Московский психологосоциальный институт С. С. Новикова история развития социологии в россии (учебное пособие)
• Анкор: Новикова С.С. История развития социологии в России, учебное пособие.doc
• Дата: 02.03.2017
• Размер: 2.73 Mb.
• Имя файла: Новикова С.С. История развития социологии в России, учебное посо.doc
• Тип: Документы; #3295
• Категория: Социология. Политология
• страница: 9 из 23

нельзя непосредственно наблюдать, так как они не имеют «предметного характера». Их нельзя «ощупать, взвесить и измерить». А это вело и ведет к субъективизму. Перед социологией стоит задача избавиться от этого психологического субъективизма. Это возможно в том случае, если coциология будет изучать только такие акты поведения, которые доступны наблюдению и измерению.

4. Если социология хочет быть «опытной и точной наукой», она должна распрощаться с бесплодной метафизикой. Социология «должна исходить из фактов, идти к фактам и давать обобщения, основанные на тщательном анализе фактов». «Поменьше философствования и побольше наблюдения и тщательного анализа фактов — таков очередной лозунг социологии. Хорошо проверенная статистическая диаграмма стоит любого "социально-философского" трактата» /146, т.1, с.11/. Это означало необходимость широкого внедрения в социологическую практику эмпирических методов, математических средств, а также предпочтение функционального подхода к социальным явлениям подходу историческо-генетическому.

5. Следствием разрыва с философствованием будет, естественно, и разрыв с «несчастной идеей "монизма" — незаконным детищем незаконного брака социологии с философией» /146, т.1, с. 11/. Сорокин был твердо уверен, что монизм — есть «результат догматического философствования, а не вывод опыта и наблюдения» /146, т.1, с. 11—12/ и отстаивал «последовательный социологический плюрализм».

Структура социологической науки представлялась Со­рокину следующим образом /146, т.1, с.43/:


Сорокин рассмотрел главные направления социологии — теоретическое и практическое — и основные задачи каждого из них следующим образом.

Теоретическая социология изучает явления человече­ского взаимодействия с точки зрения сущего. А практиче­ская социология исследует их с точки зрения должного /146,7.1, с.37/.

Теоретическая социология, в свою очередь, распадается на 3 основных отдела: 1) социальную аналитику; 2) соци­альную механику; 3) социальную генетику /146, т.1, с.38/.

Предметом социальной аналитики является изучение строения (структуры) социального явления и его основных форм. Этот раздел распадается на 2 основных подотдела:

— социальную аналитику, изучающую строение простей­шего социального явления (определение такого явления, разложение его на элементы, систематика основных его форм);

— социальную аналитику, изучающую строение слож­ных социальных единств, образованных путем той или иной комбинации простейших социальных явлений (определе­ние таких единств, разложение их на простейшие социаль­ные явления, классификация основных видов таких сложных социальных соединений).

«Как анатомия растений или животных, — писал Соро­кин, — открывается анатомией клетки, в качестве простей­шего организма, и потом уже переходит к анатомии тканей, органов и многоклеточных организмов, также и социальная аналитика изучение социальных явлений должна начинать с изучения простейших форм последнего и потом уже пере­ходить к анализу более сложных социальных образований. Таким образом, социальная аналитика есть учение о соци­альных явлениях, рассматриваемых, во-первых, статиче­ски, взятых в пространстве, а не во времени, во-вторых, изучаемых не с точки зрения функциональной, а с точки зрения их строения.

Социальная механика (или социальная физиология) имеет своим предметом изучение не строения, а процессов взаимодействия людей, иными словами — поведения лю­дей и тех сил, которыми оно вызывается и определяется» /146, т.1, с.38/.

«Что касается социальной генетики, или генетической социологии, то она... основной своей задачей ставит форму­лировку исторических тенденций или линий развития, об­наруживающихся в неповторяющемся во времени развитии, как всей социальной жизни, так и отдельных ее сторон или институтов. Наряду с этой задачей она же дол­жна дать объяснение различных отклонений и отступлений от этих тенденций, поскольку такие отступления даны в ту или иную эпоху, в той или иной сфере общественного вза­имодействия.

Иными словами, социальная генетика изучает основные постоянные линии развития социальной жизни, данные во времени, а не в пространстве. ...Социология... формулирует лишь наиболее общие, родовые тенденции развития, дан­ные во времени» /146, т.1, с.40—41/.

