Новикова С.С. История развития социологии в России, учебное пособие. Новикова С.С. История развития социологии в России, учебное посо. Московский психологосоциальный институт С. С. Новикова история развития социологии в россии (учебное пособие)
 Скачать 2.73 Mb.
|
|
В.М. Бехтеревым. В основе его нашумевшей в свое время книги «Коллективная рефлексология» (Петроград, 1921) лежала мысль, что только биология дает социологии «прочный объективный базис», а психология как субъективная наука, наоборот, делает ее положение шатким. Бехтерев отмечал, что «...не должно быть в социологии психологических доктрин, как доктрин субъективного характера, и социология, чтобы быть наукой строго объективной, должна опираться главным образом на две науки — биологию и разрабатываемую мною рефлексологию, из которых последняя должна заменить собой психологию всюду, где дело идет о познании сторонней человеческой личности и, в частности, сторонних индивидов, входящих в состав коллектива» /10, с.6/. Основу общественной жизни Бехтерев видел в «коллективных рефлексах», под которыми он подразумевал реакции коллективов людей, на различные стимулы-воздействия. Бехтерев и его сторонники сводили все, даже самые сложные формы человеческой деятельности, к простым актам рефлекторного поведения. В связи с этим им объяснялось развитие революций и других общественных движений. При этом Бехтерев считал, что социальная и духовная жизнь людей не зависит от экономических процессов. Так как только благодаря рефлексологии как методу можно будет исключить всякий субъективизм при изучении человеческой личности, то рефлексология должна лежать в основе изучения социального мира. Коллективная рефлексология выступает промежуточным звеном между двумя науками — рефлексологией и социологией. Остановившись подробно на коллективной рефлексологии и социологии, он подчеркивал, что «имеется не только много точек соприкосновения, но и тесная внутренняя связь между этими научными дисциплинами, из которых одна изучает возникновение, развитие и установку коллективных проявлений или поведение общественных групп, тогда как другая — социология — изучает строение и жизнь самой собирательной личности и взаимодействие и соотношение общественных сил, главным образом в связи с разнообразными условиями, как, напр., расовыми, экономическими, отчасти политическими, географическими, климатическими и другими. Нет надобности говорить, что эти факты не остаются без значения и для коллективных проявлений собирательной личности, но тем не менее их руководящее влияние на строение и жизнь самой собирательной личности и на соотношение общественных сил — стоит вне всякого сомнения. А это все и составляет область социологии как науки о строении и жизни общества в определенных условиях, как изучение жизни общества в условиях времени, следовательно, того или другого периода развития цивилизации и культуры, составляет предмет исторических наук» /10, с.30/. «С нашей точки зрения, — продолжал Бехтерев, — социология изучает установление самой общественной жизни, причины социальных явлений, их следствия и взаимоотношение между индивидами, не задаваясь целью проникнуть в самый механизм развития социальных явлений, который относится всецело к задачам коллективной рефлексологии. Социология изучает общественные установления и общественные факты и явления, а также их взаимоотношение, прилагая к ним, где нужно, психологическое resp.рефлексологическое объяснение. Но собственно исследование проявлений массовой, или коллективной, соотносительной деятельности не входит непосредственно в ее задачи. Она их только прилагает к объяснению тех или иных общественных событий, из чего выясняется, между прочим, особое значение коллективной рефлексологии для социологии /10, с.30/. «Далее, одной из существенных задач социологии, без сомнения, является изучение сотрудничества и классовой борьбы, которая приводит постоянно к достижению прав, а затем и к достижению власти обездоленными классами народа и к ослаблению общественной роли господствующих до того классов. Если процесс сотрудничества и соглашения обычно приводит к усилению группы вступающих в сотрудничество сочленов, то процесс борьбы связывается с взаимным ослаблением участников борьбы, которая приводит в некоторых случаях к господству третьего элемента, иногда даже стороннего хищника. Последний в этом случае, пользуясь ослаблением данного общественного организма, легко им овладевает в собственных интересах. Так было с некоторыми из городских республик Аппенинского полуострова, напр., Флоренции. Так было и в позднейшие времена с Польшей. Все эти факты составляют материал социологии, как борьба