Трынкин В.В. Мерцания правового поля. Трынкин_Мерцание_правового_поля. Москва 2020 В. В. Трынкин мерцания правового поля удк 34. 01 Ббк 67. 0 Т 80
 Скачать 4.96 Mb.
|
|
Особенности конституционного права Главная особенность конституционного права, связанная с его ролью в регламентации функций и полномочий верховной власти, уже обозначе- на. У него есть и иные особенности, которые стоит рассмотреть. Не до конца определена причина введения в юридическую практику конституций. Известно, что государства образованы около 10-12 тысяче- летий тому назад, тогда как процедуры создания конституций возникли со- всем недавно, в XVII-XVIII вв. во Франции, Великобритании, США. Баглай полагает, что причиной введения конституций оказалась зрелость челове- чества, которое ради сохранения своих свобод приняло решение обуздать органы власти, обязать подчиниться их созданным людьми правилам [см. 13, с. 76]. Мне думается, описанная специалистом ситуация подходит, ско- рее, к Великобритании, в которой в XVII веке впервые в истории была со- здана Великая хартия вольностей. Но, как известно, конституции в Англии нет до сих пор. Потому стоило бы перевести взоры на Францию периода Наполеона, когда был создан ставшим известным кодекс его имени. Ясно, что сам Наполеон, видимо, поставил лишь свою подпись под этим кодек- сом, так как основная инициатива принадлежала специалистам юриспру- денции, захотевшим выделить наиболее главные статьи и нормы закона из их накопившегося многообразия. Чтобы их инициатива была поддержа- на, они выдвинули на главное место в конституциях описание полномочий и прерогатив верховной власти, после чего конституции без затруднений с чьей-либо стороны вошли в юридический обиход. В юриспруденции, как и в любой другой отрасли знания, специали- сты, что отмечено, далеко не однородны в оценке концепций и положений конституционного права. Одна группа безоговорочно берёт его под свою 238 защиту, не допуская никаких альтернативных мнений. Другая группа ищет варианты и способы его развития и даже видоизменения. В охранительной позиции конституционного права отыскиваются безусловные его достоин- ства. В частности, отмечено, что стиль изложения норм конституционного права замечателен своей краткостью, когда достигается высокая плот- ность юридического содержания при использовании минимума слов. Этим данный текст существенно отличается, мол, от текста других отраслей права. Казалось бы, такие многим известные понятия, как «демократиче- ское федеративное правовое государство», «достоинство личности», «це- лостность и неприкосновенность своей территории», – отсылают к глубо- ким концепциям и разъясняющим положениям. Поэтому понятия имеют некоторую схожесть с символами стенографии. Данный слог повествова- ния иногда именуют лапидарным (от lapidaries – высеченный на камне) [см. 41, с. 8]. Тем не менее, гораздо важнее – почему такое делается? С одной стороны, в основообразующий текст невозможно вписать множество статей по огромному комплексу проблем социально-политической жизни, причём такой жизни, которая постоянно развивается. С другой стороны, конституционное право из-за своей краткости, сжатости смыслов больше тяготеет к некой формальной записи, которая мало что даёт при оценке правомерности многих реальных отношений. Из-за той же краткости и сжатости конституционное право представляет собой подобие зашифро- ванной записи, в скудные рамки которой упакованы иногда трудно пони- маемые искажения отношений между органами управления и народом, ко- торые, в принципе, должны быть гармоничны. В то же время, нет полной ясности с критериями образования консти- туционного права. Ильин, создавая проект основного закона Российской империи (в его черновом виде), считал (п. 5), что российское государство является священным единством, так как способно объединить людей не просто внешне, но, прежде всего, внутренне, и не только посредством страха, но совестью. Причём данные положения вводятся не просто перед лицом всех людей, но, что важнее, перед лицом Божиим. Да и само госу- дарство российское обязано служить делу Божьему на земле: ограждать и обслуживать русский национальный дух в его единстве и в его всенарод- ной общности [см. 85, с. 55]. Обращение к божественному духу при