«Задачи практической социологии, или социальной пол­итики,— указывал Сорокин,— ясны из самого названия. Она должна быть осуществлением афоризма О. Конта "Savoir pour prevoir, prevoir — pour pouvoir" (Знать — чтобы предвидеть, предвидеть — чтобы мочь). Эта дисциплина должна быть прикладной дисциплиной, которая, опираясь на законы, сформулированные теоретической социологией, давала бы человечеству возможность управлять социаль­ными силами, утилизировать их сообразно поставленным целям» /146, т.1, с.42/.

Вот наиболее важные его мысли по этому поводу: «Бла­годаря слабому развитию социальных наук человечество до сих пор бессильно в борьбе с социальными бедствиями и не умеет утилизировать социально-психическую энергию, высшую из всех видов энергии. Мы не способны глупого делать умным, преступника честным, безвольного — воле­вым существом» /146, т.1, с.42/.

«Мудрено ли поэтому, что наша борьба с социальными бедствиями дает наглядную иллюстрацию истории челове­ческой глупости. Преступников мы лечим эшафотом и тюрьмами, душевнобольных — домами сумасшествия, способными здорового делать идиотом, но не наоборот; об­щественные волнения мы исцеляем пулеметами и осадны­ми положениями, невежество — рядом многолетнего глупения в классной комнате, нужду голодного — смертью, разврат — домами терпимости.

Более ярких доказательств нашего невежества нельзя и придумать. Положение дел может измениться лишь тогда, когда мы лучше будет знать закономерности и причинные отношения явлений взаимодействия. Тогда дана будет по­чва и для появления рациональной социальной политики. В отличие от бессодержательных, хотя и напыщенных "си­стем морали", большею частью представляющих набор елейных фраз, неспособных что-либо изменить и что-либо излечить, социальная политика, подобно прикладной ме­дицине, должна быть системой рецептуры, указывающей точные средства для борьбы с социально-психическими бо­лезнями, для рациональных реформ во всех областях обще­ственной жизни (в экономической, политической, правовой, религиозной, научной, педагогической и т.д.), для наилучшего использования социально-психологиче­ской энергии. Короче, она должна быть опытной системой индивидуальной и общественной этики, как теории долж­ного поведения» /146, т.1, с.42—43/.

Отправной точкой, главным объектом изучения для Со­рокина выступает взаимодействие индивидов. Он дает следующее определение явления взаимодействия людей, изу­чаемого социологией.«Явление взаимодействия людей дано тогда, когда а) психические переживания или b) внешние акты с) либо то и другое одного (одних) из людей представ­ляют функцию существования и состояния (психического и физического) другого или других индивидов. Иными сло­вами, когда изменение психических переживаний или внешних актов одного индивида вызывается переживания­ми и внешними актами другого (других), когда между теми и другими существует функциональная связь, тогда мы го­ворим, что эти индивиды взаимодействуют» /146, т. 1, с.44/.

Им было сделано первое в русской социологической ли­тературе развернутое изложение теории «социального вза­имодействия». Процесс взаимодействия возможен только при трех основных условиях: наличие одного или несколь­ких индивидов, обусловливающих переживания и поведение друг друга; наличие актов, обусловливающих взаимные переживания и поступки; наличие проводников, способст­вующих передаче действия или раздражения актов от одно­го индивида к другому. Данные условия, необходимые для взаимодействия, он также называл элементами.

Каждый из перечисленных элементов Сорокин анализи­ровал в специальных главах, используя при этом большое количество критически обобщенной мировой социологиче­ской, психологической и другой гуманитарной литературы.

Индивид оценивается с точки зрения его возможности в приспособлении к внешней среде, т.е. наличия у него совер­шеннейшей нервной системы и способности реагировать на раздражения (стимулы). Он дает свою классификацию 10 потребностей биологического и социально-психологического характера, свойственных человеку как организму.

Следующий элемент — акты. Акт, с одной стороны, это внутренняя реализация собственной психической жизни, а с другой стороны — это стимул, раздражитель, вызываю­щий, ту или иную реакцию у других лиц. Сорокин писал: «Человек, как живое существо, непрерывно действует, постоянно совершает те или иные поступки, движения, акты... Эти движения и акты доходят до другого человека, в каче­стве раздражителей, и заставляют его в той или иной форме реагировать на них.