за существование есть материал биологии. Но выяснение самого процесса борьбы, ее поводов и развития ее в том или ином направлении есть материал коллективной рефлексологии. Возникновение общественных рефлексов и поводы к ним, равно как их направление и проявление — это бесспорный предмет общественной, или коллективной, рефлексологии, тогда как результаты этой борьбы, как они проявляются в жизни общества, являются предметом ведения социологии. Равным образом социально-экономические условия страны, приводящие борьбе классов, составляют область социологии. Ясно, что обе научные дисциплины сливаются друг с другом в значительной части, но задачи одной — изучить возникновение, поводы к нему и самый процесс развития коллективных рефлексов, задачи другой — учитывать результаты и условия соотношения общественных сил, их столкновения, борьбу и соглашения» /10, с.30 —31/. Различие, существующее между коллективной рефлексологией и социологией, Бехтерев объяснял следующим образом: «Для социолога не существенно знать, как образуется и какие изменения происходят в деятельности и реакциях коллектива по сравнению с реакциями и деятельностью отдельных индивидов. Он может, конечно, этим интересоваться, но это не его прямая задача, тогда как он естественно признает своей задачей выяснение взаимоотношений между социальными группами, как и самый факт установления социальных группы или коллективов. Таким образом, изучение способа возникновения коллективных групп и особенностей коллективной деятельности по сравнению с индивидуальной — дело коллективной рефлексологии, тогда как выяснение количества коллективов, их особенностей и взаимоотношения между этими коллективами в среде того или другого народа есть дело социолога» /10, с.32/. Бехтерев выделил 23 универсальных закона, действующих, по его мнению, как в неорганическом мире и в природе, так и в сфере социальных отношений. На основе физических законов он пытался объяснить такие сложные социальные процессы, как развитие и преемственность культурных традиций, образование социальных общностей, динамику общественных взглядов и настроений и т.д. Бехтерев отмечал, что «...наблюдение и опыт приводят нас к выводу, что основные законы соотносительной деятельности собирательной личности те же, что и для всей вообще живой и неживой природы. Здесь путем анализа раскрываются те же общие космические законы, как закон сохранения энергии, тяготения, отталкивания, противодействия равного действию, подобия, ритма, энтропии, эволюции, дифференцировки, обобщения или синтеза, приспособляемости, отбора, инерции и т.п. Мы увидим, что мир управляется одними и теми же основными законами, общими для всех вообще явлений как неорганических, так и органических и надорганических, или социальных, о чем подробно будет речь в последующем изложении. Иначе и быть не может. Если мир живой природы является результатом превращения и осложнения неживой природы путем эволюции, а в этом естественнонаучное мировоззрение не дает основания ни на минуту сомневаться, то спрашивается, почему должны быть одни законы для неорганического мира, другие для органического и третьи для надорганического мира. Если бы это было иначе, то мы должны были бы признать существование двух или даже трех миров, не имеющих между собой ничего общего, или что какое-то чудо разделило не только наш земной мир, но и вселенную на два или три несоизмеримые между собой части, что представлялось бы явным абсурдом» /10, с.26/. Рассмотрим пo-подробнее один из этих законов — «закон противодействия равного действию». Бехтерев, объясняя его, писал, следующее: «Дело идет здесь о законе, по которому общественные движения, проявляемые различными социальными группами при условиях взаимоотношения последних друг с другом, противодействуют одно другому таким образом, что нарастание одного общественного движения вызывает стремление к противодействию со стороны другого общественного движения, ему противоположного. Так, сильное развитие национализма дает толчок к развитию социализма, и, наоборот, с другой стороны, сильная власть приводит к усилению оппозиции. При развитии анархии в стране возникает стремление в других группах поддержать власть и установить единение. Во всех подобного рода случаях противодействие нарастает по мере того, как развивается данное общественное движение. Общественно-политическая жизнь складывается из стремлений различных партий или кружков и двигается обыкновенно зигзагами то с перевесом влияния со стороны одной из партий, то с перевесом влияния со стороны других партий в зависимости от их силы. Но бывают моменты истории, когда наступает межпартийный конфликт, приводящий