органи- зации государственного устройства чрезвычайно обязывает создателя конституции к неуклонному следованию божественному праву. В против- ном случае конституция обернётся противоположной стороной – превра- тится в вид надругательства над ним. Ильин, к сожалению, в конце концов пришёл к принципу единовластия, единоначалия. И то, и другое опровер- гается в пророчествах апостолов, а также в учении Иисуса Христа. Баглай полагает, что критериями конституционного права могут быть не его источники, а институты, т. е. группы норм, регламентирующие те или иные области конституционно-правовых отношений. Иначе говоря, ес- ли само конституционное право источников не имеет, то та или иная груп- па норм, в него входящая, опирается на тот или иной источник. В пример приводится институт президентства, состоящий из норм Конституции, за- конов, постановлений Конституционного Суда. Те же источники образуют вкупе с указами президента институт исполнительной власти [см. 13, с. 43]. Но если конституционное право не имеет собственных источников, осно- вываясь на группах норм, то есть ли у него право подниматься над этими группами норм и быть более мощной системообразующей правовой си- лой? Ведь, конституционное право предназначено создавать принципы взаимодействия данных групп норм, выстраивать координационные и суб- 239 ординационные отношения между ними. Ситуация складывается парадок- сально: дерево, не имеющее собственных корней, возвышается над кор- нями, пришедшими ему на помощь, и начинает управлять ими. На самом деле, юридическое сознание не раскрывает ряда условий относительно его источников. К примеру, основным источником боже- ственного права является Бог, основным источником права разумного – разум, анализирующий правовые состояния, сложившуюся практику чело- веческих отношений, перспективу их развития. У конституционного права также есть свой основной и дополнительные источники: об основном ис- точнике вполне прозрачно высказался Гоббс, назвав верховного правите- ля не только главой исполнительной и судебной властей, но и вершителем власти законодательной [см. 47, с. 168]. Источником-исполнителем воли повелителя в отношении к конституционному праву является сознание ан- гажированных юристов. Группы норм сами были когда-то созданы юриста- ми предшествующих времён. В этом случае всё встаёт на свои места, и конституционное право действительно может приобрести форму метаси- стемы в отношении ко всем иным законам. Баглай, находящий изъяны в конституционном праве, замечает, что в нём может не быть полного ответа на вопрос, кто и как правит в той или иной стране [см. 13, с. 27]. Приведу свой пример в подтверждение: консти- туционное право, как правило, на первое место в структуре правления ставит президента. В реальности в любой стране правят олигархии, что было известно уже Платону. Однако о них ни в конституционном праве, ни в конституции нигде ничего не прописано. Как они правят, например, в России можно судить по сухим, но многоговорящим цифрам: при прожи- точном минимуме, равном примерно 10.6 тыс. руб.; при минимальной зар- плате в 12.1 тыс. руб.; при пенсии в 13.3 тыс. руб.; при средней зарплате по стране, равной 33 тыс. руб.; зарплата депутата Госдумы равна 400 тыс. руб.; зарплата руководителя «Роснефти» равна 71.9 млн. руб., а зарплата руководителя «Газпрома» - 97.9 млн. руб. В пример приведены лишь два представителя промышленной олигархии. А есть ещё олигархии торгово- финансовая, бюрократическая, юридическая, наконец, военная. Разница между средней зарплатой граждан по стране в 2.5 тыс. раз меньше, неже- ли у олигархов. Но никто в мире не поверит, что эти люди трудятся в 2.5 тыс. раз больше остальных граждан. Кроме того, Баглай фиксирует, что нормы конституционного права на бумажном носителе словно мертвы. Их способна оживить только политическая активность. Однако и она далеко не всегда относится с пиететом к данным нормам, точно отмечает специа- лист, что превращает их в пустую формальность. Иногда у лучших специ- алистов срывается на страницы текста наболевшее: не может и не должна теория конституционного права превращаться в прислужницу властей. Она всегда способна на большее, её главный путь – превращение в подлинную науку, свободную в выборе