Вся жизнь людей представляет почти сплошной поток таких акций и реакций. Каждый из нас, в течение каждого дня, встречается с множеством людей, получает раздраже­ние от множества действий других индивидов и принужден ежеминутно в той или иной форме реагировать на них. Каждый из нас, иными словами, погружен в человеческое море, волны этого моря непрерывно ударяют об наш орга­низм в виде слов, прикосновений, движений, ударов, по­ступков, воспринимаемых органами зрения, слуха, обоняния, осязания, и всем телом, и заставляют нас, в свою очередь, непрерывно реагировать на них: словами, движе­ниями рук, ног, всего тела, рядом усилий, поступков, коро­че — множеством актов, простых и сложных, тяжелых и легких, мучительных и приятных и т.д., и т.д.» /146, т.1, с .102—103/. Он анализировал акты с точки зрения их дли­тельности, интенсивности, степени их осознанности.

Под «проводниками» он понимал средства, обеспечива­ющие передачу «раздражений» от одного индивида к друго­му. Выделял следующие типы проводников: звуковые, световые, механические, тепловые, двигательные, химиче­ские, электрические, вещественно-предметные. Благодаря им люди могут взаимодействовать и через пространство и через время. Сорокин привел такой пример: «Я взаимодей­ствую с моим другом, живущим в Америке. Сегодня я пол­учил от него письмо; этот "раздражитель" заставил меня выполнить ряд актов: написать ответ, сходить в магазин и купить для него нужную книгу, идти на почту. Письмо его, кроме того, меня "страшно обрадовало". Короче, мой друг, живущий в Америке, определённым образом обусловил мои переживания и поступки. Такой факт, согласно определе­нию, составляет явление взаимодействия» /146, т.1, с.116—117/.

Люди, по мнению Сорокина, это «контактные звенья цепи проводников». Процесс взаимодействия очень часто осуществляется с помощью цепи проводников. Именно бла­годаря контактной роли людей-проводников одни провод­ники имеют возможность соединиться или трансформироваться в другие. Проводники, по Сорокину, являясь необходимым элементом взаимодействия и часто возникая в его процессе, есть не что иное, как материальная культура.

Дальше он переходит к анализу факторов, способствую­щих возникновению, сохранению и распаду системы соци­ального взаимодействия коллективных единств. И в конце первого тома приходит к логическому выводу, что «всякая совокупность взаимодействующих индивидов представляет коллективное единство, или реальную совокупность» /146, т.2, с. 13/. Начав с простейших элементов явления взаимо­действия, Сорокин пришел к понятию коллективного цело­го (реальной группы), а затем перешел к анализу взаимоотношения реальных коллективов, из совокупности которых состоят сложные социальные тела.

Во втором томе он дает структурный анализ общества, выделяя сложившиеся системы взаимодействий (социаль­ные группы, их комбинации). Сорокин считает, что обще­ство — это не куча песка, а скорее, кусок слюды, который легко расслаивается на ряд пластов, что общество «рассла­ивается на множество слоев, или социальных групп, с тем различием от слюды, что слои здесь идут не только горизон­тально, но и вертикально, и во всех других направлениях, пересекаясь, скрещиваясь и пронизывая друг друга», в результате чего каждый человек становится «абонентом» множества социальных групп.

Необходимость изучения коллективов, на которые распадается население, связана с тем, что «знакомство с наиболее могущественными коллективами, в которые группируются индивиды, помогло бы нам понять ход общественных процессов, ибо последние представляют собой равнодействующую взаимных давлений и взаимных отно­шений этих, наиболее действенных социальных групп», а также с тем, что «изучение более важных групп помогло бы нам понять поведение и судьбу каждого индивида, ибо от­ношение к ним человеческого атома и составляет основные линии системы социальных координат, определяющих его социальную физиономию, удельный вес и все его поведе­ние»/146, т.2, с.54—55/.

Для более точного понимания строения населения Соро­кин ввел новые понятия: 1) элементарное, или простое, коллективное единство (или элементарная социальная группа), 2) кумулятивное коллективное единство (или ку­мулятивная социальная группа), 3) сложный социальный агрегат (или население вообще).

Сорокин предложил для классификации разных типов групп два формальных критерия: односторонний и много­сторонний. Первый критерий позволяет выяснить совокуп­ность индивидов, объединенных в единое и взаимодействующее целое (группу) одним каким-то признаком (религиозный, профессиональный, партийный, по­ловой, возрастной и т.п.). Второй — объединенный на основании двух или более признаков (класс, сословие, на­ция и т.п.). Выделяется им также «закрытая» группа (раса, возраст, пол), «открытая», членство в ней зависит от воли индивида (партия, ассоциация, кооперативы), и «промежу­точная», в которой сочетаются свойства двух предыдущих (класс, сословие, вторая семья).