к общественному кризису. Всякое новое общественное движение встречает ту или другую оппозицию со стороны определенных общественных кругов. Но когда одно из общественных движений получает преобладающее значение, против него начинают действовать объединенные силы различных партий. Так, деспотическое управление подготовляет революцию, революция, в свою очередь, подготовляет контрреволюцию. Всякое вообще открытие или изобретение, будучи осуществлено, стремится получить распространение в окружающей среде, и затем это распространение идет все дальше и дальше, встречая сопротивление, с одной стороны, в косности среды и в противодействии со стороны тех изобретений, которые сталкиваются с новым изобретением. Допустим, что речь идет об изобретении электрического освещения. Известно, что распространению его препятствовала, и до сих пор препятствует, с одной стороны, косность народных масс, а с другой стороны — противодействие со стороны представителей газового и аужровского освещения. В конце концов, во всех таких и аналогичных случаях придется путем подробного анализа признать, что противодействие равно действию, будучи противоположным ему по направлению. С другой стороны, если мы имеем давление со стороны власти на те или иные общественные слои, то и в этом случае возникает оппозиция со стороны борющихся кругов общества, которая нарастает с тем большей энергией, чем большую реакцию проявляет правительственная власть, и в результате инертность массы и оппозиция достигаю той степени, которая уравновешена реакцией. Всякая революция, кроме инертности в массах, встречает сопротивление в контрреволюционных, более умеренно настроенных элементах, вследствие чего и здесь противодействие должно быть равно действию и противоположно по направлению. В борьбе партий сила одной партии встречает сопротивление со стороны других, и первая будет распространять свое влияние до тех пор, пока противодействие со стороны других партий не окажется равным ее силе, будучи противоположным по направлению. Также и в войнах действие одной силы будет преодолевать противодействие противоположной ей силы до тех пор, пока это противодействие не достигнет равенства действию, будучи противоположно емупо направлению. В виде реакции против стремлений буржуазных классов развиваются в обществе социалистические тенденции, в виде реакции против войн развивается пацифизм и интернационализм. Если с течением времени патриотизм в одних слоях населения слабеет под влиянием интернационалистических взглядов, он непременно усиливается в других слоях. Так, в России при большевистском движении во время революции, когда солдаты под влиянием интернационалистической пропаганды отказывались сражаться, стали возникать батальоны смерти, офицерские батальоны чести и женские батальоны, явившиеся реакцией против большевизма. Вообще, при всяком усилении того или другого общественного движения, как бы в противовес ему, начинает развиваться другое общественное движение, ему противодействующее. Таким образом, каждый раз, при нарушении равновесия между отдельными слоями, в обществе возникает, в свою очередь, стремление в нем к выравниванию нарушенного равновесия путем противодействия. Борьба партий, — продолжает Бехтерев, — также руководится данным законом, и каждый раз, когда одна партия берет перевес, против нее надвигаются другие партии, которые в случае надобности образуют блок. На том же основании правительство в конституционных странах вынуждено линию своего поведения сообразовывать с большинством парламента, которое образуется либо одной более сильной правительственной партией, либо блоком нескольких партий, против которого борется, в свою очередь, оппозиция. В этом направлении все стремления оппозиции направлены к противодействию большинству и к достижению в тех или других вопросах соответствующей компенсации. Но наступают моменты в истории, когда всему государству как целому грозит величайшая опасность или бедствие, как это случается, например, в период войн, и в таком случае в целях устранения этой опасности происходит как бы слияние всех партий, причем даже партии, при других условиях составлявшие оппозицию правительству, стараются в этих случаях оказать ему поддержку. Иначе говоря, в целях возможного предотвращения грозящей опасности все силы в государстве сливаются воедино и обыкновенно нет разномыслия в отношении достижения обороны государства не только между партиями, но и между народными представителями и самими правительствами. При этом обычно правящие сферы реорганизуются в так называемое коалиционное министерство, дабы достигнуть еще большего единения сил в целях противодействия внешней опасности. В силу означенного закона при недостаточности сил одной группы в помощь возникают коалиции и блоки. Тот же закон имеет значение и по отношению к столь крупным коллективам, как народы и государства...»