новых аспектов своего развития, не исключая способности к критическому отношению к правовой действительности [см. 13, с. 74]. Но как бы ни трактовалось конституционное право, наиболее точным является определение его, как текста, фиксирующего важнейшие прерога- тивы верховной власти. Тогда как основополагающим является социаль- но-правовое устройство государства и общества. Посему следует обра- титься не конституционной, а к государственной форме основного доку- мента. Властные порядки, фиксирующиеся в конституционном праве и в конституции, подвержены частым изменениям, так как зависят от интере- сов, возникающих и сменяющих их повелителей, что происходит довольно 240 часто. Общественные отношения развиваются тысячелетиями, причём они пребывают в процессе не внешнего, а постепенного внутреннего, глубин- ного изменения социально-правового устройства. Уже данное соотноше- ний двух процессов развития свидетельствует в пользу государственного права, охватывающего собой всю полноту отношений в стране. Но помимо спора о конституционном и государственном видах права есть ещё одно – более веское обстоятельство. Суть в том, что властная организация часто не соответствует, а иногда противостоит социально-правовому устройству государственных отношений. Это противостояние предстаёт в виде созда- ния собственного политико-властного устройства, за которым ныне и за- крепилось понятие конституции. Хотя на уровне фундаментального соци- ально-правового устройства общественных отношений политико-властное устройство представляет собой суррогат, своеобразную его подмену. По этой причине, в жизни государств сосуществуют два разных типа устройств – властного и общеправового, нередко противостоящих одного другому. Их противостояние происходит в пределах третьего, целостного социально-политического устройства. Обычно средоточием коллизий и конфликтов между народом и вла- стью становится проблема суверенитета. В частности, оценивая весо- мость конституционного права, Баглай подчёркивает наличие у него вну- шительного фундамента, состоящего из как бы единых принципов. Пер- вым в их перечне оказывается суверенитет народа [см. 13, с. 43]. Хотя чуть дальше он, разбирая ситуацию времён Сталина, констатирует, что тогда теория конституционного права ушла в сторону от реалистических ориентиров, став голой апологией сталинской тирании. В ней самой воз- никли два акцента: неуемные восхваления отца народов и, в то же время, иллюзия безраздельного суверенитета, как бы полновластия советского народа [см. 13, с. 69]. Разумеется, ни Сталин, ни его ближайшее окруже- ние не обращали никакого внимания на конституцию в своих действиях. Ясно, что строки о полновластии народа, о полноте и широте его полномо- чий шли в кричащее противоречие с реальным положением дел, когда по- давляющим большинством полномочий обладал один-единственный че- ловек – «верховный». В те времена для такой нормы действовало смягча- ющее обстоятельство: со времени революции 1917 г. и в первые десяти- летия после неё искусственно поддерживалась иллюзия, будто вершите- лем всех дел в стране является революционный народ. После смерти Сталина эта иллюзия развеялась. Приблизился XXl век, и вновь смелые умы юристов закладывают норму, полностью противоречащую главным статьям конституции и реальному положению дел. Норма, записанная в части первой, статьи третьей основного закона, предписывает, что «носи- телем суверенитета и единственным источником власти в стране является ее многонациональный народ». Данная норма – есть, видимо, результат противоборства лучшей части юристов с ангажированной её частью. Ра- зумеется, она пока не действенна, так как реальной полнотой полномочий обладает верховная власть. Тем не менее, в ней сохраняется важный смысл о властных прерогативах, зависимых от суверенитета народа. По этой причине в некоем далеке данная статья способна обрести силу, а по- ка она является напоминанием власти о том, кто является реальным хозя- ином страны. Давая критическую оценку конституционному праву, Баглай постоян- но возвращается к теме народного суверенитета. Он, будучи закреплён конституцией, не может быть отторгнут верховной властью, так как такого права по конституции у неё нет [см. 13, с. 78]. Мысль эта