По мнению Сорокина, современное население «культурных стран» состоит из следующих важнейших элементарных групп: «1) расовая, 2) половая, 3) возрастная, 4) по (семейной принадлежности, 5) по государственной принадлежности, 6) языковая, 7) профессиональная, 8) имущест­венная, 9) объемно-правовая, 10) территориальная, 11) религиозная, 12) партийная, 13) психоидеологические (порядок их перечня не означает их относительной важности...» /146, т. 2, с.76/. Класс и национальность, критиче­скому рассмотрению которых Сорокин посвятил целые параграфы, он относит к числу кумулятивных групп, а не элементарных.

Подробно он остановился на анализе класса, т.е. социальной группы, в которой сочетаются три главных признака: профессиональный, имущественный, социально-правовой. Сходство этих признаков обычно влечет и сходство вкусов, интересов, образовательного уровня, всего образа жизни и т.п. /146, т.2, с.298/. Своей социологической теорией Сорокин выступил против марксистского учения о массах, т.к. проблема деления общества на классы и их роль в развитии общества им не рассматривалась.

Наряду с «горизонтальным» делением общества он так­же рассматривал и «вертикальное» членение. Оно заключа­лось в анализе структуры групп, внутригрупповых позиций индивидов, с помощью которой он построил теорию «социальной стратификации и мобильности». Оба эти термина, как и целый ряд других понятий (статус, страта, проводник и др.), впервые были введены в научный оборот Сорокиным и с этого времени стали использоваться во всей мировой социологии.

Каждая группа неоднородна, в ней есть свои «верхи» и «низы», или слои (страты). Основу и сущность социальной стратификации составляет, по мнению Сорокина, неравномерное распределение прав и привилегий, обязанностей и ответственности, социальных ценностей, влияния и власти в обществе. Он выделил три тесно взаимосвязанные между собой фундаментальные страты: политическую, профессиональную и экономическую. Каждая из них подробно описывается Сорокиным, при этом используется обширный статистический, исторический и социологический материал. Результатом описания становится вывод, что нестратифицированное общество — это миф, а социальное неравенство постоянно и вечно, в ходе истории происходит лишь изменение форм неравенства. Поэтому он уверен, что: «Равенство остается мифом, пока что неосуществленным в истории» /146, т. 2, с.442/.

Наряду со стратификацией в обществе имеет место и социальная мобильность. Под ней Сорокин понимает любой переход определенного социального объекта с одной соци­альной позиции на другую, своеобразный «лифт» для перемещения как внутри одной социальной группы, так и между; группами.

Он выделял два основных типа социальной мобильности — горизонтальную (перемещение в рамках социальной группы одного уровня) и вертикальную (перемещение из одной социальной страты в другую). Социальная стратифи­кация и социальная мобильность выступают перманентны­ми характеристиками любой организованной социальной группы. По степени мобильности бывают мобильные пери­оды истории (революции, которые приводят к слому соци­альной структуры) и немобильные (эпохи реакции, характеризующиеся устойчивой социальной структурой), а также различные типы общества.

Выделяются им и причины социальной стратификации и мобильности: совместная деятельность людей, которая; требует выделения управляющих и управляемых и т.п., а также непреодолимые природно-биопсихические различия людей, ведь люди неравны по своим физическим силам, умственным способностям, вкусам, наклонностям, потреб­ностям и т.п. Таким образом, общество всегда стратифици­ровано, ему всегда свойственно неравенство, но это неравенство должно быть разумным.

Настаивая на многолинейности элементарного расслое­ния населения, Сорокин критиковал защитников монисти­ческих теорий, выделяющих то или иное однолинейное расслоение «общества». Они считали, что, «изменив надле­жащим образом излюбленную ими группировку, они созда­дут "идеальное общество" и вырвут с корнем все антагонизмы, неравенства и общественные бедствия.» «Измените семью — и вы измените всю судьбу населения; из частного сделаете его счастливым, из вялого — энергич­ным, из раздираемого междоусобиями — солидарным!» — говорят нам идеологи семейной группировки... «Уничтожьте классы — и получите социалистическое общество рав­ных, солидарных и святых людей!» — уверяют нас идеологи классовой группировки. То же делают и теоретики других группировок. Каждый из них мнит себя обладателем волшебного рецепта, врачующего все болезни общества и открывающего двери земного рая.— Но, увы! волшебные лекарства, врачующие все болезни, бывают только в сказках. Если бы расслоение населения ограничивалось только семейным или только государственным, или только профессиональным и т.д. расслоением, эти доктора были бы правы. Но так как дело обстоит иначе, то изменение одной группировки не уничтожает значения других группировок, не избавляет население от других антагонизмов, не элиминирует другие виды неравенств, словом, не может дать идеального общества.