/10, с.248 —250/. Бехтерев стал одним из основателей нового направлений психологического исследования — социальной (или общественной) психологии. Большой заслугой Бехтерева является разработка учения о коллективе. Основными представителями «физиологической coциологии» были Г.П. Зеленый и В.В. Савич. Г.П. Зеленый, талантливый ученик школы акад. И.П. Павлова. В 1909 г. на одном из заседаний столичного философского общества он впервые в России заговорил о применении теории условных рефлексов в социологии при изучении социальных групп и общества в целом. Позднее эти идеи были им развиты в ряде статей на немецком и русском языках. Данные публикации вызвали полемику в социологических журналах, особенно в США. При обсуждении доклада Зеленого Кареевым впервые был употреблен термин «рефлексология», который со временем заменил в России термин «бихевиоризм» /132, с.348/. Некоторое время Зеленый был членом Научного общества марксистов. Он утверждал, что так как психологические явления в «чистом» виде невозможно объективно научно наблюдать, то социолог должен ограничиться только изучением наблюдаемого поведения людей /57, с.29/. По мнению В.В. Савича, возникновение и развитие религии связано с «типом сексуальности», а крупного производства, буржуазии и классовой борьбы — с «пищевой реакцией». Рассматривая роль «пищевых реакций», он отмечал что «Переходя к роли пищевых реакций в определении поведения, мы прежде всего сталкиваемся у некоторых видов с врожденной реакцией заготовки запасов пищи. Так, белка старается прятать орехи даже в комнате, хотя бы в ковер. Эти инстинктивные реакции у человека с лихвой возмещаются условными связями» /126, с.97/. Ведь человек давно понял, что для того чтобы обезопасить себя от голода, необходимо наладить производство пищевых продуктов. «Неудивительно, что организация производства делается важным вопросом. Как всегда, и тут средства с течением времени становятся самодовлеющею целью. Ведь условные связи порой могут побороть и безусловные реакции; а тут они основаны на важнейших пищевых реакциях. Так мало-помалу возникает крупная буржуазия с ее культом производства во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило. Возьмем Рокфеллера. Ведь он работает постоянно, запасы свои умножает все больше и больше, хотя давно уже потерял возможность сам использовать эти запасы. Всякий инстинкт был бы давно удовлетворен, а в реакциях условных нет предела. Ясно, что привычка к накоплению руководит автоматически, и тут родится целая философия главенства экономических факторов. При таких успехах отдельных лиц должна быть масса, которая находится в совершенно иных условиях. И это дает начало зависти. Суть этой реакции лучше всего видна из постоянно наблюдаемого факта: часто собака уже сыта и отказывается от предложенной еды, которая стоит перед нею. Приведите теперь другую собаку, и первая сейчас начнет ворчать, огрызаться и в конце концов с жадностью слопает весь свой корм. Тут пищевая реакция возбуждает агрессивную, благодаря чему может случиться потасовка, даже Барбоса с Полканом. А агрессивная реакция, в свою очередь, усиливает пищевую. Получается нарастание реакции. Итак, пищевая реакция может усилить агрессивную. В философском освещении это нарастание агрессивности вы явилось в теории борьбы классов, обездоленных в пищевом отношении, против тех, кто слишком хорошо удовлетворен. Действительно, в известные эпохи пищевые реакции так выступают на первый план, что изменяют главные устои морали: появляется так называемая меркантильная мораль, базирующаяся на преобладании роли пищевых инстинктов, как она была раньше основана на преобладании защитных. Теперь, в век меркантилизма, идеал стараются воспитать на совершенно других основаниях, — и вот проповедуют трудолюбие, осторожность, бережливость. Эти качества теперь дают успех, как прежде храбрость, отвага, щедрость. Эти добродетели проявляются и культивируются в известные периоды у совершенно разных народов. В архитектуре вместо храмов и дворцов строят фабрики и заводы, театры; воин потерял свой ореол, купец является почетным названием, чего раньше не было вовсе. Пищевые реакции — школа трезвого мышления: тут дай синицу руки, а не сули журавля в небе. Такое преобладание может длиться долго, но рано или поздно случится крушение, будет ли это война или революция. В подобном обществе существует очень неравномерное распределение земных благ, мало-помалу это влечет усиление