заслуживает 241 большого уважения. Хотя в ней не учтено противостояние двух типов гос- ударственных устройств. Властное устройство, что бы ни писалось в кон- ституции, какими полномочиями ни наделялся бы народ, никому не отдаст реального права на собственное официальное верховенство. Народ, со своей стороны, зачастую не шумит, не кричит, но в большинстве случаев поступает по-своему, тем самым верша собственное право. Оно проявля- ется не в единичных поступках, а большинстве в типичных ситуаций, когда право действует единообразно. Данное свойство характерно не только для обычного, но для всех фундаментальных типов права. Свойство обычного права – исправлять недостатки и восполнять отсутствие официальных прав, характерных для бытовых ситуаций. Другие фундаментальные пра- ва, проявляясь на основе того же механизма замен и восполнений, охва- тывают собой наиболее существенны стороны жизни людей и их общения. Иногда даже внимательный специалист допускает оплошности. Ак- тивно восставая против тоталитаризма прошлого времени, что понятно, Баглай личность противопоставляет государству, ставя государство на службу личности. В данной постановке вопроса, полагает он, проявляется гуманистическая сущность Конституции и нового конституционного права. Проясняя свою точку зрения, Баглай коллективному пользованию проти- вопоставляет индивидуальное право и индивидуальный выбор в решении сложных вопросов [см. 13, с. 118]. Во-первых, как выяснено, сущность гос- ударства намного шире и мощнее властных структур, охватывая граждан, проживающих и действующих в масштабе территории всей страны. Чело- века можно противопоставлять властным органам, но его невозможно про- тивопоставить государству. Во-вторых, неумеренное противопоставление личностных прав правам коллективным лишает коллективные права воз- можности их существования. Но как отказаться от акционерной или от кор- поративной собственности, которые при любых обстоятельствах остаются коллективными? То есть, в данном противопоставлении не соблюдена ме- ра, которую утрачивать нельзя. Суть меры к этом конкретном случае – со- блюдение гармонии между общими и частными интересами. Если частные интересы доминируют, общее, например, корпорация, никогда не возник- нет, и даже возникнув, вскоре развалится. Примеров тому в новейшей России множество: это и сотни лопнувших, после мгновенного банкротства банков, с хозяевами, скрывшимися за рубежом; и сотни лопнувших пред- приятий, с аналогичным поведением их бывших хозяев, которые закупили дворцы в центре Лондона и настроили особняки в США. Если доминируют общие интересы, также происходит ухудшение положения отдельных лю- дей. Например, России в последнее десятилетие пришлось догонять по количеству и, особенно, качеству вооружения наиболее развитые страны. На данные цели потребовались существенные бюджетные расходы. Они оказались настолько велики, что прекратились индексации пенсий и зар- плат бюджетников, а в силу непрекращающейся инфляции население ста- ло беднеть. К 20-м гг. XX века положение дел отчасти восстановилось. Но кто-то за это десятилетие не рискнул пойти на рождение ребёнка, а кто-то просто не справился физически, расставшись с жизнью. Не случайно, на повестку дня встала проблема демографического роста, которая оказа- лась достаточно острой. Авакьяну кажется, что конституционное право способно на моделиро- вание и прогнозирование тех или иных общественных отношений, пре- вращаясь в их базу. Им приводится в пример пока неучитываемое мнение меньшинства. Конституционное право может гарантировать право мень- шинства. Тогда появится возможность для политического состязания [см. 242 2, с. 25]. В реальности идёт речь не прогнозе будущих состояний и сущно- сти государственного устройства, а о лёгкой коррекции однопланово со- зданной конституции, в которой предстоит прописать несколько более ши- рокий круг возможностей. Прогностическая функция конституции была бы реальной, если бы в неё были заложены ступени трансформации сроков правления; субъектов получения полномочий, выходящих за рамки верти- кали власти; способы сокращения уровней пирамиды управления и т.