А для того, чтобы засыпать все трещины расслоений, чтобы изменить всю систему группировок, необходимо пол­ное тождество или полная биологическая и социально-пси­хологическая гомогенность людей, ибо, «раз люди и гетерогенны физически, они должны различно и чувствовать (sentire); раз они чувствуют различно — они различно будут мыслить и судить. Те же, кто различно мыслит и судит, различно будут и действовать». А раз так, то неизбежным результатом различного поведения людей будет и различное сцепление, притяжение и отталкивание, т.е. образование ряда групп, а вместе с ними — и ряда антагониз­мов.

Очевидно, что полная гомогенность людей — факт маловероятный. И в будущем люди будут гетерогенны. Следовательно, расслоение населения в той или иной форме будет и в будущем, ergo — надеяться на полное исчезнове­ние антагонизмов едва ли приходится. Вне же изменения всей системы социального расслоения изменение отдельной группировки неспособно дать нам идеальное общество «земного рая» /146, т.2, с.86—87/.

Также в работе «Система социологии» Сорокин отвел место и для доказательства гипотезы о «множественности душ» и «мозаичности нашего "я"». Он писал: «Мы испытываем ряд перевоплощений в течение каждого дня. В нас, как в граммофоне, постоянно меняются "души" — пластинки, совершенно отличные друг от друга и часто борющиеся одни с другими. Постоянным остается только наш организм как телесный носитель различных "душ". То, что мы считаем нашим единым "я", при ближайшем анализе оказывается "мозаичным я", составленным из ряда различных кусочков, ряда различных "я", сменяющих друг друга; часто антагонизирующих между собой. Если бы было одно "я", то такие перевоплощения были бы непонятны и невозможны. Тем более невозможны были бы: ни борьба единого "я" с самим собой, ни "столкновения обязанностей" или "конфликт долженствований" в одном индивидууме, ни патологические случаи "раздвоения личности», ни даже "лицемерное" поведение одного и того же индивида, служащего "и нашим и вашим", и ряд других случаев» /146, т.2, с.446/.

Для доказательства своей гипотезы он приводит немало фактов. Процесс перевоплощений, происходящий с человеком, наглядно описывается Сорокиным: «каждый из нас в течение 24 часов разве не испытывает ряд перевоплощений, где одно "я" сменяется другим, непохожим на первое? Утром индивид просыпается в лоне семьи. В этот момент он представляет собой члена семьи: сына или отца, мать или дочь, брата или сестру. Мир идей, чувств, волнений, забот, стремлений, образующих в этот момент наше "я", относится обычно к семье и к семейным делам. Перед нами «я» индивида как члена семьи. Индивид едет на службу. Первое "я" исчезает и появляется "я" второе, профессиональное, далекое и непохожее на первое. Нет больше ни "отца, матери, ни сына или брата", а есть новое "я" — "комисcap", "губернатор", "директор фабрики", "король", "профессор", "доктор", "священник", "аптекарь", «извозчик» и т.д. Мир идей, мыслей, чувств, действий и все поведение этого "я", подобно граммофонной пластинке, вынуто из телесной оболочки и заменено другой пластинкой, другой "душой", поющей совершенно новую песню. "Семейная пластинка" заменена "профессиональной". "Поле созна­ния" занято теперь не заботой о близких, не семейными темами, а "входящими и исходящими", "декретами", на­чальством и подчиненными, пациентом и рабочими, указами и рецептами, т.е. профессионально-служебными темами, не имеющими никакого отношения к первым. Столь же различны и действия. Индивид не ласкает сына или дочь, не помогает "папе или маме" и т.п., а выполняет ряд профессиональных актов: пишет указы, читает лекцию, служит обедню, составляет лекарство, делает распоряжения по фабрике или ведомству и т.д. Словом, перед нами новое "я", сходное с первым только по телесной оболочке, да по костюму; впрочем, и костюм часто меняется, домашняя куртка заменяется мундиром или профессиональной одеждой...» /146, т.2, с.445/.