агрессивных peaкций, стимулированных пищевыми. Начинается вновь сильная и открытая борьба классов, а это отражается в сознании, как идеализация борьбы, а не пацифизм. Одним словом: А он мятежный просит бури, Как будто в бурях есть покой... Во время катаклизм перевес переходят к защитным реакциям, побеждают те, кто сразу это учел, и оттого обычно люди, ушедшие с головой в производство, остаются за бортом. А без них расстраивается экономическая жизнь страны, разваливается окончательно, теперь ведь совершенно не учитывают экономических отношений. А в результате голодовка. И только тогда, при общем обнищании страны, встает "во весь рост значение пищевых реакций: голод извратил все отношения, даже материнский инстинкт спасовал перед ним, и вот матери уже едят своих детей! При таком каннибальстве нет никаких условий правильного развития...» /126, с.98 —99/. «Метод условных рефлексов, — подчеркивал Савич, — позволяет изучать влияние голодовки на функцию мозга. Оказывается, что происходят значительные колебания. В первую фазу можно наблюдать повышение возбудимости мозга: оно наблюдается на резком увеличении пищевых рефлексов; потом наступает фаза падения тормозных процессов. Теперь условные тормоза дают слюну. Дифференцировка пропадает. Соотношение между основными процессами возбуждения и торможения потеряно. Если голодовка продолжается еще дальше, падает уже возбудимость мозга; все условные рефлексы сильно уменьшены или даже пропали совершенно. Эти данные, полученные на собаках, хорошо согласуются с наблюдениями над людьми. Сперва — повышенная активность, потом происходит исчезание тормозов. Это как раз эпоха голодных бунтов. Даже выдержанные немцы устроили погром в Берлине, хотя у них тормозы отличаются особой стойкостью и "verboten" есть высший закон. Затем фаза голодовки, когда молча умирают. Пропадает даже аппетит. Апатия царит безраздельно. Сильный голод никогда не вызовет бунта: вся и все подавлено. Итак, мы видим полное совпадение данных, полученных от собак, с данными наблюдениями над людьми» /126, с.36 —37/. Савич на примерах доказывал, что «нами управляют инстинкты, или условные связи, вырастающие на почве их». Он не видел никакого принципиального отличия человека от животного. «Если наши поступки вытекают из инстинктов, — писал он, — если химизм крови определят доминирующею роль данного инстинкта в определенное время, то мы не видим никакого принципиального отличия человека от животного. И у него все то же самое. Разница лишь та, что у животного условных связей гораздо меньше, они ближе к безусловным, и оттого отношения животных к внешнему миру более примитивны, и оттого там меньше ошибок. Правда, там нет Ньютонов, зато нет и Дон-Кихотов! Там мельницу не примут за великана! У человека добраться до инстинкта часто трудно, так развита сфера условных отношений. И только дети дают возможность заглянуть ближе, ибо у них еще мало развиты условные связи. При преобладающей роли какого-нибудь инстинкта и связи образуются преимущественно на почве его, и оттого все условные отношения, возникающие на нем, приобретают на время чрезвычайную силу, пока, наконец, инстинкт не будет удовлетворен, и тогда доминирующая роль перейдет к другому. Вот отчего и можно сказать, что человек есть горилла, вооруженная пулеметом. Обезьяной его можно назвать потому, что в конечном счете им руководят все те же инстинкты, как и гориллой. Ведь разница лишь та, что у животного ярко проявляется врожденная реакция, а у человека условная, но она-то возникает все-таки на врожденной. Символом преобладающей роли условных отношений служит формула: "вооруженный пулеметом" (Каутский и зоолог Северцев единодушно считают характерным для человека изобретение орудий в отличие от животных, кои могут пользоваться ими, но не могут изобрести нового). Во время обороны горилла пускает в ход свои страшные зубы — реакция врожденная, человек может обороняться изобретенными пулеметами — и это знаменует чрезвычайное развитие условных отношений. Далее мы видим, что напряжение инстинктов колеблется, а вместе с этим и условные раздражители имеют разную силу действия. Голодный иначе будет реагировать, чем сытый. Чем меньше удовлетворен какой-нибудь инстинкт, тем резче сказывается он на общем поведении. Таким образом, получается относительное равновесие между ними: удовлетворенный сильный инстинкт меньше проявляется, меньше заявляет о себе, чем слабый, но неудовлетворенный. Поэтому доминирующая роль их постоянно меняется: сегодня ты, а завтра я — вот принцип действия! Отсюда вытекает с неизбежностью тот вывод, что нельзя строить жизнь на преобладании одной группы инстинктов, как бы сильна она ни была. Жизнь разнообразна и многогранна, и в рамки одного инстинкта никак нельзя ее уложить. Каждый инстинкт может олицетворяться в качестве божества...» /126, с.121—122/. При доказательстве своих положений Савич опирался на Фрейда: «Влияние пола, пожалуй, никто так сильно не выдвигал, как Фрейд. По нему, все сны имеют эмоциональную половую подоплеку. И на этом надо подробно остановиться. Прежде всего выдвигается то положение, что в снах находят исполнение неудовлетворенных желаний. Оттого в голодные годы было так много и так часто снов с едой, с былыми булками, маслом, сыром и т.