д. – то есть, стратегически важные преобразования, которых пока нет в миро- вой практике. Баглай, относясь к данной проблеме более критично, демон- стрирует пример со ст. 2 Конституции РФ, которая фактически является декларативной. В ней сказано о том, что права и свободы человека явля- ются высшей ценностью. В комментарии точно отмечается, что такая нор- ма не ведёт к конкретному правоотношению, так как не содержит в себе ничего обязывающего в отношении к предполагаемым нарушителям таких прав. В этой связи, данную норму бессмысленно предъявлять в суде для защиты права конкретного человека. Далее же, неожиданно покинув кри- тически значащую высоту, специалист всё же подчёркивает отмеченное декларативное право, как некое императивное указание, вроде бы, обязы- вающее власти постоянно помнить о приоритете человека по отношению к власть предержащим [см. 13, с. 23]. Но хорошо известно, что память у властных лиц в отношении к собственным обязанностям очень коротка, а иногда и вовсе отсутствует. Достаточно вспомнить о том, что нередко не исполняются прямые указы президента, высказанные в годичном посла- нии. Кто же из чиновников будет помнить о человеке, о соблюдении его прав, если эти права не прописаны в конституции в виде способов их кон- кретного применения, которые после должны быть воплощены в совокуп- ности норм закона для использования в судебной практике? Крусс, также заботящийся о конституционном предвосхищении будущих событий, при- водит пример, претендующий на подтверждение своей идеи. В частности, в конституции как бы предугадана проблема совместного правопользова- ния, связанная с соседским правом. Любая совместная жизнь соседей, предполагает, мол, необходимость взаимных уступок, сокращающих не- ограниченность правопользования [см. Крусс, с. 31]. В реальности, то, что именуется конституционным предвосхищением, давным-давно преврати- лось в норму обычного права. Да и как иначе, если люди на протяжении веков жили бок-о-бок, взаимно пресекая попытки нарушения прав со сто- роны соседей по полю, по близко стоящим постройкам и т.п. Помимо прогрессивных специалистов России, существует антипози- тивистская оппозиция в ФРГ. Она не остановилась перед авторитетом са- мого высокого в правовой иерархии закона. Как высший судебный, так и высший конституционный органы смело пошли на изменение конституци- онного права. В частности, они своими решениями сняли неприкосновен- ность с конституционного права и с конституции. Сделали они это путём включения в последнюю ряда общих принципов, не конкретизированных законодателем в тексте основного Закона. В качестве обоснования ис- пользовано надпозитивное право, возможности которого выходят далеко за возможности учредительной власти законодателя [см. Давид, с. 77]. Тем самым, произошло нечто необычное: с виду консервативные юристы Германии сохранили не устраняемую память о своих великих философ- ских предшественниках, Канте и Гегеле, а также память об освободитель- ной сущности их философских учений о праве, стараясь подражать им в современности. 243 К сожалению, умы некоторых наших специалистов заняты, в основ- ном, схоластикой. Один из них определяет место конституционного права среди других прав. Заявив об отсутствии у конституционного права поло- жения на вершине пирамиды прав, он предлагает свою аргументацию. По его утверждению, основным источником конституционного права оказыва- ется конституция, содержащая важнейшие институты и нормы. По этой причине конституционному праву специалистом уготовано место быть не вершиной системы права, а ее центром, вокруг которого располагаются другие отрасли права [см. 119, с. 44]. Данная логика странна: конституция никак не может быть источником конституционного права, будучи создан- ной на основе его лучших (или не очень лучших) идей. Если же конститу- ция становится источником конституционного права, то оно никогда не бу- дет иметь перспективы развития, повторяя вложенные в конституцию идеи её составителей. Впрочем, также непонятно, какими идеями пользовались они сами, если конституционное право не создано. В связи с произведён- ным анализом ряда проблем конституционного права, невольно возникает ощущение в необходимости последующего анализа самой сущности кон- ституционного права, его места и роли в целостной системе видов и, осо- бенно, типов права, а также перспектив его развития. |