Сорокин считал, что «душа» каждого индивида — маленький микрокосм, точно воспроизводящий тот социаль­ный макрокосм — социальную группировку, — среди которой он жил и живет и с отдельными группами которой он связан. «Мозаичная душа» каждого человека — это маленькое зеркало, отражающее картину социального рассло­ения, среди которой он жил и живет /146, т.2, с.447/.

Исходя из всего этого он делает вывод, что: «Почти вся наша жизнь представляет выполнение тех функций, к которым толкают нас связанные с нами группы. Множество актов, совершаемых нами ежедневно, представляет выполнение функций, требуемых от нас нашей семьей (добыва­ние средств существования для нее, семейные, заботы, ласки, воспитание детей, устройство домашнего уюта и т.п.), нашим государством (явка на учет, выполнение тру­довой повинности, дежурство у ворот по приказу гос.власти, фигурирование в роли истца, ответчика, свидетеля и т.д.), нашей профессией (акты лечения и соблюдения вра­чебной этики для доктора, работа на фабрике для пролета­рия, чтение лекций и подготовка к ним для профессора, etc.), нашей партией (посещение партийных собраний и др.), нашей церковью (акты посещения церкви, молитвы, etс.) и т.д. Мы почти ежедневно переходим от одной группы к другой. На время соединяемся с одной из них, и на сцену выступает соответственное "я"; затем разъединяемся с ней на время и соединяемся с новой; соответственно меняется и наше "я" и наше поведение. И так кружим мы всю жизнь от группы к группе. Вместе с этими включениями и выключениями меняются и наши "я". Вместе с последним и все поведение. Связанные с рядом групп, мы непрерывно испытываем на себе их давление; каждая из них, пуская из своего центра ток, дергает нас и заставляет так или иначе peaгировать: то нас дернет семья, и мы часы и дни тратим на устройство семейных дел; то дернет государство — и мы исполняем обязанности подданного; дергает профессиональная группа — и мы чуть не каждый день тратим ряд часов на исполнение профессиональных обязанностей; дернет партия — и мы бежим на заседание, на выборы, митинг; дернет соответственное научное общество — и мы летим на его заседание и т.д. Мы похожи на шар, который с разных сторон непрерывно толкают разные силы. Шар крутится. Его движение будет равнодействующей этих сил. Поведение индивида — равнодействующая давлению тех групп, вольным или невольным абонентом коих он состоял и состоит. "Души" и поведение каждого из нас таковы, каковы те группы, с которыми мы связаны. В данном отношении применимы вполне принципы физической механики» /146, т.2, с.448/.

Исходя из предыдущих положений Сорокин считает, что «как только меняется место индивида в системе социальных координат, неизбежно должны меняться и его души, неизбежно изменится и его поведение. Человек, бывший в группе бедняков и обделенных, занимавшийся, напр., функциями фабричного рабочего, этот человек, перешедший в группу богатых и властвующих, переменивший профессию рабочего на профессию правителя, неизбежно фатально будет иным человеком. Если раньше он имел интересы, психику, поведение пролетария, теперь он буде иметь интересы, психику и поведение господина. Если раньше он был точкой пересечения сил, идущих от группировок: бедной, обделенной и фабрично-рабочей по профессии, то теперь он становится полем действия давлений, идущих от группировок: богатой, привилегированной властвующей по профессии. Из его тела при таком переходе помимо его воли вынимаются "души": бедняка, обделенного и фабричного рабочего и вкладываются на их место "души": богача, привилегированного и правителя (губернатора, комиссара, etc.). Перемена положения индивида в системе социальных координат делает его новым человеком: со старым он схож только по своему организму. Теперь вполне понято, почему всякое правительство, из какой бы среды, вплоть до архи-пролетарской, ни вышли его представители, неизбежно будет иметь интересы свои, отличные от интересов управляемых, почему всякий деле­гат и уполномоченный, раз он долго остается в последних ролях, неизбежно трансформируется в олигарха и власти­теля sua sponte, почему его "души" меняются, почему его поведение становится иным, почему архи-пролетарий, по­пав в правители, фатально становится изменником проле­тарского дела, отрезанным ломтем от пролетариата...» /146, т.2, с.452—453/.