д. Теперь опять исчезли эти «съедобные" сны. В тюрьме снится освобождение. Итак, тот инстинкт, который менее удовлетворен, проявляет себя в снах: как Фрейд правильно заметил, мечтает лишь несчастный. И действительно, всякий несчастный, неудовлетворенный инстинкт мечтает, т.е. образует связи все в большем и большем масштабе. Удовлетворение уничтожает на некоторое время напряжение этого инстинкта, оттого доминирующая роль переходит к другому, менее удовлетворенному и т.д. И в это время связи образуются уже на последнем, а не на первом. А с другой стороны, ранее образованные связи на почве этого второго теперь приобретают такую силу, что могут направлять поведение человека. Таким образом, сила каждого инстинкта весьма относительна: доминирующая роль переходит то к одному, то к другому и т.д.» /126, с. 102 —103/. Социологические идеи Бехтерева и Зеленого поддержали ученики Бехтерева преподаватели общественных наук братья В.Н. и П.Н. Пипуныровы, которые поставили перед собой цель — определить дальнейшие пути развития научной теории общественной жизни. В.Н. Пипуныров писал: «Рефлексология, окончательно, закрепит объективный рефлексологический метод за социологией, и в творческих усилиях новых поколений будет создана научная социология, как учение об объективной закономерности» /108, с.61—62/. Исторический же материализм, по мнению молодых «марксистов», только лишь наметил научный подход к явлениям социальной жизни, закрепленный «рефлексологией». На развитие социал-дарвинистского направления в этот период сильное влияние оказало давнее увлечение биологическим направлением русскими немарксистскими социологами. Старая профессура, даже после Октябрьской революции, еще в течение нескольких лет продолжала оказывать значительное влияние на советскую высшую школу. Нельзя не отметить и влияние, оказанное на общественные науки «рефлексологией» В.М. Бехтерева, развитие объективных методов в изучении психической деятельности человека. Привлечение естественнонаучных концепций для истолкования исторического материализма многими рассматривалось в этот период как «нетрадиционное», научное его развитие. Поэтому некоторые ученые-естественники, положительно относящиеся к новому строю, желая не только овладеть материалистическим пониманием истории, но по-своему его истолковать, делали попытки истолковать материальный источник социального развития в биологических терминах. Распространению социал-дарвинизма также способствовала активная поддержка этого направления Л.Д. Tpoцким. Например, в своем выступлении в 1923 г. перед слушателями Свердловского института, он открыто утверждал, что марксизм является не чем иным, как применением дарвинизма к человеческому обществу. На такие высказывания социал-дарвинисты опирались и часто цитировали. Также этому способствовали и царившие в России голод и разруха, которые, естественно, вели к выдвижению на первое место биологического фактора. Сорокин отмечал, что в настоящее время «часть экологии, изучающая взаимоотношения организмов друг к дргу, распалась на две ветви: на зоосоциологию, имеющую своим предметом взаимоотношения животных друг к другу (животные сообщества), и на фитосоциологию, исследующую взаимоотношения растений друг к другу (растительные сообщества)» /146, т.1 с. 12/. Впервые термин «фитосоциология» употребил pyccкий ученый И.К. Пачосский в 1896 г. (в настоящее время данный термин мало распространен). Пачосский прочитал в Херсонском политехническом институте курс лекций, под этим названием, а в 1921 г. им была издана книга «Основы фитосоциологии». После окончания гражданской войны он переехал в Польшу и преподавал там в ряде университетов. В России перед революцией и сразу после нее был выпущен ряд книг по «фитосоциологии». Их авторы — М.А. Бубликов, В.В. Алехин, Г.Ф. Морозов, В.Н. Сукачев, И.Г. Сыркин и другие считали, что объектом изучения социологии является не только человеческое общество, но и вся живая природа, вплоть до амеб и луговых растений. С точки зрения «фитосоциологов» социология вообще является частью или разделом биологии. |