Социологические работы Сорокина открыто были на­правлены против советской власти, против марксистской теории. Ленин в своей работе «О значении воинствующего материализма» (1922) резко критиковал статью Сорокина «Влияние войны на состав населения, его свойства и обще­ственную организацию», напечатанную в 1922 г. в первом номере журнала «Экономист», делал вывод, что Сорокин «искажает правду в угоду реакции и буржуазии», при этом не анализируется вся статья, а упоминается лишь только ее часть, в которой приводятся факты о семейной дезоргани­зации и падении половой морали в нашей стране, произо­шедшие после мировой и гражданской войн /79, с.32—33/. В основном написание данной работы Лениным было обуслов­лено его беспокойством тем, что реакционные буржуазные профессора возглавляют в основном все гуманитарные ка­федры в крупнейших университетах и вузах страны. После ее опубликования Сорокин был немедленно уволен из уни­верситета, а через некоторое время он вынужден был поки­нуть Россию.

Повлияло на это также и его выступление 21 февраля 1922 года на торжественном собрании в день 103-й годов­щины Петербургского университета. Сорокин, обеспокоен­ный разрухой, творящейся в стране, обратился к студентам со следующей речью: «Задача возрождения России падает на ваши плечи, задача — бесконечно трудная и тяжелая. Сумеете ли вы выполнить ее? Сможете ли выдержать этот экзамен истории? Огромная трудность ее усугубляется еще тем, что вы оказались на великом распутьи, без путей, дорог и спасительного плана. "Отцы" ваши не помогут вам: они сами оказались банкротами; их опыт, в форме традиционного мировоззрения русской интеллигенции, оказался недостаточным, иначе трагедии бы не было. От берега этого мировоззрения волей-неволей вам приходится оттолкнуться: он не спас нас, не спасет и вас. Он надолго исчез в зареве войн, в грохоте революции и в темной бездне могил, все растущих и умножающихся на русской равнине. Если не мы сами, так эти могилы вопиют о неполноте опыта "отцов" и ошибочности патентованных спасительных рецептов.

Но раз старые пути негодны, где же новые? Есть ли они у вас? Если есть — продуманы и осознаны ли? Боюсь, что нет. Мы все сейчас похожи на людей, ошарашенных ударом дубины, заблудившихся и ищущих, страстно и горячо, до боли, до исступления — нужного до смерти выхода. Ищем, тычемся туда и сюда, подобно слепым щенятам, но темно кругом. А история не ждет, она ставит ультиматум; бьет грозное: monento mori, бьет двенадцатый час нашей судьбы, и решается наше: быть или не быть.

В таких условиях вы поймете меня и не найдете нетак­тичным, если я позволю наметить некоторые "вехи" того пути, по которому, с моей точки зрения, — возможно ошибочной, возможно, близорукой — мы должны двинуться в дальнейшее историческое странствие. Это даже не "вехи", а скорее, указания на то, чем мы должны запастись, пуска­ясь в этот темный путь, чтобы выбраться вновь на светлую дорогу жизни и живой истории из мрачных бездн долины Смерти.

Первое, что вы должны взять с собой в дорогу, — это знание, что чистую науку, обязательную для всех, кроме дураков, не лакействующую ни перед кем и не склоняющую покорно главу пред чем бы то ни было; науку, точную, как проверенный компас, безошибочно указывающую, где Ис­тина и где Заблуждение. Берите ее в максимально большом количестве. Без нее вам не выбраться на широкий путь истории. Но не берите суррогатов науки, тех ловко подде­ланных под нее псевдознаний, заблуждений, то "буржуаз­ных", то "марксистских", которые в изобилии преподносят вам тьмы фальсификаторов. Опыт и логика — вот те реак­тивы, которые помогут вам отличить одно от другого. Иных судей здесь нет. Вашим девизом в этом отношении должен служить завет Карлейля: "Истина! хотя бы небеса раздави­ли меня за нее! ни малейшей фальши! хотя бы за отступни­чество сулили все блаженства рая!"».

«Второе, — продолжал Сорокин, — что вы должны взять с собой, это любовь и волю к производительному труду — тяжелому, упорному, умственному и физическому. Време­на "сладкого ничегонеделания" — dolce fareniente — кон­чились. Мир — не зал для праздношатающихся, а великая мастерская, и человек — не мешок для переваривания пи­щи и пустого прожигания жизни, а прежде всего — творец и созидатель. История не терпела и в прошлом праздных тунеядцев: рано или поздно она сбрасывала их в кучу не­нужных отбросов. Тем более не терпит их она теперь и особенно среди нас: "не трудящийся, да не есть" — таков ее жесткий и безусловный ультиматум. Дорога предстоит бес­конечно тяжелая. Только знание и труд, вместе взятые, могут преодолеть ее. Каждое из этих сокровищ, порознь взятое, — знание без труда или труд неумелый и слепой, — не спасут вас.

Но мало и этого. Нужно запастись вам еще и другими ценностями. В ряду их на первом месте стоит то, что я называю религиозным отношением к жизни. Мир не только мастерская, но и величайший храм, где всякое существо и прежде всего всякий человек — луч божественного, неприкосновенная святыня. Homo homini deus (а не lupus) est — вот что должно служить нашим девизом. Нарушение его, а тем более замена его противоположным заветом, заветом зверской борьбы, волчей грызни друг с другом, заветом злобы, ненависти и насилия не проходило никогда даром ни для победителя, ни для побежденных. Оправдалось это и в наши годы. Что выиграло человечество от войны? Что по­жинаем мы от своей ненависти и кровного пира? Ничего, кроме жатвы смерти, горя и океана страданий. Распиная других, мы распинаем себя. Так случилось теперь, так было и в прошлом. Пора это усвоить. Пора усвоить и другое: одно насилие никогда не ускоряло движения к далеким верши­нам идеального. Вместо ускорения оно лишь замедляло его» /144, с.10—11/.

При этом Сорокин отметил, что необходимо вниматель­но оглянуться на прошлое, оценить все ценное, что было, и развивать это дальше, так как решение этой задачи позво­лит восстановить, улучшить и сохранить наше националь­ное лицо. «Есть ли сейчас на земле другой народ, — подчеркнул Сорокин, — более обнищалый, более голодный, более несчастный, более эксплуатируемый, чем наш родной, великий — даже в своем несчастии — русский народ? А раз так, то наша обязанность всячески помочь сохранить ему его тело, его жизнь, его душу, его "лицо" и остатки исторического достояния и богатств. Быть может, последнее нельзя спасти — уже поздно,— но, спасти жизнь, душу и "лицо", это спасти главное: достояние и богатство — дело наживное» /144, с.12/.

Также он советует молодежи: «Отправляясь в путь, запаситесь далее совестью, моральными богатствами. Не о высоких словах я говорю: они дешевы и никогда в таком изобилии не вращались на житейской бирже, как теперь, а говорю о моральных поступках, о нравственном поведении и делах. Это гораздо труднее, но это нужно сделать, ибо я не знаю ни одного великого народа, не имеющего здоровой морали в действиях. Иначе... смердяковщина и шигалевщина потопят вас. Иначе вы будете иметь ту вакханалию зверства, хищничества, мошенничества, взяточничества, обмана, лжи, спекуляции, бессовестности, тот "шакализм", в котором мы сейчас захлебываемся и выдыхаемся.

Придется подумать вам и о том, кого взять с собой в спутники и руководители. Настало время от ряда былых спутников отказаться: они завели нас в пропасть. Я бы взял в качестве таковых таких лиц, как Нил Сорский, Сергей Радонежский — носители идеала старца Зосимы; как Толстой и Достоевский. Такие "спутники", по моему мнению, — не обманут» /144, с.12/.

В это время страну покинул 161 ученый, чему основной причиной послужило Постановление ВЦИК РСФСР от 10 августа 1922 г., дающее право ОГПУ высылать, без проведения судебного разбирательства, за границу лиц, которые подозревались в антисоветской деятельности.

Осенью 1923 г., после недолгого пребывания в Берлине и Праге, по приглашению американских социологов, Сорокин навсегда переезжает жить в Америку. С этого времени начинается новый период в его творческой деятельности, во время которого он продолжает развивать дальше свои идеи.

В связи со всем этим в настоящее время нам приходится как бы заново открывать для себя Сорокина. И, как верно отметил А.В. Липский, «для настоящей популяризации Сорокина и его трудов в России придется еще немало порабо­тать. И вернуться он должен таким, каким был на самом деле: глубоких знаний, демократических убеждений и большой души человеком, настоящим патриотом России. Во время войны с фашизмом он сотрудничал с Комитетом по­мощи России, — теперь пришло время, когда его труды и идеи должны помочь духовному возрождению нации» /147, т. 1, с. 45/.